Глава 6. Мужская любовь: это моя территория!

Как и Маркус Хайнрихс до начала своих экспериментов, вы можете сомневаться в том, что одно вещество (а хоть бы и несколько) способно послужить источником такого сложного явления, как человеческая любовь. Подобная идея умаляет значение свободной воли в том, что кажется нам самым важным поступком в жизни. Ведь мы сами решаем, когда заниматься сексом. Мы сами выбираем, с кем заниматься сексом и кого любить. Так считает большинство людей. Нет, мы не собираемся утверждать, что свободная воля во всем этом вообще отсутствует. Мы хотим только показать, что люди очень сильно зависят от влияния нейрохимических веществ. Человеческая любовь действительно является результатом воздействия этих веществ на определенные цепи в нашем мозге, и способность к устойчивой моногамной любви разная у разных людей. Она зависит от генетических особенностей и внешних событий, над которыми у нас почти нет власти.

Чтобы понять, насколько велика власть нейрохимических веществ и как долго они находятся у власти, мы приходим в лабораторию Кэти Френч в Калифорнийском университете Сан-Диего, расположенную высоко на плоскогорье с видом на Тихий океан. Френч изучает пиявок. Она занимается ими много лет и, наверное, многим покажется немного эксцентричной. Но она совсем не похожа на тот мрачный демонический образ мизантропа, который возникает при мысли о ком-то, кто питает страсть к кровососущим тварям. Френч — бойкая, маленькая, энергичная блондинка. В старших классах она могла бы быть лидером группы поддержки школьной команды.

Когда Френч и ее сотрудник Криста Тодд вводят нас в крошечную комнату, наполненную влажным воздухом и больше похожую на чулан, мы видим лишь полки и стоящие на них маленькие стеклянные сосуды. Внутри каждого сосуда с водой и мхом бездельничает несколько пиявок. Их легко спутать с упитанными улитками без раковин. Длина пиявки в сжатом состоянии достигает семи сантиметров (в таком виде они проводят большую часть времени, хотя могут растягиваться до двадцати). Если их не трогать, всё, чем они занимаются между поглощениями очередной порции крови, – это неподвижное возлежание у края воды, как Джабба Хатт²⁶ в отпуске на Арубе. Но Френч может рассказывать об их жизни с восторгом тринадцатилетней девочки, описывающей прическу Джастина Бибера. Hirudo medicinalis — медицинская пиявка — принадлежит к типу кольчатых червей и является родственником дождевого червя, а ее тело тоже состоит из большого числа сегментов. Никто не знает точно, насколько древняя эта группа — пиявки, но они очень, очень древние. Окаменевших кольчатых червей находят в отложениях кембрийского периода, возраст которых насчитывает пятьсот миллионов лет. Род Hirudo, возможно, не такой древний, тем не менее те животные, которых мы видим у Френч, действительно живые реликты: их предки водились в заболоченных водоемах задолго до того, как полевки, овцы и люди, да и все другие млекопитающие появились на земле.

²⁶ Персонаж киносаги «Звездные войны» Джорджа Лукаса, похожий на гигантского слизня.

Все пиявки гермафродиты: у каждой особи есть мужские и женские половые железы. Не правда ли, довольно удобно? Впрочем, хотя органы у них есть, оплодотворять себя сами пиявки не могут, и спаривание у них — дело довольно затруднительное. Прежде всего пиявке надо найти партнера. Глаз у них нет, и Френч полагает, что они ориентируются в окружающей среде, полагаясь на органы вкуса: при помощи губ, где имеются клетки химического чувства, они и пытаются отыскать подходящего кандидата. По мнению Френч, пиявки ощущают вкус мочи, выделяющейся через поры, расположенные у животного на брюшной стороне тела. Если пиявка в настроении, она поднимает голову, как кобра, и начинает шевелить губами (просто вылитая старуха, жующая воздух беззубым ртом): надеется почуять привлекательный запах мочи и уловить признаки того, что особь, оставившая ее, готова к спариванию, – она старается распознать социальные сигналы об окружающих пиявках. Френч пока не может этого доказать, но утверждает, что «пиявки должны как-то различать такие сигналы, иначе бы они постоянно друг друга насиловали».

Как только пиявка находит партнера, начинается замысловатый балетный этюд. В нижней части тела пиявки имеется множество половых пор, которые ведут к половым органам. Пенис находится в поре пятого сегмента тела. Женская пора расположена в следующем, шестом, сегменте. Если вы пиявка, вы должны убедиться, что ваш пятый сегмент находится напротив шестого сегмента вашего партнера, что совсем непросто. Пиявки отрывают брюшную сторону тела от земли и, как описывают Френч и Тодд, закручиваются вокруг друг друга «как телефонный шнур» (скрученные пиявки действительно напоминают телефонный шнур). Трудно представить, чтобы ленивые пиявки, большую часть времени лежащие у воды, проделывали нечто подобное. Френч говорит, что они приподнимают низ тела, двигаются, как кобры, и скручиваются, как телефонные шнуры, только когда спариваются, и больше никогда. У них есть важная причина редко вести себя экстравагантно: это очень опасно. Спариваясь, пиявки становятся уязвимы для хищников. Пусковой сигнал для такого поведения должен быть очень мощным, чтобы животное забыло о собственной безопасности.

Хотя пиявок веками используют в медицине и часто — в современной лечебной практике, до некоторых пор никто не знал, почему они начинали скручиваться, пока на одной встрече Френч не услышала слова исследователя из университета Юты, Балдомеро Оливера. Он рассказывал о яде, который брюхоногие моллюски конусы используют для охоты на червей-точильщиков (это тоже кольчатые черви). Яд конусов содержит нейротоксины. В голове у Френч сразу возникла счастливая идея, и она сказала: «Хм-м, у нас есть кольчатые черви, у вас — нейромышечные агенты. Мы бы хотели проверить их на наших животных». Две лаборатории начали сотрудничать. Ученые из Юты разделили яд конусов на составляющие его вещества и отправили некоторые ингредиенты в Сан-Диего. Здесь препарат ввели в тело пиявок и стали ждать, что произойдет. Обе лаборатории понимали, что ждать придется несколько месяцев, если не лет. Однако эффект проявился почти сразу, и он был поразителен. «Всего через три повтора мы обнаружили, – рассказывает Френч, – что половое поведение пиявок — движения кобры, телефонные шнуры — возникало в ответ на одну из субфракций яда, даже если поблизости не было половых партнеров». Как оказалось, эту субфракцию можно было купить у некоторых компаний — поставщиков химических веществ. Френч приобрела партию. Как только она ввела препарат своим пиявкам, животные продемонстрировали то, что она назвала «ложным флиртом». (Тодд предложила в качестве обозначения «ложный трах», что гораздо точнее передает происходящее, но Френч решила, что этот термин вряд ли будет приемлем для объявлений на научных конференциях.) Пиявки пытались спариться.

Чтобы показать нам, насколько мощно и быстро действует вещество, Тодд берет тонкий шприц и заносит иглу над пиявкой, одиноко лежащей в пластиковом контейнере с небольшим количеством воды. Если бы она вытянулась, то ее длина составила бы около двенадцати сантиметров, но она этого не делает, а занимается своими пиявочными делами, то есть просто лежит. Тодд делает укол, и всего через две минуты пиявка цепляется задним концом тела за днище контейнера и начинает растягиваться и скручиваться, показывая брюшную сторону, разевая рот, и действительно напоминает живой телефонный шнур. В конце концов из мужской половой поры высовывается кончик пениса.

Тодд тычет в пиявку шприцем. Обычно пиявки немедленно сжимаются. Но эта не замечает боли и продолжает скручиваться. Лаборатория Френч воздействовала на таких пиявок электрическим током, и те не дрогнули. Их полностью захватило брачное поведение. Все, чего они хотят, – это заняться сексом. Возможно, в процессе эволюции у моллюсков конусов появилось вещество, запускающее брачное поведение червей-точильщиков, чтобы те становились легкой добычей.

Вещество, возбуждающее пиявок Френч, носит название конопрессин. В организме пиявки содержится его аналог — аннетоцин. У людей тоже есть подобное вещество, точнее, два вещества: окситоцин и вазопрессин. Человеческие окситоцин и вазопрессин возникли примерно семьсот миллионов лет назад. В процессе эволюции ген, отвечавший за создание конопрессина и аннетоцина, разделился на две связанные между собой части, которые стали генами вазопрессина и окситоцина. Все эти вещества представляют собой цепочку из девяти аминокислот. Вот цепь аннетоцина:

Цис — Фен — Вал — Apг — Асн — Цис — Про — Тре — Гли.

Цепь конопрессина:

Цис — Фен/Иле — Иле — Apг — Асн — Цис — Про — Лиз/Арг — Гли.

Человеческий окситоцин:

Цис — Тир — Иле — Глн — Асн — Цис — Про — Лей — Гли.

И наконец, человеческий вазопрессин:

Цис — Тир — Фен — Глн — Асн — Цис — Про — Арг — Гли.

Буквы — сокращенные названия аминокислот, но не забивайте себе ими голову. Сокращения, выделенные жирным шрифтом, указывают на аминокислоты, общие у людей и животных. Иначе говоря, вещества, возникшие сотни миллионов лет назад у предков пиявок, дошли до нас в практически не измененном виде. Если вы возьмете ген, который у рыбы-собаки кодирует изотоцин — аналог окситоцина, и пересадите его крысе, то в нейронах крысиного гипоталамуса вместо окситоцина начнет производиться изотоцин. Гены, отвечающие за синтез этих веществ, устроены настолько сходно у рыб и млекопитающих, что одинаково работают у совершенно разных видов. Обратите внимание: человеческий окситоцин и человеческий вазопрессин различаются только по третьей и восьмой позициям. У этих двух гормонов много общего, они могут связываться с рецепторами друг друга и запускать их работу. Когда лаборатория Френч решила изучить влияние блокатора рецепторов конопрессина, кто-то посоветовал ей приобрести блокатор вазопрессина. «Слушайте, – ответила она, – эти белки сложные, очень специфические. Вы, конечно, можете его купить, но у вас ничего не выйдет, поэтому сразу говорю: не слишком расстраивайтесь». Блокатор сработал идеально.

Если вещество так мало изменилось за миллионы лет, оно должно играть ключевую роль в каких-то очень важных общебиологических процессах, иначе бы оно давным-давно осталось на обочине эволюции. Мы уже обсуждали значение окситоцина. В 1906 году его обнаружил сэр Генри Дейл. (В 1936 году он получил Нобелевскую премию за открытие механизма взаимодействия нервов посредством химических веществ, а не электрических сигналов, как полагало большинство ученых.) В экспериментальных условиях окситоцин был синтезирован в 1953 году американским ученым Винсентом дю Виньо. Его лаборатория также первой изолировала и синтезировала вазопрессин. Дю Виньо тоже получил Нобелевскую премию.

В 1950-е вазопрессин был известен науке как антидиуретический гормон: он отвечает за поддержание водного баланса в организме. Детям, которые хронически мочатся в постель, часто выписывали лекарство, содержащее вазопрессин. Никто тогда и не подозревал, что гормон действует на клетки нашего мозга и влияет на наше поведение. Сейчас мы склонны подозревать, что он не только запускает процесс спаривания у пиявок, но крайне важен для возникновения человеческой любви, особенно если мы говорим о любви с мужской точки зрения.

Согласитесь, как-то непохоже, чтобы пиявки и баланс жидкости в организме имели какое-либо отношение к моногамной человеческой любви. Но давайте представим, что вы сидите в подвале и пытаетесь отремонтировать систему домашнего отопления. Эта картина будет выглядеть не так уныло, если у вас с собой бутылочка пива. Теряясь в догадках о том, как же починить этот обогреватель, вы ощущаете приближающуюся жажду и беретесь за бутылку. Вот тут-то до вас доходит: открывалка лежит наверху, в ящике кухонного стола. Вместо того чтобы подниматься наверх и (что очень вероятно) выслушивать неприятные вопросы о состоянии обогревателя, вместо того чтобы изобретать открывалку на месте, вы находите подходящую отвертку и прекрасно управляетесь ею. Эволюция тоже приспосабливает существующие инструменты к новым нуждам. Вазопрессин и окситоцин — примеры явления, которое эволюционные биологи называют экзаптацией: использованием уже имеющегося вещества или нейронной цепи с новой целью.

Пиявки мочатся по той же причине, что и люди: они избавляются от лишней воды и вредных веществ. Но моча других пиявок может поведать им о многих интересных и полезных фактах, например: готов ли кто-нибудь по соседству спариться? Млекопитающие постоянно используют мочу для общения: взгляните на свою собаку. Когда вы берете Спарки на прогулку, он скорее всего проводит непомерно много времени, прыская мочой на любимые столбы по всему вашему (точнее, по всему его) району Таким способом он оставляет послания для других собак. Млекопитающие могут многое узнать друг о друге через мочу, и некоторые виды определяют по ней готовность половых партнеров к сексу. Животные помечают свою территорию струей мочи — так они сообщают другим, что помеченное пространство принадлежит им. Кое-кто использует для этого не мочу, а выделения пахучих желез. Так, в 1978 и 1984 годах ученые сделали открытие, проводя исследования на хомяках (мы указываем две даты, потому что открытие пришлось фактически делать дважды). При введении вазопрессина в медиальную преоптическую область и в передний гипоталамус самцов хомяка в них пробуждается страстное желание к расширению личного пространства. Для мечения территории они используют пахучие железы в задней части тела.

Лягушки для общения не используют ни мочу, ни пахучие железы — они друг с другом разговаривают. Квакая, самцы сообщают о своей доступности самкам, а некоторые виды — о принадлежащей им территории. Кваканье в мозге лягушки запускается действием вазотоцина — аналога вазопрессина. Ученым известна зависимость между громкостью кваканья и количеством воды в организме лягушки. Вода увеличивает внутреннее давление, помогая самцу достойно выступить на лягушачьем концерте.

Следовательно, вазотоцин необходим лягушкам для общения между полами и для обозначения границ территории.

Чтобы успешно охранять свою территорию, животное должно помнить, где, собственно, эта территория начинается и где заканчивается. Для этого нужно иметь пространственную память, и она так же необходима, как память социальная, о которой мы рассказывали в предыдущей главе, поскольку иначе животное не сможет отличить свою территорию от чужой. Далее, как только вы объявите своей какую-то территорию, вам придется ее защищать. Вы должны быть готовы драться за нее, иначе какой смысл называть ее своей? Но коль скоро ради защиты территории вы готовы рисковать здоровьем и даже жизнью, значит, вы наверняка к ней что-то испытываете. В определенном смысле вы чувствуете к ней привязанность. У вас есть дом. Ваш дом — именно это место, а не какое-то другое. Вы, если позволите так выразиться, становитесь территориально моногамными. Спарившись, вы либо пригласите самку на свою старую территорию, либо займете новую — небольшой клочок земли, где будете растить детей и охранять партнершу так же ревностно, как охраняли занятое вами пространство.

Психология bookap

То, что начиналось как способ контроля водного баланса в организме, у мужчин превратилось в умение привязываться к партнеру. Женская любовь уходит эволюционными корнями в нейронные цепи материнской привязанности, а для мужчин, по мнению Ларри, женщина — это территория. Это, конечно, гипотеза, а не доказанный научный факт. Поэтому давайте вернемся к научным фактам и будем исходить из того, что окситоцин и вазопрессин управляют работой систем органов и служат для передачи сигналов по нейронным цепям и у мужчин, и у женщин. Наука пока не разобралась досконально, как именно взаимодействуют два этих вещества, оказывая влияние на половое поведение людей, но благодаря опытам на животных мы кое-что знаем.

Сейчас установлено, что чувствительность к окситоцину зависит преимущественно от эстрогена, а синтез вазопрессина в нейронах мозга — от тестостерона. В миндалевидном теле мужчин содержится больше нейронов, производящих вазопрессин, и он, судя по всему, регулирует такой вид мужского социального поведения, как охрана партнера, причем у самых разных видов. (Разумеется, если человеку ввести вазопрессин, он не бросит свою пиццу и не начнет извиваться, как телефонный шнур.) Мы спросили Кэти Френч, не слишком ли это большое допущение — сравнивать половое поведение пиявок с половым поведением людей? «Оно удивительно похоже на человеческое, – отвечает Френч. – На уровне молекул». «На уровне молекул», – с решительным кивком повторяет за ней Тодд.