ЧАСТЬ II. СОВРЕМЕННАЯ КАССАНДРА

Глава 11. Фемида

²⁰³ Куреты — демонические существа, входившие в окружение Великой Матери богов Кибелы-Реи и младенца Зевса на Крите. В период поздней античности куреты составляли окружение Афины.

В эпоху патриархата защитная адаптация Аполлона и Артемиды заключалась в отрицании взаимной враждебности и избегании конфликтов. Они скрывали свои отношения за родственной связью и находили пристанище в соответствующих «латентных» группах, чтобы защитить и укрепить свою сексуальную идентичность.

Но точно так же, как после латентной стадии развития наступает подростковый возраст и проявляется интерес к другому человеку — сверстнику, так и Артемида с Аполлоном должны покинуть свое нарциссическое прибежище, допуская, что испытывают по отношению друг к другу и любовь, и ненависть, и признавая недостаток собственной целостности. Она не имеет пениса, а у него нет матки. Если они смогут перенести печаль, вызванную этим обстоятельством, и признать свою зависть, страх и желание, то, возможно, сумеют почувствовать наличие обоюдного желания. Здесь нужно обладать и мужеством, и умением идти на компромисс. При возвращении черт характера, свойственных обоим близнецам: бесстрашия, интегрированности и стремления к истине, — им следует признать взаимную уязвимость и добиваться взаимного доверия и признания.

Отношения любви-ненависти между Артемидой и Аполлоном интрапсихически проявляются в виде напряженного конфликта между Эго и Анимусом. Поэтому у женщины часто могут быть два мнения по любому вопросу. Задача терапии заключается в том, чтобы сознательно ощутить это расщепление, прослеживая канву конфликта и проясняя ее как можно лучше. Единственный способ добиться этого — участвовать в ролевой игре, где используется максимально широкий диалог, в котором представлены самые разные точки зрения. По существу, пациентка получает некую промежуточную точку опоры, испытывая динамическое напряжение и находясь между поляризацией и соединением.

На этой стадии женщина узнает, что отношение к другому человеку представляет огромную ценность, но вместе с тем ей не следует забывать о себе и опрометчиво не подчиняться воле другого человека. После интеграции образа Артемиды в Эго-сознание она научилась говорить «нет» совершенно иначе, чем делала это раньше, отвергая предложения Аполлона. Теперь она может сказать «нет» осознанно. У нее есть на это свои причины, и она может сделать все, сохраняя достоинство. Следующий ключевой шаг состоит в том, чтобы научиться говорить «да».

Точно так же Аполлон появляется в психике женщины-Кассандры в качестве Анимуса, имеющего совершенно иную основу. Он больше не является управляющей доминантой и центром психики. На более ранней стадии процесса Эго перестало идентифицироваться с патриархальным аполлоническим Анимусом и регрессировало до матриархального уроборического уровня. Лишенный подпитки либидо Анимус фактически прекращает действовать и регрессирует вслед за Эго. И точно так же, как онтогенез повторяет филогенез, развитие Анимуса у женщины-Кассандры происходит в соответствии с историческим развитием характера Аполлона: от сына-любовника матриархальной богини (Диониса на стадии Гекаты) через героический Гомеров образ (Геракла на стадии Артемиды) до классического Аполлона.

Теперь, на данной стадии своего развития, Аполлон может преодолеть ограничивающие его рамки нарциссического человеконенавистничества, которые стали причиной его отвержения Кассандрой. Аполлонический Анимус пережил свою дионисийскую Тень и в существенной степени оказался на стадии умирания (mortificatio). Теперь ему следует научиться устанавливать равноправные отношения с сильным женским Эго. Анимус больше не может выступать в роли тирана, подвергая его шантажу и угрожая его покинуть. Теперь женщина во всеоружии, она обладает внутренней властью; кроме того, она умеет предъявлять требования, быть безжалостной и брать реванш. Теперь она может оставаться в одиночестве.

Более того, она может создать тайное сакральное место. Это очень важная функция, так как теперь Эго способно создать контейнер для coniunctio, позволяющий сдерживать приливы эмоций и периодические соединения и разделения.

Новый Аполлон должен обладать способностью выдерживать отвержение, не разрушая ничего вокруг в своей нарциссической ярости. У него также существует потребность быть более восприимчивым к другому, но вместе с тем ему следует сохранить свою прежнюю способность говорить «нет» (в данном случае — женскому нарциссизму). С исторической точки зрения эта консервативная функция Аполлона хорошо известна: он открыл золотое сечение и всегда учил «не совершать экстремальных поступков и вести себя умеренно».

Аполлон говорит «нет» самым атавистическим чертам фемининности, присущему ей внутреннему хаосу. Именно он убивает Пифона, приручает диких Муз, приговаривает Клитемнестру и изгоняет фурий. Он клеймит рабство и конкретность матриархата. Он хочет прервать бесконечную цепь мести, взывая к осознанию связанного с ней ужаса и аморальности. Аполлон призывает к прощению и трансценденции и побуждает нас найти смысл в инстинктивном поведении, вместо того чтобы действовать вслепую. Мы можем видеть его философию сублимации и чистоты в следующем отрывке из гимна Аполлону поэта Каллимаха, жившего в эпоху классического эллинизма:

²⁰⁴ Kerenyi, Apollo, p. 26. (Каллимах. Гимны. К Аполлону, Античная литература. Греция. Антология. Т. 2., с. 272).

Здесь Аполлон вызывает приступ Зависти из-за того, что обладает великолепным музыкальным даром и, вероятно, из-за своего высокомерия, обусловленного его не вызывающей сомнений святостью. Однако он прекрасно защищается.

На этой стадии психотерапевтического процесса у женщины-Кассандры констеллируется Зависть в ответ на появление Аполлона в его классическом образе. Так как Эго вступает в контакт и начинает взаимодействовать с аполлоническим Анимусом, может остаться некоторая часть Тени, которая упрямо сопротивляется проникновению, предпочитая оставаться в состоянии идентификации с Самостью (с характерной для этого состояния инфляцией). Возникает образ власть предержащей и дарующей власть женщины, единственной целью которой является сохранение контроля над мужской фаллической энергией. Она скорей погубит патриархальную маскулинность, чем позволит ей взять над собой власть.

Аполлонический Анимус должен сам противостоять злой части Тени, иначе она полностью поглотит всю психику. Эта часть фемининности не может стать частью coniunctio, ибо она не идет на компромисс, на жертву и не признает ограничений. Таким образом, зависть, которая ощущается на этой стадии, снова имеет эдипову природу и связана с лишением прав третьего, которое перестало ощущать себя нужным остальным.

До тех пор, пока Эго будет переживать такой инфантильный нарциссизм, этот самый мрачный аспект фемининности может найти точку опоры, чтобы оказывать воздействие с помощью черной магии. Анимус может информировать женщину о том, какое ее поведение он одобряет, а какое — нет, о том, какое поведение оказывается приемлемым или социально одобряемым, но эту работу должно выполнять Эго: делать выбор, принимать человеческие ограничения и отвечать за последствия выбора.

Саре приснился сон, который может служить иллюстрацией того, как Эго готово идти на компромисс, необходимый для coniunctio, а нарциссическая Тень фемининности этому сопротивляется:

«Я нахожусь в солнечной кухне с мужчиной и женщиной, которые являются моими друзьями. Они любовники и вместе там живут. Они позволяют мне остановиться у них на какое-то время, и мы говорим о том, чтобы они помогли мне найти любовника. Мне очень хорошо, я чувствую себя защищенной.

Я выхожу во дворик и нахожу там в траве браслет. Видно, что он пролежал там долго, поскольку уже наполовину в земле, а вокруг выросла густая трава. Вы можете нащупать пальцами лишь отдельные его части. Это кольца. Одно из них — мое жадеитовое кольцо. Я держу его. Остальные кольца принадлежат Касси. Одно из них — странная копия моего кольца с громадным зеленым хрусталем. Я беру эти кольца в дом, где Касси сидит на краю бассейна, полного воды, в большой комнате, где также находятся мужчина и женщина. Я бросаю кольца в бассейн и говорю Касси, что нашла их. Она их поднимает, отвечает, что они ей не нужны, и сердито бросает их на пол, словно капризный ребенок. Я подбираю кольца и говорю, уже держа их в руках: „Мои, мои! Разве мы с ней не одно и то же?“»

Этот сон Сары перекликается со сном Эллен о кухне в Нью-Йорке, однако представляет собой еще один шаг вперед в развитии личности. Здесь coniunctio уже совершилось, громадная Тень довольно близка к смерти, и пара оказывается ближе к Эго-сознанию. То есть эти два человека оказываются хорошими друзьями Сары. Кроме того, они обладают и родительскими качествами. (Не так уж редко приходится видеть констелляцию образов хороших родителей, символизирующих раннюю стадию coniunctio).

Возможность соединения проявляется не только интрапсихически, в виде открытости аполлоническому Анимусу, но и может проецироваться вовне. Именно в это время Сара выразила желание установить постоянные отношения с мужчиной и проявила интерес к замужеству и желание иметь детей.

В первой сцене сновидения отражается соединение противоположностей, выраженное в абстрактной форме: кухня, которая символизирует мать, питающий женский сосуд, где происходит трансформация, пронизана солнечным светом, солярным сознанием духовного отца.

Именно в рамках данных ограничений Сара находит браслет, образ Самости. Кольцо — это символ преданности и долга, верности данному обету. Оно из жадеита, символизирующего гермафродитическую Самость. В Китае этот камень известен высоким уровнем энергии Ян, символизирующей мужское начало. По описанию, жадеит представляет собой застывшую прозрачную и чистую воду из горного ключа, о которой сказано в гимне Аполлону.

Но жадеит обладает и женским началом Инь. Он является не только земным минералом, но и переходным — материалом-посредником, а при разломе производит протяжный, резонирующий звук. Несмотря на твердость, жадеит хорошо обрабатывается и прекрасно поддается полировке. В доисторические времена он использовался при изготовлении оружия и разнообразной утвари²⁰⁵.

²⁰⁵ Funk & Wagnall's Standard Dictionary of Folklore, Mythology, and Legend, p. 537.

В сновидении камни все еще находятся в земле; то есть они еще не отделены от Великой Матери. Эго сна необходимо проделать некоторую работу, чтобы вынуть их из земли. Во-первых, необходимо почувствовать их своими пальцами; иными словами, оно должно использовать воплощенную чувственную функцию, чтобы узнать их ценность. Затем ему придется вступить в контакт с инфантильной Тенью Касси, которая отказывается взять себе даже часть камней.

Касси сидит на краю бассейна; таким образом, с точки зрения психологии она по-прежнему пребывает в состоянии нарциссического слияния, предшествующего отделению от женской Самости. Она по-прежнему идентифицируется с уроборическим кругом, а потому не имеет возможности относиться к нему символически — как к кольцу. Возможно, на определенном уровне осознания она понимает, что ее кольцо не столь ценно, как кольцо Сары, поскольку слияние — это грубая имитация coniunctio. Кольцо Касси содержит хрусталь, полудрагоценный камень, который может символизировать копию подлинной сущности. Это обстоятельство отражает то, что при достижении желаемого больше используется магия, чем Эго-сознание. Поэтому хрусталь имеет зеленый цвет зависти, а не цвет, характерный для роста и плодородия.

В этом сновидении присутствует та же Касси, с которой Саре «нужно было заниматься» в предыдущем сне. В данном случае Касси себя ведет «как маленький ребенок, который хочет заявить о своем превосходстве и показать, кто в доме хозяин» (по словам Сары). Это стремление к власти, которое мотивируется нарциссической Тенью.

Этот сон проясняет, как Саре следует относиться к Касси. Ее здоровое Эго уже установило связь с аполлоническим Анимусом. Теперь, при наличии жесткой и вместе с тем заботливой родительской установки, она может обратиться к своей нарциссической

Тени, которая продолжает ее подводить и не позволяет полностью осознать, что является подлинной ценностью.

Наградой за приручение нарциссической Тени, проработку эдиповой зависти и принятие необходимости идти на компромисс является постепенное прекращение идентификации Эго с Самостью и дифференциация личной и трансперсональной Тени. Эго не теряет мать, оно приобретает спутника — Анимус, который позволяет постигать символическую реальность, сохраняя определенную условность, формализм и эстетическую восприимчивость. Здесь Анимус ведет себя как субстанция, которую Фрейд назвал Супер-Эго.

Новый Анимус также способствует ориентации Эго во внешнем мире. Это Аполлон, бог городов и закона, основатель порядка, формирующего общество. Именно на Аполлона Платон в своей идеальной республике возложил ответственность за решение всех вопросов, связанных с религией и моралью.

Даже архифеминистка Криста Вольф признает ценность Аполлона, а также то, что мы не можем просто возвратиться назад, к природе, к временам матриархата: «Познай себя — максима дельфийского оракула, […] один из девизов Аполлона; этот девиз не мог принадлежать любой богине в любое время»²⁰⁶. В конце концов, почему мы должны лишать себя четырех тысяч лет развития? Безусловно, фемининность страдала в эпоху патриархата, но ответом на это не должна стать регрессия, принимающая форму очередного цикла мести. Вместо этого нам следует попытаться выделить из патриархальности все самое лучшее.

²⁰⁶ Wolf, Cassandra, p. 294.

Вальтер Отто в приведенном ниже тексте описывает аполлоническое сознание, которое относится к одной из самых важных черт этого бога, а именно — к его отчуждению:

«На первый взгляд, это качество отражает нечто негативное, однако его практическое применение имеет более позитивное значение — установку на познание. Аполлон против тесной близости, самопознающих сущностей и рассредоточенного внимания, а также против духовного родства, мистического опьянения и экстатических фантазий. Он хочет не души (в дионисийском смысле), а духа. В Аполлоне мы находим дух естественного познания, который противопоставлен самому существованию и миру неравноправной свободы — подлинному греческому духу, которому суждено было породить не только многочисленные искусства, но в конце концов даже науку»²⁰⁷.

²⁰⁷ Walter Otto, The Homeric Gods, p. 78.

Так как архетип Аполлона восстанавливает внутренний аналитический контейнер, роль аналитика изменяется, особенно в сфере деятельности ее собственного Анимуса. На стадии Гекаты, когда аналитик работала над дионисийским Анимусом, терапевтическая интервенция в основном включала в себя отзеркаливание и конфронтацию с поведением пациентки, причем это происходило в форме конкретного описания. Теперь интерпретации стали более символическими и «аналитичными». Здесь Аполлон предстает в своем классическом виде, предполагая найти понимание на рациональном уровне, а также ясность, объективность и перспективу. Пациентка может сопротивляться таким интерпретациям в той мере, в которой ее Эго по-прежнему идентифицируется с темной стороной фемининности.

В сновидении Эллен проявляется такое сопротивление:

«Я сплю в комнате, обшитой сосновыми панелями. Это летний лагерь или общежитие для молодежи. Меня будит врач в белом халате, который хочет сделать мне укол. Я думаю: „Его не должно здесь быть“. Я пытаюсь убежать, но другой мужчина сзади хватает меня за горло».

Здесь мы видим, что Эго сна по-прежнему идентифицируется с дикой природой Артемиды, сопротивляясь проникновению Анимуса — в данном случае Аполлона в качестве бога медицины. Этот сон приснился пациентке в конце летнего месячного перерыва в терапии; в нем проявляется реакция негативного переноса на ее возобновление. Образ второго мужчины символизирует героический Анимус, который уже крепко утвердился в психике пациентки. Это тот же самый образ, который удерживает собак в ее прежнем сне. Здесь он схватил Эллен за горло (как в мифе Геракл держит Цербера), чтобы доктор-аналитик — аполлонический Анимус — мог ее лечить.

Несомненно, Эллен переживала все это как бандитское насилие, учиненное элементами ее внутренней маскулинности, однако здесь стоит отметить одно обстоятельство: ее ассоциацией на сосновые панели было выражение «похожие на гроб», которое говорит о том, что умрет нечто жизненно важное, если она не сможет покончить со своим нарциссизмом.

В следующем сне Джейн находит свое отражение образ женщины-Кассандры, которая уже подошла к тому, чтобы признать свою нарциссическую Тень и проработать эдиповы проблемы:

«Я добровольно пошла работать в школу с детьми переходного возраста. Я взяла класс дошкольников (детей от 4 до 5 лет). Смотрю, что из этого выйдет… Позже появляется открытый дом на территории школы, чтобы можно было увидеть, какие произошли изменения. Я прохаживаюсь по территории. Здесь растут прекрасные цветы и деревья. Я гуляю по тщательно убранной зеленой лужайке. Подхожу к каменной стене. Газон продолжается и на самом верху стены, как горное плато. Мужчина, который стоит на верхней лужайке, помогает мне подняться по стене к нему наверх. Я его узнаю: это наш почетный гость… По пути домой меня приглашает присоединиться группа, состоящая из семи человек; среди них этот мужчина. Тогда я буду восьмой. Это будет своеобразный психологический эксперимент. Мне становится интересно».

Действие этого сна разворачивается в школе, то есть в месте, предназначенном для получения знаний и развития интеллекта. Как и Сара, Джейн должна работать с проблемами эдипова возраста. Это возраст, в котором дети получают первый жизненный опыт вне дома. Несмотря на то, что Джейн не посещала детский сад при школе, которую она видела во сне, самое счастливое время она провела именно в школе, в подростковом возрасте, и добивалась тогда самых больших успехов. Эта ассоциация плюс ее позитивная установка предвещали удачное решение задачи, поставленной перед ней психикой.

В сновидении эта работа по трансформации происходит на территории школы. Сначала расцветает все естественное окружение, что позволяет предположить: психологические изменения приятны не только для бога Логоса, но и для Матери-Земли, которая уже не ведет себя как воплощение нарциссической матриархальности, по инерции сопротивляясь любому соприкосновению с духовным богом. Земля в сновидении прекрасно ухожена, газоны и клумбы тщательно убраны, что свидетельствует о союзе земли и неба.

Изменения включают в себя также возвращение аполлонического Анимуса. Он появляется в образе человека — почетного гостя, который напомнил Джейн двух ее школьных учителей. Один обучал ее истории искусств в высшей школе; другой был профессором биологии в колледже. Именно он вызвал в ней интерес к изучению лимфатической системы, соединяющей психику и сому. Оба учителя были светловолосыми и привлекательными молодыми людьми, отличались ясностью мышления, объективностью и чувствительностью к прекрасному. Это позволяет предположить, что данный образ сновидения символизирует Анимус с характерными чертами Аполлона, бога науки и искусства, к которому сновидица относится с должным почитанием и уважением, а не сопротивляется ему, испытывая страх и ужас.

Новый аполлонический Анимус, подобно двум учителям, проявляет позитивное отношение и оказывает помощь, но при этом не вызывает ни малейшей привязанности; то есть он больше не требует ни отзеркаливания, ни подчинения. Теперь он становится спутником и коллегой.

Мужчина в сновидении помогает Эллен преодолеть препятствие в виде каменной стены, причем довольно высокой. Каменные стены разделяли частные владения; кроме того, слово «стена» в разговоре употребляется в значении «препятствие». Таким образом, с точки зрения психологии, преодоление этого препятствия в чистом виде символизирует четко простроенные границы Эго, столь необходимые женщине-Кассандре для перехода в стадию Артемиды. Однако эти жесткие границы могут стать панцирем для ее нарциссизма и препятствием для дальнейшего развития. Трехфутовая высота стены предполагает эдипову природу такого препятствия. Прошедший через трансформацию аполлонический Анимус помогает Эго сублимировать регрессивные эдиповы устремления и еще больше развить конкретные, земные защитные качества, характерные для стадии Артемиды, которые по-прежнему остаются основой Эго.

Это очень важный шаг для женщины-Кассандры, сама сущность которой в свое время потребует от нее способности преодолеть границы своего Эго. Если она умеет по достоинству оценить свой аполлонический Анимус, прежняя каменная стена сможет превратиться в другой трехфутовый объект — трипод, на который садилась Пифия, чтобы получить божественное провидение. В данном случае мы видим прекрасную иллюстрацию того, как третий элемент в эдиповом треугольнике становится tertium non datur — тем третьим элементом, который не вытекает из логики, а является продуктом coniunctio. Даже сама конструкция трипода предвещает образование союза:

«Он был изготовлен в форме бронзовой змеи, свернувшейся по спирали так, что ее кольца ложились одно на другое и поднимались вверх в виде конуса. Поскольку конус или пирамида являются символом солнечных лучей, эта форма обозначала сочетание поклонения Аполлону, богу Солнца, и Змее, Пифону, хтоническому божеству»²⁰⁸.

²⁰⁸ Howie, Enriched Serpent, p. 143.

В начале терапевтического процесса женщина-Кассандра не обладала Эго-сосудом, способным выдержать аполлонический Анимуе. В процессе анализа у нее сформировалась «психологическая матка», которая больше не блуждает и обладает способностью к сдерживанию. Она подвергается трансформации и готова содержать в себе Анимуе. Теперь, обладая крепким психологическим сосудом, она может принять на себя роль Пифии и стать посредницей, вдохновляющей Аполлона.

Ее Эго является посредником. Аполлонический Анимуе несет послание, Logos Spermaticos, оплодотворяющий дух, который входит в нее извне. Ее посредничество осуществляется через тело-психику-эмоциональный комплекс, который мы называем женским Эго; оно впитывает в себя это послание и начинает вибрировать. Оно обоняет, чувствует, ощущает, осязает его кинестетически, вынашивает его, пока не образуется гештальт.

В прошлом женщина должна была заболеть истерией. В страхе и тревоге она должна была выплескивать свои не обработанные сознанием впечатления, со всех сторон встречая недоверие. Теперь она может удерживать материал в себе, пока он не будет полностью готов к тому, чтобы его восприняли окружающие. Тогда Анимуе сможет помочь ей рационально и символически осознать все, что она видит и чувствует. В конце концов Анимуе помогает произнести вслух то, что необходимо, определить, где и когда следует это сделать, и даже подобрать этому выражению подходящую эстетическую форму, то есть он поступает как Дельфийский жрец, который интерпретирует высказывания Пифии и переводит их в поэтическую форму. Таким образом, женщина-Кассандра получает своего оракула. Теперь она сама может доверять своему восприятию и другие могут верить ему.

Все перечисленное выше может служить иллюстрацией того, как женщина-Кассандра эволюционирует от медиума до посредницы. После нескольких лет индивидуального анализа Сара стала участницей моей постоянной терапевтической группы. Сначала психическое расщепление между аполлоническим Анимусом и Тенью Кассандры было очень заметным. После того как она смогла свободно идентифицироваться со своим аполлоническим Анимусом-Эго, ей удалось научиться полностью себя контролировать и тем самым достичь желаемого результата. Она говорила о себе объективно и предлагала неожиданные, хотя иногда поверхностные и не слишком подходящие интерпретации, касающиеся других членов группы.

Но и сейчас, как и раньше, когда она вдруг начинала воспринимать в мрачном свете саму себя или другого человека, ее подавляли эмоции болезненного комплекса. В это время она становилась совершенно иным человеком, не обладающим внутренней силой и уверенностью в себе. Она казалась смертельно испуганной, застывшей от ужаса, плакала или произносила бессмысленные и бессвязные фразы. У остальных участников группы такое поведение вызывало смятение и фрустрацию и даже садистическое желание ударить ее. Тогда Сара успокаивалась и оставалась безмолвной и неподвижной.

Как только Сара научилась сдерживать и осознавать опосредуемый материал своего восприятия, она стала одной из самых заметных участниц группы и пользовалась большим уважением и авторитетом. Правда, при этом некоторые женщины в группе побаивались ее из-за острых суждений и проникновенных инсайтов. Она обладала настоящим даром видеть то, что происходит в глубине у нее самой и у окружающих, а также ощущением психологической динамики группы в целом. Она обладала высокой степенью коллективного сознания.

Но какая же скрытая архетипическая доминанта соответствует стадии развития Эго? На иллюстрации на стр. 144 изображен Эгей, отец Тезея, вопрошающий оракула. Пифия сидит на триподе, держа в правой руке лавровую ветвь, а в левой — сосуд со священной водой. Это изображение символизирует союз маскулинности и фемининности, а также потребность их обоих в том, чтобы Аполлон и Богиня-Мать участвовали в божественном ритуале. Здесь Пифия — это сама Фемида, «вторая после ее матери [Геи]…

имеющая право сидеть на месте сивиллы»²⁰⁹. Джейн Харрисон описывает Фемиду как дух оракула: «Боги приходят и уходят — Гея, Феб и Фобос, но именно Фемида […] ниже и вместе с тем выше всех восседающих там богов».

²⁰⁹ Aeschylus, The Orests Plays, p. 159.

Как и в сновидении Джейн, едва только Анимус помогает Эго достичь более высокого уровня, мы покидаем владения Артемиды и попадаем в царство Фемиды, последней покровительницы женщины-Кассандры, которая символизирует девственность и coniunctio одновременно. Будучи дочерью Геи и Урана, Фемида появилась на свет в результате союза неба и земли. Но вместе с тем она является триединой богиней и, по воле Эвриномы, богини всего сущего — титанидой, властвующей над планетой Юпитер²¹⁰. Эсхил, наделивший Фемиду властью земного оракула, считал эту богиню идентичной ее матери: «Фемида и Гея имеют одну природу, но множество разных имен»²¹¹.

²¹⁰ Graves, Greek Myths, vol. 1, pp. 27, 324.

²¹¹ Harrison, Themis, p. 480.

Фемида не избегала мужского общества. Она не только родила Эвандра от Гермеса, но и была приемной матерью младенца Аполлона, вскармливала его нектаром и амброзией; к тому же Фемида была титанидой²¹². Она разделяла власть над Юпитером с Эвримедоном, а позже стала второй женой Зевса. «Она, будучи совершенно земной, даже землей по самой своей сути, оставила свой дом и выбрала божественный путь вплоть до Олимпа […] — самого высшего царства, где сидела рядом с Зевсом, как его жена и советница»²¹³. Они вместе породили времена года и предрешили начало Троянской войны, возможно, для того чтобы уменьшить местное население²¹⁴.

²¹² Graves, Greek Myths, vol. 1, p. 76, vol. 2, p. 137. го Harrison, Themis, p. 519.

²¹³ 208

²¹⁴ Graves, Greek Myths, vol. 2, p. 269.

Однако Фемида была больше, чем просто подручной Зевса. Даже на Олимпе она не подчинялась никому. Она выполняла важную функцию, созывая богов и полубогов на высший совет²¹⁵. Точно так же в ее обязанность входило собирать и распускать агору (гражданскую ассамблею) и возглавлять священные праздненства²¹⁶. Таким образом, Фемида символизирует функцию женского Эго, связанную с тем, чтобы собирать и хранить содержание и силу коллективного бессознательного до тех пор, пока их значение не будет понято и интегрировано. Функция Фемиды позволяет женщине-Кассандре исполнить главное предназначение своей психики — стать для общества пророчицей, а не медиумом, провозвестником событий своей эпохи.

²¹⁵ Harrison, Themis, p. 482.

²¹⁶ Ibid., p. 482.

Сон Джейн описывает задсилу коллективного бессознательного до тех пор, пока их значение не будет понято и интегрировано. Функция Фемиды позволяет женщине-Кассандре исполнить главное предназначение своей психики — стать для общества пророчицей, а не медиумом, провозвестником событий своей эпохи.

Сон Джейн описывает задачу, которую необходимо решить Эго, и показывает, каким образом в этом может помочь Аанимус. Кроме того, он помогает определить потенциальный результат совместной работы Эго и Анимуса — непонятный, неизвестный заранее результат соединения противоположностей (в сновидении была группа людей, состоящая из восьми человек, то есть удвоенная четверичность). Если число четыре символизирует целостность Самости, то восьмеричность распространяется уже на ее коллективную размерность. Coniunctio становится сообществом. Индивидуация больше не является конечным результатом и вершиной психического развития. Концепция Супер-Эго приобретает трансперсональную размерность.

Ассоциацией Джейн на словосочетание «психологический эксперимент» в сновидении стала сцена из романа Джин Оэль «Клан пещерного медведя». Находясь в наркотическом трансе, жрецы клана Кро-Магнон принимали участие в ритуале, в ходе которого каждый из них обходил вокруг черепа и ел мозги охотника, убитого тотемным животным клана — пещерным медведем. В приведенном ниже отрывке дано описание их общего переживания, которое испытывает и Айла, неандертальская женщина, принятая в этот клан:

«Она испытывала эмоции, которые были ей почти незнакомы, которые нельзя было назвать ее собственными. Самой сильной была любовь, но она была смешана с сильным гневом и огромным страхом, а кроме того, присутствовала доля любопытства. Потрясенная, она представила себе, что Могур (верховный жрец) находится у нее в голове. Внутри себя она ощущала присутствие его мыслей и чувств. По отношению к ним у нее возникло совершенно противоположное физическое ощущение — скопления, не вызывающего неприятности, больше напоминающее касание, которое было ощутимее физического прикосновения.

Естественным свойством клана было […] изменение самих основ мышления. У людей, принадлежащих к этому клану, инстинкт становился непосредственно связанным с памяачу, которую необходимо решить Эго, и показывает, каким образом в этом может помочь Аанимус. Кроме того, он помогает определить потенциальный результат совместной работы Эго и Анимуса — непонятный, неизвестный заранее результат соединения противоположностей (в сновидении была группа людей, состоящая из восьми человек, то есть удвоенная четверичность). Если число четыре символизирует целостность Самости, то восьмеричность распространяется уже на ее коллективную размерность. Coniunctio становится сообществом. Индивидуация больше не является конечным результатом и вершиной психического развития. Концепция Супер-Эго приобретает трансперсональную размерность».

Ассоциацией Джейн на словосочетание «психологический эксперимент» в сновидении стала сцена из романа Джин Оэль «Клан пещерного медведя». Находясь в наркотическом трансе, жрецы клана Кро-Магнон принимали участие в ритуале, в ходе которого каждый из них обходил вокруг черепа и ел мозги охотника, убитого тотемным животным клана — пещерным медведем. В приведенном ниже отрывке дано описание их общего переживания, которое испытывает и Айла, неандертальская женщина, принятая в этот клан:

«Она испытывала эмоции, которые были ей почти незнакомы, которые нельзя было назвать ее собственными. Самой сильной была любовь, но она была смешана с сильным гневом и огромным страхом, а кроме того, присутствовала доля любопытства. Потрясенная, она представила себе, что Могур (верховный жрец) находится у нее в голове. Внутри себя она ощущала присутствие его мыслей и чувств. По отношению к ним у нее возникло совершенно противоположное физическое ощущение — скопления, не вызывающего неприятности, больше напоминающее касание, которое было ощутимее физического прикосновения.

Естественным свойством клана было […] изменение самих основ мышления. У людей, принадлежащих к этому клану, инстинкт становился непосредственно связанным с памятью. Но достаточно глубокие воспоминания оказывались идентичными — они становились воспоминаниями всего племени. Общие воспоминания племени были одинаковыми; люди племени могли делиться между собой совершенно одинаковыми воспоминаниями…

Она знала, с каким глубоким почтением жрецы участвовали в акте каннибализма, перевернувшем все внутри нее. Она не представляла себе, что у нее не было иного пути познания, что это было причастие. Причина Собрания всего клана заключалась в том, чтобы связать всех людей воедино, чтобы превратить их в клан… Все люди клана имели общее наследие и постоянно об этом помнили, а любой ритуал на любом Собрании клана имел один и тот же общий для всех смысл. Жрецы верили в то, что они сделали для клана очень много. Они впитывали в себя мужество молодого человека, совершившего свое странствие с Духом²¹⁷ Медведя»²¹⁸.

²¹⁷ То есть, съедая мозг убитого пещерным медведем охотника, они впитывали в себя его мужество — Прим. Перев.

²¹⁸ The Clan of the Cave Bear, pp. 424–427.

В состоянии транса Айла прослеживает общие воспоминания племени, уходя не только в прошлое, но и в будущее, где она видит, как две линии доисторического человека — Кро-Магнон и Неандерталец — сливаются в одну — homo sapiens. Эта история — фантазия Айлы или, я бы сказала, ее воспоминание доисторического бытия. То, что она описывает, до крайности первобытно, но тем не менее может служить символической моделью того, что нам с нашим стремлением к индивидуации и экзогамии требуется восстановить и сохранить.

Хотя может показаться, что общее переживание является шагом назад, к первобытному уровню существования, в действительности оно представляет собой эволюционный шаг в развитии тех, кто стоит у истоков Эры Водолея. Это альфа и омега нашего развития. Ощущение сопричастности сообществу является обязательным условием для того, чтобы не погубить Землю-Мать.

Может показаться, что мы отвлеклись от Фемиды, однако в действительности этот пласт коллективного сознания находится именно в ее власти. В 1927 году Джейн Харрисон писала:

«Фемида была […] первой среди равных в племени и поэтому считалась всемогущей. Позже, когда племенные законы из-за нашествии и миграции перестали действовать, ее место занял полис, который был менее доминантным и более эффективным. Само по себе образование полиса способствовало преобразованию и окультуриванию первобытных импульсов и инстинктов, которые сохранились в культовом поклонении Земле. Кроме того, само по себе образование полисов, даже совершенно бессознательно, послужило противовесом предпочтению близких родственных связей…

Фемида собирала ассамблею… Она служила воплощением самого духа этой ассамблеи. Фемиду и реальную конкретную агору различить довольно трудно…

Здесь социальный факт почти соприкасается с божественным образом. Фемида воплощает в себе силу, которая сводит людей вместе и связывает их, она представляет собой „стадный инстинкт“, коллективное сознание, социальное устройство. Она является социальным императивом. Этот социальный императив в первобытном обществе становится расплывчатым, смутным, незаметным, однако все же выполняет свою связующую функцию. Позже он оформится в устойчивые конвенции, постоянные племенные обычаи и ритуалы; наконец, в полисе он примет форму Закона и Правосудия. Фемида предшествовала тому времени, когда боги имели определенный образ; она не представляла собой религию, однако стала тем материалом, на основе которого была создана религия. Она служит выражением стадного инстинкта, коллективного сознания, которое создает религию…

Религия обобщает и воплощает в себе все, что мы чувствуем вместе, что нас всех волнует, что мы все представляем…

И когда религия перестает выражать все, что мы чувствуем вместе, когда она становится индивидуальной и интеллектуальной, тогда на горизонте появляются тучи»²¹⁹.

²¹⁹ Themis, pp. 484–487.

В первой части мы узнали, что корни недуга Кассандры находятся в социальном конфликте своего времени, который был описан Эсхилом в «Эвменидах» в виде борьбы полов. В этой драме Афина, установившая новый патриархальный порядок, прекратила сражение между законами матриархата и патриархата. Теперь, спустя две тысячи лет, мы можем видеть, что dea ex machina (механическая богиня) Эсхила оказалась лишь промежуточным решением. Фурий не удалось умиротворить навсегда, ибо Афина не сдержала свое обещание их почитать. На протяжении следующей эпохи сражение продолжалось: изредка в виде открытого конфликта, иногда — в форме регулярных военных действий, но чаще всего — как скрытая подпольная деятельность.

Сегодня мы испытываем необходимость в более сбалансированном решении. Для современной женщины-Кассандры, внутри которой до сих пор происходит яростная борьба полов, Фемида может оказаться исцеляющим образом, квинтэссенцией, возникшей в результате coniunctio. Фемида «начинается на земле и заканчивается на небесах»²²⁰. Однако в процессе своей эволюции, даже пытаясь выжить во времена патриархата, она никогда не теряла своей изначальной идентичности, воплощая в себе священную мудрость и общественное правосудие.

²²⁰ Ibid., p. 483.

Фемида жила и в эпоху матриархата, и в эпоху патриархата. Она воплощает в себе лучшие черты обеих эпох. Если человеческий поступок нарушает закон, тем самым ей наносится оскорбление. Но она чувствует себя оскорбленной и тогда, когда закоснелый закон не основывается на согласии сторон или же противоречит естественному ходу событий. Фемида отражает справедливость и объективность законов, присущих маскулинности, при этом исключая свойственную им излишнюю абстрактную чистоту закона ради закона. Например, такая искусственная чистота при нашей законодательной системе позволяет виновным избегать наказания, используя юридический формализм, а невиновных вынуждает гнить в тюрьме, если они слишком бедны или невежественны, чтобы бороться за свои права. Эта богиня стоит на страже духа, а не буквы закона.

Кроме того, Фемида воплощает в себе отдельное и в какой-то мере субъективное правосудие, совершаемое по законам фемининности. Оно практично и существенно ближе к самой человеческой сущности. Это экстравертированное чувство в лучшем смысле слова, в котором отсутствуют и конкретная реактивность, и матриархальная месть. Фемида обладает ясным видением и вблизи, и вдали; при этом она может обратить свой взор внутрь или направить его вовне, в космос.

Рис. 16

Рис. 17