Переоценка проблем

Теперь я попытаюсь кратко суммировать некоторые из проблем, очерченных в предшествующих параграфах.

1. Фрейд ограничил свои наблюдения аналитической работой между мужчиной-аналитиком и женщиной-пациенткой. Нет оснований полагать, что любовь в переносе характерна исключительно для таких взаимоотношений. Гринсон (1967) утверждал, что любовь в переносе, согласно его опыту, не проявляла себя очевидным образом там, где и аналитик, и пациент были мужчинами, если только пациент не был явным гомосексуалистом. Должно наблюдаться соответствующее отсутствие любви между женщиной-пациенткой и женщиной-аналитиком, за исключением опять случая явной гомосексуальности. Ни одно из этих условий современный клинический сценарий не описывает полностью. Не представляется справедливым, что не существует любви в переносе между пациентами-мужчинами и женщинами-аналитиками; также не кажется справедливым, что любовь в переносе не может проявляться в анализе, когда оба участника одного пола и без каких-либо гомосексуальных импликаций.

Вместо этого, важно принять во внимание, что (а) библиография по любви в переносе между мужчинами-пациентами и женщинами-аналитиками редка, если вообще существует; (6) возможно, что перенос в этих случаях обладает уникальными характерными чертами, которые должны быть исследованы (Лестер, 1985); (в) развитие обоих видов переноса (отцовского и материнского) у мужчин и женщин пациентов к мужчинам и женщинам аналитикам, утверждал Фенихель (1945), несомненно, но в то же самое время, недостаточно для описания громадного разнообразия объектных отношений, которые могут быть обнаружены во время клинического наблюдения; (г) "реальные" характерные черты аналитика, в данном типе случаев и их сфера распространения в аналитическом опыте должны изучаться более пристально.

Недавно были опубликованы некоторые интересные рассуждения на эту тему: Е.П. Лестер (1985), М.Голдбергер и Д.Эванс (1986), Е.Торрес де Беа (1987) и Е.С.Персон (1988).

2. Я процитировал фрейдовский догмат, что феномен влюбленности возникает, потому что он "вызывается [или провоцируется] аналитической ситуацией". Если мы рассмотрим этот догмат с точки зрения этических пристрастий Фрейда и его предостережений будущим аналитикам, данное утверждение легко интерпретировать. Если, с другой стороны, "вызванное" или "спровоцированное" имеет каузальную значимость — и колебания Фрейда поддерживают эту интерпретацию, — становится необходимо точно определить эти термины. Выраженное комплексным образом это влечет за собой решение вопроса, является ли феномен влюбленности следствием самой аналитической ситуации (причинный смысл) или же влюбленность проистекает из внутреннего объектного мира пациентки и просто выдвигается на первый план в анализе. Ясно, что принятие той или иной позиции касается не только любви в переносе, но всего феномена переноса. Несомненно, что Фрейд считал перенос постоянным психологическим феноменом, независимым от психоаналитической терапии и очевидным во многих обстоятельствах повседневной жизни.

Тем не менее, Мэкэлпайн (1950) подчеркивал, что у пациентов есть "готовность" к переносу, которая трансформируется вследствие аналитической ситуации в "реакции переноса". Мышление Д.Лагаша (1957) идет в том же самом направлении и иллюстрирует роль, играемую принципом воздержания в "стимулировании" регрессии и "реакций переноса" пациента(ки). Рассуждая об опасности, имплицитно присутствующей в концепции "вызывания" переноса — то есть, вызывания переноса силой внушения (которая не обязательно является результатом явно выраженного активного соблазнения со стороны аналитика, но может быть в гораздо большей мере следствием бессознательных манипуляций) — Лапланш (1987) высказывает гипотезу, что аналитическое лечение, в силу некоторых своих характерных черт и правил, "влечет за собой разновидность структурного воспроизведения условий сексуального пробуждения" (161). Поэтому он соглашается с Лагашем относительно защитного аспекта определенных фрейдовских формулировок по поводу переноса, и считает перенос продуктом аналитической ситуации, хотя его теоретические аргументы отличаются от аргументов Лагаша и Мэкэлпайна.

Все же, с этой точки зрения, представляется невозможным в полной мере объяснить наличие крайне эротизированного психотического или парапсихотического переноса, который возникает в анализе, иногда с самой первой сессии.

Предостережение Фрейда также служит высвечиванию того факта, что особое качество объектной любви аналитика во многом неадекватно, что согласуется с его объяснениями относительно роли нарциссизма (1914) в составе либидо. В действительности то, что он мог говорить о переносе, а не о переносах, указывает на то, что Фрейд понял либидинальную природу переноса. Стоит процитировать ясно выраженное прояснение этого момента в работе Фрейда "О нарциссизме. Введение":

"Он [невротик] ищет тогда возврата к нарциссизму от своего расточительного израсходования либидо на объекты, избирая себе по нарциссическому типу сексуальный идеал, который обладает недосягаемыми для него, невротика, качествами. Это и есть излечение через любовь, которое он обычно предпочитает аналитическому. Он и не верит в другой механизм исцеления, с ожиданием именно такого исцеления он большей частью приступает к лечению и связывает это ожидание с личностью лечащего его врача"⁵⁷.

⁵⁷ Цит. по Фрейд 3. О нарциссизме, в кн."Либидо", М., 1996, с. 117. — Прим.перев.

Из этого следует, что неспособность любить и ожидание получения любви, которые пациент приносит с собой в качестве терапевтического плана, разрешаются через "любовь", но ту, которую мы называем любовью в переносе. Эта субституция⁵⁸ между эго и объектом (от любовника(цы) к любимому(ой) и наоборот) была хорошо проиллюстрирована Лаканом (1991).

⁵⁸ Субституция (позднелат. substitutio, от лат. substituo — ставлю вместо, назначаю взамен). — Прим. перев.

Приходится ждать появления "Массовой психологии и анализа человеческого Я" (Фрейд, 1921), где подробно рассматриваются подразумеваемые здесь проблемы: постановка объекта на место эго-идеала или эго, идеализация объекта, роль идеала-эго, то есть аналитика в качестве идеализированного объекта. В двух работах Гринэкр (1966а, 1966b) исследует этот аспект "сверх-идеализации" аналитика и анализа, который может окрашивать особый тип переноса.

Беглый взгляд на роль нарциссизма в любви в переносе оценивает должным образом всю сложность и разнообразие вовлеченных сюда феноменов, но является лишь попыткой проследить тот путь, которым шел Фрейд в исследовании феномена любви, для того чтобы развеять какое-либо подозрение психоанализа во внушении.

3. Фрейдовская фраза, которая сравнивает аналитическую ситуацию с "игрой", еще раз доказывает, что в концепции переноса наличествуют определенные двусмысленности и колебания. С одной стороны, вторжение страсти в аналитическую ситуацию сравнивается с вторжением действительности; с другой, использование театральной терминологии — "изменение сцены", "игра", "театральное представление" — намекает на "как если бы".

Поднятая проблема неизбежно позволяет различные модуляции в ответах. Маннони (1982) сожалеет о неадекватном лексиконе, имеющемся в нашем распоряжении, для описания уникальной природы реальности переноса. Такие слова как "действительный", "воображаемый" и "фиктивный" представляются недостаточными для описания специфических аспектов аналитических переживаний. Он заключает, что если необходимо говорить о "воображаемом" и "действительном", тогда любовь в переносе определенно находится на стороне действительности, это находится в соответствии с тем характером подлинности, который уже ранее был приписан ей Фрейдом. Даже при этом, Маннони настойчиво продолжает использовать "театральный" лексикон Фрейда, включая упоминания знаменитой "дополнительной сцены" Фехнера {ein anderer Schauplatz, фразы, несколько раз цитировавшейся Фрейдом), и поэтому склоняется к описанию переноса как "воображаемого".

С точки зрения, диаметрально противоположной взгляду Маннони, индивид сталкивается со сходным затруднением. Если, например, мы анализируем концепцию "рабочего альянса" эго-психологии, обращая особое внимание на любовь в переносе, мы сталкиваемся с тем же самым типом затруднения. Работа Зетцель (1956) и Стоуна (1961) обеспечивают предпосылки для концепции "рабочего альянса", как он определен Грйнсоном (1965). Рассматривая любовь в переносе, Гринсон говорит, что когда реакции переноса эго-синтонны, первый шаг заключается в том, чтобы "сделать реакцию переноса чуждой эго. Задача заключается в том, чтобы добиваться осознания разумной частью эго пациента, что его чувства переноса нереалистичны, основаны на фантазии и имеют некую сходную мотивацию" (233). Но не говорил ли Фрейд, что прекрасные речи (то есть речи, адресованные разумному эго) бесполезны перед лицом страсти?

Имеется много возможных возражений такому теоретико-техническому предположению. Действительно ли разумное эго существует, если действующее сопротивление (как оно определено Фрейдом в этой работе) является в точности тем эго, которое препятствует рассмотрению патогенного ядра? Почему любовь в переносе должна определяться как нереалистическая, когда Фрейд квалифицировал ее как подлинную? Не оставляет ли эта техническая формула критерий реальности в руках аналитика, призванного теперь судить, какие страсти его пациента реальны, а какие нет, и опять, на каком основании? Не установил ли Фрейд, что всякая любовь основана на фантазии и имеет скрытую мотивацию?

Здесь не место для дальнейшего исследования этих возражений, которые выходят далеко за пределы трактовки любви в переносе; скорее я хотел показать, как даже придерживаясь теоретической ориентации, предложенной Гринсоном, все еще подвергаешься риску "как если бы" и манипуляции.

Возможно, собственный ответ Фрейда более логичен. "В реальной жизни нет какой-либо модели" для описания аналитического переживания с его перегруженностью страстями. И поэтому не может быть какой-либо удовлетворительной аналогии аналитической работе, в которой должна испытываться любовь в переносе для того, чтобы извлечь из данной ситуации то, что является специфически аналитическим: фантазии, характерные черты сексуального желания, инфантильные выборы объектов, как было отмечено в пункте 9.

4. Существует значительное согласие среди всех психоаналитических школ по поводу сопротивления, мобилизованного любовью в переносе. Вероятно, имеется более значительное расхождение относительно важности повторения прошлого, которое заменяет припоминание. Даже хотя имеется значительное согласие, что текущие способы объектного выбора воспроизводят внутренние "клише", нет такого соответствия мнений по поводу повторения. Именно Лакан (1973) создал теорию, что перенос является не тенью предшествующего опыта, прошлыми уловками или трюками любви, но, вместо этого, является неожиданной встречей между желаниями пациента и аналитика. Согласно Ла-кану, концепция повторения по праву заслуживает признания, потому что связывает принуждение к повторению (Wiederholungszwang) и инстинкт смерти. Между прочим, если мы помним то, что обсуждалось в пункте 3, мысль о столкновении между желаниями аналитика и пациента сталкивает нас с еще одной моделью продуцирования переноса и любви в переносе (и любви в общем): в этот раз с моделью надувательства.

5. Важное значение, приписываемое во время лечения "нежному переносу", а также позитивному сублимированному переносу, наличествующему и функционирующему в определенные периоды, значительно варьирует согласно различным теориям и соответствующим им техникам. Очевидно, что такой тип переноса будет приобретать главную, позитивную роль в работах тех школ, которые поддерживают терапевтический альянс, необходимое предварительное условие психоаналитического процесса, но будет намного менее значим для тех школ, которые сосредоточивают внимание на глубинных истолкованиях и ранних интерпретациях негативного переноса, таких как кляйнианская школа.

6 и 7. Провозглашение Фрейдом структурной связи между этикой и техникой в аналитическом переживании не требует никакого дополнительного комментария. Однако центральное место правды в аналитической работе может порождать некоторые вопросы относительно концепции самой правды. Она представляется строго зависящей от заключений, которые должны проистекать от клинического переживания, а не от некоторой трансцендентальной идеи правды, предсуществующей аналитическому переживанию.

Такое рассуждение вытекает из клинического принципа, что отказ (Versagung) в удовлетворении просьбы пациентки — то есть навязывание лишения (воздержания) — благоприятствует неисполнению желаний, способствуя продолжению поиска. Это техническая норма. Стремление аналитика к правде, совместно с осуществлением отречения, дает возможность для возникновения подлинного желания пациентки и возможность ее анализа.

Известно, что Лакан (1973) настаивал на этом аспекте аналитической работы. Главный пункт лакановской аргументации — это риск спекуляции и внушения, имплицитно присутствующий в определенных концепциях переноса. Если, как показал Фрейд в своей работе, аналитик, при столкновении с выражением пациенткой своей любви, находит затруднительным хвастаться такой мнимой "победой" — так как объект этой любви абсолютно индифферентен — аналитическая работа должна способствовать поиску другого (внутреннего) объекта, который сопоставляется со всяким (реальным) объектом, какой бы ценностью он ни обладал.

Значит, на этом уровне лакановская теория переноса основывается на функции фантазии (fantasme) и, более специфически, на функции объекта фантазии. Многие психоаналитические школы могут узнать свои собственные теории в модели, сформулированной таким образом⁵⁹.

⁵⁹ Как хорошо известно, своеобразие лакановской конструкции заключается в постулировании радикального отличия и специфического характера объекта фантазии (fantasme) — объекта "изящного а" — в той мере, в какой этот объект не может быть объектом спекуляции. Имеются длительные серии соответствий с и отличий от концепции частичного объекта — но объем данной работы не позволяет исследование этой темы.

8. Определив значение точки соединения этики и техники в психоанализе, Фрейд, очевидно, помимо специфических технических сложностей любви в переносе осознает дополнительные проблемы, относящиеся к ее воздействию на контрперенос. Опыт Брейера с Анной О. послужил предупреждением, а другие личные наблюдения могут быть прослежены в переписке Фрейда с Юнгом. Поэтому принимая как данное, что контроль над контрпереносом является естественным следствием этико-технической эквивалентности, мы можем теперь задаться вопросом о том, не недооценил ли Фрейд некоторым образом значимость страстей в анализе. Имеет смысл вспомнить, что сам он (1926, приложение С) утверждал, что нам известно очень немногое о психологии эмоциональных процессов. Развивая и продолжая линию мышления, известную нам с 1973 года, Андре Грин (1990) настаивает на недостаточных теоретических и клинических ответах Фрейда на проблему страстей и "сумасшествия" в анализе и на том, что обе они должны приниматься и разделяться через анализ. Хотя Фрейд определенно не советует изгонять духов, возможно, справедливо, что когда они становятся слишком обременительными, он готов заявить, что диалог с ними невозможен. Таким образом, данные духи становятся неанализируемым психозом или "элементарной страстностью".

9. Эволюция психологического мышления относительно типа пациентки, описанной Фрейдом как чувствительной лишь к "логике супа и аргументам жаркого", которой он приписывает "элементарную страстность", вызвала дифференциацию в любви в переносе. Согласно Гителсон (1952) и Раппапорту (1959),именно Блицстен (1944) впервые заговорил об эротизированном переносе как о форме переноса, которая отклоняется от более нормального эротического переноса, хотя он никогда не писал об этом. Они упоминают об этом в связи с их собственным исследованием контрпереноса и участием аналитика в продуцировании типа переноса, с самого начала характеризуемого чрезмерным эротическим компонентом ("шаблонный перенос Раппапорта"). Мы обнаруживаем здесь слабость в переносе, сопровождаемую преувеличенной цепкостью, огромным сопротивлением к любой модуляции или трансформации, сильной зависимостью, удивительной нетерпимостью к "фрустрации" — то есть неспособностью терпеть отказ аналитика (Versagung) удовлетворить любовную просьбу, — соответствующее сопротивление аналитической работе и показательную деструктивность, которая становится ясно выраженной в просьбе любви.

И Гителсон, и Раппапорт настаивали на диагностической и прогностической значимости первого сновидения пациента(ки), если аналитик появляется в нем персонально. Это может быть явным знаком чрезмерной близости "первоначальных взаимоотношений" с текущей ситуацией. Необходимо дальнейшее исследование для определения того, какую роль может играть аналитик в генезисе этой разновидности переноса. Такое отличие между эротическим переносом и эротизированным переносом отражено в словаре и концептуализации любви в переносе. Эти две формы любви в переносе были определены неявным или явным образом: первая является невротической по своей природе, вторая — психотической. Логическим следствием этих взглядов стала более широкая гипотеза, предложенная Эйчегойеном (1986), по поводу существования различных "клинических форм" эротизированного переноса: строго психотической (бредовой и маниакальной), перверсивной, психопатической, симптоматическим выражением пограничных состояний и т.д.⁶⁰

⁶⁰ Я не стану исследовать этот аспект в данной статье. См. Эйчегойен, 1986.

Однако эта тема может принести пользу, если исходить из более общего соображения, как уже ранее предполагалось. Мы должны помнить, что ограничение в анализируемое™ пациенток, которые проявляют "элементарную страстность", как это показано Фрейдом, является результатом исключения Фрейдом психотической патологии из аналитического опыта. Кроме того, хорошо, что после написания исследуемой нами статьи, Фрейд осознает важное значение деструктивное в психотической патологии.

Мы уже упоминали "случай" Шпильрейн-Юнг. С прецедентом "любовного сумасшествия" с ее стороны и серьезными отклонениями от психоаналитической этики со стороны Юнга, Шпильрейн (1912) принесла Фрейду не только правду относительно ее собственного бешенства в переносе, но также определенным образом пионерскую работу о большом значении деструктивное™. Фрейд оказался способен высоко оценить ее, даже хотя это было для него немыслимо, как может быть заключено из письма, которое он написал Юнгу 21 марта 1912 года.

Итак, мы признаем, что эротизированный перенос в своих различных формах появляется во время анализа. Но в качестве ответа на утверждение Фрейда о неанализируемости определенного типа пациентки, мы говорим, что это становится возможно в той степени, в какой мы включаем внутрь клинической ситуации и аналитической рефлексии то, что Фрейд ранее исключил из клинической работы: психозы и психотические уровни. Клиническое рассмотрение серьезной психической патологии неизбежно приводит аналитиков, исследующих эти проблемы, к конструированию гипотез о примитивном развитии. История теоретических и технических отличий при трактовке форм эротизированного переноса будет тогда соответствовать более широкой истории теоретических отличий относительно самых первых моментов психической жизни. Но здесь не место для такого исследования.

Достаточно сказать, что с момента включения психотической патологии в клиническую работу, психоаналитическая литература начинает изобиловать рассмотрениями особенностей переноса, и сама концепция переноса (и в особенности любви в переносе) становится намного шире и видоизменяется.

Возможно, самые большие изменения произошли в кляйнианской традиции. Исторические предшественники работы Кляйн могут быть прослежены к работе Абрахама (1908) и Ференци (1909). Но, начиная с 1940-х, сама Мелани Кляйн начала рассматривать перенос как бессознательную фантазию, "глобальную ситуацию", подчеркивая важное значение негативного переноса и частичных объектов в переносе (Кляйн, 1952). Именно ее ученики будут проверять логичность идей Кляйн в "классическом" анализе психотических пациентов. И именно им — А.Сегал, Х.Розенфельду, В.Р.Биону (назовем лишь немногих) — мы обязаны значительной частью того, что сегодня стало нашим рабочим знанием в анализе психотиков1. Принятие психотической патологии в клинической работе, а также в теоретическом психоанализе, оказалось чрезвычайно плодотворным не только для кляйнианской школы. Малер и др. (1975, 1976) и Сирлз (1965) представляют другой полюс теоретизирования, но не только они5.

f См., например, Х.Розенфельд (1963, 1964, 1987) о специфической теме любви в переносе в психозах.

1 Для ознакомления с разнообразными идеями переноса и тех изменений, которым подвергается данная концепция после введения тяжелых патологий в клиничекий анализ, совместно с вытекающими из такого рассмотрения рассуждениями о примитивном развитии, смотрите работы о переносе, представленные на XIX международном психоаналитическом конгрессе в Женеве, опубликованные в 37 томе "Международного журнала психоанализа". Две из этих работ, Шпица (1956) и Винникотта (1956), исследуют гипотетическую связь между манифестациями переноса и самыми разными аспектами взаимоотношения мать-дитя, открывая путь новым инсайтам в определенные проблемы переноса.

Однако, согласно этим авторам, заметки об эротизированном переносе преимущественно психотической природы имеют лишь вторичное значение. Что наиболее важно, так это углубление нашего знания об этих патологиях и, соответственно, об их манифестациях, даже на уровне ранней, упорной и стойкой эротизации переноса (такой как подчинение аналитика, а также анализа, трудному испытанию). Так как расширяется рассматриваемая патология, то же самое имеет место.и относительно модальностей любви в переносе. Таков, например, случай пограничной патологии (см. Кернберг, 1975).

В итоге, можно задаться вопросом, соответствует ли истине уподобление эротизированного переноса психотической или пограничной патологии, принимаемое как нечто само собой разумеющееся в огромной части литературы по психоанализу.

В действительности, не все аналитики, которые исследовали эту тему, согласны, что такое уподобление законно. Смотрите, например, X.Блюма (1973) и С.Дж.Коэна (1981), которые расширили эротизированный перенос или сексуализацию переноса на все типы пациентов. Они оба строят гипотезы по поводу ситуаций соблазнения и ранней травмы в жизни пациента(ки). Гаддини (1977, 1982) считает эротизацию могущественной и элементарной защитой, к которой различными путями прибегает пациент(ка) во время различных фаз аналитического процесса.

С другой теоретической точки зрения, даже Анд-ре Грин (1990) утверждает, что страсти и сумасшествие должны быть диссоциированы от психоза переноса. Согласно его мнению, любой перенос содержит страсти и сумасшествие. (Психоз переноса обладает собственными специфическими характерными чертами, а эротизированный перенос играет важную роль в этом). Некоторые из концепций А.Грина — например, идея о "пассивизации" и об опасности слияния (возвращаясь к "сумасшествию", разделяемому между матерью и младенцем) — могут быть полезны при рассмотрении эротизированного переноса (1973,1990). Среди этих же линий мышления можно вспомнить идеи Биона о "психотической части" личности, и концепцию Винникотта о начальном слиянии во взаимоотношениях мать-младенец.

В заключение можно сказать, что любовь в переносе остается центральным моментом в психоанализе. Мы видели, как огонь этой очень специфической страсти заставил Брейера бежать, Юнга — сохнуть, а Фрейда — предпринять глубинное рассмотрение. В наше время мы признаем, что в некоторых случаях данная проблема продолжает быть чрезмерно трудной для разрешения аналитическими инструментами. Иногда, с определенной степенью осознания со стороны аналитика, лечение прерывается. В другой раз, мы можем быть не в состоянии реагировать на данную ситуацию, сохраняя правильный контроль над своим контрпереносом. Каждый из нас, обладающих достаточно длительным аналитическим опытом, мог принимать для повторного анализа пациента(ку), первый анализ которого закончился сексуальным отыгрыванием с аналитиком. Клинический опыт с этими пациентами обнаруживает, сколь чреват ятрогенной патологией анализ, который заканчивается сексуальным отыгрыванием, сколь опустошительны его последствия и до какой степени скомпрометированы возможности пациента(ки) получить пользу от нового анализа. Однако, насколько мне известно, практически нет никакой литературы на эту тему. Я считаю, что помимо фрейдовского призыва к этическим ценностям и любви к правде, эти повторные анализы могут представлять наиболее ценную область исследования для того, чтобы пролить больше света на любовь в переносе в тех случаях, где пациент(ка) и его первый аналитик оба попали в ловушку и оказались неспособными разрешить данное переживание аналитически вследствие "вспыхнувшего пожара" (страсти).

Литература:

Abraham, К. 1908. The psycho-sexual differences between hysteria and dementia praecox. In Selected papers on psychoanalysis. London: Hogarth, 1973.

Bion, W.R. 1956. Development of schizophrenic thought. Int. J. Psycho-Anal. 37:344-46.

Blum, H. 1973. The concept of erotized transference. J. Amer. Psychoanal. Assn. 21:61-76.

Coen, S.J. 1981. Sexualization as a predominant mode of defense. /. Amer. Psychoanal. Assn. 29:893-920.

Etchegoyen, R.H. 1986. Los fundamentos de la tuc-nica psicoanalitica. Buenos Aires: Amorrortu Ed.

Fenichel, O. 1945. The psychoanalytic theory of neurosis. New York: W.W.Norton.

Ferenczi, S. 1909. Introjection and transference. In Sex in psychoanalysis. New York: Basic, 1950.

Freud, S. 1914a. Remembering, repeating and working-through (Further recommendations on the technique of psycho-analysis, II). S.E. 12.

- 1914 b. On narcissism: An introduction. S.E. 14.

- 1915. Bemerkungen bber die bbertragungsliebe. Ce-sammelte Schriften 6. Internationale Psychoanalytis-cher Verlag. Vienna: 1925.

- 1920. Beyond the pleasure principle. S.E. 18.

- 1921. Group psychology and the analysis of the ego. S.E. 18.

- 1926. Inhibitions, symptoms and anxiety. S.E. 20.

- (1940 [1938]). Splitting of the ego in the process of defence. S.E. 23.

Freud, S., and Jung, C.G. 1974. Briefwechsel. Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag.

Freud, S., and Pfister, O. 1963. Briefe, 1909-1939. Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag.

Gaddini, E. 1977. Note su alcuni fenomeni del pro-cesso analitico. In Scritti, 1953-1985. Milano: Raf-faelo Cortina Ed., 1989.

- 1982. Acting out in the psychoanalytic session. Int. J. Psycho-Anal. 63:57-64.

Gitelson, M. 1952. The emotional position of the analyst in the psychoanalytic situation. Int.. J. Psycho-Anal. 33:1-10.

Goldberger, M., and Evans, D. 1985. On transference manifestations in male patients with female analysts. Int. J. Psycho-Anal. 66:295-309.

Green, A. 1973. Le discours vivant: La conception psychoanalytique de I'affect. Paris: P.U.F.

- 1990. La folie privue: Psychoanalyse des ciaslimites. Chap. 4. Passions et destins des passions. Sur les rapports entre folie et psychose. Paris: NRF Gallimard.

Greenacre, P. 1966a. Problems on training analysis. Psychoanal. Q. 35:540-67.

- 1966b. Problems of overidealization of the analyst and of analysis: Their manifestations in the transference and countertransference relationship. In Psychoanalytic stady of the child 21:193-212.

Greenson, R.R. 1965. The working alliance and transference neurosis. Psychoanal. Q. 34:155-81.

- 1967. The technique and practice of psychoanalysis. Vol. I. New York: International Universities Press.

Kernberg, O. 1975. Borderline conditions and pathological narcissism. New York: Jason Aronson. Klein, M. 1952. The origins of transference. Int. J. Psycho-Anal. 33:433-38.

Lacan, J. 1973. Le suminaire. Livre XI, Les quatre concepts fondamentaux de la psychoanalyse, 1964. Paris: Seuil.

- 1991. Le suminaire. Livre VIII. Le transfert, 1960-1961. Paris: Seuil.

Lagache, D. 1951. Le ргоЫйте du transfert. In Le transfert et autres travaux psychoanalytiques. Paris: P.U.F, 1980.

Laplanche, J. 1987. Problumatiques V, Le baquet: Transcendance du transfert. Paris: P.U.F.

Laplanche, J., and Pontalis, J.-B. 1967. Vocabu-laire de la psychoanalyse. Paris: P.U.F.

Lester, E.P. 1985. The female analyst and the ero-tized transference. Int. J. Psycho-Anal. 66:283-93.

Macalpine, I. 1950. The development of the transference. Psychoanal. Q. 19:501-39.

Mahler, M. 1979. Selected papers. New York: Jason Aronson.

Mahler, M., et al. 1975. The psychological birth of the human infant. New York: Basic.

Mannoni, O. 1982. L'amour du transfert et le rael.

Etudes Freudiennes 19/20: 7-14.

Person, E.S. 1988. Dreams of love and satefid encounters. The power of romantic passion. Chap. 10, Transference love and romantic love, 241-64. New York: W.W.Norton.

Rappaport, E.A. 1959. The first dream in an erotized transference. Int. J. Psycho-Anal. 40:240-45.

Rosenfeld, H. 1965. Notes on the psychopathology treatment of schizophrenia. Chap. 9 in Psychotic states. New York: International Universities Press. 1966.

- 1964. An investigation into the need of neurotic and psychotic patients to act out during analysis. Chap. 12 in Psychotic states. New York: International Universities Press.

- 1987. Impasse and interpretation. London: Tavistock.

Sandler, J., et al. 1969. Notes on some theoretical and clinical aspects of transference. Int. J. Psycho-Anal. 50:633-45.

Searles, H.F. 1965. Collected papers on schizophrenia and related subjects. New York: International Universities Press.

Segal, H. 1986. The work of Hanna Segal: A Klein-ian approach to clinical practice. New Y°rk: Jason Aronson.

Spielrein, S. 1912. Die Destruction als Ursache des

Werdens. Jb. Psijchoan. Psychopath. Forsch. 4:465-503.

Spitz, R.A. 1956. Transference: analytical setting and its prototype. Int. J. Psycho-Anal. 37:380-85.

Stone, L. 1961. The psychoanalytic situation. New York: International Universities Press.

Torres de Bea, E. 1987. A contribution to the papers on transference by Eva Lester and Marianne Goldberger and Dorothy Evans. Int. J. Psycho-Anal. 68:63-67.

Winnicott, D.W. 1945. Primitive emotional development. Int. J. Psycho-Anal. 26:137-43.

- 1956. On transference. Int. J. Psycho-Anal. 37:386-88.

Zetzel, E.R. 1956. Current concepts of transference. Int. J. Psycho-Anal. 37:369-76.