Раздел I. Психология установки. Деятельность и установка[2]

Глава II. О месте и функции установочных явлений в структуре деятельности

Взаимоотношения между установками различных уровней

Выделенные уровни смысловой, целевой и операциональной установок ни в коем случае не следует представлять как этажи, механически надстроенные друг над другом и лишенные каких бы то ни было отношений между собой. Точно так же, как деятельность при определенных условиях может превратиться в действие, а действие — в операцию, смысловая установка может понизиться в ранге и начать выполнять функцию целевой установки, а целевая установка после реализации перейти на уровень операциональной установки. В свете представлений о существовании подвижных взаимопереходов между различными уровнями установок можно по-новому взглянуть на разгоревшуюся еще в 1930 годы и продолжающуюся в наши дни дискуссию вокруг вопроса: обладают ли установки одновременно и побуждающей и направляющей функцией? (Allport G., 1935; Katz, Stotland, 1957; Прангишвили, 1975). Одни исследователи, например А. С. Прангишвили, считают, что установка одновременно и направляет и побуждает поведение. Другие, в частности Г. Олпорт, придерживались мнения, что установка не может одновременно оказывать побудительное и направляющее влияние на поведение. Г. Олпорт подчеркивает, что «без направляющего действия установок индивид был бы растерян и сбит с толку», и в то же время настаивает на разведении побуждающей и направляющей функции установок. Аргументируя свою точку зрения, Г. Олпорт приводит следующую ситуацию. Когда испытуемый приходит в психологическую лабораторию, он мотивируется любопытством, чувством покорности или еще чем-либо. Однако он может усвоить дополнительные установки применительно к конкретному случаю. Например, задача (Aufgabe), пишет Г. Олпорт, которой подчиняется испытуемый, сама по себе не является в данной ситуации мотивом. Задача «нажимать на ключ, когда появится свет», вызывает скорее установку, чем мотив. Эта установка направляет поведение, мотивом которого было нечто другое. На основе подобного анализа Г. Олпорт приходит к мысли о необходимости выделения двух типов установок (attitudes): одни побуждают (drive) поведение, а другие — направляют (direct) его. Первые Г. Олпорт назвал мотивационными установками, а вторые (возникающие при наличии Aufgabe) — инструментальными установками. Эта классификация типов установок внешне созвучна предложенному нами делению установок на смысловые, с одной стороны, и целевые и операциональные — с другой. Более того, мы признаем за смысловой установкой, поскольку она актуализируется мотивом, побуждающую и общую направляющую функцию по отношению к деятельности, а за целевой установкой — направляющую функцию по отношению к действию, и в этом наша точка зрения, скорее, ближе к Г. Олпорту. Но Г. Олпорт практически ничего не говорит об отношениях между этими типами установок. Он рассматривает их как отдельные независимые типы, упоминая лишь, что в некоторых ситуациях направляющие, инструментальные установки могут быть мотивационными, а мотивационные, побуждающие — дегенерировать и превратиться в направляющие установки (Allport G., 1935). В этом некоторые исследователи, например С. Московичи (Moscovici, 1962), видят слабость и нечеткость систематизации Г. Олпорта. Однако если принять гипотезу об иерархической структуре установки, ответ на возражение С. Московичи не представляет особых затруднений. Чтобы ответить на эти возражения, напомним о механизме «сдвига мотива на цель», описанном A. H. Леонтьевым. Суть этого преобразования заключается в том, что мотив при определенных условиях может утратить свою побуждающую функцию и превратиться в цель действия.

Если мы учтем механизм «сдвига мотива на цель», то увидим, что мысль Г. Олпорта о переходе мотивационных установок в инструментальные является в принципе верной и лишь подтверждает возможность изменения уровня установки при изменении места вызывающего эту установку объективного фактора в структуре деятельности, подтверждает существование подвижных отношений между установками разных уровней.

Особое место среди уровней установочной регуляции деятельности занимает уровень целевой установки.

С нашей точки зрения целевая установка играет в системе установочной регуляции деятельности роль интегратора установок смыслового и операционального уровней. Представление о подобной роли целевой установки по отношению к установкам других уровней базируется на трех следующих положениях, развитых в советской психологии К этим положениям относятся, во-первых, положение А. Н. Леонтьева о действии как об основной единице деятельности, в которой находят свое воплощение как мотивы, так и операции. Вторым положением является положение Н. А. Бернштейна (1947) о том, что осознаваемая афферентация всегда занимает ведущий уровень в управлении движениями и выступает, пользуясь образным сравнением Н. А. Бернштейна, в роли дирижера, вовлекающего в игру черновые уровни управления. Третье положение — это представление А. С. Прангишвили об установке как об «общем конечном пути». «Установка, — пишет А. С. Прангишвили, — это «общий конечный путь», вбирающий в себя системы перманентных диспозиций и определяющий, в конечном счете, ориентацию выявляющейся активности» (Прангшившш, 1972, с.5). Учитывая эти три положения, можно сказать, что целевая установка всегда является актуальной установкой, и в ней как бы сфокусированы установки других уровней. Проиллюстрируем это положение на простом примере. Увидев на улице симпатичную незнакомую девушку, молодой человек хочет подойти и познакомиться, но в его круге такой поступок будет расценен как неприличный. В этой ситуации действует несколько установок, между которыми складываются определенные отношения. Прежде всего это целевая установка, проявляющаяся во вполне осознанном намерении молодого человека познакомиться с девушкой. Она актуализирует, с одной стороны, различные операциональные социальные установки, усвоенные в прошлом в виде социальных норм поведения в подобных ситуациях, с другой стороны, она приводит в действие смысловую установку, выражающую реальное отношение молодого человека к вставшей перед ним цели. В зависимости от смысловой установки фиксированные социальные установки могут либо блокироваться, и тогда молодой человек решится подойти к девушке, либо реализоваться в действии, и тогда он пройдет мимо. Описанная ситуация, конечно, упрощена, но благодаря такому упрощению в ней удается увидеть, как установки других уровней под влиянием целевой установки вплетаются в контекст действия и определяют его ориентацию. Интересно отметить, что еше Л. С. Выготский указывал на вовлеченность моральных установок в процесс образования намерений. Критикуя К. Левина за недооценку роли различных установок человека в образовании намерений, он писал: «Мы, взрослые, гоже не можем образовывать любые, произвольные бессмысленные намерения, такие, которые противоречат нашим основным установкам и моральным взглядам. Если же взять широкую группу тех действий, которые не вступают в конфликт с нашими установками, то лишь в их отношении мы образуем любое намерение» (Выготский, 1960, с.360).

Заговорив о «фокусирующей» функции целевых установок по отношению к установкам других уровней, мы неминуемо наталкиваемся на вопрос о связи целевых и операциональных установок. Целевые установки относятся к числу актуальных нефиксированных установок. Они возникают при наличии цели в определенной ситуации и уступают свое место другой целевой установке, когда вызвавшая их цель достигнута. Реализуясь в действии, целевые установки не исчезают бесследно, а претерпевают ряд изменений и продолжают существовать как готовности к повторной актуализации, пробуждающиеся при повторении тех условий, в которых они возникли. Описывая судьбу актуальных нефиксированных установок, Д. Н. Узнадзе отмечал: «Старая установка продолжает свое существование в определенной качественности установок настоящего» (Узнадзе, 1940 — цит. по Чхартишвили, 1971, с.21). Эта глубокая мысль создателя теории установки закономерно приводит к постановке следующих вопросов. Какого рода изменения происходят при переходе актуальной установки в хроническое состояние? Какие отношения складываются между актуальными нефиксированными установками, или, как их называют иногда в школе Д. Н. Узнадзе, «установками на будущее», и реализовавшимися установками — «установками на прошлое»? Исследование этих отношений представляется особенно актуальным в связи с тем, что указание на существование отношений между «установками на будущее» и «установками на прошлое» принимается рядом исследователей за одно из основных отличий понимания установки в школе Д. Н. Узнадзе от концепций установки в зарубежной психологии (см., например, Шерозия, 1973). В западных концепциях установки вообще нет вопроса об отношениях между «установками на будущее» и «установками на прошлое».

Между тем Д. Н. Узнадзе и его последователи ставят этот вопрос в форме проблемы о взаимоотношении первичных и фиксированных установок, и в этом одно из несомненных достоинств теории Д. Н. Узнадзе в сравнении с разными представлениями об установке в западной психологии Последователи Д. Н. Узнадзе утверждают, что «установка на прошлое» (фиксированная установка) функционирует не иначе, как через «установку на будущее» (первичную установку). В этой мысли, на наш взгляд, в скрытом виде заключена идея об иерархическом подчинении установок друг другу, а тем самым и об иерархической природе установки. Но отсутствие представлений о структуре деятельности и исследование установки фактически независимо от деятельности помешали этой потенциально заложенной в теории Д. Н. Узнадзе идее развернуться и приобрести более конкретный характер. От того и описание изменений «установок на будущее» при переходе в хроническое состояние осталось в ряде пунктов незавершенным. Так, последователи Д. Н. Узнадзе утверждают, что, реализуясь, «установки на будущее» утрачивают свою побудительную и направляющую силу, т. е. не несут больше функций организующего начала поведения. Но почему «установка на будущее» теряет свою регулирующую функцию, проявляющуюся в форме направленности на решение определенной задачи? С нашей точки зрения ответ на этот вопрос следует искать в тех изменениях, которые претерпевает действие в процессе своего формирования, так как судьба превращений целевой установки неразрывно связана с судьбой действия. В процессе формирования действия его цель, т. е. то, что в конечном счете определяет направляющую функцию целевой установки, занимает в строении другого, более сложного действия структурное место условия его выполнения. При этом цель утрачивает направляющую функцию, а действие преобразуется в операцию. Понизившись в деятельностном ранге, действие и его цель уже не прямо «презентируются» в сознании (Леонтьев А. Н., 1965). Таков один из путей возникновения операций. Он объясняет утрату целевой установкой ее направляющей функции, показывает то, во что она превращается после реализации действия, и приводит нас к «фоновому» уровню установочной регуляции — уровню операциональных установок.

Подобная подвижность уровней установочной регуляции невольно оказалась, на наш взгляд, одной из причин полемики между Н. Ахом и К. Левином. В 1920 годах Н. Ах провел эксперименты, направленные на изучение твердости воли (см. Узнадзе, 1966). В этих исследованиях Н. Ах как бы попытался «столкнуть» между собой детерминирующую и ассоциативную тенденции и измерить «силу» детерминирующей тенденции. Вначале испытуемому предлагали несколько пар бессмысленных слогов (дус — дор и т. п.) и заставляли его выучить их наизусть. В результате образовывалась ассоциативная тенденция при предъявлении слога «дус» тут же отвечать слогом «дор». Затем испытуемому предъявлялся новый список слов-индукторов, среди которых были бессмысленные слоги из первого списка. Однако при этом испытуемому давалось другое задание: при предъявлении слова-индуктора ответить словом-инверсией (руд — дур). Предполагалось, что это задание вызовет волевую тенденцию, которая, если слово-индуктор было в первом списке, вступит в конфликт с ассоциативной тенденцией. В качестве показателя силы ассоциативной связи между членами каждой пары первого списка использовалась частота повторения этой пары. Число повторений слогов, после которого ассоциативная тенденция брала верх над волевой (испытуемый отвечал выученным в первой серии слогом, а не инверсией), Н. Ах назвал ассоциативным эквивалентом детерминирующей, или волевой, тенденции. Обычно испытуемый ошибался, если ассоциативный эквивалент был равен 120 повторениям. Такая логика построения эксперимента свидетельствует о том, что хотя Н. Ах и вводит понятие «детерминирующая тенденция» для объяснения направленности мышления, различие между детерминирующей и ассоциативной тенденциями носит у него чисто количественный характер. Детерминирующая тенденция у него — только самая сильная среди ассоциативных тенденций. Она выступает в ряду ассоциативных тенденций в качестве «первой среди равных». Этот эксперимент наглядно показывает цепкость ассоцианистского строя мышления: Н. Ах вводит принципиально новое понятие, но тут же, словно устрашившись своего поступка, пытается наполнить его старым содержанием, приравнять его к ассоциативным тенденциям. Попробуем разобраться, что же действительно является причиной ошибок испытуемых? В первой серии испытуемым дают задание, которое также вызывает детерминирующую тенденцию. После многократных повторений эта тенденция становится неосознаваемой и, если опираться на выводы сходных экспериментов Ватта, более эффективной. Она мгновенно приводит к ответу на предъявленное слово-индуктор. Описывая этот процесс с точки зрения гипотезы об иерархической структуре установки, следует заключить, что целевая установка утрачивает свою основную направляющую функцию и превращается в операциональную установку — готовность к определенному способу осуществления действия. Теперь перейдем ко второму заданию, предлагаемому Н. Ахом. Что в нем изменилось по сравнению с первым? По сути, общая задача «отвечайте на слог А слогом В» не изменилась, а изменилось лишь указание на способ реагирования. В первом случае испытуемый при появлении слога А должен был реагировать слогом В, во втором случае — слогом С. В обоих вариантах, следовательно, общая задача остается неизменной, а варьирует лишь способ реагирования испытуемого. И в том и в другом случае вырабатываются установки, лежащие в основе операции, т. е. сходные по своему деятельностному рангу. Следовательно, реально исследуются отношения между двумя операциональными установками внутри одного действия. Если устранить общую цель, то операциональные установки поднимутся вновь до уровня целевых установок, и испытуемые перестанут ошибаться. Фактически это и увидел КЛевин при проверке экспериментов Н. Аха. Он отметил, что причина ошибочных ответов — общая установка испытуемого на воспроизведение, так как такие ошибки не наблюдаются в опытах, в которых у испытуемого отсутствует установка на воспроизведение.

Таким образом, в своих экспериментах Н. Ах столкнулся с фактом перехода целевой установки на уровень операциональных установок, возникшего после многократных выполнений предлагаемого испытуемым задания.

Тот факт, что операциональная установка приводит к возникновению ошибок и приобретает известную самостоятельность от цели действия и целевой установки, может привести к мнению, что операциональные установки вообще не зависят от установок других уровней. Именно такого мнения придерживается А. С. Прангишвили, рассматривая вопрос о взаимоотношении инструкции и фиксированной установки. Анализируя образование фиксированной установки в экспериментах, проведенных методом «фиксации установки», А. С. Прангишвили (1967) специально подчеркивает, что установка создается в них совершенно независимо от словесной инструкции. Такое утверждение основывается, как нам кажется, на нескольких особенностях фиксированной установки, которые мы сейчас разберем. Во-первых, в любом выполненном методом фиксированной установки эксперименте конечный результат, к которому приходит испытуемый, определяется фиксированной операциональной установкой, а не непосредственно целевой установкой. Особенно выразительно определяющее влияние установок «фонового» уровня на конечный результат проявилось в исследованиях З. И. Ходжавы. В его исследованиях с помощью метода «чтения нейтрального шрифта» изучались установки на качественное отношение (Ходжава, 1960). Вначале испытуемых просили читать бессмысленные слова, написанные на латинском языке. При этом у испытуемых вырабатывалась установка на чтение латинского шрифта. Затем испытуемым предъявлялся текст, написанный нейтральным шрифтом на русском языке, т. е. написанный буквами, конфигурация которых одинакова как в кириллице, так и в латинском шрифте. В результате ассимилятивного действия фиксированной установки испытуемые прочитали русский текст как текст, составленный из бессмысленных латинских слов. Например, они прочитывали вместо «почва» — «норба». Особый интерес для нас представляет серия с так называемой «определенной» инструкцией, в которой испытуемого просят постараться прочитать слова на определенном языке и сознательно избежать ошибки. Несмотря на наличие такой жесткой инструкции и соответственно осознанного намерения прочитать слова на каком-нибудь одном языке, испытуемый не может освободиться от ассимилирующего действия ранее выработанной установки и читает нейтральный текст на латинском языке. В экспериментах З. И. Ходжавы проявилась важная особенность установок — их наполненность предметным содержанием. В них также установлен тот факт, что операциональные установки, приобретя самостоятельную силу, могут выходить из подчинения целевой установке и препятствовать достижению осознаваемой цели, стоящей перед субъектом. Опираясь на подобные факты, А. С. Прангишвили, по-видимому, и делает вывод о независимости установки от вербальной инструкции.

К такому выводу А. С. Прангишвили могло привести и то, что фиксированная установка в ряде случаев вырабатывается даже тогда, когда испытуемому специально дается инструкция, уводящая в сторону от непосредственной оценки величины и веса установочных объектов. Так, в исследовании Л. А. Венгера испытуемых просили сравнить и эстетически оценить изображения этикеток на папиросных коробках. Затем им многократно предъявлялись в руки две коробки с различным грузом. Оказалось, что у большинства испытуемых, несмотря на отсутствие прямой инструкции на оценку веса, образовалась установка на различие поднимаемых тяжестей. Но следует ли отсюда вывод, что инструкция вообще не влияет на образование установки? Нет. «Правильнее было бы сказать, — пишеч»

А. В. Запорожец, — что она сложилась пол влиянием второстепенных побочных условий поставленной задачи, не нашедших отражения в даваемой экспериментатором инструкции» (Запорожец, 1960, с.345). Еще с большим основанием относится это предположение А. В. Запорожца к тем экспериментам, где круг условий задачи прямо определяется инструкцией. Таким образом, в экспериментах, проведенных методом фиксации установки, операциональная установка зависит от целевой установки. Между целевой и операциональной установками существует двустороннее взаимодействие: целевая установка определяет общую устойчивость действия и тем самым прямо или косвенно определяет круг условий, на которые вырабатываются операциональные установки; операциональные установки лежат в основе различных способов осуществления действия и оказывают влияние, иногда искажающее, на конечный результат действия. Существуют случаи превращения операциональных установок в целевые, возникающие при сдвиге условия на цель («целеобразование снизу»). Вспомним молодого человека, который, спеша на свидание с девушкой, никак не может надеть ботинок. Условие, которое привело к задержке реализации операциональной установки, превращается в результате объективации в цель действия, и соответственно изменяется установка на это условие. Она превращается из операциональной в целевую установку и начинает стабилизировать направленность действия.

Итак, между установками различных уровней складываются определенные взаимоотношения. Установки одного уровня могут переходить на другой уровень в том случае, если изменяется место вызывающего их объективного содержательного фактора в структуре деятельности. Смысловые установки принимают участие в выборе целей действия и тем самым в возникновении целевых установок. Они также выполняют функцию фильтрации по отношению к операциональным установкам. В свою очередь, цель действия и целевые установки «фокусируют» установки как смыслового, так и операционального уровней. Операциональные установки могут приобрести известную самостоятельность от цели и целевой установки, но никогда не выступают в полной независимости от установок вышележащих уровней.

* * *

В этой главе мы попытались дать решение центральной задачи нашего исследования — показать место и функции установочных явлений в предметной деятельности. Опираясь на выделенные в ходе анализа проблемы взаимоотношений деятельности и установки аргументы о существовании различных форм установок и о связи этих форм установок с объективными содержательными факторами ситуации деятельности, обусловливающими отдельные структурные моменты деятельности и вызывающими различные по своей природе установки, мы рассмотрели представления об установке в контексте общепсихологической теории деятельности. Будучи соотнесена с объективными факторами деятельности (мотив, цель и условия осуществления действия) и структурными моментами процесса деятельности (деятельность, действие, операция, психофизиологические реализаторы деятельности), установка выступает как иерархическая уровневая структура. Выделение установок различных уровней зависит как от объективного фактора, вызывающего установки, так и от того содержания сознания («значения» или «личностного смысла»), которое установки выражают в деятельности. Отрыв установки от выражаемого ею в деятельности содержания приводит к полному нивелированию своеобразия установок разных уровней, закрывает дорогу к изучению их специфических функций и поэтому является недопустимым. Готовность, лишенная выражаемого ею в деятельности содержания, точно так же пуста, как слово без значения, а «слово без значения есть не слово, а звук пустой» (Л. С. Выготский)! И точно так же, как звук без значения сливается со всеми остальными звуками, существующими в природе, готовность без содержания может слиться с многочисленными формами готовности к реагированию, проявляющимися в самых различных типах движения в виде тенденций к сохранению движения в определенном направлении. Только если рассматривать «готовность без содержания», личностная установка и сенсорная установка могут быть уравнены между собой и оказаться в одном ряду, так как они действительно обладают набором общих формальных характеристик, присущих любой форме готовности к реагированию, начиная от готовности нейрона и кончая готовностью личности (возбудимость, динамичность, инертность, константность, лабильность, грубость и т. д.). Без соотнесения установок с объективными факторами и соответствующими структурными единицами деятельности, а также без учета содержания, зависящего от места объективного фактора, вызывающего установку, в структуре деятельности все установки будут на одно лицо. Но стоит соотнести установки с объективными факторами, определяющими структурные моменты деятельности и вызывающими соответствующие установки, и положение разительно меняется. Перед нами предстают различные уровни установок — уровни смысловой, целевой и операциональной установок, каждая из которых вносит свой вклад в регуляцию предметной деятельности. Функциональное значение установки в деятельности состоит в том, что установка стабилизирует движение деятельности, обеспечивает сохранение направленности этого движения. О том, что установка является стабилизатором движения деятельности, свидетельствуют следующие особенности функционирования установки. Во-первых, точно так же, как описанная выше тенденция к сохранению направленности деятельности, установка феноменально не проявляет себя в условиях нормального протекания деятельности. Во-вторых, точно так же, как тенденция к сохранению направленности движения, установка феноменологически проявляет себя лишь в тех случаях, когда развертывающаяся деятельность встречает на своем пути препятствие в виде неопределенности воздействующей на субъекта стимуляции или в виде резкого изменения деятельности. Тогда и только тогда установки разных уровней как бы прорываются на поверхность в виде тех или иных феноменов. Эта особенность функционирования установок и обусловила то, что в роли основного методического принципа, явно или неявно используемого в экспериментальных исследованиях установочных явлений, выступил методический принцип искусственного прерывания, «сбоя» деятельности. Например, прерывание деятельности при помощи создания неопределенности предъявляемой стимуляции вроде дефицита сенсорной информации в психофизических экспериментах или пятен Роршаха. Этот общеметодический прием экспериментального исследования установочных явлений служит еще одним операционалистическим подтверждением правомерности понимания установок как стабилизаторов движения деятельности. И, наконец, четкое выделение особой функции установки в деятельности, функции поддержания и сохранения направленности движения деятельности, позволяет избежать растворения установки в других механизмах регуляции деятельности. Чрезмерное расширение функционального значения установки в деятельности, выражающееся в представлениях об установке как регуляторе деятельности вообще, неизбежно приводит к появлению таких двойников установки, как цель, мотив и задача. Иными словами, возведение установки в ранг общего регулятора деятельности лишь внешне выглядит как обогащение функций установки, так как за это обогащение приходится расплачиваться утратой специфической реальной функции установки в деятельности субъекта.

Психология bookap

Каждый уровень установок проявляется специфичным образом. Смысловые установки, выражающие в деятельности личностный смысл и стабилизирующие общую направленность деятельности в целом, феноменологически выступают в виде «лишних» движений, смысловых обмолвок и оговорок. Установки этого уровня не могут измениться непосредственно под влиянием вербальной информации. Их перестройка всегда опосредована изменением деятельности субъекта. Установки уровня действий, или целевые установки, стабилизируют действие и определяют его конкретную направленность. Они феноменологически проявляются в виде системных персевераций, тенденции к завершению прерванных действий (феномен Зейгарник), различных «ошибок» восприятия и т. д. Установки уровня операций, или операциональные установки, лежат в основе привычного стандартного поведения. К ним относятся фиксированные установки, детальнейшим образом исследованные в школе Д. Н. Узнадзе. При анализе механизма операциональных установок необходимо учитывать как представления о вероятностном прогнозировании, так и то «значение» предмета, на который направлены эти установки и от которого зависит конкретное выражение способа осуществления действия. Операциональные установки феноменологически проявляются в различных иллюзиях типа иллюзии веса Фехнера, объемно-весовой иллюзии Шарпантье, феномена «функциональной фиксированности» и т. д. И, наконец, выделяется уровень психофизиологических механизмов — реализаторов установки. Для объяснения механизмов — реализаторов установки, таких ее физиологических проявлений, как сенсорные и моторные установки, некоторые исследователи привлекают представления об «оперативном покое» и доминанте (А. А. Ухтомский), «образе потребного будущего» (Н. А. Бернштейн), «акцепторе действия» (П. К. Анохин), «нервной модели стимула» (Е. Н. Соколов). Выделение уровня психофизиологических реализаторов установки позволяет понять реальные причины, побуждающие некоторых представителей школы Д. Н. Узнадзе осуществлять «сведение» установки к физиологическим механизмам, например к динамическому стереотипу. За кажущейся возможностью сведения установки к тем или иным физиологическим механизмам кроется не что иное, как возможность и даже необходимость исследования установочных явлений на уровне психофизиологических механизмов, которые их реализуют.

Предложенная гипотеза об иерархической уровневой природе установки как механизма стабилизации деятельности позволяет ответить на вопрос о месте и функции установки в деятельности субъекта, а также выявить содержание и специфику установок различных уровней.