ИГРЫ С ФОРТУНОЙ
Девочка-обезьяна
Жила-была девочка-обезьяна. Она любила апельсины, громкую музыку, звенящие брямки и яркие разноцветные краски.
Однажды ей досталось наследство — большая теплая уютная шуба.
Шуба девочку-обезьяну грела и защищала от холода, шума, пыли, от острых твердых углов и нескромных взглядов.
Девочке шуба нравилась, но не очень. Хотя ей было тепло и уютно, шуба мешала ей прыгать, плясать, и рисовать чудесными красками было совсем в шубе неудобно. А вот шуба очень полюбила девочку-обезьяну и всячески старалась о ней заботиться — грела, ласкала ее и успокаивала и убаюкивала. И мечтала эта шуба убаюкать девочку совсем, чтобы спала она, сладко причмокивая во сне, окруженная со всех сторон уютной шубой, согретая ее теплом и счастливая и безмятежная.
А девочка мечтала прыгать, жонглировать оранжевыми апельсинами, плясать и размашисто расписывать большой кистью — раскрашивать джунгли. И скинуть шубу девочке было неудобно — ведь шуба так ее любила и так заботилась о ней. И тогда девочка решила, что шубу надо пристроить к какому-нибудь делу правильному, чтобы шубе было еще чем-то заняться, кроме убаюкивания девочки. Или продать ее?
Девочка-обезьяна подумала эту мысль, поскребла в затылке да и открыла Гугол — такая машина поисковая в Интернете. И начала поиск.
Она написала запрос: «Что обычно мешает обезьяне продать дареную шубу?»
И Гугол ей ответил: «Совесть».
«А как обезьяна может избавиться от совести?» — логично спросила девочка-обезьяна.
И Гугол тут же среагировал на запрос: «Обезьяна может продать совесть».
«Сколько стоит обезьянья совесть?» — задумалась обезьяна-девочка.
«20 копеек. Не думаю, что больше кто-то даст», — ответил Гугол.
«Кто является традиционным покупателем обезьяньей совести?» — обезьяна вовремя сообразила задать вопрос о рынках сбыта.
«Бессовестные девочки», — такой был ответ.
Девочка-обезьяна по ниточке вытянула-выдернула из себя всю свою совесть, придала ей соблазнительный товарный вид (привязала к ней десятирублевую бумажку) и продала ее за 20 копеек маленькой нетрезвой бессовестной девочке.
И попробовала снять шубу.
Шуба распахнулась на минутку, немного подалась, но сняться совсем не пожелала.
Тогда девочка-обезьяна решила потрясти шубу. Шуба была потрясена, но с места не сдвинулась. Но девочке-обезьяне трястись понравилось, и она тряхнула стариной. Шуба расчихалась не на шутку, и распахнулась пошире. Тогда девочка-обезьяна тряхнула молодостью. Шуба почти падала уже с плеч, но цеплялась кое-где за бока, за руки и стонала громко: «Девочка-обезьяна! Что ж ты меня стаскиваешь, как змея шкуру? Разве так можно с шубами? У тебя совесть есть, хоть капелька?»
«Ах, вот на чем шуба держится! На капельке совести! — смекнула девочка-обезьяна, — да чихать я хотела на эту совесть!»
И она начала громко и радостно чихать — на руки и на бока, где шуба прицепилась, да так ловко и весело, что вычихнула нечаянно все остатки совести. А заодно и чувство вины. А без чувства вины комплексы неполноценности в организме не живут — они сбежали немедленно. И снова загремела музыка, нацепились на пляшущее тело звонкие брямки, мир засиял яркими красками, и жизнь удалась!
А шуба — что шуба? От кого она нас защищала — от нас самих? Так мы теперь себя не боимся — мы теперь себя любим. Совершенно бессовестно любим себя изо всех сил — и счастливы!
