Глава 8. Языковое развитие и «Теория Большого Взрыва»

БАЗОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ: SYNTACTIC STRUCTURES. Chomsky, N. (1957). The Hague: Mouton.

Это довольно сложное дело — быть революционером в какой-либо научной дисциплине. Для осуществления революционных преобразований в некой области необходимо, чтобы множество обстоятельств сложились совершенно определенным образом. Вы должны первым найти вдохновляющую и соблазнительную идею, но эта идея должна вдохновлять и соблазнять также и других людей, а не только вас. Если в вашей идее заключена новая теория, то последняя должна иметь смысл для всех уже существующих данных, но объяснять их лучше, чем все предыдущие теории. Ваша теория должна открывать множество новых путей для исследований и быть способной придать смысл любым данным, которые могут быть получены в будущем. Но для революционности недостаточно лишь хорошей идеи. Вы сами как личность должны обладать определенными качествами. Вы должны быть достаточно уверены в себе, чтобы поверить и в то, что другим интересна ваша идея. Вы должны быть достаточно настойчивы, чтобы помочь вашей идее выстоять перед закрывающимися «перед ее носом» дверями. И вы должны быть достаточно хладнокровны, чтобы отражать множество нападок на вас, вызванных вашей идеей. Нужно признать, что революции не являются революциями просто потому, что играют партию первой скрипки и заставляют всех вскакивать со своих мест. Они являются таковыми потому, что смеются над несвоевременными, устаревшими идеями, а порой и над людьми, которые в них верят. Чтобы совершить революцию, необходимо быть сильной личностью. Но вдобавок к революционной идее и сильной личности вам необходимо правильно выбрать время. Ваша теория должна быть представлена тогда, когда умы готовы ее принять. Если революционная идея появится слишком рано, никто не признает ее гениальности. Если она появляется слишком поздно, то ваши лавры, скорее всего, уже кому-то достались. Дарвин выдвинул свою теорию эволюции за десятилетия до того, как почувствовал, что настало время ее обнародовать. Он тогда даже и не был полностью готов опубликовать ее; но другой ученый по имени Альфред Рассел Уоллес готовился обнародовать ту же самую идею, поэтому Дарвин решил поспешить.

Опубликовав свою работу под названием «Синтаксические структуры», Ноам Хомский (Noam Chomsky) не только совершил революцию в области детской психологии (книга «Синтаксические структуры» занимает пятое место в рейтинге всех революционных исследований), но также заронил семя грядущих революций в полдюжины других областей! Работа Хомского повлияла на столь различные области, как антропология, искусственный интеллект, науки о познавательной деятельности, лингвистика, неврология и философия. И если этого недостаточно, то у него есть также работы, революционным образом влияющие на политологию.

Представляя вам работы Хомского, я немного отклонюсь от того заглавия, которое дано его основному труду. В данной главе я относительно мало концентрируюсь на вопросе «Синтаксических структур». О, конечно же, идеи, вспыхнувшие благодаря «Синтаксическим структурам», поистине революционные, и им действительно удалось внести оживление в область психологии развития. Но давайте смотреть на вещи реально: разговор о синтаксисе языка не так волнует кровь, как, например, описываемые хорошим автором юмористические эпизоды из жизни транссексуала. Держу пари, что вам больше понравится смотреть даже на засохшие краски, чем читать «Синтаксические структуры» (никому не говорите, что я это сказал). Но это ни в коем случае не умаляет важности книги. Проблема в том, что предмет данной книги настолько эзотеричен, настолько далек от чего бы то ни было имеющего значение в вашей жизни, что я не вижу пользы в трате времени на попытки заинтересовать вас синтаксисом. Я думаю, что лучше посвятить время рассмотрению радикальных идей Хомского, которые появились в последующие десятилетия после издания «Синтаксических структур». В целом эти идеи оказали глубокое влияние на детскую психологию, но все началось с «Синтаксических структур».

Предпосылки Открытия Хомского касались природы человеческой речи. Человеческий язык по-детски прост и в то же время энциклопедично сложен. По-детски прост он потому, что создать язык очень легко — каждый ребенок это может. На самом деле каждый ребенок это и делает! В любом уголке мира каждый ребенок с нормальным мозгом и минимально предрасположенный к речи, в конце концов, создаст свой язык. Другими словами, возникновение языка универсально. Универсальная история развития речи у ребенка выглядит примерно так: дети начинают понимать первые слова в возрасте около восьми месяцев; свои первые слова они произносят приблизительно в возрасте тринадцати месяцев; начинают комбинировать первые слова в простые предложения в возрасте около двадцати месяцев; и в возрасте около двадцати четырех месяцев начинают добавлять в предложения грамматические элементы. Таким образом, обычно в возрасте около двух лет, и уж точно — к трем годам большинство детей имеют хотя бы поверхностное представление о языке той культуры, к которой они принадлежат.

Но как объект изучения, язык в то же время очень сложен. Например, подсчитайте все те системы правил, которые вам необходимо усвоить, чтобы бегло разговаривать на каком-либо языке. Таких систем существует, по крайней мере, пять, и каждая из них подразумевает определенный уровень использования языка. Первая — система фонологических правил — имеет дело со звуками и комбинациями звуков, которые составляют слова. Чтобы освоить систему фонологических правил, вам необходима способность различать звуки, характерные для вашего языка, воспроизводить эти звуки (или их близкое подобие), а также различать, какие звуковые комбинации допустимы в вашем языке, а какие являются незаконными. Например, в английском языке активно используются как звук Д/, так и звук Д/, но фонологические правила этого языка говорят, что данные звуки могут сочетаться лишь в определенных условиях. Например, сочетание звуков Д/ и Д/ может быть в начале слова (как, например, в слове star) или в конце слова (как, например, в слове fast). Но в обратном порядке, то есть Д/ + Д/, такое сочетание может появиться лишь в конце слова (как, например, в слове rats). Вы не можете начать английское слово с сочетания Д/ + Д/. Или же если вы все-таки встречаете слово, начинающееся с сочетания Д/ + /s/, то не знаете, как его произносить (как, например, в словосочетании tsetse fly — муха цеце). Поэтому, вероятно, вы не сможете произнести слово, обозначающее машину в китайском языке — che (произносится по-английски «tsir» — что-то вроде «цё»).

Также существует система морфологических правил, которая определяет, как и когда вы должны комбинировать префиксы и суффиксы с корнем слова, чтобы образовывать новые слова. (Префиксы, суффиксы и корни слов в целом называются морфемами, что отражается в слове морфологические.) Например, в английском языке для образования множественного числа, как вы знаете, существует стандартный способ. Например, /саг/ + /образователь множественного числа/ = cars, или Дгее/ + + /образователь множественного числа/ = trees. Но вы знаете также, что множественное число можно образовать другими, нестандартными способами: /man/ + /образователь множественного числа/ = men, но /deer/ + /образователь множественного числа/ = deer. Если вы скажете «I saw two mans walking across the street yesterday», вы нарушите систему морфологических правил*. Например, (машина) + (образователь множественного числа) = машины, или (мужчина) + (образователь множественного числа) = мужчины. Но вы знаете также, что множественное число можно образовать другими, нестандартными способами: дерево + (образователь множественного числа) = деревья, но (болото) + (образователь множественного числа) = болота. Если вы скажете: «Я видел вчера, как двое мужчинов переходили улицу», вы нарушите систему морфологических правил. — Примеч. Поэтому вам приходится не просто выучить основные правила комбинации морфем, вам также приходится выучить все исключения. Вершиной вашего мастерства должна быть способность обобщить усвоенные морфологические правила (такие, как образование множественного числа) и перенести на те слова, которые вы еще ни разу не слышали. Иногда это очень легко. Вспомните знаменитый пример Жана БеркоТлизона (Jean Berco-Gleason): «Вчера у меня был один wug, а сегодня — два. У меня два».

В этом случае большинство людей, говорящих по-английски, скажут wugs, потому что хотя они и не встречались с таким словом раньше, но его все же можно сопоставить с другими похожими по звучанию словами, уже знакомыми им, например bug —» bugs или hug —» hugs. Но рассмотрим такой случай: «Вчера у меня был один Sony Walkman (плеер фирмы Sony) у а сегодня — два. У меня два».

Большинству носителей английского языка будет сложно образовать множественное число от Sony Walkman, потому что хотя у слова man есть известная форма множественного числа, здесь это слово используется не в стандартном смысле. Всемирно известный ученый/лектор Стивен Линкер (Steven Pinker) использует этот пример в курсе своих лекций и замечает, что корпорация Sony нашла удобное решение этой головоломки. Для них множественное число от Sony Walkman — это просто «Sony Personal Stereo Systems» (персональные стереосистемы Sony).

* В английском языке слово fly имеет много значений, в том числе, «муха» и «крыло» (автомобиля). Вариант для русского языка: «Штирлиц стоял у окна — из окна дуло. Штирлиц закрыл окно — дуло исчезло»).

Система семантических правил определяет, каким образом вы должны комбинировать слова сообразно их значениям. Фактически слово «семантика» означает «смысл, значение». И снова, существуют законные с точки зрения смысла предложения, вроде этого: «Мужчина видел, как грабитель вырвался из банка, унося два мешка с деньгами». Но также существуют предложения, которые разрушают систему семантических правил, например: «Слепой видел, как грабитель вырвался из банка, унося два мешка с деньгами». Вы понимаете, что второе предложение семантически незаконно-, так как значение слова слепой исключает возможность способности видеть. Вы также мбжете порадоваться тому, как работает система семантических правил для создания юмора, причудливо используя слова с двойным значением. Вопрос: У чего есть восемь колес и крылья? Ответ: У мусорного грузовика. Поняли? Ха!* Система прагматических правил включает в себя указания по поводу того, как нам следует использовать язык, учитывая природу конкретной социальной ситуации. Конечно же, всем вам знакомы большинство правил из прагматической системы, хотя, возможно, вы этого и не осознаете. Посмотрите, насколько будет отличаться ваша речь в следующих двух социальных ситуациях. В ситуации 1 вы сидите вокруг костра с друзьями и разговариваете о том, как у вас идут дела в школе. В ситуации 2 вы сидите за обеденным столом с родителями вашей девушки/молодого человека, и ко всему прочему они пригласили на обед семейного священника/духовника/рабби. Находясь в компании близких друзей, вы используете неформальный язык и не особенно следите за словами. Вы можете не произносить слов должным образом и использовать сленг, понятный только вам и вашим друзьям. Но в обществе родителей девушки/молодого человека, то есть людей, на которых вы хотите произвести впечатление, вы должны говорить подобающе. Ваш язык будет более точным. И, вероятно, вы не будете использовать сленговые словечки, зная, что родители не поймут их значения. Если бы вы использовали сленг, то нарушили бы систему прагматических правил. Вы также нарушили бы систему прагматических правил, если бы подошли к священнику/духовнику/рабби и сказали бы: «А ну-ка, попробуй меня схватить!» Конечно, если бы, по случаю, этот священник/духовник/рабби не оказался вашим другом или братом, с которым вам привычно было бы общаться в форме дразнилок и нападок. В любом случае все то, что вы делаете и не делаете, отражает ваше знание прагматики.

И, наконец, у нас есть система правил, называемая синтаксисом. Как вы, возможно, могли догадаться по названию книги, это — система правил, больше всего привлекавшая внимание Хомского. Синтаксис определяет правила комбинации слов на основе грамматики языка. Согласно грамматике английского языка, например, в стандартном виде предложение должно содержать подлежащее, сказуемое и дополнение. Сначала идет подлежащее, затем — сказуемое; и дополнение, если оно есть, идет в конце. Если вы, к примеру, не выполнили задание вашего учителя, вы можете сказать: «Моя собака съела мою домашнюю работу» (My dog ate my homework). В этом случае собака будет подлежащим, съела — сказуемым и домашняя работа — дополнением. Если вместо этого вы скажете «Моя собака реферат съела!» (My dog essay ate!), носители английского языка поймут, что вы говорите неправильно. Они также могут подумать, что английский язык не родной для вас, так ужасно вы говорите, или же вы находитесь под влиянием какого-то вещества, так как вы не можете говорить правильно. Хотя синтаксическая схема подлежащее-сказуемое-дополнение является стандартной для английского языка, другой порядок также возможен, если вы хотите произвести особый эффект. Например, предложение, где необходимо сделать особое ударение, может иметь другую схему — дополнение-подлежащее-сказуемое «Домашнюю работу съела моя собака, а не печенье!» Но это будет нестандартное предложение, которое вы редко встретите в английском языке. В других языках существует другой стандартный порядок слов. В японском языке, например, вам действительно придется сказать предложение, подобное данному: «Моя собака реферат съела!» с глаголом в конце предложения. Комбинируя в разном порядке подлежащее, сказуемое и дополнение, мы получаем шесть возможных вариаций для шести тысяч языков мира: ПСД, ПДС, СПД, СДП, ДСП и ДПС. Но как оказывается, в 90% языков мира предпочтение отдается только трем из возможных шести вариантов: ПСД, ПДС и СПД. Заметьте, что во всех трех вариантах подлежащее предшествует дополнению, а это значит, что в 90% языков мира отдается предпочтение порядку: подлежащее ДО дополнения. В более редких случаях в некоторых языках допускается предшествование дополнения подлежащему в стандартном порядке. Как сообщает нам Дэвид Кристал (David Crystal), примеры порядков СДП, ДСП и ДПС обнаружили в малагасийском языке и языках хикскариана (Hixcaryana) и джа-мади (Jamadi). Кристал с юмором приводит в пример Йоду, знаменитого мастера джедаев (Yoda, the Jedi master), чья речь состояла из предложений с порядком дополнение-полежащее-ска-зуемое: «Больным я стал», «Силою я своею силен», «Твой отец он есть». Так почему же так сложно объяснить овладение языком? Дилеммой, встающей перед каждым, кто начинает изучать процесс появления речи у детей, является тот факт, что все дети легко схватывают язык, несмотря на его сложность. Как же так? К тому времени, когда на горизонте научной области появился Хомский — в 1950-х годах, о процессе овладения речью детьми говорили в основном бихевиористы, такие как Б. Ф. Скиннер. Вы можете вспомнить из материала других глав, что, согласно бихевиористской теории Скиннера, все виды поведения формируются с помощью подкрепления и наказания. И говорение так ^е не является исключением. Фонологический тренинг, например, п0 все** видимости, возникал уже в раннем младенчестве, когда родители начинали хвалить детей за то, что те издают звуки, характерные для их родного языка. А если ребенок начинал издавать нехарактерные для родного языка звуки, то следовало неудовольствие взрослых — наказание. Звук «уууууу» (oooooh) у английского ребенка может подкрепляться улыбкой или хлопаньем в ладоши у безумно любящих дитя родителей, но если тот же ребенок вдруг начнет издавать щелкающие звуки, родитель может выразить неодобрение, нахмурившись. Щелкающие звуки важны в некоторых африканских языках, но не используются в английском. С другой стороны, звук «уууу» используется в английском. На протяжении длительного отрезка времени с помощью подкрепления и наказания у детей формируются и оттачиваются звуки, составляющие фонологию, соответствующую языку. Другие системы правил, как морфология, семантика, прагматика и синтаксис, точно так же вырабатываются у ребенка. С помощью такого обусловливания дети в совершенстве овладевают языком.

Реакция Хомского на бихевиористскую теорию овладения языком была следующей: «Чепуха!» Для тридцатилетнего Хомского было делом принципа бросить вызов всему бихевиористскому движению, потому что оно стало основным для всей нации, и главным центром бихевиористов являлся престижный Гарвардский университет; но особенно потому, что это было нападение на психологию из его родной научной области — лингвистики. Междисциплинарная основа атаки Ноама Хомского на Б. Ф. Скиннера подобна атаке Альберта Эйнштейна на теорию эволюции Чарльза Дарвина. Бросая вызов Скиннеру, Хомский на самом деле бросал вызов силе интеллекта столь же мощной, что и его собственная. И в знаменитой, весьма задиристой статье 1959 года под названием «Обзор "Вербального поведения"» он провел такую атаку, и об откровенном и мощном отвержении Хомским бихевиоризма узнал весь мир. («Вербальное поведение» — это книга Скиннера, посвященная изучению языка.)

Сутью аргументов Хомского было то, что развитие речи просто происходит слишком быстро, чтобы вписаться в рамки бихевиористского объяснения. Растянутый на столь долгое время процесс ее появления и формирования, о котором говорят бихевиористы, лишь за десятилетия помог бы ребенку столь совершенно овладеть языком. Если бихевиористы были правы, тогда каждое грамматически верное выражение, воспроизведенное ребенком, должно подкрепляться на каком-то этапе его раз- вития. И за каждое грамматически неверное выражение должно следовать наказание. На это уйдет слишком много времени. Более того, дети всегда говорят нечто очень необычное, что до этого они никогда не слышали, и как тогда они могли этому научиться? Если говорить об английской морфологии, то здесь дети часто неправильно употребляют окончание прошедшего времени правильных глаголов для неправильных глаголов. Они говорят так: «We goed to the zoo yesterday» или «The doggy bited me». Конечно же, существуют такие предложения, которые им никто никогда не говорил. Что касается семантики, то моя дочь до сих пор говорит мне: «Поверни мне телевизор, действительно!» (Turn the TV to me really). Этой фразой она с двух лет просила нас повернуть телевизор к ней экраном. Но почему она добавляет слово действительно к своей просьбе — до сих пор для меня загадка. Она никогда не слышала, чтобы мы произносили его, и мы никогда не хвалили ее за это слово. Суть в том, что совершенно явно ребенок четко произносит предложения, прежде им не слышанные, и продолжает их произносить при отсутствии подкрепления.

Учитывая подобные данные, Хомский делает вывод о том, что за развитие речи отвечает нечто, отличное от подкрепления и наказания. Если речи нельзя научиться из окружающей среды, думал он, тогда она должна развиваться внутри самого ребенка с самого начала. Но утверждение, что язык присутствует в самом ребенке с самого начала, ведет за собой пару следствий. Во-первых, язык должен быть как-то встроен в структуру мозга (а иначе где ему быть, в локтях, что ли?). Во-вторых, язык должен быть отдельно представлен в генетической структуре (потому что именно из нее проявляется все, заложенное внутри). Поэтому Хомский сделал сверхрадикальное заявление о том, что источник речи ребенка лежит не в окружающей среде, а в ДНК!

Взгляды Хомского Именно в «Синтаксических структурах» Хомский впервые публично описал свои нативистские взгляды на развитие речи, и таким образом они стали своего рода краеугольным камнем всей теории. Но самые важные части его нативистских воззрений на самом деле не были подробно представлены в этой работе. Они описаны в течение последующих десятилетий в ряде других публикаций. (По иронии судьбы, «Синтаксические структуры» были опубликованы в тот же год, что книга Скиннера «Вербаль ное поведение», которая, как мы уже отмечали выше, была, образно говоря, подвергнута бичеванию со стороны Хомского). Тем не менее «Синтаксические структуры» возымели свое действие, й в этой книге Хомский изложил основу объяснения того, почему нативистская теория языка должна стоять на первом месте.

Сами видите: сказать, что речь является врожденной, — это не объяснение. Каждая чего-то стоящая теория должна также говорить о том, что именно является врожденным. Более того, любое упоминание того, что является врожденным, должно быть обоснованным. Безосновательно полагать, к примеру, что все шесть тысяч (или более) мировых языков изначально встроены в мозг каждого ребенка в мире. Во-первых, это не объяснит, каким образом будущие дети придумывают языки, которых до сих пор не было, а лингвистам хорошо известно, что новые языки появляются все время. Нет, у Хомского была более тонкая идея. Он полагал, что если язык — действительно врожденный, встроенный в мозг ребенка, то он должен быть встроен весьма и весьма основательно. Тогда должен быть некий универсальный язык, и он должен быть достаточно распространен, чтобы поддерживать развитие всех языков мира. Фактически, довольно верным является понимание, что универсальный язык Хомского — это как бы семена языка. И именно эти семена языка наследуются нами через гены. И из этих семян появились все прошлые, настоящие и появятся будущие языки мира. Какой именно язык вырастет из семени — зависит от того, в какой языковой среде ребенок находится в процессе воспитания.

Это было удивительное революционное предположение. Во-первых, оно устраняло необходимость подкреплений и наказаний. Но как мы уже убедились, их наличие и так бесполезно. Во-вторых, появилась основа для исследования того, как детям удается так легко подхватывать родной язык. Хомский отвечает, что дети его не подхватывают — что касается говорения, язык уже здесь. В-третьих, обозначилась прямая связь языка и мозга. Язык больше не рассматривался как нечто пришедшее извне, из окружающей среды. Теперь он мог рассматриваться как нечто, присутствующее внутри головы и непосредственно связанное с психической деятельностью. И, наконец, таким образом объяснялось, почему люди — это единственные, существа, которым дана способность речи: семя языка было составной частью человеческого генома. Хотя у других животных есть своя коммуникативная система, только людям удалось создать правила языка.

Наличие этого лежащего в основе, генетически заданного семени языка гораздо приятнее, чем предположение о том, что все шесть тысяч и более языков заложены в гены каждого. Также эту теорию гораздо легче защищать из-за ее экономичности. (Экономичность, то есть простота, является очень ценным качеством любой теории.) Но для самого Хомского его теория казалась все же слишком урезанной. Ему еще предстояло определить механизмы, или переключатели, или звонки, или свистки, или что-то еще, что ответственно за подпитку или взращивание каждого из шести тысяч и более разных языков, на которых говорят люди мира. По правде говоря, существует относительно мало комбинаций подлежащего-сказуемого-дополнения, которые может произвести семя языка. Но существует огромное количество странных маленьких частичек, уникальных для каждого конкретного языка. Возьмем, например, системы изменения по числам и родам в испанском и английском языках. Хотя и в английском, и в испанском языках существует порядок ПСД, но в испанском по числам и родам изменяются существительные и определения, тогда как в английском изменению подвергаются только существительные, и только по числам. В английском можно использовать артикль the для обозначения существительных как в единственном, так и во множественном числе; вы можете сказать «the dog» (собака), «the dogs» (собаки), «the windows (окно) или «the windows» (окна). Но в испанском существует четыре варианта «the» (el, la, los и las), в которых отражаются комбинации существительных мужского и женского рода с единственным и множественным числом. Какое «the» вы используете в испанском, зависит от рода и числа существительного. Поэтому вы скажете «el регго» (the dog, мужской род, единственное число) или «los perros» (the dogs; мужской род, множественное число), но вы скажете «1а ventana» (the window; женский род, единственное число) или «las ventanas» (the windows; женский род, множественное число).

Как бы то ни было, но в системе Хомского автору все еще необходимо было объяснить, как семя языка определяет, во что ему следует вырасти — в язык, где слова изменяются по родам, по числам, по родам и числам или ни по тому, ни по другому. Род и число являются лишь двумя из миллиарда других качеств, которые семя языка должно в себя вмещать. На самом деле миллиард — это переоценка; экономичность обращает наш взгляд на достаточно небольшое число синтаксических правил или принципов, которые могут быть применимы для всех языков.

Для связи семени языка и реального языка, на котором говорят дети, Хомский применил следующую тактику: он предположил существование двух уровней синтаксиса. У каждой идеи, которую хочет передать человек, существует начальный, базовый уровень, который Хомский назвал глубинной структурой, и конечный, выражаемый уровень, который Хомский назвал поверхностной структурой. Глубинная структура более или менее укореняется на уровне семени языка, и обладает неопределенной формой. Поверхностная структура — это форма, которую мы создаем, облачая идеи в слова. И тогда остается лишь проблема того, каким образом мы переводим глубинную структуру в поверхностную, когда говорим, и переводим поверхностную структуру в глубинную, когда слушаем. Хомский предположил, что должен существовать ряд правил, которым мы следуем, возможно, бессознательно, в процессе перевода из глубинной структуры в поверхностную, и наоборот. Разговаривающие на одном языке используют одну систему правил, говорящие на другом языке — другую. Люди, говорящие на английском языке, будут использовать английскую систему правил, а говорящие на испанском — испанскую систему правил. Возможно даже некоторое совпадение между разными наборами правил в разных языках. Например, в английском и испанском языках общим является правило, определяющее порядок подлежащее-сказуемое-дополнение в поверхностной структуре.

Таким образом, когда дети овладевают языком, они на самом деле изучают правила перевода из глубинных структур в поверхностные, характерные для их языка. В этом заключалась идея. Хомский доказывал, что приемлемый набор правил перевода должен обладать тремя неотъемлемыми качествами. Во-первых, этот набор должен создавать все возможные структуры для данного языка. Люди могут создать неопределенное множество предложений, поэтому правила перевода должны быть способны создать неопределенное множество поверхностных структур. Во-вторых, правила перевода должны создавать лишь грамматически верные поверхностные структуры, а это значит, что они не могут создавать такие поверхностные структуры, которые нарушают систему синтаксических правил этого языка. И, в-третьих, должен существовать относительно небольшой, конечный набор правил перевода (экономичность в действии). Не было бы смысла говорить о правилах перевода, если бы их было так много, как и возможных поверхностных структур предложений. Хомский фокусировался на вопросах развития набора правил для создания всех возможных поверхностных структур, поэтому его теория иногда называется теорией производительной грамматики. В «Синтаксических структурах» Хомский начал с малого и сосредоточил внимание, в основном, на введении понятия набора правил перевода (грамматики) для описания того, как работает английский синтаксис. Хотя я и говорю «с малого», на самом деле английский синтаксис является огромной областью для изучения. Но она меньше, чем весь английский язык, в который входят также фонология и морфология. Хомский намеревался доказать, что используя минимальное количество правил перевода, грамматика английского языка может создавать все возможные с ее точки зрения предложения и не может создавать грамматически неправильные предложения. В конце своей книги/ Хомский дает очень хорошее описание английской грамматики, которая отвечает всем трем критериям. Но помните, что его главной целью не было понимание английской грамматики как таковой. Напротив, он использовал английской язык как объект, на котором можно проверить, возможно ли открытие правил перевода вообще. Если английский язык пройдет испытание, то, возможно, остальные языки также пройдут его.

В «Синтаксических структурах» Хомский выделил ряд правил перевода для английского языка. Разрабатывая эти правила, которые называются правилами структуризации предложения, он также создал новую систему записи. Он использовал символы типа ФС и Г для указания на определенные части речи (ФС — фразы существительного, Г — глагол) и стрелку (—») для обозначения перевода предложения из одного состояния в другое. Типичный набор правил структуризации предложения для перехода от основанной на семени языка глубинной структуры предложения конкретно к английской поверхностной структуре мог выглядеть следующим образом (сопровождаю краткими пояснениями). Заметьте, что здесь необходимы лишь шесть правил структуризации предложения.

Глубинная структура предложения —» ФС + ФГ. («Чтобы составить английское предложение, вначале вам нужно разобрать глубинную структуру на фразу существительного и фразу глагола».)

ФС -> Оп + С.

(«Чтобы составить фразу существительного, вам вначале необходимо поставить определение перед существительным».)

ФГ->Г+ФС.

(«Чтобы составить фразу глагола, вы берете глагол и ставите его перед другой фразой существительного».) On —> a, the.

(«Определение в английском языке может быть с а или the).

С —» человек, мяч, собака, дом, кресло и т. д. («Существительным в английском языке может быть любое из вышеперечисленных слов».)

Г —»бить, брать, есть, гнаться и т. д.

(«Глаголом в английском языке может быть любое из вышеперечисленных слов».) Чтобы составить поверхностную структуру предложения «The man hit the ball (Человек ударил по мячу)», нам следует шаг за шагом придерживаться правил структуризации предложения, применяя лишь одно в конкретный момент времени.

Глубинная структура предложения

ФС + ФГ.

Оп + С + ФГ.

Оп + С + Г + ФС.

the + С + Г + ФС.

the + man + Г + ФС.

the + man + hit + ФС.

the + man + hit + On + C. the + man + hit + the + C.

the + man + hit + the + ball. Хотя этот набор правил структуризации предложения был использован для составления поверхностной структуры лишь одного предложения, тот же набор из шести правил, тем не менее, способен произвести бесконечное количество таких же поверхностных структур предложений. Для начала вы можете заменить С любыми существительными, которые есть в вашем словарном запасе. И вы также можете заменить Г любым количеством глаголов, известных вам. Но ваш запас существительных и глаголов конечен, и поэтому данная процедура поможет произвести несколько миллионов разных предложений данной формы. Истинная сила бесконечного производства предложений заключается в том, что фразы существительного встроены во фразы глагола. А так как фразы существительного встроены во фразы глагола, вы можете взять целую фразу существительного the man hit the ball, встроить ее во фразу глагола более высокого порядка и получить что-нибудь вроде lam angry at the man (who) hit the ball (Я сержусь на человека, который ударил по мячу). И это, в свою очередь, можно встроить во фразу глагола высшего порядка, чтобы получилось нечто вроде Sam knows that I am angry at the man (who) hit the ball (Сэм знает, что я сержусь на человека, который ударил по мячу). И это можно встроить во фразу глагола еще более высокого порядка: You saw that Sam knows that I am angry at the man (who) hit the ball (Вы поняли, что Сэм знает, что я сержусь на человека, который ударил по мячу). Правила английского языка не ставят ограничений на то, сколько раз мы можем встраивать фразы существительного во фразы глагола, хотя наша память и может несколько ограничить восприятие и понимание предложения определенной длины. Итак, только с помощью этих шести правил структуризации предложений мы можем создать бесконечное количество поверхностных структур предложений.

Но это еще не все. Существуют правила структуризации предложения для простых предложений. Существуют также правила структуризации для более сложных предложений, включая пассивные виды типа «The ball was hit by man» (дословно — Мяч был ударен человеком) и вопросы типа «Did the man hit the ball?» (Ударил ли человек по мячу?). И так далее. (Вам еще не захотелось посмотреть на засохшие краски?). Хомский составил правила структурирования предложения и для более сложных случаев, но эти правила довольно быстро стали слишком сложными, и, по правде говоря, мне не очень-то хочется лезть в эти дебри. Суть в том, что Хомскому успешно удалось представить правила структуризации предложения для отделения поверхностной структуры предложения от лежащей в основе глубинной структуры. И, что очень важно, они обладают тремя важными качествами: они могут производить бесчисленное количество поверхностных структур; они создают только грамматически верные поверхностные структуры (порой с некоторыми усилиями); и чтобы создать огромное количество предложений, необходимо достаточно малое число этих правил.

Но остаются некоторые досадные проблемы. С одной стороны, просто то, что существование правил структуризации предложений возможно, вовсе не означает, что дети их используют. И все еще остается неразрешенным вопрос — как дети изначально «выращивают» эти правила. Хотя идея Хомского об универсальном семени языка и разрешает изначальную проблему появления языка, она не объясняет, откуда появляются правила сТруктуризации предложений, особые для каждого языка. Но не волнуйтесь, Хомский и тут успел! Он решил эту проблему точно так же, как и первую: заявил, что правила как таковые заложены генетически. И Хомского, в общем-то, не заботила необходимость как-то объяснять систему правил для более чем 6000 языков, так как он думал, что для всех шести тысяч языков, возможно, существует общий набор базовых принципов. Проблема, конечно же, состоит в определении этих принципов.

Легко понять, что могут представлять собой некоторые из этих принципов. Как мы уже убедились, принадлежность к роду является одним из важных качеств во множестве языков мира. Это важно в испанском, французском и итальянском; в английском же и японском — нет. Еще одним примером особенностей языка может быть наличие или отсутствие в нем таких определителей, которые подобны английским the или а. В английском, французском, итальянском и немецком такие определители есть; в японском, китайском, корейском и вьетнамском — нет. Если бы любой язык можно было описать с помощью небольшой группки признаков, вроде приведенных выше (около 500 или больше), было бы резонно предположить, что все они представлены в мозге. В этом случае развитие речи будет лишь следствием того, как определит ребенок, какие именно из пятисот принципов он введет в свой язык. Дитя, например, может повернуть переключатель принадлежности к роду в состояние «включено», если решит, что в его языке будет разделение по полам. Поворачивая переключатель родов в состояние «включено», ребенок может вызвать эффект домино при попытке отграничить те выключатели, которые должны быть включены, от тех, что должны быть выключены. Например, наличие включенного тумблера принадлежности к полу может автоматически предполагать использование в языке определителей. Вы не можете внедрить определители в свой язык, если в нем они просто не используются. Таким образом, одним из последствий перевода тумблера «принадлежность к полу» в положение «включено» может быть автоматическое включение использования определителей. Такая процедура включения и выключения принципов, общих для всех языков, совершенно четко определяет, какой язык будет использовать ребенок.

Ладно, с проблемой, откуда берутся главные принципы языка, мы разобрались — они не выбираются, они появляются до рождения. Но как дети решают, какие из пятисот принципов необходимо активизировать? Мы сейчас говорим о малышах. Они даже шнурков себе еще не могут завязать. Откуда у них такая смекалка, которая позволяет определить, какой тумблер нужно включить, а какой — выключить? Хомский дает ответ и на этот вопрос. Дети не принимают решений, по крайней мере, сознательно. За них это делает их мозг. Но все же и он не принимает решения — он реагирует автоматически на язык, поступающий из окружающей среды. Хомский позже предположил, что в мозг детей встроено устройство, выполняющее одну только эту задачу. Это, возможно, механизм освоения языка, определяющий языковые закономерности в окружающей ребенка среде и автоматически устанавливающий в то или иное положение целый набор переключателей, основываясь на том, что определено в отношении этой языковой среды.

Таким образом, еще одним открытием, принесшим Хомскому честь и славу, было его утверждение о том, что в детском мозге содержится механизм овладения языком (МОЯ) — LAD (language acquisition device). LAD — это биологический орган, задачей которого является лишь определение качеств или принципов языка в окружающей среде ребенка. Определив качества языка в окружающей среде, это устройство активировало те же самые качества в голове ребенка. С помощью этой процедуры появлялась родная речь ребенка. И — конец! Вот вам, в двух словах, вся нативистская теория Хомского о развитии языка. Резюме Хомскому удалось произвести революцию в детской психологии, так как он нашел революционный способ объяснения появления речи у детей. Его объяснение основывается на врожденных языковых структурах — «семени» языка, которое содержит в себе все возможные принципы всех языков мира, и механизме овладения языком, который отвечает за выбор определенных принципов. Окружающая среда играет достаточно тривиальную роль в теории Хомского и используется лишь как источник сырых языковых данных, делая их, таким образом, доступными для механизма овладения языком.

Как реагировали психологи Хотя у Хомского были свои почитатели среди коллег в области возрастной психологии, казалось, что большинство из них готовы, скорее, разбить теорию Хомского в пух и прах, чем принять даже самую рудиментарную ее форму. Посетив ряд конференций по психологии детского развития за последние двенадцать лет (или около того), я не думаю, что это преувеличение. На самом деле между приверженцами теории Хомского и признанными специалистами в области психолингвистики существует выраженная враждебность. Исторически более всего саркастическим нападкам подвергалась чрезмерная опора Хомского на врожденность. Хомский слишком быстро отступил к безопасности и надежности нативизма, при первых же признаках недостаточности подкрепления и наказания для освоения языка. Специалисты в области психологии развития быстро обнаружили, что существует множество других способов, которыми дети могут освоить язык, кроме подкрепления и наказания. Начиная примерно с семидесятых годов, психологи всего мира стали приводить многочисленные примеры того, как научение влияет на освоение языка. Если говорить о развитии лексического запаса, то сейчас хорошо известно, что у разговорчивых родителей вырастают разговорчивые дети. Стиль взаимодействия родителей с их детьми также влияет на освоение языка; у родителей с более выраженным директивным стилем вырастают дети, у которых лексический запас беднее.

Вторым объектом критики было заявление Хомского о том, что речь свойственна только людям. Бросая вызов этому заявлению, многие исследователи стали учить шимпанзе, горилл и орангутанов говорить. Если речь — козырь, который принадлежит людям, тогда научить больших обезьян языку было бы практически невозможно. Однако используя язык знаков, многие животные выучили довольно большое (по крайней мере, для обезьян) количество слов — до нескольких сотен. Были случаи, когда обезьяны составляли простые, но совершенно новые предложения. Самыми известными случаями были, когда шимпанзе Уошо, не зная слово «утка», показала знаками «вода» + «птица», и когда горилла Коко показала «спать» + «картинки», обозначая тем самым свои сны (она не знала слова «сон»). Контраргументом Хомского против таких заявлений было утверждение: несмотря на то, что обезьяны могут воспроизводить слова, они не используют их так же, как взрослые люди. Более того, не было никаких признаков того, что обезьяны могут воспроизводить и понимать грамматику. Но даже «не-грамматический» аргумент в настоящее время оспаривается шимпанзе по имени Канзи, у которой обнаружили ограниченное понимание грамматики приблизительно на уровне двухлетнего ребенка. Третьей идеей, подвергшейся критике, была мысль о том, что врожденные структуры языка являются особыми для речи — то есть они не используются для других, неречевых целей. Здесь нападки проводились, по крайней мере, по двум основаниям. Во-первых, теоретически, по аргументации известного психолингвиста Элизабет Бэйтс (Elizabeth Bates), существование биологического органа типа механизма овладения языком просто не имеет смысла, учитывая то, что мы знаем о теории эволюции. Основной принцип теории эволюции утверждает, что биологические органы приобретают новые функции по мере приспособления к новым условиям окружающей среды (на протяжении смены тысяч поколений).

Природа скупа, и из-за ее скупости биологические органы не появляются из ниоткуда. Они осваивают новые функции медленно и постепенно в процессе того, как природа кооптирует ста- fc рые биологические структуры в новые виды активности. Так как у механизма овладения языком Хомского не было эволюционных предшественников, Бэйтс задает вопрос: как такой важный для выживания человечества природный орган, как LAD, смог появиться из ниоткуда? Она называет теорию Хомского «Теорией Большого Взрыва в усвоении языка».

Идея специфической языковой структуры подверглась нападкам также и со стороны эмпириков. Ряд корреляционных исследований показал, что развитие речи идет рука об руку с развитием когнитивных способностей. Например, исследователи обнаружили, что когда дети начинают объединять воображаемые игровые действия, приблизительно в то же время они начинают соединять слова в предложения. Формирование предложений, таким образом, происходит не благодаря функциям некоего специального речевого механизма в мозге, а потому, что появление более общей когнитивной способности позволяет ребенку начать объединять символы по два в один момент времени. Эти исследователи утверждают, что более вероятным, чем нативизм Хомского, сценарием может быть развитие языка и развитие когнитивных функций на основе целостного функционирования здорового мозга. Заключение Полагаю, можно спокойно сообщить, что освоение языка детьми остается загадкой — иголкой в яйце, спрятанном в утке, которая спрятана в зайце. И хотя многим психологам может не нравиться то, что говорит Хомский об освоении языка, совершенно точно, что он дал им пищу для размышления. Несомненно, если мы начнем собирать данные в защиту теории Хомского, или же собирать данные против нее, мы приобретем больше знаний об освоении языка детьми. И область детской психологии лучше всего подходит для этого.

Библиография

Barsky, R. F. (1997). Noam Chomsky: Л life of dissent. Toronto: ECW Press. Crystal, D. (1997). The Cambridge encyclopedia of language. Cambridge, England:

Cambridge University Press. Harris, R. A. (1993). The linguistic wars. New York: Oxford University Press. Hoff, E. (2001). Language development. Belmont, С A: Wadsworth. Maher, J., & Groves, J. (1996). Introducing Chomsky. Cambridge, England: Icon Books.

Вопросы для обсуждения

Является ли утверждение о том, что истоки языка находятся «внутри головы ребенка», а не в окружающей дитя среде, прогрессом в нашем понимании освоения речи детьми?

Что случается с переключателями изменения по родам и переключателями определителей, когда ребенок пытается выучить два языка сразу?

Психология bookap

Хомский полагает, что знание синтаксических правил — врожденное. Можно ли предполагать, что система прагматических правил также является врожденной? Объясните.

Если правила грамматики более или менее заданы в ДНК, каким образом они оказались там изначально?