Год Дракона.
Через несколько дней навигация закончилась, ночью пришел буксир и утром потащил нашу баржу на Киев. Погода была плохая, над скрывшимися в туманной мгле горами висело низкое серое небо и шел дождь. Завернувшись в ватник, я стоял у борта баржи и пытался разглядеть контуры гор. Возвращаться в город не хотелось, потому что было непонятно, как жить дальше. Но и тут оставаться уже не было желания. Два года назад, бросив всё и перебравшись в Григоровку, я думал, что это надолго и что здесь можно будет жить какой-то иной, альтернативной жизнью. Что ж, это удалось — ещё совсем недавно я сидел под деревом бодхи и размышлял о свете великой пустоты и о свободе, которую мне дарит этот свет. Однако постепенно я стал понимать, что устал от сельского образа жизни, и что пришла пора покинуть эти холмы для чего-то иного — правда, пока ещё не было понятно, для чего именно.
Баржа проплывала мимо Переяслава и маяков, где мы были прошлой зимой с Максом и Дибровой. Бушевал ветер и волны бились о ржавый борт. Я зашел в каюту, закрыл дверь, затопил печь и начал сжигать в ней уже ненужные вещи — всякие бумаги, дневники странствий, эзотерические тексты и остатки психотропных субстанций. Потом за борт полетели финка и разные культовые предметы. Начинался новый период жизни, в котором мне все эти вещи уже не будут нужны. В печи гудел огонь — бумаги горели хорошо, а я сидел на ящике, глядя в огонь и слушал музыку.
В ту осень я полюбил Стинга, человека моего поколения (он родился в октябре 1958 года) — как раз началось его восхождение к зениту славы и ко мне в руки попал его недавно вышедший альбом "Nothing Like the Sun" — "Nada Como el Sol". Я проникся духом его песен ("Sister Moon… my mistress eyes are nothing like the sun…"). Почему-то именно он, Гордон Самнер из группы «Полис», получивший произвище «Стинг», потом на много лет стал для меня символом культового героя наступающей эпохи 90-х. Заканчивались 80-е, когда мы были просто бродягами на дорогах, жизнь изменялась, и умы начинал занимать новый образ человека, соединяющего в себе индивидуализм и творческое начало, нашедшего своё место в социуме и в то же время живущего чем-то своим, лишь ему известным — оставшегося странником, «бродягой западного мира», всё так же ищущим что-то неведомое, что всегда искали странники — личную силу, свой особый кайф или, может быть, мгновение вечно настоящего — кайрос… Мне тоже хотелось изменить свою жизнь, оставшись при этом собой.
Вскоре после того, как я вернулся в город, Марина предложила мне все бросить «к ёбаной матери», как она выразилась, и уехать с ней в Америку. Идея была заманчивая — мне ведь всегда хотелось попасть в Беркли или в Биг-Сур, и я думал, что может быть больше никогда не попаду в мои горы...
Но в конце декабря неожиданно позвонил Шкипер и предложил поехать в Лукавицу. Я воспринял это как указание ветра силы и не стал сопротивляться. Новый год мы встретили со Шкипером и его подругой Таней на вершине горы в лукавском лесу — скромно, но интересно. Пошатались по безлюдному ночному селу, изображая крики сов и вопли духов, напугали до смерти собак, а на другой день с самого утра отправились в дальнюю дорогу — в сторону горы Вихи и Голубого каньона. Я сказал Шкиперу и Тане, что покажу им места, в которых они ещё не были, но у меня кроме того была иная цель — почему-то я вспомнил о скелете огромного кабана, лежащего на горе над каньоном, и мне захотелось попасть в это место.
Дорога была дальняя и сильно обледеневшая, я всё время падал и мрачно шутил, что, наверное, пришло время мне убиться и найти достойную смерть — в полях, как дикий зверь. Идти было тяжело и мы оказались возле каньона уже во второй половине короткого зимнего дня. Снега почти не было и белые кости кабана были хорошо видны в траве. Я поднял огромный череп — он напоминал мне лик некого неведомого духа — и попробовал одеть его себе на голову как шаманскую маску, вспомнив, что в прошлом году это сделала Гела, известная в то время бучацкая колдунья. Но, видимо, голова у меня была побольше и ничего не получилось.
Не знаю, зачем, но я сложил кости и череп кабана себе в рюкзак и мы пошли обратно. Когда мы были в мрачном зимнем лесу, начали опускаться сумерки. Ноги устали в тяжелых сапогах, а нести скелет кабана было нелегко. Пошёл мокрый снег и я почувствовал, что силы покинули меня. Шкипер с Таней ушли далеко вперёд, а я сел на краю дороги в грязь, чтобы перевести дух.
День угасал и горы окутывал мрак. На миг я как бы
увидел себя со стороны — оборванный безумец в ватнике,
несущий в рюкзаке скелет кабана, неизвестно куда и
зачем. А главное, непонятно было, зачем вообще всё
это... На мгновение пронеслись воспоминания о солнечном
лете, о сверкающем свете, о дорогах волшебной страны...
казалось, что все это было не со мной... так, какой-то
яркий цветной фильм... «Духи гор отвернулись от меня» — подумал я. — «Эзотерическая жизнь не удалась…»
Но потом я собрался с силами — ведь не сидеть же здесь
в грязи, к тому же в хорошо знакомом месте... смешно
и глупо. Так я добрёл до Лукавицы, пояснив свою задержку
тем, что кабаний скелет оказался тяжелее, чем я думал.
В хате я обогрелся у горячей печи, выпил крепкого
чаю и в полночь мы со Шкипером пошли прогуляться к
ясеню. Облака разошлись, и сев на пороге хаты Макса
мы созерцали полную луну, светившую через голые черные
ветви дерева бодхи. Так мы сидели долго, не говоря
ни о чём — ведь Шкипер человек опытный и хорошо знает,
как созерцать луну. А потом я почувствовал, что в
какой-то миг мой ум, а потом и мое «я» растаяли в
лунном свете, извечно льющимся с черного неба над
этими горами и над всем миром. Меня подхватил этот
поток чего-то великого и необъятного, возникающий
в неизвестном и исчезающий в столь же неведомом, и
я почувствовал зов будущего.
Огромное и непостижимое, оно было впереди — там, откуда струился над миром лунный свет. «Nada Como el Sol... my mistress eyes are nothing like the sun...». В этот миг моё старое «я» угасло, увяло под деревом бодхи, а на смену ему духи гор вдохнули в меня новое «я», сотканное из потока лунного света и холодного ветра, вобравшее в себя неведомость будущего.
И тогда всё изменилось. Где-то там, за горой, над которой стояла белая луна, передо мной открылась новая жизнь. Я не знал, что будет со мной — попаду ли я ещё когда-нибудь к этому дереву бодхи, или окажусь с Мариной в Америке. Да и какая разница... Главное, что снова передо мной простирался путь без конца, и снова мир звал меня своими дорогами. Снова я чувствовал себя странником, идущим к Солнцу.
Не сговариваясь, мы со Шкипером встали, посмотрели друг на друга, всё поняли без слов и пошли обратно — две тени, бредущие в лунном свете по ночной сельской улице.
Так мир дал мне новое рождение и очередной дар силы.
Наступал Год Дракона...
