6. Эволюция сознания и выживание человека

Холотропные озарения, существенно важные для будущего планеты

Понимание корней агрессивности и насилия

Исследование враждебного поведения началось с создания Чарльзом Дарвином эпохальной теории эволюции в середине прошлого столетия (Darwin, 1952). Его попытки объяснить человеческую враждебность из его животным происхождением породили такие умозрительные представления, как образ «голой обезьяны» Десмонда Морриса (Morris, 1967), идею Роберта Ардрея о «территориальном императиве» (Ardrey, 1961), о «триедином мозге» Пола Мак Лина (MacLean, 1973), и «себялюбивых генах» Ричарда Довкинса (Dawkins, 1976). Более изящные модели поведения были разработаны первопроходцами этологии, такими как Конрад Лоренц и Николаас Тинберген. Эти теории дополнили механистическое понимание инстинктов изучением ритуалистических и мотивационных составляющих (Lorenz, 1963, Tinbergen, 1965).

Тем не менее, утверждения о том, что человеческая склонность к насилию отражает нашу животную природу, остаются неубедительными и недостоверными. Ибо животные проявляют враждебность лишь, когда они голодны, защищают свою территорию или соперничают за право оставить потомство. В противоположность этому природа и размах человеческой жестокости — «пагубной агрессивности», по Эриху Фромму, — не имеет параллелей в животном царстве (Fromm, 1973). И когда стало ясно, что человеческая враждебность не является лишь инстинктом, разные психодинамические и психосоциальные теоретики начали выдвигать предположения, что это по своей сути может быть обученное поведение. Это направление зародилось в конце тридцатых годов с появлением монографии Долларда и Миллера «Разочарованность и враждебность» (Dollard, et al. 1939). Эти психодинамические теории пытались объяснить человеческую враждебность как реакцию на разочарование, дурное обращение и недостаток любви в младенческом и детском возрасте. Однако объяснения подобного рода терпят полнейшую неудачу при истолковании таких крайних видов индивидуального насилия, как преступления бостонского душителя, Джеффри Дагмера, или преступных групп, например убийства Шэрон Тейт или злодеяний во время тюремных бунтов и особенно, таких массовых общественных явлений, как нацизм, коммунизм, кровавые войны, революции, геноцид и концентрационные лагеря.

В последние десятилетия психоделическим исследованиям и глубинной психотерапии переживаний удалось пролить свет на вопрос о человеческой агрессивности. Стало очевидно, что корни этой загадочной и опасной стороны человеческой природы залегают намного глубже и являются более грозными, чем это предполагает традиционная психология Однако эта работа открыла также и чрезвычайно действенные подходы, которые способны обезвреживать и преобразовывать нашу предрасположенность к насилию. Стало ясно, что пагубная агрессивность не отражает истинного человеческого естества. Скорее, она происходит из бессознательных движущих сил, которые отделяют нас от нашей более глубокой самобытности. Когда мы достигаем надличностных областей, которые лежат за этой перегородкой, мы постигаем, что наша истинная природа является прежде всего божественной, а не звериной. Подобное открытие полностью сообразуется с образом, описываемым в древнеиндийских Упанишадах словом Таттвамаси, означающим, что, в конечном счете, каждый из нас тождествен творящему началу Вселенной.

Околородовые источники насилия.

Нет никакого сомнения, что пагубная агрессивность связана с травмами и разочарованиями в младенческом и детском возрасте. И тем не менее, современные исследования сознания открыли, что другие важные корни насилия лежат вне послеродовой биографии и связаны с травмой биологического рождения. Чрезвычайные обстоятельства, несущие угрозу жизни, боль и удушье, переживаемые в течение многих часов во время биологических родов, порождают сильную тревогу и убийственную агрессивность, которая остается накопленной в организме.

При конкретной связи человеческой «пагубной агрессивности» с биологическим рождением естественно встает вопрос: что же делает рождение человека отличным от рождения других млекопитающих, большинство из которых рождается сходным образом? Две важные причины делают рождение человека несравнимо более трудным, чем рождение животного: размер и форма человеческого черепа (отражающие беспримерное развитие головного мозга) и строение малого таза, связанное с прямохождением.

Кроме того, на эти физиологические препятствия в дальнейшем накладываются различные психологические и социальные воздействия, которые служат помехой естественным движущим силам рождения. Самыми значимыми среди них являются подавляющее воспитание, которое искажает отношение к рождению и к функциям воспроизводства, противоречивые чувства по поводу беременности, возникающие по причинам межличностного и социально-культурного характера, и вызывающая тревогу больничная атмосфера. Естественно, что ни одной из этих причин нет в сообществах животных или туземцев.

В дополнение к этому существует и теневая сторона великих преимуществ современного акушерства. Современные медицинские технологии могут спасти жизнь матери или ребенка, или обоих вместе после долгих часов трудных родов, которые в естественных условиях не могли бы закончиться бы удачно. И потому многие люди в западных индустриальных странах, кто после долгих часов угрожающих жизни родов был спасен в последний момент посредством хирургического вмешательства, несет в себе бессознательную запись необычайной травмы рождения, не имеющей аналогов ни в животном мире, ни в доиндустриальных культурах.

Когда в психотерапии переживания индивиды повторно проживают первоначальные чувства и ощущения травмы рождения, они, как правило, переживают ряд впечатляющих картин, изображающих различные виды насилия. О переживаниях войн, революций, расовых бунтов, концентрационных лагерей, тоталитаризма и геноцида часто рассказывается во время околородовой проработки. Это непроизвольное появление социально-политических тем и озарений приводит нас к определенным выводам относительно задействованных психических движущих сил.

Разумеется, войны и революции — явления чрезвычайно сложные, имеющие историческое, экономическое, политическое, религиозное и иные измерения. Наше намерение заключается не в том, чтобы дать какое-то упрощенческое объяснение, но предложить некоторые догадки относительно психологических и духовных измерений этих событий, которые до этого не учитывались или не получали правильного истолкования.

Описываемые общественно-политические темы склонны появляться в конкретной связи с последовательными стадиями протекания рождения (БПМ). Пока субъект проживает эпизоды непотревоженного внутриутробного существования (БПМ-1), то он, как правило, переживает образы ранних человеческих сообществ с идеальной общественной структурой, культур, живущих в полной гармонии с природой (как на девственных островах Полинезии), или утопических обществ грядущего, в которых все основные проблемы уже разрешены. А нарушения во внутриутробных воспоминаниях, такие как отравленная матка, угроза выкидыша или попытки аборта, сопровождаются образами промышленных зон, где природа загрязнена и отравлена, или обществ со всепроникающей коварной опасностью и паранойей.

Другая картина возникает при возвратных переживаниях, относящиеся к первой клинической стадии рождения (БПМ-2), во время которой матка периодически сокращается, а шейка матки еще не раскрыта. Тут мы видим образы угнетающих и жестоких тоталитарных обществ с закрытыми границами, приносящих в жертву свое население и «удушающих» личную свободу, таких как царская или коммунистическая Россия, гитлеровский Третий Рейх и его концентрационные лагеря, южно-американские диктатуры и южно-африканский апартеид. Субъекты, переживающие эти картины ада для живых, отождествляют себя исключительно с жертвами и проникаются глубоким сочувствием к угнетаемым.

Переживания, сопровождающие проживание второй клинической стадии родов (БПМ-3), когда шейка матки расширяется и продолжающиеся сокращения проталкивают плод по узкому проходу родовых путей, содержат яркие зрелища неистовства: кровавые войны и революции, резня людей или забой скота, изувечивание, сексуальное насилие или убийства. Зачастую эти сцены содержат демонические составляющие и отвратительные скатологические мотивы. Их часто сопровождают видения горящих городов, запускаемых ракет и взрывов ядерных бомб. Субъект же может отождествлять себя и с жертвой, и с насильником или эмоционально вовлеченным наблюдателем.

Воспоминания, характеризующие третью клиническую стадию родов (БПМ-4), действительный момент рождения и отделения от матери, включают образы побед в войнах и революциях, освобождения узников, победного ликования и парадов либо успеха таких коллективных усилий, как патриотические движения и быстрое послевоенное восстановление.

Психоистория и корни насилия

Я описывал связи общественно-политических переворотов со стадиями биологического рождения в своей первой книге «Области человеческого бессознательного» (Grof, 1975). Вскоре после ее опубликования я получил письмо от Ллойда де Моза, нью-йоркского журналиста и психоаналитика. Де Моз — один из основателей психоистории — дисциплины, которая применяет открытия глубинной психологии к истории и политической науке. Психоистория изучает, в частности, взаимосвязь между условиями, в которых проходило детство политических лидеров, их системой ценностей и принятием решений. Она также исследует, как влияют системы воспитания детей на характер революций в отдельные исторические периоды, и другие связанные с этим вопросы. Мои открытия, связывающие травму рождения с возможными политическими последствиями послужили базой для собственных исследований Ллойда де Моза.

В течение некоторого времени де Моз занимался изучением психологических особенностей периодов, предшествующих войнам и революциям. Его интересовало, как военным вождям удавалось мобилизовывать массы мирных граждан и превращать их практически за одну ночь в машины убийств. Его подход к этому вопросу был необычайно оригинальным и творческим. В дополнение к анализу традиционных исторических источников он черпал психологически значимые сведения из карикатур, шуток, сновидений, личных образных выражений, оговорок, побочных пояснений выступающих и даже мазни или каракулей на полях черновиков политических документов. К тому времени, как он связался со мной, он проанализировал семнадцать исторических положений, предшествующих началу войн и революционных переворотов, охватывающих многие столетия, начиная с античности и до настоящего времени.

Де Моз был поражен необычайным обилием оборотов речи, метафор и образов, относящихся к биологическому рождению, которое он обнаружил в этом материале (de Mause, 1975). Он открыл, что военные вожди и политики всех эпох описывали критическое положение или объявляли войну, как правило, используя слова, которые в значительной степени приложимы к страданию, связанному с рождением. Ведь они обвиняют врага в том, что тот нас «душит» и «удавливает», «выдавливает последнее дыхание из наших легких» или «зажимает» нас и «не дает нам пространства достаточного для жизни» (гитлеровское «лебенсраум»). Не менее часто встречаются намеки на темные пещеры, туннели, запутанные лабиринты, опасную пучину и угрозу поглощения или утопления. Знаменательно, что эти вожди и обещают разрешение кризиса используя околородовые образы: мы будем «спасены из зловещего лабиринта», нас «поведут к свету на другом конце туннеля», и после того как опасный захватчик и угнетатель будет побежден, «каждый снова сможет вздохнуть свободно».

Исторические примеры Ллойда де Моза включали и ссылку на то, как Сэмюел Адамс, говоря об американской революции, заявлял, что «дитя независимости борется сейчас за рождение». Он упоминает, как в 1914 году кайзер Вильгельм утверждал, что «монархия схвачена за горло и поставлена перед выбором: позволить задушить себя или на последнем дыхании предпринять отчаянное усилие и защитить себя от нападения». Во время Карибского кризиса Хрущев умолял Кеннеди, чтобы две страны не «столкнулись, как слепые кроты, которые дерутся насмерть в своей норе». Еще более ясным было шифрованное послание японского посла Курусу, позвонившего в Токио, чтобы дать знак, что переговоры с Рузвельтом прервались, и дать добро на бомбардировку Пёрл Харбора. Он известил, что «рождение ребенка близко», и спросил, как шли дела в Японии: «Кажется, ребенок может родиться?» Ему ответили: «Да, кажется, ребенок родится скоро». Интересно, что американская разведка подслушивала и разгадала смысл шифровки: «Война как рождение».

Особенно ужасающим было использование родового языка в связи со взрывом атомной бомбы в Хиросиме. Самолету, несущему бомбу, дали имя матери пилота, Иноулы Гей, саму же атомную бомбу назвали «малыш», и условным сообщением об успешном взрыве, посланном в Вашингтон, были слова: «Дитя родилось». Не будет большой натяжкой увидеть образ новорожденного и в названии бомбы, сброшенной на Нагасаки: «толстячок».

Со времени нашей переписки Ллойд де Моз собрал много дополнительных исторических подтверждений и укрепился в понимании того, что травма рождения играет важную роль как источник побуждений к общественной деятельности, несущей насилие.

Язык ядерной войны

Некоторые интересные разработки метафорики разрушения появились в статье Кэрол Кон, озаглавленной «Пол и смерть в рациональном мире интеллектуалов от обороны» (Cohn, 1987). «Интеллектуалы от обороны» — это гражданские лица, которые входят в правительство, иногда занимают посты как административные чиновники или консультанты, но чаще преподают в университетах или работают в «мозговых центрах». Они разрабатывают теоретические основы ядерной стратегии Соединенных Штатов, то есть теорию о том, как умело осуществлять тактику вооружения, предотвращать использование ядерного оружия, вести боевые действия в ядерной войне в случае, если устрашение не действует, и как разумнее объяснить общественности потребность в создании ядерного оружия.

Кэрол Кон участвовала в двухнедельном семинаре по вопросам ядерного вооружения, ядерной стратегической доктрины и контроля над вооружениями. Она была настолько захвачена тем, что там происходило, что провела весь следующий год, погрузившись в мужской мир «интеллектуалов от обороны», где собрала чрезвычайно интересные сведения, подтверждающие наличие у создателей ядерных вооружений околородового измерения. Согласно ее терминологии, то, что она обнаружила, подтверждает значение мотива «мужского рождения» и «мужского творения» как важных побуждений, лежащих в основе психологии ядерной войны. Это положение предполагает, что мужчины, чье участие в создании новой жизни ограничивается половым актом, возмещают это сосредоточенностью на созидании в науке, технике и в искусстве. Эту идею прежде можно было обнаружить в оригинальной книге Отто Ранка, посвященной травме рождения.

Кон выяснила, что в 1942 году Эрнст Лоренс послал следующую телеграмму чикагской группе физиков, занимавшихся созданием атомной бомбы: «Поздравляю новых родителей. Едва могу дождаться повидать новорожденного». В статье «Лос Аламос из-под земли» Ричард Фейнман писал, что, будучи в отпуске в связи со смертью жены, он получил телеграмму, в которой говорилось, что дитя ожидается в такое-то и такое-то число. В Лос Аламосе об атомной бомбе говорили как об «оппенгеймеровом дитяте».

В лабораториях Лоренса Ливермор водородную бомбу прозвали «теллеровым дитятей», хотя те, кто хотел умалить вклад Эдварда Теллера, утверждали, что он был не отцом бомбы, а ее матерью. По их заявлениям, настоящим отцом был Станислав Улам, который «зачал» бомбу, после чего Теллер ее только «вынашивал». Понятия, связанные с материнством в дальнейшем были перенесены и на «вскармливание» — обеспечение ракетоносителями.

Докладывая об первом успешном ядерном испытании, Генерал Гроув послал полное торжества шифрованное телеграфное сообщение военному секретарю Генри Стимсону на Потсдамскую конференцию: «Доктор в невероятном восторге и уверен, что малыш такой же здоровяк, как и его большой братец». И хвастал: «Свет его очей различали отсюда до Хайхолда, а его крики я мог слышать отсюда и до самой своей фермы». Стимсон, в свою очередь, сообщил об этом Черчиллю, послав ему записку, в которой было написано: «Дети рождены удовлетворительно».

Уильям Л. Лоренс, будучи очевидцем испытания первой атомной бомбы, восторгался: «Большой грохот раздался примерно через сотню секунд после великой вспышки — первый крик новорожденного мира». Ликующая телеграмма Эдварда Теллера в Лос Аламос извещала об успешном испытании водородной бомбы «Майк» на атолле Эниветок Маршалловых островов: «Это мальчик». Как заключила Кэрол Кон, ученые-мужчины дают жизнь потомству, осуществляя предельное господство над женственной «матерью-природой».

Кэрол Кон в своей статье упоминала также об изобилии в языке «интеллектуалов от обороны» откровенной половой символики. Природа этого материала, связывающего пол с агрессией, господством и скатологией, выказывает глубокое сходство с образностью БПМ-3. Например, зависимость Америки от ядерного оружия объяснялась как неопровержимая из-за того, что иначе «вы получите гораздо больше удовольствия на свою задницу». Вот объяснение одного профессора, почему ракеты МХ должны помещаться в бункеры новейших ракет «Минитмен», вместо того чтобы заменять более старые и менее совершенные: «Вы же не собираетесь взять самую прекрасную ракету, которая у вас есть, и засунуть ее в вонючую дыру». А однажды выражалась серьезная забота о том, что «мы должны крепить наши ракеты, для того, чтобы у русских они были менее стоячими, чем у нас». А один консультант в Совете государственной безопасности разглагольствовал о «выпуске 70 или 80 процентов нашего мегатоннажа на одну оргазмичную вамп».

Лекции были переполнены такими понятиями, как «стоящие торчком» пусковые установки, «коэффициент покрытия» тяговооруженностью, «мягкое всаживание», «глубокое проникновение и сравнительные преимущества пролонгированных», нежели «порывистых атак». Другим примером был популярный и широко распространенный обычай похлопывания и поглаживания ракет, практикующийся посетителями атомных подводных лодок, в котором Кэрол Кон видела выражение фаллического превосходства, а также гомоэротических наклонностей. И потому феминистская критика проведения ядерной политики как «зависти к ракете» и «фаллопочитания» кажется достаточно уместной.

Вынесение вовне образа врага

Еще одно подтверждение стержневой роли околородовой области бессознательного в психологии войны дает замечательная книга Сэма Кина «Лица врага» (Keen, 1988). Кин собрал и объединил в выдающуюся коллекцию военные плакаты, пропагандистские ролики и карикатуры разных стран и исторических периодов. Он наглядно показал, что способ, каким изображается враг во время войны или революции, представляет собою достаточно предсказуемый стереотип, который имеет мало общего с подлинными отличительными особенностями упоминаемой культуры.

Кин подразделил эти образы на несколько архетипических категорий, в соответствии с преобладающими в них характерными признаками, а именно: чужак, захватчик, достойный противник, безликий, враг Бога, варвар, прожора, преступник, мучитель, насильник, несущий смерть. Он доказывал, что создаваемые образы врага по существу являются проекциями вытесненных и неосознаваемых теневых сторон нашего собственного бессознательного. Хотя мы, конечно же, встречаемся в человеческой истории и со «справедливыми войнами», но те, кто начинают борьбу, как правило, замещают внешними целями те составляющие собственной психики, с которыми следовало бы, вообще говоря, столкнуться в личном самоосвоении.

Теоретическая схема Сэма Кина специально не включает околородовую область бессознательного. Однако анализ его изобразительного материала обнаруживает преобладание символических образов, которые характерны для БПМ-2 и БПМ-3. Враг, как правило, изображается как опасный спрут, злой дракон, многоголовая гидра, гигантский ядовитый тарантул или Левиафан. Другие часто используемые символы — злобные хищные кошки или птицы, чудовищные акулы и зловещие змеи, особенно гадюки или удавы. Картины, изображающие удушение или сдавливание, зловещие водовороты и зыбучие пески также изобилуют в рисунках времен войн, революций и политических кризисов. Когда же мы сопоставляем рисунки из холотропных состояний сознания, изображающие околородовые переживания, с историческим изобразительным материалом, собранным Ллойдом де Мозом и Сэмом Кином, то сразу становятся очевидными околородовые корни человеческого насилия.

Догадки и выводы, которые нам предоставляют необычные состояния сознания и психоистория, указывают, что каждый из нас несет в себе глубоко бессознательные, но все же могущественные энергии и чувства, связанные с травмой рождения, и именно эти силы мы еще не преодолели и не усвоили. Для некоторых из нас эта сторона нашей психики будет оставаться полностью бессознательной до тех пор, пока мы сами не займемся каким-либо видом всестороннего и тщательного самоосвоения, например, при помощи холотропного дыхания или ребёфинга. Но другие люди тоже в той или иной степени могут осознавать чувства или физические ощущения, скопившиеся на околородовом уровне бессознательного. И введение в действие этого содержания может приводить к серьезной индивидуальной психопатологии, включая немотивированное насилие.

Кажется, что по неизвестным причинам пробуждение околородовых составляющих может возрастать одновременно у большого числа людей, как это происходило, например, в нацистской Германии. Это пробуждение создает атмосферу всеобщего напряжения, тревоги и опасности. При этом вождем оказывается индивид, который находится под более сильным влиянием родовых энергий, чем средний человек. У него к тому же есть способность не признавать своими эти невыносимые чувства («тень», согласно юнгианской терминологии) и переносить их на внешнее положение. Ощущение неудобства и раздражение относятся на счет врага, чье уничтожение посредством военного вторжения предлагается как решение.

Развязанная затем война обеспечивает благоприятную возможность преодолеть психологические защиты, которые в обыденной жизни держат на замке опасные околородовые стремления. Фрейдовское Сверх-я — психическая сила, которая навязывает сдержанное и цивилизованное поведение, заменяется «военным Сверх-я». Теперь мы получаем награды и медали за убийство, за разрушение всего подряд и грабеж — то есть, за такое поведение, которое в мирное время считалось бы неприемлемым и наказуемым. Околородовые стихии, с которыми мы, как правило, сталкиваемся на определенной стадии в ходе внутреннего освоения и преображения (БПМ-2 и 3) отныне выносятся вовне и становятся частью повседневной жизни либо непосредственно, либо в виде телевизионных новостей. Различные безвыходные положения, такие как осады, засады и концлагеря, а также садомазохисткие оргии, сексуальное насилие, зверское и демоническое поведение, высвобождение огромной взрывной энергии и скатология — словом, все, что принадлежит к разряду образцовой околородовой образности, с необычайной яркостью и силой разыгрывается в войнах и революциях.

Очевидно, что разыгрывание вовне насильственных бессознательных побуждений, независимо от того, происходит это в индивидуальном масштабе или коллективно, в войнах и революциях, не приводит к преображению. Ведь тут и в помине нет ни прозрения, ни намерения исцелиться при помощи полного переживания в сознании. Поэтому даже если война или революция приходят к успешному завершению, то цель лежащей в основе подобных насильственных событий родовой фантазии, которая и представляет собой их глубочайшую движущую силу, все равно не достигается. Даже триумфальная внешняя победа не приносит предвкушаемого чувства внутреннего эмоционального освобождения и духовного возрождения. И после упоительных чувств радости победы приходит сначала трезвое пробуждение, а затем и горькое разочарование. Обычно не требуется много времени, чтобы копия старой угнетающей системы начала возникать на развалинах омертвевшего сновидения, потому что в глубоком бессознательном каждого из участников продолжают действовать те же искаженные силы. И понятно, что от Французской революции и большевистского переворота в России до второй мировой войны этот образец повторяется снова и снова.

Психические движущие силы коммунистической идеологии.

Поскольку я провел много лет, занимаясь работой с глубинными переживаниями в Праге в те времена, когда в Чехословакии был марксистский режим, мне удалось собрать интересный материал относительно психических движущих сил коммунизма. Вопросы, связанные с коммунистической идеологией, как правило, возникали при лечении моих пациентов в то время, когда они боролись с околородовыми энергиями и чувствами. И вскоре стало очевидным, что стремление к страстному сопротивлению, которое питают революционеры по отношению к своим угнетателям и их порядкам, получает мощное подкрепление из бунта против внутренней тюрьмы их околородовых воспоминаний. И наоборот, потребность принуждать других и господствовать над ними является внешним замещением необходимости преодолеть страх быть подавленным собственным бессознательным. Таким образом, убийственная взаимосвязанность угнетателя и революционера есть получившая внешнее выражение копия состояния, переживаемого в родовых путях.

Коммунистическое видение содержит одну составляющую, которая психологически ощущается как правда и делает его привлекательным для большого числа людей. Это ощущение того, что революционное насильственное переживание необходимо, чтобы положить конец страданию и угнетению и установить состояние всеобщего согласия, конечно же, правильно, но только когда оно понимается как действие внутреннего преобразования. Однако это представление становится опасным заблуждением, когда переносится на внешний мир как политическая идеология революций. Когда подобное происходит, то более глубокий архетипический образец духовной смерти и возрождения извращается в некую атеистическую и антидуховную программу.

Коммунистические революции были успешными в их разрушительной фазе, но вместо обещанного братства и согласия их победы порождали режимы, при которых безраздельно властвовали подавление, жестокость и несправедливость. Сегодня, когда экономически разваленный и политически развращенный Советский Союз обрушился, а коммунистический мир как целое развалился, всем здравомыслящим людям очевидно, что этот гигантский исторический эксперимент, проведенный ценой миллионов человеческих жизней и невообразимых страданий, был колоссальным провалом. А значит, никакие внешние вмешательства не имеют перспективы создать лучший мир, если они не связаны с глубоким преображением в человеческом сознании. Кто-то доказывал, что коммунистический эксперимент мог бы сработать, если бы проводился правильно, или, говорили другие, если бы он сменился неким более высоким общественным движением. Но все эти утверждения не учитывают основного порока, заключающегося в предписании внешнего средства для излечения внутреннего заболевания.

Проявление околородовых сил в концентрационных лагерях

Наблюдения современных исследований сознания также проливают важный дополнительный свет на психологию концентрационных лагерей. На протяжении многих лет профессор Бастианс из Лейдена (Голландия) проводил сеансы ЛСД-терапии с людьми, страдающими от «синдрома концлагеря», — состояния, которое развивается у бывших узников лагерей много лет спустя после заключения. Бастианс также работал с бывшими надзирателями, переживающих чувство глубокой вины. Описание этой работы в художественной форме можно найти в книге «Шивитти», написанной бывшим заключенным, назвавшимся Ка-Цетник 135633, который проходил ряд терапевтических сеансов у Бастианса (Ka-Tzetnik 135633, 1989).

Сам Бастианс написал статью «Человек в концентрационном лагере и концентрационный лагерь в человеке» (Bastians, 1955), в которой рассказал об этой работе. В этой статье он указывал, не упоминая, однако, об околородовых движущих силах, что концлагерь является человеческой проекцией некой бессознательной области, и утверждал: «Перед тем как человек оказался в концлагере, концлагерь уже был в человеке». Изучение необычных состояний сознания дает возможность определить область психики, о которой говорил Бастианс.

Но при более тщательном изучении мы замечаем, что условия в нацистских концлагерях являлись дьявольским и натуралистическим разыгрыванием той кошмарной атмосферы, которая проживается в ходе биологического рождения. Заборы из колючей проволоки, изгороди под высоким напряжением, смотровые вышки с пулеметами, минные поля и своры натасканных собак создавали адский и почти архетипический образ до крайности безнадежного и гнетущего состояния безысходности. И как мы видели, именно такое переживание характерно для первой клинической стадии рождения (БПМ-2). В то же время составляющие жестокости, зверства, скатологии и сексуального насилия над мужчинами и женщинами, включая изнасилование и садисткие практики, все это принадлежит феноменологии второй стадии рождения (БПМ-3).

В концентрационных лагерях сексуальное насилие осуществлялось как на беспорядочном индивидуальном уровне, так и в «кукольных домах» — учреждениях, обеспечивавших «развлечения» офицеров. Единственным способом избежать этого ада была смерть: от пули, от голода и болезней или удушения в газовых камерах, за которой следовали печи крематориев. Книги Ка-Цетника 135633 «Кукольный дом» и «Восход над адом» (Ka-Tzetnik, 1955 and 1977) описывают жизнь в концентрационных лагерях с поразительными подробностями. Согласно этим описаниям, особой мишенью для изуверств эсэсовцев были беременные женщины. Скатологическое измерение изуверств в концентрационных лагерях обнажало их иррациональную природу и воздействие глубинных бессознательных влечений. Заключенных заставляли бросать миски для еды в отхожие места, а затем доставать их обратно, принуждали узников мочиться в рот друг другу — занятия, которые, помимо скотства, несли в себе большую опасность эпидемий. В одном только Бухенвальде в течение одного месяца в фекалиях утонуло двадцать семь узников.

Где берут начало подобные действия? Я полагаю, что сила, глубина, притягательность и убедительная естественность чувств и ощущений, задействованных в подобных переживаниях, указывают на их происхождение из коллективного бессознательного. И когда наше внутреннее освоение приводит нас к памяти о травме рождения, то врата коллективного бессознательного оказываются распахнутыми, открывая доступ к переживаниям других людей, которые когда-то уже были в подобных тяжких обстоятельствах. И теперь нетрудно представить себе, что околородовой уровень нашего бессознательного, который столь близко «знает» историю человеческого насилия, частично ответствен за войны, революции и подобные им катаклизмы.

Свидетельства родовых корней насилия

Роль травмы рождения как источника насилия и склонностей к саморазрушению была подтверждена клиническими исследованиями. Собранные данные говорят о том, что травмирующее детство само по себе не является достаточной причиной, чтобы привести к преступному поведению в последующие годы. Чтобы явиться значимой причиной для этого, послеродовой травматизации, такой, как отделение от матери, должно предшествовать осложненное рождение. Как ранее описывалось в главе второй, исследования показывают взаимосвязь между самоубийством и травмой рождения. Подобные свидетельства подкрепляют и связи рождения с насилием, направленным вовне. Например, французский акушер Мишель Оден (1995) показал, каким образом гормоны, задействованные в ходе рождения и вскармливания (окситоцин, эндорфины, адреналин, норадреналин и пролактин) влияли на раннее запечатление насильственного или любящего поведения. Окситоцин известен как вещество, вызывающее материнское поведение у животных, эндорфины благоприятствуют привязанности и влечению, а адреналиновые механизмы играли решающую роль в эволюции как медиаторы инстинкта нападения и защиты матери в то время, когда рождение происходило в незащищенном естественном окружении. И такие химические воздействия служат еще одним свидетельством связанности между переживанием рождения и образцами последующего поведения.

Таким образом, мы убедились, что обстоятельства рождения играют важную роль в создании предрасположенности к насилию и склонности к саморазрушительному поведению, или наоборот, к поведению, исполненному любви и здоровым межчеловеческим отношениям. И если это правда, то становится возможным умерить пагубную агрессивность и саморазрушительные наклонности посредством перемен в обстоятельствах рождения. И было бы совсем несложно, при тех средствах, которые имеются в нашем распоряжении, обеспечить тихое, безопасное домашнее окружение при родах, приводящее к благоприятному запечатлению межчеловеческих отношений. Но атмосфера занятости работой, шума и хаоса во многих родильных домах мешает подобному протеканию событий, вызывая тревогу, и запечатлевает картину мира, который потенциально опасен и требует агрессивных ответных действий.

Надличностные источники насилия

Как мы убедились, мировоззренческие схемы, ограниченные послеродовой биографией и фрейдовским бессознательным, не дают настоящего объяснения крайних проявлений человеческого насилия ни на индивидуальном, ни на коллективном уровнях. Тем не менее, оказывается, что корни человеческого насилия проникают намного глубже, чем околородовой уровень психики. Исследования сознания открыли значимые дополнительные источники агрессии в надличностной области, где мы, например, находим архетипические прообразы демонов и свирепых божеств, сложные, разрушительные мифологические сюжеты, образцы агрессивного поведения животных и воспоминания из прошлых жизней, включающие в себя насилие.

К.Г. Юнг полагал, что архетипы коллективного бессознательного, помимо того что оказывают мощное воздействие на поведение индивидов, также правят большей частью событий человеческой истории. С его точки зрения, целые нации или культурные группы могут разыгрывать в своем поведении важнейшие мифологические темы. И в десятилетие, предшествовавшее началу второй мировой войны, в снах своих пациентов из Германии Юнг находил многие составляющие нордического мифа о Рагнарёке, или сумерках богов, из чего он сделал вывод, что этот архетип возникает в коллективной психике немецкого народа и это приведет к катастрофе, которая в конечном счете обернется самоуничтожением.

Мы видели, что нередко лидеры государств для достижения своих политических целей намеренно использовали околородовые образы. Однако, помимо этого, они часто заимствуют архетипическую и духовную символику. Например, от крестоносцев средневековья требовалось принести свои жизни за Иисуса в войне, истинной целью которой было вырвать Святую землю из под владычества магометан и передать ее под власть европейского дворянства. Гитлер использовал в своих интересах мифологические мотивы о превосходстве нордической расы и тысячелетнем рейхе, также как и древние ведийские символы — свастику и солнечного орла. Айятолла Хомейни и Саддам Хуссейн возбуждали воображение своих мусульманских приверженцев ссылками на джихад — священную войну против неверных.

Снова вспомним в этой связи, что Кэрол Кон рассказывает о том, как ученые-мужчины пытались присвоить себе высшую способность творения — в данном случае посредством духовной символики и религиозной образности, вкрапленной в язык ядерной культуры. Ибо творцы стратегической доктрины обращаются к членам своего сообщества как к «ядерному священству». Первое ядерное испытание было названо «Тринити» — Троицей, символизирующей единосущность Отца, Сына и Святого Духа, мужских сил творения. Ученые, работавшие над созданием атомной бомбы, очевидцы ее испытания, описывают это следующим образом: «Это было так, как будто мы присутствовали при первом дне творения». А Роберт Оппенгеймер зашел настолько далеко, что заимствовал слова из Бхагавадгиты, сказанные Кришной Арджуне: «Я стал смертью, разрушителем вселенных».