Вступление

Двадцать лет назад термин «осознаваемое сновидение» вряд ли был кому-то знаком. Осознаваемое сновидение, которое можно определить просто как понимание во время сна того, что мы видим сон, осталось незамеченным большинством теоретиков и исследователей сна. Сегодня же мы видим множество книг, в которых затрагивается эта тема, есть и ряд исследований, посвященных исключительно ей. А теперь Кен Келзер предлагает нам видеть в осознаваемом сновидении ничто иное, как путь к просветлению и целостности. Кто-то может спросить: как же получилось, что до сих пор этому явлению не уделялось должного внимания? Если оно действительно так важно, как считают Келзер и другие, почему же мы встречаем так мало упоминаний о нем в трудах великих теоретиков сна или в многочисленных лекциях психиатра Эдгара Кэйса, а то и вовсе не встречаем?

Большинство людей, если их расспросить, сможет припомнить состояние осознаваемости, пусть даже мгновенное, в конце обычного во всех прочих отношениях сна. Несмотря на то, что для большей части людей такое переживание бывает редким и мимолетным, тем не менее, само явление можно назвать универсальным. Одна из причин, по которой осознаваемое сновидение кажется чем-то новым, заключается в том, что сам термин только недавно получил всеобщее признание. Хотя английский психиатр Фредерик ван Эден в 1913 году использовал термин «осознаваемое сновидение» в своем новаторском исследовании этой темы [38], это явление долго фигурировало под самыми разными именами, пока современные исследователи, в том числе Селия Грин [23] и Чарльз Тарт [36], не привлекли внимание к основополагающей работе ван Эдена. В конце 20-х годов Оливер Фокс [17] назвал такие переживания «снами мудрости», но это краткое определение не смогло передать различия между осознаваемыми сновидениями и обыкновенными. Одна из статей, напечатанных в психологическом журнале в 1936 году, была озаглавлена «Сны, в которых сновидец знает, что он спит» [6], но даже это, столь красноречивое заглавие не привлекло большого внимания публики. К сожалению, в нашем лексиконе нет готового слова, которое могло бы уловить сущность данного переживания. Поэтому многим явление осознаваемого сновидения может казаться новым, в то время как новинкой является только введение этого термина.

Есть несколько причин, почему ученые, ориентированные на психологические исследования, до недавних пор игнорировали явление осознаваемого сновидения до такой степени, что даже предоставили ему оставаться безымянным. Нужно помнить, что начало современных исследований в области сновидений совпало с началом нашего века. Таким образом, когда Фрейд и Юнг обратили свой гений к теории психологии, сновидение оставалось областью, еще в основном неизученной. Поэтому, прежде чем рассуждать об аномальных или редких разновидностях сновидения, необходимо было понять явление в целом. И хотя некоторые исследователи обычного сна упоминали осознаваемое сновидение еще до 1960 года, они были склонны пренебречь им как явлением, не относящимся ко сну, как неким «артефактом», возникающим после пробуждения от сна.

Еще одна причина того, что осознаваемым сновидением так долго пренебрегали, состоит в том, что обычное сновидение как субъективное переживание, происходящее в глубинах сна, до недавнего времени выпадало из сферы эмпирических научных исследований. Сновидение приобрело статус вполне законного объекта научных интересов только после того, как в 50-х годах были открыты измеримые психологические параметры сновидений. Добавьте к этому редкость осознаваемых снов, и вам станет ясно, почему осознаваемое сновидение до последнего времени не вызывало пристального интереса исследователей.

Прежде всего, осознаваемое сновидение опровергает ставшие давно привычными представления о здоровых отношениях между сознательным и бессознательным. Фрейд, к примеру, так низко ставил содержимое бессознательного, что полагал, будто наше эго едва ли способно полностью осознавать то, что происходит во сне. Исходя из такой точки зрения, осознаваемый сон может показаться начальной стадией безумия, поскольку открывает возможность свободного диалога и взаимодействия между сновидцем и всем, что предстает ему в сновидениях.

Тот факт, что люди действительно видят осознаваемые сны, дает веское основание предположить: сознание меньше привязано к телу, чем хотелось бы думать некоторым. Те, кто видит осознаваемые сны, утверждают, что когда тело пребывает во сне, сами они продолжают бодрствовать. Они говорят, что видят внутренний мир, ни в чем не уступающий тому, который наблюдают при свете дня, и утверждают, что переживают исполненные глубочайшего смысла духовные и межличностные впечатления, которые в обычном состоянии им недоступны. Для большинства психологических теорий сновидений осознаваемое сновидение действительно было и остается, хотя уже и в меньшей степени, той областью, в которой, как говорится, сам черт ногу сломит. Традиционные теории сновидений в большинстве своем просто не в состоянии объяснить феномен осознаваемого сновидения. Поэтому нет ничего удивительного в том, что при наличии стольких затруднений интеллектуального свойства осознаваемое сновидение так долго игнорировали.

Тем, кто изучает лекции Эдгара Кэйса, возможно, будет интересно узнать, есть ли в них что-нибудь о явлении, которое мы теперь называем «осознаваемым сновидением». За исключением четырех общих лекций, прочитанных о сне (5754-1 — 5754-4)², Кэйс редко высказывал положения из области теории сновидений. Почему? Потому что после того, как Кэйс стал широко известен, его стали осаждать просьбами о тематических лекциях, из-за чего у него оставалось относительно мало времени на лекции общего характера. Таким образом, его лекции, вместо того, чтобы положить начало исследованиям общего характера, главным образом отвечали на вопросы отдельных людей об их личных переживаниях, и как следствие многие интересные темы так и остались незатронутыми. Хотя во многих случаях ответы оказывались применимы для всех, затронутые в них темы как правило определялись людьми, которые стремились получить личные советы.

² Все ссылки на Эдгара Кейса даются по изданию: Edgar Cayce Readings. Edgar Cayce Foundation, 1971 — Прим. ред.

Что же говорится в лекциях Кэйса о явлении осознаваемого сна и говорится ли о нем вообще? Как минимум в двух случаях Кэйса попросили истолковать осознаваемые сновидения. В ответ на один вопрос (195-51) он дал толкование сна, ничего не сказав об осознаваемом состоянии сновидца. Истолковывая же второй сон — на этот раз свой собственный, — он заявил, что это переживание было видением, «которое нельзя назвать сном» (294-94). В этот сне Кэйс видел себя — он читал лекцию своей бабушке. Она снова была жива, но находилась в морге и была вся оплетена побегами вьющихся растений. У Кэйса возникло чувство, что прежде, чем начать лекцию, нужно убрать вьющиеся плети. Когда он сделал это, появились какие-то собаки, которых тоже нужно было убрать из помещения. Кэйс рассказывает, что начав гоняться за собаками, он «понял, что все это сон и как его истолковать. Сон означал, что мы ... позволяем своей работе идти к чертям собачьим...». В лекции, где говорится об этом сне, мы встречаем дополнительный вывод, что данное сновидение «не является результатом взаимодействия тела/сознательного ума [эго] с ментальным телом [бессознательное]». Это загадочное утверждение к тому же неоднозначно и оставляет широкий простор для построения более сложной теории.

При всем при том лекции Кэйса вносят более ценный вклад в исследование теории осознаваемых сновидений, нежели просто признание их значимости. Они задают необходимую философскую предпосылку, или парадигму, используя которую можно понять, что осознаваемое сновидение — не больше не меньше, как сокровенный путь к просветлению и мистическому единству, «йога сновидений», если воспользоваться терминологией тибетского буддизма (12). Несмотря на то, что в последнее время осознаваемое сновидение было признано некоторыми специалистами по экспериментальному исследованию сновидений в качестве их важной разновидности, отличной от обыкновенных снов, а некоторыми психотерапевтами — в качестве способа исцеляющей встречи со своим внутренним «я», осознаваемые сны несут в себе гораздо больше, чем кажется, или, точнее, больше, чем способны вместить рамки, в которые их ставят.

Каковы же выдвигаемые в лекциях Кэйса философские предпосылки, которые дают основание рассматривать осознаваемое сновидение как мистическое переживание? Во-первых, в лекциях говорится, что высшее достояние души — удел, которого всем нам в конечном итоге суждено достичь — это осознание своего единства с Богом. Он высказал эту мысль как парадокс, утверждающий, что при таком слиянии личность сохраняется:

Именно с этой целью Он и пришел на землю — чтобы мы, одушевленные существа, смогли осознать себя как самих себя и в то же время как единое целое с Ним... (3003-1).

Утверждая, что единство с Богом — удел каждой души, лекции Кэйса отходят от традиционного иудейско-христианского мышления (в противоположность некоторым мистическим сектам, существующим в русле этих религий). Как правило, и христиане, и иудеи считали, что гармония с отдельным от человека Богом — высочайший тип отношений, на который мы можем надеяться. Пример тому — Моисей, получивший от Бога Десять Заповедей. Хотя мы можем надеяться заключить с Богом союз, на этом наши отношения с ним заканчиваются. Бог продолжает оставаться на горной вершине, и только Его заповеди входят в нашу жизнь.

По сути, лекции Кэйса продолжают путь эволюции души за тот предел, на котором, по утверждению иудейско-христианских религий, он заканчивается. Кен Уилбер, специалист в области трансперсональной психологии, выражает согласие с этой мыслью, утверждая, что развитие христианства в том виде, как его обычно практикуют, было затруднено и ограничено [40]. По мнению Уилбера, оно не приемлет главного учения Иисуса: что единение с Богом обещано нам всем как конечная цель. Хотя Иисус «не считал воровством» объединение себя с Богом и утверждал: «Я и Отец едины» (за что и погиб), мы привыкли думать, что максимум, чего мы можем ожидать от отношений с Богом — это заключить некий с добрым, но совершенно отдельным от себя божеством.

В противоположность этому, некоторые (но не все) восточные учения возводят постижение единства с Богом в ранг вершины человеческой эволюции. Проявляя с ними единодушие, великие мистики Запада понимали, что всем нам обещано единство, а не просто союз. Тем не менее, разные источники — от тибетского буддизма до лекций Кэйса — сходятся в том, что такое единство есть состояние, в котором у искателя сохраняется чувство индивидуальности. Искатель не просто растворяется в бессознательном единстве, но сохраняет обостренное чувство осознания самого себя. Подобным же образом, осознаваемое сновидение представляет собой обостренное состояние осознаваемости, при котором сохраняются индивидуальность и ответственность.

Лекции Кэйса не только открывают более широкие возможности для признания и поощрения устремленности отдельных людей к мистическому переживанию и конечному единению с Богом они активно призывают нас осознать то постоянно пополняемое досье, которое мы сами создаем своими мыслями и поступками, и взять ответственность за него на себя. Наряду с прочим, это предполагает завершение незаконченных дел, начатых в прошлых существованиях. И еще это предполагает необходимость понять, что наш ум постоянно творит текущую реальность, поскольку такое понимание дает возможность с большей ответственностью участвовать в творческом процессе здесь и сейчас.

Сложность же заключается в том, что досье, содержащее прошлые творения нашей мысли, остается в большинстве своем неосознаваемым. В лекциях Кэйса несколько раз подчеркивается: важно, чтобы сознательный ум осознавал бессознательное — тогда сможет проявиться сверхсознание (этим термином в лекциях обозначается осознание своего единства с Богом).

B-1. Объясните и проиллюстрируйте различия между такими способностями человека, как ум, бессознательное и сверхсознание.

O-1. Сверхсознательный ум есть ум духовного существа; он начинает действовать только когда бессознательное становится сознательным умом (900-31).

Вполне возможно, что здесь в лекциях речь идет об осознаваемом сновидении. Действительно, осознаваемое сновидение может быть одним из лучших примеров того, на что здесь намекается. В конце концов, после того, как сновидец «пробуждается» во сне и обретает полную осознаваемость, он может внезапно встретиться и соединиться с тем, что ранее обитало за гранью бодрствующей осознаваемости (т. е. в бессознательном) и что проявляется в образах сновидений. Чему же соответствует сверхсознание? Мы помним, что высшее состояние сознания характеризуется пониманием единства. По сути, осознаваемость сновидений знаменует рождение такого понимания единства в состоянии сна, поскольку заключение «я вижу сон» означает не больше не меньше, как постижение того, что все зримое сновидцем есть часть его самого. Тогда осознаваемость и есть начинающее проявляться сверхсознание!³

³ Это не означает, что образы и символы осознаваемого сновидения непременно берут начало в сверхсознании. Напротив, это значит, что самосознание, говорящее: «Я сплю, и все, что я вижу — это часть меня самого», есть возникающее сверхсознание.

Начиная пробуждаться к восприятию созданного нами на бессознательном уровне, мы неизбежно встречаемся с тем, что Келзер и его предшественники называют «тенью». Это понятие выступает в качестве ключевого слова в заглавии книги. Мы сталкиваемся с олицетворением тех своих внутренних сил, которых мы боялись или которыми пренебрегали и которые нужно понять и включить в сознание. Благодаря готовности Келзера рассматривать неприглядные стороны собственной личности, а также важнейшие в своей жизни мистические переживания, ему удается передать, наверное, самую главную идею своей книги: к тем своим внутренним качествам, которые мы считаем неприемлемыми, нужно подойти с полной осознаваемостью, нужно изменить их путем диалога и взаимного сотрудничества и соединить со своим сознательным «я». Келзер не только охотно повествует об испытаниях, связанных с теневой стороной собственной личности, но и показывает, что такая встреча служит посвящением, которое, если воспринять его правильно, дарует сновидцу переживание блаженства и Света.

Большинство из нас теоретически может согласиться с таким подходом. Но когда Келзер говорит, например, о том, как превратить свою ранее подавляемую силу в творческую агрессию, здесь легко может возникнуть неприятие: ведь разнообразные духовные учения побуждают искателей избегать гнева как разрушительного начала. Какими же обстоятельствами можно оправдать свои отношения и поступки, способные оскорбить других?

Интересно, что в лекциях Кэйса не раз говорится:

«...бесхарактерный человек немногого стоит, но тот, кто не умеет держать свой характер в узде, стоит еще меньше».(2284-1) Поэтому, хотя в лекциях и подчеркивается необходимость обуздывать свой нрав, гнев считается ценным качеством. В другом месте в них утверждается:

Что ближе к истине — любовь к собратьям, проявленная в Сыне, Спасителе, или сущность любви, которую можно усмотреть даже в самой низменной страсти? Они суть одно (254-68).

Это высказывание созвучно словам поэта Рильке, который говорил: «Возможно, все ужасное, если понять его самый сокровенный смысл — это то, что взывает к нашей любви». Думаю, что из всех принципов, с которыми Келзер знакомит нас в своем повествовании, этот читателю будет принять труднее всего. Но работая консультантом, я обнаружил, что принять тень — это самый важный шаг к исцелению и преображению.

Еще одно ключевое слово в заглавии книги — эксперимент. Те, кто знакомится с лекциями Эдгара Кэйса, порой удивляются, обнаруживая, какое значение в них придается исследованиям и как настоятельно в них подчеркивается, что само это слово вошло в название основанной Кэйсом организации — Общество Исследования и Просвещения. Легко истолковать этот акцент как поддержку традиционных исследований. Но просмотрев фрагменты лекций, в которых говорится о ценности исследований, можно убедиться, что в них большая ценность придается личным экспериментам и практике, а не лабораторной практике и количественному анализу.

Характерная для Келзера трактовка внутренней работы как «эксперимента» созвучна тому пониманию исследований, которое сформулировано в лекциях. Подзаголовок его книги, «Мой эксперимент с осознаваемыми сновидениями», отражает принцип: к своим внутренним переживаниям можно применить объективный экспериментальный подход, тогда результат такого эксперимента может иметь смысл и для других. Хотя в современной науке прослеживается склонность отдавать предпочтение таким экспериментам, в которых сам исследователь держится от поля эксперимента в стороне, тем не менее, личная экспериментальная работа сыграла ключевую роль в расширении научного знания и зачастую приводила к решающим открытиям. Эксперименты Жана Пиаже над собственными детьми едва ли можно отнести к разряду «санкционированных», однако его работа представляет собой важнейший вклад в психологию развития. Эксперимент Кена Келзера как летопись одиссеи человека в поисках целостности тоже является исследованием, причем исследованием на редкость важным и содержательным.

Хотя книга «Солнце и тень: мой эксперимент с осознаваемым сновидением» посвящена осознаваемому сновидению, Келзер часто высказывает мысль, что этот термин — всего лишь метафорическое выражение того, как можно, а, быть может, и должно прожить всю жизнь, чтобы вступить с Богом в отношения сотворчества. Поэтому, независимо от того, бывали когда-нибудь у читателя осознаваемые сновидения или нет, это повествование может привить ему такое отношение к жизни в целом, которое внесет в нее новый смысл и гораздо более сильное ощущение «сотворчества».

Эта книга несомненно станет классическим произведением в области сновидения. И, что еще важнее, она долго будет оставаться одним из главных руководств для следующих по мистическому пути.

Скотт Спэрроу, доктор педагогики,

исследователь осознаваемого сновидения