Голова со всеми удобствами

Из галактики двойников

Люди, живущие на разных концах Земли, бывают похожи, как близнецы. Два брата могут различаться, как инопланетные существа.

Найти двух совершенно одинаковых людей так же невозможно, как два одинаковых отпечатка пальцев.

Но мир населен полудвойниками, четверть-двойниками, почти двойниками… Если начнешь подбирать людей по сходству, то очень скоро в коллекции соберутся цепочки, ряды, созвездия, галактики двойников, и ты будешь поражен и изобилием сходств, и размахом различий; увидишь, что некоторые признаки тяготеют друг к другу, образуя «плеяды», «гроздья», другие, наоборот, малосовместимы — расходятся, но все равно в одном случае из тысячи, из миллиона — соединяются… Свою ближайшую копию ты найдешь, может быть, где-нибудь в Древнем Риме, а Юлия Цезаря — в соседнем подъезде.

Знание о человеке всегда и избыточно, и недостаточно. Знаешь, как человек ходит, что делает и говорит в тех или иных случаях, какой у него нос, какой почерк, какие рубашки предпочитает — но не знаешь, какое это имеет значение. А какое-то, несомненно, имеет. Что важнее, например, для предсказания возможности предательства — как человек ведет себя или какие у него глаза?

А может быть, уши?.. (Лично мне самую большую информацию на этот счет дает запах, если, конечно, нет насморка).

Непрактический интерес к ближнему отличает человека от обезьяны (впрочем, и обезьяны очень любопытны).

И если желаешь стать человеком в том смысле, какой имел в виду Достоевский ("Я изучаю эту тайну"), интерес к живому должен стать главным двигателем; любопытство к людям — ненасытным, неограниченным. Вопросы — впереди нужд, впереди жизни.

И не надейся, что когда-нибудь постигнешь людей и вылечишься от себя…

(!)

Твое второе письмо убедило меня, что "болезнь роста" подошла у тебя к моменту кризиса. Проявляет себя и в симптомах физиологических. Налицо депрессивное душевное состояние, с его типичными симптомами: общей мрачностью и чувством бесперспективности; снижением активности и работоспособности; глубокой заторможенностью чувств, когда кажется, что их совсем нет (а на самом деле они просто в глубокой защитной спячке), и — главное — резкой недооценкой себя и своих возможностей, ложными самообвинениями.

Как это обычно бывает, причины и следствия в твоем сознании поменялись местами. Тебе кажется, что ты плох, никуда не годен, и закономерный результат этого — твоя тоска и апатия. Все наоборот: это твое настроение сейчас окрашивает тебя во все оттенки черного цвета.

Тебе кажется, что ты бесчувственный, из-за этого не можешь раскрыться людям. А на самом деле чувства твои просто во временной «отключке», они уснули, как спит уставший ребенок. Чтобы проснуться бодрым. И… выросшим.

Парадокс очень частый, даже закономерный: у молодого человека, переполненного избытком душевных и физических сил, возникает такой вот кризис с подавленностью, с чувством полнейшего упадка, ничтожества…

И может напрочь исказить и картину мира, и собственное представление о себе самом. Я сам пережил в своей жизни даже не один и не два таких периода, когда было и упование на «чудо» и на какой-то «взрыв», и даже попытка покончить все это другим способом… Могу теперь, оглянувшись, сказать: да, они тяжелы, эти полосы, они опасны, страшны. Но я о них ничуть не жалею. Наоборот — считаю себя обладателем драгоценного душевного знания, которое не далось бы мне никаким другим путем, никаким образованием. Горжусь и радуюсь, что побывал "на том свете" или на чем-то, ему равнозначном, подобно Дантову аду, и могу не умозрительно, а опытом собственной души понимать тех, кому приходится помогать. Знаю, знаю, что там, в ледяных пустынях, во мраке, вызревают семена радости…

А сейчас — ТЕРПЕНИЕ. Терпение, основанное не на тупой покорности и не на наивном ожидании чуда, а на точном и уверенном ЗНАНИИ, что:

кризис минует; за падением следует подъем; за страданием — радость; за пассивностью — активность; за бесчувствием — полнота чувств; за безжизненностью — расцвет жизни; за тупиком — выход; время работает в твою пользу, и в депрессии — особенно, хотя кажется, что совсем наоборот, что время вообще останавливается или идет назад; на самом же деле депрессия есть крайняя степень отдыха души и исподволь готовит к действию новые ее силы — ты еще убедишься в этом;

самовосприятне во время душевной депрессии резко искажено — в сторону отрицательную во всех отношениях; в действительности — все с обратным знаком: ты великолепнейший человек с глубокими, сильными чувствами и высокоразвитой волей, но ты этого не ведаешь — как куколка, съежившись в тесном коконе, не знает, что она бабочка и скоро будет летать;

следовательно:

не доверяй своему состоянию — и тем мыслям, которые оно тебе внушает; но доверяй своей природе — поверь, что она знает тебя лучше.

Итак, сегодня, сейчас — главное: ОТПУСТИТЬ себя, ПОЗВОЛИТЬ себе быть «бесчувственным», «сухим», «вялым», малоконтактным к проч. и проч. — на все ДАТЬ СЕБЕ ПРАВО. Полное, убежденное — право своей природы. Куколка должна посидеть в коконе, подождать… (.)

Двойники, двойники — одинаковые и разные… Сколько же вас у меня собралось?.. Зачерпываю наугад — похоже?..

(!)

Если мы с вами поймем друг друга, и ваши, и мои желания исполнятся всей мерой возможного.

Дайте себе право быть собой. Поймите простую вешь: с точки зрения врача, «больной» — каждый, а с точки зрения просто человеческой — каждый просто живет, живет как ему можется. Вы страдаете, вам тяжело, вы больны, ну конечно. Но это ваша жизнь, это вы сами. «Болезнь» — часть вашей жизни, всего только часть, еще вами не понятая, не осмысленная. «Испуг» входит в состав вашего характера, но в характере вашем есть и многое другое, совсем другое. И не «испуг» забирает вашу жизнь, а испуг испуга.

До сих пор вы делали глубокую внутреннюю ошибку: не давали себе права быть Собой, не позволяли себе этого.

Все ваши трудности с людьми и, наверное, процентов восемьдесят невезения — из-за того, что вы хотели быть "как все". А какие все? Разные, бесконечно разные.

Вы и на тысячную долю себе этого не представляете.

Вы всегда хотели быть такой, какой должны быть.

А быть просто СОБОЙ — какая есть — боялись, а потому даже и не ощутили толком, что это значит. Дайте же себе наконец это право: быть собой и ТОЛЬКО собой! Общительной и необщительной, веселой и печальной, доброй и злой, пугливой и смелой. И такой, и эдакой — но Собой!

И бояться, и временами даже сходить с ума — дайте себе и на это право, не боитесь этого — все это Человек, это вы! Не все должно быть гладко, не все беспечально, не все красиво, не все понятно… Позвольте себе быть не более и не менее чем СОБОЙ!

Не обстаю, что станет легко. Но вы почувствуете в себе силу, уверенность и независимость, ваша жизнь станет полнее н интереснее… Вы себе удивитесь.

Изучайте людей. Признаюсь вам, я иногда устаю биться об эту стенку…

Когда говорю или пишу кому-нибудь: вылезь из своей скорлупы — тебе же станет лучше, если ты сменишь свою постоянную озабоченность собой на внимание к другим, — слышат чаще всего так: "Все твои беды из-за того, что ты эгоист, эгоцентрик, зануда, дурной человек, думаешь только о себе. Думай о других, стань хорошим".

Слышат только обвинение и обрыдлое морализаторство.

Между тем речь-то идет о совершенно объективных психологических закономерностях. О двух замкнутых кругах.

1. Беспокойство за себя не позволяет ясно видеть и понимать других, а непонимание других нагнетает беспокойство за себя.

2. Уверенность в себе позволяет быть более внимательным к другим н лучше их понимать, а понимание других увеличивает уверенность в себе.

Кажется, это и не требует доказательств, но… не доходит!..

До кого же доходит, хоть чуть-чуть, сразу спрашивают: а как же, как именно выйти из первого круга и попасть во второй? С чего начинать?

Ответ: сразу с двух сторон. С устранения беспокойства за себя — принятия права быть Собой — и с внимания и интереса к другим. Начните, не откладывая, вглядываться, вмысливаться, сживаться в людей, окружающих вас. Поначалу хотя бы лишь для того, чтобы убедиться:

как много людей, внутренне похожих на вас, хотя внешне, казалось бы, совершенно отличных;

как ошибались вы, придавая чрезмерное значение всевозможным мнениям и оценкам и как свойственна именно эта ошибка так называемым свеем";

как мало обычным людям (и вам в том числе) дела до кого-либо, кроме себя;

как печально мало — и как они (и вы в том числе) склонны преувеличивать возможное внимание к своей персоне со стороны окружающих;

как просто найти подход к любому, если направляешь внимание не на то, что он думает о тебе, а на то, что думает о себе.

Отнесите все это и к своей дочке, подумайте…

Вместо того чтобы искать в ней «болезнь», не лучше ли вникнуть в ее мир, дав ей право быть Собой?.. И не тосковать понапрасну о ее неизвестном будущем, не рисовать его в мрачных красках, а вместе с ней заново поучиться жизнерадостности?..

По части духовного здоровья любой ребенок по сравнению с любым взрослым — магистр, высшее существо.

Сегодня же, прямо сейчас — распрямитесь! (.)

(!)

Сразу по делу, по-медицински. Один из вариантов депрессии, который наши коллеги именуют скрытой или даже улыбающейся. Постигает чаще иных прочих — людей самых симпатичных, самых душевных, самых солнечных, самых ЗДОРОВЫХ. Ты именно такая и есть, не ошиблась. И мне знакомо…

Мои доктора на сегодня.

1. Работа (несмотря и вопреки).

2. Природа — воздух свежий, движение всяческое, быстрая ходьба особенно (тоже вопреки).

3. Очищение тела воздержанием от еды, перемена питания, а также некоторые другие «зигзаги» (путешествия, например).

4. Искусство. Литература, живопись, поэзия, музыка — не расстаюсь, даже когда кажется, что душа навсегда оглохла. Тоже очищение — духовное— и нечто большее.

5. Любовь (вопреки отсутствию, несмотря на присутствие мнимой бесчувственности).

6. Знание — добываемое путем чтения, и не только. В том числе и о том, что такое депрессия.

7. Вера, в том числе и в то, что эти самые депрессии зачем-то нужны, даются человеку для некоего вразумления, а потому не могут, по высшему счету, оцениваться только как зло. Как и боль — ясно же, что это великая природная спасительница, хотя сколько угодно и убивает, ты это знаешь лучше меня.

Целых семь докторов с приложениями и вариациями — и каких заслуженных, видишь. Кто-нибудь да срабатывает, если помогать им еще и терпением. Целых семь точек опоры, которые можно вырастить в 777 и сколько угодно.

Баловался, когда было шибко невыносимо, и кое-какой химией. Оставил — и не жалею. Опасность химиждевенчества понимаешь.

Теперь знаю: в подходе к своей депрессии главное — внутренне отделить от нее Себя. Обрести отстраненный, спокойно-врачебный взгляд на свои всяческие несостоятельности, наполовину, если не на все 100 процентов, мнимые. Не угрызаться виной за бесчувствие и апатию; не добивать, попросту говоря, этого и так-то забитого ребенка, который в тебе замерзает. Но и не жалеть, не оплакивать, не облизывать!..

А просто — ПРИНЯТЬ.

Да — принять себя с депрессией. Как только почувствуешь, поймаешь это ПРИНЯТЬ (не путать с "махнуть рукой" — не сдаться депрессии, а ПРИНЯТЬ себя и тем именно от депрессии отделиться) — так сразу же станет легче — и начнет ребеночек шевелиться и постепенно отогреваться. Тогда депрессия перестанет быть пессимизмом, не будет неправомерно обобщаться и пожирать дух.

Наоборот — как боль, как целебная боль, — начнет укреплять, закалять.

Станет легче, может быть, даже хорошо станет, и совсем хорошо… Не гарантия, что навсегда. Нет!.. И когда совсем-совсем хорошо вдруг станет, — не строй иллюзий.

Не помысли, что изрекаю психотерапевтические благоглупости — можем гордиться, что принадлежим к великому племени Меланхоликов, подаривших миру, по самым скромным подсчетам, 50 процентов гениальнейших личностей. (Остальные 50 процентов — тоже меланхолики, бодренькие.)

Пока все. Хочу верить, что эта весточка найдет свой адресат — я имею в виду твой почтенный пессимизм — и отвесит ему почтительный подзатыльник. (.)

ИСПОВЕДЬ САПОЖНИКА

..Нет, я не против депрессии только потому, что это депрессия. И не за всякое хорошее самочувствие только потому, что это хорошее самочувствие.

Все можно вынести, если только не обрывается Связь. Личный дух гибнет, когда отрывается от Целого. Спасение — восстановление связи: через любой канал, пусть самый узкий и с чудовищными помехами, через самую ничтожную, но живую ниточку…

Вот еще два отрывка из моей переписки с «заочником», писем которого хватило бы на целый роман.

(!)

Огромное письмо ваше прочел не отрываясь. Как просите, пишу от руки, чтобы "не закрываться" от вас машинкой.

ГЛАВНОЕ. Психотерапия — не утешение, не накачивание оптимизмом, не подсказки дуракам и не выписывание рецептов, а помощь в расставании с иллюзиями.

Обучение мужеству. Так я смотрю на это дело и посему прежде всего хочу развеять ваши иллюзии относительно науки, на которую уповаете, а также персоны, на которую возлагаете некоторые надежды.

Шарлатан поневоле. Неправда, что человек для науки — листок бумаги, который стоит только прочесть, и все сразу станет ясно. Нет и не будет такой науки. Каждый — загадка. Загадку можно разгадать? Можно. Но если эта загадка — человек, то после разгадки перед нами окажется Тайна, в которую можно только углубляться, как в океан.

Если не верите, поищите того, кто скажет иное, для кого человек «открыт». Горько ошибетесь. А я обязан сжечь маску — ту маску, которую вы на меня напяливаете своим упованием. Не волшебник.

Ни об одном человеке не могу сказать: знаю его, понимаю. Только гипотезы, веточки для размышлений.

С каждым — вживаться, разматывать все от пуповины.

"Чем же вы отличаетесь от обыкновенного человека — не специалиста, а просто, скажем, доброжелательного советчика, опытного прохожего?.."

Мне самому кажется, что ничем. Разве что должностью. Спасать чаще всего удастся своей беспомощностью.

Право на смерть. Духовные врачеватели прежних времен высшим средством лечения души, возможным для человека, считали встречную исповедь. Слабому открываются глаза на то, что и у сильного, и «по должности сильного» — те же слабости, та же боль, та же греховность и та же смертность. И что, следовательно, борьба за дух — дело совместное…

Там, внутри, под моей оболочкой, сидите (голый, бескожий) — вы. Там, у вас — в глубине, неопознанный — живу я.

…Перехожу к вашей идее «лишнести». Вы описали ее с огромной художественной силой, говорю без иронии.

Просто волосы дыбом при перечитывании этого места (как и многих других). И тем не менее именно на этом месте хочется схватить плетку и отодрать вас до синих рубцов, приговаривая: — Да как ты смеешь! Как смеешь измываться над Тайной! Как смеешь ставить ни во что ниспосланный тебе божественный дар! Как смеешь судить то, что не тобою задумано, не тобою создано и не для тебя предназначено! ЛИШНИЙ? Да откуда ты знаешь, кто и что лишнее, а что нет?! Да можно ли назвать лишней хоть одну травинку на этой земле? Хоть одну собаку?.. Откуда же ты знаешь, лишний ты или нет, ЧЕЛОВЕК?!

Признаю право на смерть. Но кроме этого существует обязанность жить. Уйма духовной энергии — она-то и мучает, она и болит. У вас ведь душа художника, скажу даже больше — душа философа, особо высвечивающаяся на фоне скудного пайка общепитовской духовности… Протестую против вашего дезертирства.

Помощь отказом в помощи. Между вторым вашим письмом и первым — заметная разница. С детсадовскими иллюзиями уже распрощались. Но еще теплится надежда на какой-то ответ «сверху» — от науки ли, от медицины или от каких-то гуманных дяденек, сидящих в последней инстанции… Судорога потребителя: дайте, дайте! Спасите, помогите! Выручите, устройте! Подскажите, выпишите рецепт!! Дайтельный падеж в страдательном наклонении.

А если «дайте» — стало быть, разумеется, что ЕСТЬ кому дать?.. Есть знающие, умеющие, есть добренькие, есть богатенькие, которые дать могут, если захотят?..

Лечение от человекобоязни. Разглядите людей под коростами оболочек — живое, детское, беспомощное, свое. Вникайте сами, не дожидаясь напрасно, что вникнут в вас. Понимайте, не рассчитывая на понимание, как детский врач. Человскобоязнь иначе не лечится.

Из одиночества — единственный путь.

Силы духовности и добра не там, откуда о них вещают. Они в нас.

(…) Получил сразу два ваших письма. Видно, вы вдохновились моими, набрались мужества и решили меня нокаутировать. «Полный развал души», «умственно дебильное существо» — браво, вот это вера в себя!

Нокдаун есть. Поднимаюсь.

Поединок не окончен, но уже считаю себя вправе вручить вам свинцовую медаль чемпиона ада. Вам плохо, вам непрерывно плохо, вам плохо и еще раз плохо.

Душа ваша живет в аду, работает в режиме ада безвылазно, настроена исключительно адски. У ада вашего людоедский аппетит.

Ключ от рая? Вы писали мне о действиях моих писем — помните?.. «Вспышки солнечного озона в сырой беспросветности… Внеочередной отпуск на Средиземноморье…» Художественное преувеличение — но допустим, есть искорка. А что, если поймать?..

МОЖНО! — МОГУ!

Наивно ведь думать, будто торопливые строчки, написанные неким субъектом, — причина этих ваших вспышек. Ничего ведь нет материального в письмах, кроме бумаги, а у вас приходит вдруг в действие могучая мозговая энергия. Как понимать?..

А так, что они, строчки эти, всего лишь повод.

Все в вас. Весь озон и огонь, все блаженное Средиземноморье, все райское горючее — в вас, только в вас.

Вы просто это открыли — ОТКРЫЛИ СЕБЯ по поводу этих строчек.

Я знаю, я слишком хорошо знаю вашу ошибку. Та же, что и моя, многолетняя: бегство из ада. Нескончаемые попытки бегства. Ад ведь, если помните, устроен по принципу множественных кругов, все пути бегства ведут в еще более адский ад. В этом-то н состоит фокус жизненной пытки. В наркотической беготне мы только упражняем, развиваем, растим свой ад.

Знаю и то, что вы можете, прекратив бегство и повернув свою медаль ДРУГОЙ СТОРОНОЙ, стать чемпионом paя — если не пожизненным, то хотя бы сменным, как я. Знаю, что вы сказочный богач, Аладдин посреди несметных сокровищ — они у вас под ногами, они всегда там, где вы, но вы никак не решаетесь зажечь свою лампу…

Как окрашиваются мозги. В бытность больничным психиатром услышал, как один пациент сказал другому: «Да пошел ты… со своим оптимизмом, от тебя газетой воняет».

Он очень высоко ставил свою депрессию.

Другой мне посоветовал: «Доктор, знаете, как высечь неугасимый огонь истины? Возьмите самого убежденного пессимиста и самого убежденного оптимиста, протрите им лбы зеленкой и хорошенько трахните друг о дружку.»

Для того, кто узнал человеков врачебно, а не по газетам, смешон вопрос, откуда идут личные философии, почему одни видят мир бело-розовым или цыплячье-желтеньким, а другие — фиолетовым, сизо-черным, серо-буро-малиновым… Все краски мира происходят из окраски мозгов, из личного настроения. Я встречал пессимистов до чрезвычайности бодрых и жизнерадостных — и оптимистов восторженно дохлых, едва ворочающих языком.

К вашим услугам пессимизм упоительный, балдежный — и оптимизм кастрированный, заказной, манскенный. Есть также оптимизм душераздирающий, оптимизм кровожадный, и есть тоска образцово-показательная, которую холят и лелеют, как дорогую сердцу болонку…

У истоков вампирства. Долго не понимал, почему в дни моего рая подопечным моим меланхоликам, невзирая на всю щедрость моей души, после общения со мной становилось, как правило, еще гаже, и каким образом в адских состояниях, без кровинки в мозгу, производил духоподнятие.

Не постигал и того, почему после самых блистательных побед врачебного оптимизма у некоего процента моих счастливцев возникали спустя какое-то время наизлейшие рецидивы упадка духа. Искал свои ошибки, каверзы болезней и обстоятельств; но в конце концов вызрел одни общий диагноз, внемедицинскнй…

Приоткрылось это во времена, когда я сам жил в аду.

Работал я тогда фантастично. Самые тяжкие депрессивники, самые злостные ипохондрики, самые пришибленные психастеники расцветали один за другим, как оранжерейные кактусы, почти безо всякой химии. Я гнал их всех в исцеление с такой исступленной верой, что они просто не имели права не выздоравливать. Вдобавок к общеупотребительным наизобретал множество духоподъемных средств, как-то: Сберкнижка Удовольствий (срочные вклады особо ценятся); Огород Радостей, вырастающий в дальнейшем в необозримое Поле (сеять самые ничтожные зернышки, поливать вниманием); Разжигание Костра Счастья (сперва самыми мелкими шелками детской фантазии, в качестве спичек — игры, в качестве бумаги — страницы моих книг); Метод Мементо Мори (вместе с некоторыми отчаявшимися, по примеру великого Меле, ходил на экскурсии в морг; выползал с острым приливом жизнерадостности); Принцип Чем-Хуже-Тем Лучше, он же Благородное Озверение (потрясающие результаты в случаях подыхания от скуки); целенаправленные размышления о бренности суеты, они же Теории Отсутствия Времени (и прошлое, и будущее, и настоящее — одинаковая чепуха, ибо никто никогда не видит перед собой ни того, ни другого, ни третьего. Следовательно, о чем волноваться?); наконец, застолбленный в спецруководстве по фортунологии знаменитый Промежуточный Ход, специально для невезучих — тихая нелепая деятельность, времяпрепровождение, бесцельное по форме, но грандиозное по содержанию, за которым следует неизбежный и великолепный Зигзаг Удачи. И прочая, и прочая.

Все это были, как выяснялось из сопутствующего чтения, велосипеды производства весьма древнего. Принимались на «ура», как последние всхлипы психологической науки, жадно заглатывались (представьте, с каким вожделением голодный человек проглатывает велосипед, долженствующий привести его к счастью) — и помогали, черт возьми, и везли!.. А я не понимал, как это у меня выходит.

Ведь сам-то… Неужели, спрашивал я себя, неужели только ненормальный может лечить нормально?..

Работа была моим допингом — в каждом пациенте я лечил самого себя. Но кончался рабочий день, я возвращался к себе в застенок. Действие допинга проходило…

В моей личной камере пыток мне нужны были МОИ личный духовный врач и МОИ лекарства. Все эти сапоги, которые я шил на других, мне не годились. У себя в аду я ходил босиком.

При обилии всяческого общения был у меня только один друг, все понимавший — человек с абсолютным резонансом ИМЕННО НА МЕНЯ. Он видел все, молчал, молчал и я. Но однажды кто-то из нас не выдержал…

Поговорили раз, другой. Легче. Еще поговорили. Еще легче… Он был волшебно чуток и безотказен. Знал, что только с ним я выползаю из своей камеры, ненадолго, но выползаю. Все чаще я появлялся у него или просил посетить меня. Он стал мне необходим как воздух, как свет, как музыка, как пуповина, соединяющая с материнской кровью…

Не помню точно этого мига. То ли после его заминки в какой-то реплике, то ли после улыбки, показавшейся чуть натянутой, льдинки, почудившейся в глазах…

Вдруг дошло: это болеутоляющее общение исподволь взрастило во мне нечто несравненно подлейшее, чем примитивное потребительство. Во мне вызрел душевный паразитизм, наркомания самая хищная. Пережевывание переживаний, переживание переживаний… Еще чуть-чуть, и я бы уже никогда не смог вспомнить, что душа, как и тело, не имеет права жить на содержании, чьем бы то ни было; что она может брать лишь взаймы, когда отчаянно невмоготу, — и лишь до Предела Справедливости — до черты зависимости, за которой начинается нищенство, невозможность отдачи.

Я понял, что становлюсь вампиром…

Не знаю, каким усилием решился на одиночество.

Не на отшельничество, нет, ие на отказ от общений — но на сознательное одиночество страдания. На отказ от наркотизации, какой бы то ни было. На некоторое время с другом пришлось поссориться. Сперва он не понял; но позже, когда я вернулся к нему в новом качестве…

Нельзя лечить души, будучи благополучным. Нельзя — по той простейшей причине, что сытый голодного не разумеет.

Нельзя лечить и будучи неблагополучным. Нельзя, ибо действует неодолимое бессознательное побуждение лечить через посредство других самого себя, проецироваться, как больной художник в свои картины.

Вещество души должно быть летучим и способным гореть.

Из сапог всех моделей остался у меня на сегодня только один, старенький, зато неизнашиваемый. Благодарность Жизни. Годится на обе ноги. Надевать на босу ногу. Попеременно, то на правую, то на левую. На другую мысленно.

Спасибо за то, что и вы мне помогли. (.)

…Итак, чего ждет человек земной, человек практичный, Гомо Практикус, от психологии и прочих наук? От литературы? От медицины?

Указаний, подсказок. Инструкций, рецептов. Чтоб жить его научили, то есть помогли чтоб достигнуть желаемого наименьшими усилиями. Ничего более. Ну еще развлечения и некоторого удовольствия, ну еще утешения. Да, я обыватель, я потребитель, думайте обо мне что хотите, сами такие. Я узнал вчера, что есть такая хитрая наука — психогностика. Позволяет опознавать, кто есть кто. Так что ж, психогвоздика, изволь, распиши: какие бывают люди? какие такие признаки? Я выучу, не поленюсь! Помешу в табличку себя, жену, тещу, начальство и прочих окружающих, чтобы все по местам, по полочкам, чтобы все ясно. Ибо очень нужна мне определенность и четкость, необорима страсть к мировому порядку. И очень буду я недоволен, прямо скажем, разочарован, если кто-то вдруг скажет мне, что все еще вилами по воде и бабушка надвое, что бывает и так, и эдак, и черт его знает еще, как бывает, а бывает, что и никак не бывает. Да как же это? Удивили, нечего сказать, а еще диссертации пишут. Не люблю, когда меня заставляют думать о том, в чем я разбираюсь.

«Ты над этой задачей думал?.. Вот и напрасно. Не надо думать. Надо мыслить», — сказал как-то мой любимый учитель математики.

«А какая разница? — спросил я. — Думать и мыслить — разве не то же самое?» «Ты уже об этом подумал?» — спросил он. — «Да, подумал». — «Ну а теперь помысли».

Желающих мыслить мало, а среди желающих мало умеющих.

Гомо Практикус честно желает быть неведомо для себя обманутым. Надеется и уповает на силу внешнюю, скажем попросту, на обслугу. Ибо так его и настраивают такие же гоморактикусы, так ему и обещают с пеленок, и принуждают даже, по части мысли, обслуживание принимать.

А как странен, сколько необъяснимых нелепостей, непроглядной мистики… Разговаривает по телефону.

Сообщает то-то и то-то, задает вопросы и прочее — но зачем столько жестов? Зачем хмурится, пожимает плечами, зачем так энергично взмахивает рукой? На том конце провода ничего не видно. Не странно ли — будучи невидимкой, жестикулировать перед невидимкой же?..

А вот целая компания перед телевизором, смотрит футбол. Топают ногами, свистят, вскрикивают. «Ну!.. Давай!! Направо откинь, ну направо же. Бей!! Эх!.. — Кому? Кто их слышит? Железный ящик?..

Если мы не исследуем жизнь, то автоматически превращаемся в ее подопытных кроликов.

Если не изучаем себя, то нас изучают — не в нашу пользу. Результат изучения можно купить. Это и есть наживка.

«То, чего я не знаю, для меня не существует».

Заблуждение, опасное заблуждение, даже в виде шутки. Наоборот. То, что я знаю, скорее всего, не существует, ибо знание мое всегда ограничено и в неизвестной мне степени ложно. То, чего я не знаю, существует наверняка, в бесконечной степени существует. Это доказывает история и наука, доказывает вся жизнь. Если что-то существует, то это как раз то, чего я не знаю.

* * *

Друг мой, послушай… Знаю, ты мучаешься сейчас. Тебе не дается дело, тебе не дается жизнь, ты себе не даешься.

Друг мой, поверь: ты себя не знаешь. И прошу, прости меня за то, что и мне довелось быть одним из твоих «наставников». Имел глупость критиковать тебя, поучать, упрекать в несосредоточенности, нерешительности, слабоволии… И это уже после того, как, казалось, постиг всю подноготную парадоксального состояния. Я впал в него сам.

Друг мой, моя сверхценность! Войди и ты в мое положение, пойми мой парадокс. Психотерапевт, видишь ли, обязан свято верить и вдохновенно внушать, что из любого положения есть выход, и притом очень хороший, замечательный, наилучший. А в то же время психотерапевт не должен обманываться и обманывать, а имеет право, как все смертные, лишь на искренние заблуждения.

В своем наставническом исступлении я видел в тебе не тебя, а себя — того самого, который так долго себя мучил, не понимая зачем…

Друг мой, ты видишь: я не решил свои проблемы — ни одной не решил, наоборот, умножил, как только мог.

Так мне и надо. Единственное, чего удалось достичь, — нового отношения к кое-каким проблемкам, только и всего — нового отношения, которого они не выдержали и отдали богу душу. Туда им и дорога!..

ВЫХОД ИЗ БЕЗВЫХОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВХОД

Не толкуй «владение собой» только как самонасилие. Не я первый заметил, что чем одареннее человек, тем труднее ему с собой совладать, и особенно в молодости, пока дух ищет себя и мечется.

Гений творит не «владея собой», но позволил творческой стихии собою овладеть. И это безмерный труд и великая смелость.

Психология bookap

Неприглядная видимость — бездеятельность, бесплодие — еще не есть бездеятельность внутренняя и не равнозначна бесплодию духа. Невозможность справиться с собой может быть знаком действия способностей безымянных, исканий невыразимых. Не все, что в нас есть, согласуется с жизнью, не все должно согласовываться.

Ты не машина деятельности, какой бы то ни было, ты человек — бездна бездн. Ты работаешь не только работой, но всем своим бытием, всем молчанием.