ГЛАВА 3. ПОЖИРАНИЕ СОЛНЦА. Спонтанное зарождение мифа

Юнг как-то заметил, что из всех социальных наук психология появилась последней, потому что психологические проблемы и инсайты уже содержались в великих мифах.

Основатели современной психологии, включая Фрейда и Юнга, для построения своих теорий в основном использовали психодинамические подходы и предпосылки. Однако недавно проведенные исследования говорят о том, что лишь десять процентов американских психологов считают свой подход преимущественно психодинамическим. Отдавая дань современной тенденции практически все измерять количественно, большинство терапевтов предпочли бихевиоральные подходы, когнитивную коррекцию или фармакологическую интервенцию. Хотя все эти методы, вне всякого сомнения, имеют свои достоинства, они привлекают многих людей, потому что позволяют получить результаты, поддающиеся оценке, и концентрируются на краткосрочном решении проблем, преодолении кризисной ситуации и адаптации. Трансформация не является их целью, ибо достижение этой цели требует длительного времени и огромных усилий; оно недоступно оценке и связано с немалым риском.

Многие критики пытаются развенчать научную основу психодинамической терапии, а некоторые просто называют ее псевдорелигией. Ни одно из этих критических замечаний не следует отрицать, хотя некоторые необходимо переформулировать. Деятельность психики нужно считывать на символическом языке, и даже научные понятия при их буквальном понимании рискуют превратиться в старую ересь. Их следует понимать символически, то есть видеть в них образы, выходящие за пределы своих ограничений и обращенные к движениям души. Такими понятиями являются метафоры, которые соединяют нас с непостижимым, и по-другому считают только люди, никогда не вступавшие в диалог со своим бессознательным.

Психодинамическая терапия появилась вследствие разрушения великих мифов и социальных институтов, которые поддерживали эти мифы. Хотя существуют и явная патология, и проявления характерных симптомов, указанных в справочнике DSM-IV, они не имеют отношения к глубинной работе; первичная травма современного человека — это чаще всего душевная травма. Упав с крыши средневекового собора, мы попали в пропасть. Глубинная психология — это процесс, благодаря которому может произойти исцеление расщепленной психики, человек может узнать свой индивидуальный миф, и этот миф вытеснит культурную идеологию, которая потерпела банкротство. Это не догма, а скорее методология, позволяющая человеку искать возможность соприкоснуться с внутренней трансформирующей энергией. Это не Новая Эра, а Древняя Эпоха, возраст которой соответствует возрасту архетипов.

Глубинный метод исследования психики требует серьезного наблюдения за состоянием человека, чтобы отмечать приступы страха и трепета из-за воздействия динамических сил бессознательного. Древние греки отдавали дань уважения этим силам в драматургии, создав образ Медеи, которая так подчинялась воле богов, что была вынуждена убить своих детей. Древние греки создали и образ Эдипа, который не мог осознать самого простого — своей идентичности, а также образ Клитемнестры, которая могла быть скорбящей матерью, проницательным политиком, любовницей и вместе с тем мстить своему мужу Агамемнону, сначала заманивая его в ловушку, а затем убивая.

Человеку, посвятившему себя глубинной психологии, приходится часами размышлять над деятельностью психики: как в сновидение могут вплетаться отдельные фрагменты, создавая критическую канву повседневной сознательной жизни, как ребенок незаметно проживает непрожитую жизнь родителя и как легко соблазняется Эго, слыша то, что хочет слышать. Точно так же аналитик размышляет над возможностью психической энергии служить самоисцелению психики, а также внутреннему стремлению человека к достижению целостности, когда ему приходится переживать самые ужасные травмы. Этот трепет перед таинством — ежедневное переживание аналитика или любого другого человека, всерьез занимающегося исследованием души.

Нам говорят, что среднестатистический человек тратит на сон шесть лет жизни. Это поразительное посягательство на время жизни — часть телеологического намерения психики. Сны отражают внутренний мир души и формируют процесс создания мифа у отдельно взятого человека. Сложное переплетение мельчайших подробностей, связь с законами, присущими месту и времени, синтетическая энергия новых сочетаний фрагментов, многочисленные связи с прошлыми переживаниями — все эти свойства сновидений известны их исследователям. Работа со сновидениями удивительна, она часто сбивает нас с толку и всегда включает в себя таинство. Если человек в какой-то период времени может проследить свои сны, они обязательно укажут на внутреннее движение, представят, как человек работает над проблемами и решает их. В совокупности эти сновидения формируют героический эпос, не хуже произведений Гомера или Данте. Погружение в «мир мертвых», ужасные чудовища, самые разнообразные персонажи, титаническая борьба — все это составляет содержание мифов.

Другие погружения в мир мертвых приводят к созданию такого же мифологического материала. Фрейд в основном работал с истерией (или, говоря на современном языке, соматоформны-ми расстройствами), тогда как Юнг сначала работал с шизофрениками. Оба они обнаружили, что людям, которых в соответствии с медицинским диагнозом поместили в психиатрическую клинику, всегда было что рассказать; они заслуживали уважительного отношения и усилий, необходимых для того, чтобы их понять. В третьем томе собрания сочинений Юнга («Психогенезис психических расстройств») можно прочитать об усилиях, необходимых для интерпретации смысла, который можно найти в деятельности психики с явно выраженными расстройствами. В самом начале XX века Юнг узнал о том, что несколько десятилетий спустя описал Сильвано Ариетти:

Даже слово шизофрения, как и слова миф, трагедия и герой, все чаще употребляются в обыденном контексте. Так, например, человек, пребывающий в состоянии неопределенности, говорит: «У меня шизофрения». Потеря организующего центра цивилизации вызывает в обществе анархию, низвержение организующего центра «мятежными» частями психики. (Вспомним Йейтса: «Все распадается вокруг, и центру не сдержать распад / Анархия царит над миром»¹¹⁸.) С точки зрения отдельной личности, утрата центра, то есть потеря Эго с его способностью к обработке информации, а также потеря аффективной энергии, которая ощущается в самой крайней форме, определяет сущность заболевания, называемого шизофренией. (В начале XX века руководитель Юнга доктор Эйген Блейлер ввел этот термин, чтобы заменить термин dementia praecox, «раннее сумасшествие», возникший вследствие типичных ранних приступов болезни в отличие от dementia senilis.)

¹¹⁸ См. выше, примечание 17.

Этиология шизофрении до сих пор остается неясной, несмотря на общее согласие о присутствии в ней биохимического компонента. Существуют медикаменты, снижающие остроту симптомов, но в целом лечение шизофрении до сих пор не изобретено. Какие-то ее проявления могут возникать периодически или один раз в жизни, или же такое состояние может быть хроническим. Во всяком случае человек испытывает дезориентацию, напоминающую ощущение наших современников, утративших связь с мифом. Тогда его искаженный взгляд на мир и свое «Я» становится таким же эксцентричным и сконцентрированным на идее, как в случаях крайней изоляции или публичного отречения. Юнг первым стал утверждать, что результаты деятельности психики, страдающей такими расстройствами, могут иметь очень важное значение и выполнять некую телеологическую функцию; вслед за Юнгом об этом стали говорить Р.Д. Лэйнг и Джон Уэйр Перри.

Наверное, самое полезное общее представление о шизофрении, подходящее для нашей цели, получается из ее описания как совокупности расстройств, которые характеризуются глубинным нарушением мышления, чувствования, восприятия и идентичности. Расстройства мышления проявляются в неадекватных выводах из полученного опыта и/или в связанной с ними системе бреда. Расстройства чувств приводят к глубинной амбивалентности, резким перепадам настроения, депрессивному отчуждению и общему чувству одиночества. Расстройства восприятия проявляются в видениях и галлюцинациях. По всей вероятности, самыми серьезными являются нарушения идентичности. Они указывают на то, что у центра отсутствуют сдерживающие силы и что Эго больше не может интерпретировать и интегрировать материал внутреннего ощущения и внешнего восприятия.

Аналогией ощущений шизофреника может послужить жизнь во сне. Все мы засыпаем, а затем просыпаемся, чтобы пойти на работу или куда-то еще. Можно заметить то, что мы спали, или не обращать на это внимания. В той или иной мере жизнь идет как обычно. Но шизофреник просыпается в мире, где сон все еще продолжается; Эго не обладает достаточной силой, чтобы различать внутреннюю и внешнюю реальность.

Деятельность психики часто направлена на достижение результата, который остается тайной для эго-сознания, но является очень важным для души. Иногда мы ощущаем это во сне, иногда — через аффект возбужденного комплекса, во власти которого находится Эго. Но в любом случае, включая и шизофрению, психика не прекращает свою деятельность. Согласно утверждению Г.Дж. Бэйнса,

Продукты бурной психической деятельности могут не считаться искусством в его традиционном понимании; но общее между художником и шизофреником состоит в том, что каждый из них входит в непосредственный контакт с глубинными слоями психики. Эти глубины совершенно недоступны рациональному мышлению или дискурсу; их можно распознать только через символические образы, указывающие на скрытое за ними таинство.

Художник, мифологическим прототипом которого является Орфей, должен иметь потребность и мужество, чтобы погрузиться в «мир мертвых», вступить в контакт с потусторонними силами и вернуться обратно, в мир людей, с песней, рассказом или образом, в которых отразились бы неуловимые мгновения опасного странствия. Но шизофреник остается там, в глубине, очарованный или одержимый этой глубинной динамикой, и в результате мы получаем не песню, а симптом, не цельное произведение искусства, а частицы здравого смысла. (Вспомните о словах Дали, что разница между ним и сумасшедшим заключается в том, что он не сумасшедший.)

Вникнуть в галлюцинаторное странствие шизофреника — значит оказаться рядом с таинственной деятельностью психики и непосредственно наблюдать, как энергетически формируются символы. В такие моменты мы находимся намного ближе к ядру психической жизни, чем позволяет нам интеллект или понятие. Древние люди, отдававшие должное снам и видениям, очень хорошо это знали. То, что мы наблюдаем в мифе, сновидении или деятельности воображения шизофреников, все больше сближает нас с фундаментальными процессами, происходящими в нашей внутренней вселенной.

Перед исследованием рисунков, внешне выражающих ощущения шизофреников, давайте рассмотрим сущность процесса, который можно назвать работой с мифом. В процессе работы художника над мифом символически выражается эмоциональная истина; у шизофреника сам образ является эмоциональной истиной; иными словами, здесь присутствует буквальность, совершенно не свойственная художнику. Художник манипулирует образами, цветами, формами, словами и звуками; шизофреник манипулирует материалом, с которым он работает. Художник может различать разные уровни символической истины. Например, Данте сознательно использовал метафору архетипа погружения-подъема на четырех разных уровнях смысла. Шизофреник живет одновременно на всех четырех уровнях. Скажем, человек может вообразить себя римским императором и объяснять отсутствие у него соответствующих полномочий временной игрой фортуны или непониманием происходящего недостойным плебейским окружением. Он совершенно не понимает, что императорский сан компенсирует его отсутствующие полномочия, но бессознательно так живет, одержимый этим материалом. Данте или Дали могли бессознательно использовать архетипический мотив или сознательно извлечь его, а ощущение шизофреника является непосредственным и уникальным.

Что касается характера работы с мифом, то здесь весьма полезны открытия Фрейда, описанные в его труде «Интерпретация сновидений». В сновидениях бессознательное превращает совершенно случайные события в осознанное и внутренне важное прозрение. Бессознательное обращает Эго к личности, времени и месту. Его внешним выражением служит не когнитивное содержание, а аффективно заряженные образы. Смысл таких образов воплощается в метафоре или символе.

К фрейдовскому описанию работы со сновидениями Юнг добавил идею коллективного бессознательного, в соответствии с которой образы участвуют не только в жизни отдельной личности, но и в жизни всей вселенной. Он обнаружил также, что сновидения не обязательно маскируют исполнение желаний, а часто скрывают спонтанное отношение Самости к жизни человека. Согласно Юнгу, сны человека не только могут быть телеологическими, ведущими к развитию сознания и достижению целостности, но и компенсировать одностороннюю адаптацию сознания. Таким образом, сновидения имеют целеполагающую и корректирующую функцию; и, конечно же, дают возможность человеческому сознанию ассимилировать их послание.

Психология bookap

В той мере, в которой психика является вневременной и охватывает все человеческое, нам следует признать, что жизнь, которую мы себе представляем, является неполной, фрагментарной и привязанной к историческому времени. Если, делая свой осознанный выбор, мы отклонились вправо, психика сразу же тянет нас влево, чтобы восстановить равновесие. К тому же сновидения осуществляют конфронтацию человека с непрожитой им жизнью: не с такими, какими мы стали, а с такими, какими могли бы стать; не с тем, что мы сделали, а с тем, что не смогли сделать. Зная характер и мотив работы со сновидениями, мы можем увидеть этот процесс в работе с мифом. Как уже отмечалось, сон — это мифология отдельной личности, а миф — это сновидение всего сообщества. И миф, и сновидение спонтанно рождаются в глубине психики и относятся непосредственно к ее саморегулирующей деятельности. Как сны отчасти выполняют телеологическую корректирующую функцию, на которую воздействует индивидуальная психика человека, продолжая таинственную миссию природы, так и миф, поднимаясь из тех же глубин, содержит корректирующую телеологию души. Соглашаясь с тем, что сновидения имеют смысл, мы можем согласиться и с тем, что деятельность шизофреника тоже имеет смысл — не только в жизни отдельно взятого человека, но и в жизни всего сообщества, ибо отдельный человек несет в себе часть универсального содержания. [В данном случае следует пояснить, что именно имеет в виду автор. С точки зрения ограниченного сознания сны можно считать психозом. Однако в них содержится смысл. Точно так же образы, порожденные в психотическом состоянии, которое называется шизофренией, тоже имеют смысл, если у нас есть достаточно времени, чтобы их интерпретировать. — Прим. пер.]

Далее мы исследуем рисунки двух пациентов с диагнозом шизофрения. Оба они еще не достигли двадцати лет и ходили в школу, пока у них не произошло нарушение процесса мышления.