Этот безумный, безумный, безумный мир секса.
Е. Дюпуи [32] пишет: "В древности педерастия считалась явлением естественным, даже почётным. Греки видели в педерастии не более, как необычную страсть, особую форму распущенности, akolasia. Для некоторых педерастов находили доводы, которые как будто даже оправдывали их странные вкусы, и в подобном способе наслаждения видели не более как средство утолить страсть, нечто вроде figura Veneris, которая приближалась к онанизм\. Но по отношению к пассивному педерасту подобного оправдания не было, потому что тогда ещё не знали, что prurigo ani impudis (анальный зуд, разновидность чесотки) является физической причиной пассивной педерастии. По-видимому, на пассивных педерастов смотрели как на людей, поддавшихся болезненному влиянию извне. Патологи нового времени считают этот порок (педерастию) видом сознательного эротического помешательства и видят в нём только извращение полового инстинкта. Они даже различают два вида педерастии: врождённую и приобретённую. Природная педерастия есть следствие первичного помутнения рассудка. Вторая происходит отчасти от порочных привычек, например, разврат или пьянство, частью же от некоторых болезней".
Следует добавить, что формы проявления гомосексуализма и бисексуализма очень широкие. Характерна, в частности, и такая разновидность бисексуализма, как приписываемая Юлию Цезарю: первый римский император проявлял себя "мужчиной со всеми женщинами, и женщиной — со всеми мужчинами" [37]. Правда, эти "мужчины", для которых Гай оказывался уже "Юлией", тоже, как видно, были "еще теми" мужчинами. Таким образом, бисексуальные мужчины тоже подразделяются на полностью активных (они обычно бравир\тот собственной "широтой интересов": "я могу оприходовать любую и любого") и достаточно "умеренных", типа того же Гая Юлии. Существует и поочерёдное активно-пассивное гомосексуальное партнерство.
Из всего полидевиантного множества сексуального непотребства необходимо как-то вычленить, исключить нехищный компонент. Это те нехищные люди, которые волею судьбы оказались вовлечёнными в эту пагубу: в пенитенциарных ли заведениях, или из-за неблагополучного детства, а также, возможно, под влиянием алкогольно-наркотической деградации, которую правомерно будет сравнивать с органическим поражением мозга, но нанесённым себе, в некотором смысле, добровольно — по слабости характера, наивности или недостаточной критичности ума. Иногда может сказаться и чисто физиологический фактор. Так, например, органически возникшая импотенция может бросить нормального человека в объятия пассивной педерастии. Анальная зона весьма эрогенна, и воздействие на сфинктер и предстательную железу (простату) тоже способно вызывать оргазм (массаж простаты, кстати, является основным и простейшим средством лечения импотенции). Конечно же, всё это ни в коей мере не может служить оправданием для "пошедших таким сексуальным путём" индивидов, но правильнее будет считать их несчастными — либо не ведающими, что творят, либо нашедшими для себя хоть какой-то, пусть и не самый лучший, но всё же выход из собственной беды.
В общем случае заражения людей хищностью (помимо сексуального растления) нужно отметить, что весь этот огромный контингент нехищных (как правило, диффузных) людей, втянутых в жестокие игры преступного мира, а также равно — рвущихся к командным высотам, не осознают всей "рыло-суконности" собственных амбиций. Другими словами, хотя и прекрасно известно, что "не в свои сани не садись", добра от этого не жди, но они, несчастные глупцы, стремятся не только "вскочить на облучок" чужих саней, но ещё и "эх-прокатиться" на них. Во всех таких случаях их подстерегает практически неминуемая незавидная участь. В первом случае (сексуальном) — физиологическое скотство, во втором (асоциально-политическом) — нравственное разложение.
Традиционная сексология серией опытов доказала, что демонстрация нормальным мужчинам специальной аудиовизуальной сексуальной информации (слайды, фильмы с изображением сцен изнасилования) приводит к тому, что многие из исследуемых реагируют развитием сексуального возбуждения как на процесс изнасилования, так и на проявленную жертвой реакцию сопротивления и страха. Анализ результатов приводит к тому выводу, что "взрыв насилия" в средствах массовой информации стимулирует появление нездоровых фантазий у ранее совершенно нормальных людей, а повторяющаяся стимуляция такого рода может провоцировать их к антисоциальному поведению. Понятно, что чрезмерная внушаемость диффузных людей пагубно сказывается и здесь. Вот почему "заражение" хищностью, в том числе, пристрастие к сексуальной распущенности и вседозволенности, является социально опасным феноменом. Это явление давно уже отмечено крылатым выражением "дурной пример заразителен". Беда человечества ещё и в том, что "хорошие примеры" остаются как-то уж очень "бескрылыми" — без должного внимания людей.
Кроме того, извращённый секс, даже будучи противоестественным для части индивидов, в него втянутых, тем не менее нередко вытесняет, подавляет естественную сексуальность. Происходит это по разным психофизиологическим причинам, но, в принципе, ситуация здесь сравнима с новоприобретённой "наркотической зависимостью" — точно так же наркотики могут вытеснить и заменить прежнее "естественное" алкогольное пристрастие. Гетеросексуальные отношения, да ещё и будучи достаточно целомудренными, проигрывают по своей "градусности", "кайфовости" широкодиапазонному комплексу полной разнузданности и сексуального полиморфизма. И обратного пути нет — это типичное скатывание по очень крутой наклонной плоскости: катиться вниз легко и вначале приятно, а затем страшно, карабкаться же назад — трудно, а подчас и невозможно.
Вот яркий пример подобного сексуального падения, растления. Знаменитый некогда певец из "солнечной братской" Чехословакии Карел Готт, любимец, кумир публики, после распада мировой псевдосоциалистической системы получив, наконец-то, долгожданную свободу, смог побывать на "заседаниях" бисексуальных групп, после чего он чуть не плача заявил, что вся его предыдущая жизнь была прожита напрасно. Что это? Ещё одно обвинение ханжескому просоветскому тоталитарному режиму — душителю свобод? Или всё же — проявление обычной для деятеля массового искусства безнравственности? Вопль "раскаяния за бесцельно прожитые годы" латентного извращенца, дорвавшегося, наконец-то, до долгожданной вседозволенности, а до этого вынужденно (для сохранения собственного имиджа) "прозябавшего" в неподходящей ему сексуальной обстановке "несвободы", в состоянии подавленности глубинных девиантных пристрастий.
Разъяснение этой глобальной "постоянно действующей" сексуально-криминально-политической опасности является важнейшей насущной задачей для человечества. Значимость такого "политпросвета" ещё и в том, что пропаганда хищного поведения идёт полным ходом и во всех возможных направлениях. По главному — первому — радиоканалу "Радио России" крутят песенку с залихватским припевом, определяющим "культурный заветный набор" для современной молодой девушки: "Парни, музыка, наркотики! Парни, музыка, наркотики!"...
Но существует апологетика и самых страшных проявлений чудовищности среди людей. Александра Маринина (Алексеева) — популярная ныне сочинительница детективов (наша "мамаша Агата Кристи": пишет книгу за месяц) — рассказывает на страницах газеты (АиФ ј23/97) о встреченных ею в тюрьмах и лагерях преступниках следующие вещи. Убийцы и насильники, совершившие свои деяния в порыве гнева, аффекта, в пьяном виде, кажутся ей людьми глубоко несчастными. Среди них нет никого, кто бы считал свой приговор несправедливым. Они могут врать, придумывать, но вины своей никогда не отрицают. С настоящими (?!) же насильниками иначе. В отличие от убийц, признающих содеянное и как-то пытающихся оправдаться, эти всё начисто отрицают. Они психологически — другие. В крайнем случае насильник и убийца соединены в одном. А. Маринина приводит такой вот, леденящий душу, пример.
"На протяжении длительного времени этот тип растлевал собственную падчерицу, дочь жены от первого брака. Начал чуть ли не с годовалого возраста и лет до восьми бог знает чем с ней занимался, пока не убил её. Потом поджаривал на сковороде какие-то части её тела. Вот такой дядечка, лет 50-ти, очень религиозный".
Далее (это уже из интервью по ТВ) новомодная сочинительница детективов восторгается некими, встреченными ею на зоне же, тюремными персонажами, у которых, по её словам, полностью отсутствует совесть. "Такие они великолепные, красивые, голубоглазые, и у них совершенно нет совести, ну совершенно!" Она аж подхихикивает от удовольствия над приводимым ею чудовищным фактом. До чего ж, мол, это "сволочное голубоглазие" занятно и по-своему красиво! И при всём при этом она утверждает, что, якобы, "не существует абсолютных, стопроцентных злодеев, что во всяком человеке есть что-то, за что его можно любить: он самый лучший для матери, у него может быть любимая женщина, для которой он — самый лучший в мире". Наверное, и тот дядечка-изувер из предыдущего абзаца тоже "великолепный по-своему" человечек. К тому же, видать, шибко богобоязненный.
До чего же страшна бывает подчас хищная женская логика! Не столько эта нелогичность, как такое вот "лёгкое", приветственное отношение к извергам. Представим себе человека, который был бы — ну, всем! — хорош и добропорядочен в 99,9 % собственного времяпрепровождения: музицирует, пишет картины, ходит в церковь, занимается бизнесом... Но вот в одно оставшееся промилле (0,1 %) всего своего жизненного времени он режет, грабит, насилует, подобно упомянутому "очень религиозному дядечке", — протеже Марининой. Хотел бы кто-нибудь с таким "великолепным" типом жить рядом? Вряд ли...
Сказанное здесь однозначно идентифицирует Маринину, как особь, принадлежащую к суггесторному виду. А то, что она ещё и пишет книги про убийства, характеризует её как активную, злонравную пропагандистку насилия (это пример хищного творчества). Да и ещё как споро пишет: главная её "творческая" проблема — это равномерное по страницам книг распределение трупов. Одна из сверхзадач этой сочинительницы (я прочёл несколько её "романов") — путём некорректного сопоставления жуткой деятельности чудовищ, маньяков с более "человечными" нравами уже полуофициальной российской мафии, способной, якобы, "навести порядок", сделать из главарей последней некий возвышенный, почти благородный образ.
Хотя судить о женской видовой принадлежности и легче, чем о мужской, но, в то же время, иногда легко ошибиться: они необычайно внушаемы и потому в большей степени подвержены хищному воздействию. А их артистичность даёт дополнительный вклад, облегчая подобное приспособление. Поэтому, в сравнении с мужчинами, хищные женщины имеют более обширное обрамление подражательниц, в состав которого входит огромное множество диффузных женщин, подвергшихся хищной обработке, они являются как бы агентами хищного влияния во всём человечестве, своеобразная "пятая колонна" нелюдей.
