ЧАСТЬ ВТОРАЯ (сентябрь — октябрь)
О непорочном познании
Венеция
Привет тебе, друг мой любезный, из города утонувшего!
Читал я в книге одной, что некогда разгневался Бог и утопил землю с людьми ее в пучине вод. Отчего поступил Он так? Не от того ли, что люди луне уподобились? — Не светить они стали, призванные светить, но отражать. Так расстроили вы Бога своего, что заставили плакать!
Тот, кто создан светить, не светить не может, или должен он будет погибнуть. Как же из звезд, сиянье которых — дарение света, стали вы безжизненными кусками материи, что способны лишь поглощать? Не потому ли, что умерли вы за трапезой вашей?
Вот он, город, что напоминает вам о смерти вашей, ибо в воде он утоплен! Слезы жизни вашей разлились по городу этому, где светла так луна, где так холодно-светла она, пожирательница света! И не остановить мне слез, что разрывают глаза, когда смотрю я на эту столицу искусств ваших!
Как к могильному камню приходят сюда творцы ваши — художники, музыканты, поэты. Что изображают они? Чем складывают мелодии своих звуков? О чем пишут? Пожирателям мечтают они отдаться — оттого изображают они пишу, оттого играют столовыми ножами, оттого и пишут о пищеварении!
Так признаются они в любви — голодом, так пестуют дух свой — благовониями обедов! И стыда не испытывают они, описывая жерло желудка своего, бесстрашные до застолий!
Стыдится дух их земного, но пожирает он землю. Клевещет дух их на земное, но кормится он с ее рук! Небесное грезит создать дух творцов ваших, но полета и света небесного не знает он, ибо дух их — мука!
Мифотворцы ваши — предатели жизни, их слушаете вы, им доверяете. Два мифа создали творцы ваших иллюзий — миф о трагедии человека и миф о счастье его, обретенном чудесно. Один хуже другого! Ибо чем хуже страдание надежд избыточных?
Страдают глупцы и пройдохи, оттого и говорят они, что должна быть трагедия у человека, иначе не человек он. А по мне так, иначе он не глупец и не пройдоха! Но поверили вы мифотворцам вашим, ибо и вам приятно лентяйничать, трусливые, ибо и вам хотелось наполнить жизнь свою смыслом!
Воистину, непорочно познание, которое ищет пустое место, ибо откуда ей взяться, трагедии, в жизни вашей? В том-то и трагедия творцов ваших, что нет в них трагедии никакой и нечем оправдать им страдания свои, кроме собственной глупости! Вот и преодолевают они сами себя, самоедство свое называют они «трагедией», я же зову его — «самоедством»!
Как же выйти из круга этого, если не чудом? И вот придумали творцы ваши миф о счастье, что приходит внезапно, если ждешь его! Но нет его, и оно не приходит, ибо и оно — жизнь, как может она прийти? Себя оплакивают творцы ваши, при жизни умершие, о себе только и думают, а потому не видят они Других, и потому радости они не знают!
Все творцы ваши страдают, ибо нет на сердце у них ни радости, ни счастья. Стал бы счастливый перья ломать да бумагу портить? Нет, счастливый не пишет, счастливый — радуется! Несчастный только и сучит руками! Не потому ли, как только становится плохо вам, так сразу принимаетесь вы за стихосложение?
Странно ли, что несчастные творцы ваши в творениях своих осуществляют несбывшиеся свои мечты? Нет, ибо голодный думает об обеде! А вы верите им, будто не фантазии это и бред оголодавшего, а правда! Ищете вы, верующие, в жизни своей чудеса эти, вам рассказанные, ищете и не находите, ибо нет в жизни фантазий этих, как и других тоже нет!
Фестивали устраивают в утопающем городе этом, фестивали безумия, оргии сострадательных и пиршества оголодавших! Мифы подают на пирах этих и страданием потчуют! Холеные скелеты в гостях почетных, и трупам представляют они новую мифологию смерти, которая вечно стара!
От безысходности творят лучшие творцы ваши, от безысходности, а потому творят они безысходность! Не в радости вы творите, не из избытка, а от недостатка и пустоты вашей! Чего же так не хватает вам, отчего же так вы оголодали? Не от того ли, что пусты и переполняет вас пустота?
Но более всех сводит сердце мое от тех, кто творит, мучимый жором! Пожирателя своего рассматривают они как мясо. И говорят они: «Кто же пожиратель наш, если не мясо? И хочет он быть съеденным, и оттого-то едим мы его, хотя больше уже и не лезет в нас, но таковы тяготы труда нашего. Ибо искусство требует жертв!»
Но и лучшие творцы ваши лишь прикасаются к жизни, но ей не отдаются! Коснувшись едва, кричат они, словно умалишенные: «Дайте нам кисти и краски! Скорее, должны зарисовать мы жизнь, пока не забыли!» И рисуют смерть! «Дайте запишем!» — пишут о смерти!
«Дайте, дайте!!!» — кричат они, и закладывает у меня уши, ибо смерть глуха, а меня умертвляют иллюзией творения творцов ваших, что творят смерть! Мучимые жором, режут они жизнь на куски и, растаскивая клочками по норам, гложут жадно кости ее, слизывая кровь сочащуюся похотливыми языками своими!
Это увидел я в городе, что утопает в воде жизни, протекающей мимо! И вошел я тогда на сцену пустую, что прославлена именами великими творцов ваших, и так говорил в пустой зал, ибо всегда в нем пусто:
«О вы, чувствительные лицемеры, вы, сластолюбцы, жадные до безысходности! Что сделала земля вам, что так ненавидите вы самих Себя?!
Дала она кров вам, дала добрую пищу, но кров вы ее разрушили, а пищу свою — отравили, и обозвали за то жизнь страданием!
Это зовете вы своею невинностью и невинным познанием! Я же зову это непорочностью и непорочным познанием, ибо это больше, чем порок, больше преступления — это пустота!
Творения ваши — плод непорочного познания вашего. Уж лучше б было оно порочным, чем никаким! Из пустого в порожнее переливаете вы, но страшитесь, страшащиеся: вода прибывает!
Не для чего рождаются творения ваши, только лишь для барышей: славы и эквивалента ее — денег! Мертвые, беременны вы мертвецами и рождаете мясо!
Неспособные жить, воспели вы желание смерти в творениях ваших, но и умереть не можете вы, ибо не жили никогда!
Вы, воспевшие созерцание, где же созерцали вы, не прицениваясь? Вы, воспевшие созидание, где же созидали вы, не искажая? О вы, осквернители благородных имен!
Отчего нищенствуете вы и побираетесь, отчего называете разрушение вы — созиданием, а слепоту — созерцанием? Знаете ли вы, зачем творите? Знаете ли, что значит дух ваш?
Разложения дурным духом разит мне от пиршеств ваших, дурным словом вашим разит! Ибо слово ваше — навет на жизнь священную! Ложь и клевета — непорочное познание ваше!
Воспели вы и страдание свое, и удовольствие чахлое, а жизнь, что кормила вас и поила, поблагодарить вы забыли!
Бога обвинили вы в сотворении яблока страдания вашего, которого не создавал Он. Вы же сами страдать стали, вы и были червями ненасытными, что яблоко это изгрызли своим сладострастием. И напитавшись страданием, обернулись вы змиями, что хранят плод прогнивший! Это зовете вы творчеством вашим?!
Кого пытаетесь обмануть вы? Кого тешите вы пляской скелета на могиле его? Страх и ненасытность свою ублажаете вы, ибо боитесь вы жизни и ненавидите ее в ожесточенных сердцах ваших!
То, что дано вам, не оценили вы, а то, чего нет, — воспели. А потому и не заметили вы, когда умерли, утопленники искусства!»
Так говорил я, но не слышала меня пустота, ибо как может она слышать? И пошел я тогда к водам, что залили город этот, и смотрел я в ночное небо.
Луна отражала свет, как и вы любите отражать, называя творчеством вашим эту мистификацию! Но взошло Солнце и не стало вдруг отражения, ибо там, где свет, нет места свету поддельному!
Знаешь ли ты, друг мой, как отличить свет от его отражения? Знает лишь тот, кто сам светит! Но остерегайся же светить мертвым, ибо начнут они тебя отражать!
Только эгоисту светит лучезарное Солнце, ибо сам он светит Ему в ответ!
Твой Заратустра.