Разговоры о… медицине
Весна, солнышко, на улице долгожданные +15°, одуванчики кругом, а я вынуждена звонить Наташке:
—Мы сегодня не гуляем. У Нюськи, кажется, ветрянка…
— О, отлично! Тогда мы к вам в гости сейчас придем!
Я уже, вроде, привыкла, что предсказать ее реакцию мне не удается почти никогда. Но чтоб настолько…
— М–м–м… Ну, я вам, конечно, буду рада, но…
— А как она себя чувствует?
— Замечательно. Только дальность прыжков слегка сократилась и глазки больные. И еще количество зеленых пятнышек на теле растет с астрономической скоростью.
— Ну, тогда точно придем! Ставь чайник!
При личной встрече она все объяснила:
— Ты знаешь, у меня приятельница была, которая ветрянкой в 28 лет заболела. Чуть не умерла, так тяжело переносила. А в детстве это хоть бы хны. Так что я решила, пусть уж лучше Юраша сейчас переболеет, чем потом в саду или школе, или, не дай Бог, когда совсем вырастет.
Все-таки ее отношение к болезням, врачам и медицине в целом сильно отличалось от моих взглядов. В общем, их же разделяли и остальные девчонки.
Малина воспринимала каждый детский чих как личное оскорбление. Она беспрекословно слушалась участкового педиатра, давала все назначенные при очередном ОРВИ таблетки, кутала детей так, что на улице они тут же потели (в любое время года), и удивлялась регулярным простудам.
Юлька, с одной стороны, относилась к медицине уважительно, все-таки мама — врач, так что здоровье детей в этой семье было безусловной ценностью. Но с другой, крайне скептически отзывалась о районной поликлинике и принципиально туда не ходила. Правда, и дорогим страховкам от нее досталось: «Всех врачей учат в одном месте, за что же мне платить бешеные деньги? За ремонт и дежурные улыбки? Только разводят на дорогие анализы». Она дружила с довольно милым педиатром, которую звала в гости по мере необходимости, и так же на дом вызывала отдельных платных специалистов из детских больниц или ведомственных клиник. Утверждала, что в итоге выходит гораздо дешевле, чем годовая страховка, а по комфортности такое обслуживание, может, даже и лучше.
Наташка любым врачам не очень доверяла и предпочитала сначала сама разобраться во всех Юрашиных проблемах и потом экзаменовать докторов, все ли нюансы этих проблем они учитывают. Она настояла на индивидуальном графике вакцинации, начитавшись виртуальных баталий о том, что прививки — страшное зло. Сначала даже думала не делать их вообще. Но потом Юлька рассказала о приятельнице, которая провела четыре месяца в реанимации с непривитым младенцем, подцепившим коклюш, и еще о знакомой, у которой ребенок на каком-то курорте от столбняка умер, и Наташка отправилась к иммунологам. Правда, после этого она еще дошла до гомеопатов, которые вылечили Юрашину аллергию и объяснили ей, что прививки ни от чего не защищают, а только портят иммунитет.
Однажды ей попалась какая-то книжка по психосоматике, и она стала раздавать нам диагнозы, утверждая, что все болезни от нервов, а точнее — от нерешенных психологических проблем.
— Нет, вот ты мне скажи, а микробная экзема что означает? — спрашивала Юлька, явно издеваясь.
— Ты бы еще про СПИД спросила! — отбояривалась Наташка.
— Ладно вам, девочки. Вы мне лучше объясните, что теперь педиатру говорить? «Не лечите нам простуду, ребенок вовсе не болеет, он так к себе внимание привлекает»? И что, температуру вообще не сбивать? — Малина пыталась вникнуть в новую теорию.
— Ага, представь лучше его реакцию на заявление, что обострение нейродермита означает проблемы с прикосновениями! — подхватывала Юлька. — Наташ, может, все-таки «иногда банан — это просто банан»?
— Твоя главная беда, — назидательно вещала Наташка Малине, игнорируя Юлькины насмешки, — во внешнем локусе контроля.
— Чего? — такого диагноза Малина еще ни от кого не слышала.
— А это ты в какой книжке вычитала? — поморщилась Юлька.
— То есть для тебя источник ответственности за все происходящее не в тебе самой, а во внешнем мире. Сказали, что педиатра слушать не надо, значит, ты теперь от меня ждешь готовых рецептов. Пойми, Алин, за здоровье детей отвечаешь ты. Не врачи, не книжки, не я, а ты — их мама! — наставляла Наташка.
— Слушай, ну, я же не училась в медицинском семь лет!
— Ну и что? Зато ты можешь думать, анализировать, сравнивать, сопоставлять, выбирать, в конце концов! Это же не врачам надо, чтоб у тебя дети здоровы были!
В итоге сводились эти разговоры все равно к тому, где взять хорошего педиатра и надо ли следовать официальным календарям прививок и плановым диспансеризациям.
До родов я не видела ни в том, ни в другом ничего плохого. Но после первой попытки пройти всех положенных врачей стала считать эти походы и регулярные анализы издевательством над кормящими (да и всеми прочими) матерями.
Нюське было три месяца, когда нам предстояло пройти «специалистов». Первым был невропатолог. Им оказалась довольно нервная особа, которая беспрестанно тараторила и спросила, курила ли я во время беременности и чем сейчас кормлю ребенка. Я честно ответила, что не курила и кормлю грудью, а девочка у меня хорошая. Доктор угукнула и попросила совсем раздеть Нюсю, но не выкидывать памперс в мусорное ведро, потому что медсестры нет. Я не знала, что медсестры выносят мусор, и отметила про себя: очень странно, когда посторонние люди обращаются к тебе «мама»… После кучи ненужных слов и загадочных манипуляций врач выдала заключение: «Хорошая девочка!» Что, в общем, я ей с самого начала и сказала. Потом она стала впихивать мне адрес аптеки, где продают соль Мертвого моря, необходимую, чтобы убрать мраморность Нюсиной кожи. Когда я стала отказываться, она заискивающе попросила хотя бы петербуржскую соль купить в какой угодно аптеке.
Я сунулась было в комнату здорового ребенка, но оттуда доносились такие жуткие детские вопли, что передумала. К ортопеду надо было записываться в пять, я позвонила в регистратуру, там ответили, что по телефону нельзя, надо приходить, но с первого раза не запишемся, потому что уже 30 человек стоят, а ортопед принимает два раза в неделю по 12.
Насчет анализов я изначально не имела ничего против, просто не видела в них смысла. По этому поводу состоялась следующая беседа с педиатром и медсестрой:
Они — нам (важно): О, да вы не сдавали кровь и мочу… Надо сдать…
Мы — им (дружелюбно): Зачем?
Они — нам (настороженно, чуя подвох): Положено!
Мы — им (очень дружелюбно): Понятно, что положено, а зачем?
Они — нам (возмущенно): Что, не будете сдавать?
Мы — им (почти ласково): Будем, наверное, вы только объясните, зачем?
Они (сами себе, задумчиво оглядывая Нюсю): Ну–у–у… вдруг у нее анемия?
Я (недоверчиво): А разве это не бывает заметно?
Они (продолжая думать вслух):…или белок в моче… (воодушевляясь найденному, наконец, смыслу). Вы себе не представляете, иногда даже у месячных детей бывает белок в моче! (угрожающе) Так что, писать направление?
Когда анализы все-таки сдали, ни белка, ни анемии у Нюси не обнаружилось.
В общем, я решила, что за здоровье ребенка буду отвечать сама, как Наташка, и в поликлинику стала ходить только затем, чтобы узнать о прибавке в весе, исключительно из любопытства.
Вызванные на дом платные доктора навели на одну мысль, которую девчонки подтвердили. Почему-то мужчины–врачи прежде всего смотрят, что в ребенке хорошо или может пройти само. А вот женщины очень подозрительны, пессимистичны и не доверяют детскому организму. Хотя, может, просто нам больше везло на хороших врачей сильного пола. Или тревожность вообще особенность исключительно российских медиков.
Моя знакомая, живущая в Штатах, ругала американское здравоохранение именно за отсутствие профилактики: детей смотрит только педиатр, диспансеризаций нет в принципе, анализы берут не чаще, чем раз в год и то не все. Для нее было удивительно, что сыпь на щеках врач не считал показателем аллергии. Прививки делали четко по графику, невзирая на то, что еще вчера у ребенка была высокая температура («Сегодня-то она нормальная!»), а ее просьбу сделать копрограмму и вовсе проигнорировали: «Это еще зачем? Нет показаний». Знакомая сочла все это заговором врачей и фармацевтов: мол, выгодно болезни обнаруживать в той стадии, когда они уже требуют дорогостоящего лечения.
Не знаю, может, из-за качества нашей медицины, может, из-за лени, но Юлькина позиция — обращаться к докторам исключительно по мере надобности — была мне ближе. Правда, наличие золовки–врача тоже играло свою роль — она помогала оценить ситуацию и говорила, стоит ли бежать за помощью к специалистам. А доверять это участковой докторше я так и не решилась.
