Форма и паттерн в антропологии

Мораль и национальный характер[11]

Мы будем действовать следующим образом:

a) Мы исследуем некоторые критические возражения, которые могут быть выдвинуты против принятия вообще каких-либо концепций "национального характера";

b) Это исследование даст нам возможность установить определенные концептуальные пределы, внутри которых выражение "национальный характер" будет, вероятно, валидным;

c) Придерживаясь этих пределов, мы очертим те порядки различий, которые могут обнаружиться среди западных наций, и попытаемся методом иллюстраций высказать более конкретные догадки о некоторых из этих различий;

d) В конце мы рассмотрим, каким образом различия того или иного порядка влияют на проблемы морали и международных отношений.

Барьеры на пути к понятию национального характера

Существуют многочисленные соображения, отвлекающие научные исследования от вопросов этого рода и заставляющие ученых рассматривать все подобные вопросы как бесперспективные или неразумные. Прежде чем мы рискнем высказать какие-то конструктивные мнения, касающиеся порядка различий, которых следует ожидать среди европейской популяции, следует рассмотреть эти отвлекающие соображения.

Во-первых, утверждается, что не люди, а скорее обстоятельства, в которых они живут, различаются в разных сообществах; что нам следует иметь дело с различиями либо исторического фона, либо нынешних условий; что эти факторы достаточны для объяснения всех различий в поведении без привлечения каких-либо различий характера рассматриваемых индивидуумов. По сути дела, эти аргументы являются обращением к "бритве Оккама" — утверждению, что не следует умножать сущности сверх необходимости. Аргумент состоит в том, что там, где существуют наблюдаемые различия в обстоятельствах, нам следует привлекать скорее их, нежели просто гипотетические различия характера, которые мы не можем наблюдать.

Частично на этот аргумент отвечают экспериментальные данные Левина (Lewin) о существовании больших различий в способах реакций немцев и американцев на неудачу в экспериментальных обстоятельствах. Американцы рассматривали неудачу как вызов к увеличению усилий, немцы же отвечали на нее разочарованием. Однако тот, кто отстаивает влияние скорее условий, чем характера, может по-прежнему утверждать, что экспериментальные условия фактически не являются одними и теми же для обеих групп; что значение любых обстоятельств как стимула зависит от того, как это обстоятельство выглядит на фоне других обстоятельств жизни субъекта, и этот контраст не может быть одним и тем же для обеих групп.

Фактически можно утверждать, что поскольку индивидуумы с различным культурным фоном никогда не попадают в одни и те же обстоятельства, то в привлечении таких абстракций, как "национальный характер" нет необходимости. Я полагаю, что этот аргумент рушится, если указать, что при акценте скорее на обстоятельства, нежели на характер, мы игнорируем известные факты, касающиеся обучения. Возможно, самое документированное обобщение в области психологии — то, что в каждый момент характеристики поведения любого млекопитающего, а особенно человека, зависят от его предыдущего опыта и поведения. Таким образом, предполагая, что следует принимать во внимание как обстоятельства, так и характер, мы не умножаем сущности сверх необходимости. Мы знаем о значении "выученного характера" из других видов данных, и именно это знание заставляет нас рассмотреть дополнительную "сущность".

Второй барьер к принятию идеи "национального характера" возникает после преодоления первого. Тот, кто соглашается, что характер должен учитываться, может по-прежнему сомневаться, возможно ли существование какой-то униформности или регулярности внутри такой выборки человеческих существ, которые составляют нацию. Давайте сразу скажем, что униформности, очевидно, не существует, и продолжим рассмотрение тех видов регулярности, которых можно ожидать.

Критика, на которую мы пытаемся дать ответ, может, вероятно указывать:

1) на существование субкультурной дифференциации внутри сообщества: на различия между полами, классами, либо между группами, связанными с видами деятельности;

2) на крайнюю гетерогенность и смешение культурных норм, что можно наблюдать в сообществах типа "плавильного котла";

3) на "случайных" девиантов — индивидуумов, подвергшихся некоторому травматическому эпизоду, не типичному для их социального окружения;

4) на феномены культурных изменений, и особенно на дифференциацию, возникающую в результате того, что одна часть сообщества отстает от других в скорости изменений;

5) на произвольную природу национальных границ.

Эти возражения тесно взаимосвязаны, и ответы на них в конечном счете вытекают из двух постулатов: во-первых, индивидуум, взятый как с физиологической, так и с психологической точки зрения, — это единая организованная сущность, так что все его "части" или "аспекты" являются взаимно модифицируемыми и взаимно влияющими; во-вторых, сообщество — это тоже организованная единица.

Если мы посмотрим на социальную дифференциацию в стабильном сообществе, скажем, на сексуальную дифференциацию в племенах Новой Гвинеи [1], то обнаружим, что недостаточно просто сказать, что система привычек или структура характера одного пола отличается от аналогичных факторов другого пола. Здесь важно то, что система привычек каждого пола подходит к системе привычек другого, как шестеренка; что поведение каждого из них служит катализатором для привычек другого [2]. Например, мы обнаруживаем между полами такие комплементарные паттерны, как разглядывание/демонстрация, доминирование/подчинение, оберегание/зависимость или их смесь. Между такими группами мы никогда не обнаруживаем взаимной нерелевантности.

¹ См.: Mead, 1935 (особенно часть III — анализ сексуальной дифференциации среди чамбули); также см.: Bateson, 1936 -анализ сексуальной дифференциации среди взрослых у ятмулов, Новая Гвинея.

² Здесь мы рассматриваем только те случаи, в которых этологическая дифференциация следует за сексуальной дихотомией. Также возможно, что там, где этос двух полов не имеет острой дифференциации, будет по-прежнему правильно сказать, что этос каждого служит катализатором для этоса другого, например, через такие механизмы, как соревнование и взаимная имитация. См.: Mead, 1935.

Хотя мы очень мало знаем об условиях привычной дифференциации между классами, полами, группами, связанными с видами деятельности, и т.д. среди западных наций, я полагаю, нет опасности в применении этих общих выводов ко всем случаям стабильной дифференциации между группами, живущими во взаимном контакте. Я не могу представить, чтобы две различающиеся группы существовали в сообществе бок о бок без какого-либо вида взаимной релевантности между их специфическими характеристиками. Такое происшествие противоречило бы постулату, что сообщество — это организованная единица. Мы должны, следовательно, считать, что это обобщение применимо к любой стабильной социальной дифференциации.

Все, что мы знаем о механизмах формирования характера (особенно о процессах проекции), реакций, компенсации и т.п., заставляет нас рассматривать эти биполярные паттерны как унитарные внутри индивидуума. Если мы знаем, что индивидуум обучен внешнему выражению одной половины какого-либо паттерна (например, доминирующему поведению), мы можем с уверенностью предсказать (хотя и не в точных выражениях), что в его личности одновременно посеяны семена второй половины — подчинения. Нам следует думать, что индивидуум фактически был обучен доминированию-подчинению, а не доминированию или подчинению. Из этого следует, что там, где мы имеем дело со стабильной дифференциацией внутри сообщества, мы имеем право приписывать членам этого сообщества общий характер при том условии, что мы поступаем осторожно и описываем этот общий характер в терминах лейтмотивов отношений между дифференцированными частями сообщества.

Сходные соображения будут направлять нас в ответе на возражение, касающееся экстремальной гетерогенности, подобной той, которая встречается в современных сообществах типа "плавильного котла". Предположим, мы предприняли попытку проанализировать все лейтмотивы отношений между индивидуумами и группами в таком сообществе, как город Нью-Йорк. Если мы не окажемся в сумасшедшем доме задолго до завершения наших исследований, то придем к такой картине общего характера, которая будет почти бесконечно сложной и содержащей больше тонких градаций, нежели человеческая психика способна различать внутри себя. На этой стадии, следовательно, как мы, так и те индивидуумы, которых мы изучаем, вынуждены пойти напролом — трактовать гетерогенность как своего рода позитивную характеристику общей окружающей среды. Когда, имея такую гипотезу, мы начинаем искать общие лейтмотивы поведения, то замечаем очень явные тенденции к прославлению гетерогенности ради нее самой (Robinson Latouche "Ballad for Americans") и к видению мира, как состоящего из бесконечного числа разрозненных кусочков шарады (Ripley "Believe It or Not").

Третье возражение (случай девиантного индивидуума), попадает в ту же систему координат, что и случай дифференциации стабильных групп. Мальчик, не поддающийся обучению в английской общеобразовательной школе, реагирует именно на общеобразовательную систему, даже если корни его девиации лежат в некотором "случайном" травматическом эпизоде. Приобретаемые им привычки поведения могут не соответствовать тем нормам, которые намеревается привить школа, однако они приобретаются в качестве реакции именно на эти нормы. Он может приобрести паттерны, в точности противоположные нормальным (что часто и происходит), но для него не существует умопостижимого способа приобрести нерелевантные паттерны. Он может стать "плохим" английским школьником, он может стать безумным, однако характеристики его девиации будут по-прежнему находиться в системной связи с теми нормами, которым он сопротивляется. Несомненно, мы можем описать его характер, сказав, что он так же систематически соотносится со стандартным характером школьника, как характер туземцев племени Ятмул одного пола систематически соотносится с характером туземцев другого пола. Его характер ориентируется на лейтмотивы и паттерны отношений в том обществе, в котором он живет.

Та же система координат применима к четвертому возражению, касающемуся изменяющихся сообществ и того вида дифференциации, который возникает, когда одна часть сообщества в темпах перемен отстает от другой части. Поскольку направление, в котором происходят изменения, будет необходимо обусловливаться исходным состоянием, то новые паттерны, являясь реакциями на старые, будут систематически соотноситься со старыми. До тех пор, пока мы остаемся в пределах условий и тематических линий этих систематических отношений, мы имеем право ожидать от индивидуумов регулярности характера. Более того, ожидание и опыт изменений могут в некоторых случаях быть настолько важными, что становятся общим фактором sui generis, детерминирующим характер [3], фактором, который может иметь позитивный эффект того же рода, что и "гетерогенность".

³ Дискуссию о роли "изменения" и "гетерогенности" в сообществах типа "плавильного котла" см.: Mead, 1941; Alexander, 1941.

Наконец, рассмотрим случай сдвига национальных границ, возражение номер пять. Разумеется, мы не можем ожидать, что подпись дипломата под договором мгновенно модифицирует характер индивидуумов, чья национальная принадлежность таким образом изменяется. Может случиться даже так (например, в тех случаях, когда неграмотное туземное население впервые контактирует с европейцами), что в этой ситуации в течение некоторого времени после "сдвига" две группы будут вести себя исследовательским или почти случайным образом, сохраняя свои собственные нормы до выработки каких-либо особых мер приспособления к ситуации контакта. В течение этого периода мы не должны ожидать применимости каких-либо обобщений к обеим группам. Однако мы знаем, что очень скоро каждая сторона вырабатывает особые паттерны поведения, пригодные для контактов с другой стороной [4]. В этот момент имеет смысл спросить, какие систематические условия взаимоотношений станут описывать общий характер двух групп. С этого момента степень общности в структуре характера будет возрастать до тех пор, пока две группы не станут взаимосвязаны так же, как два класса или два пола в стабильном дифференцированном сообществе (см. "Контакт культур и схизмогенез" в этой книге).

⁴ В Южных Морях эти специальные виды поведения, принимаемые европейцами в отношении туземцев, и другие виды, которые туземцы принимают в отношении европейцев, совершенно очевидны. Однако, кроме анализа языков "пиджин", у нас нет никаких психологических данных по этим паттернам. Описание аналогичных паттернов отношений негров и белых см.: Dollard, 1937 (особенно главу XII "Аккомодационные тенденции у негров").

Тем, кто утверждает, что человеческие сообщества выказывают слишком большую внутреннюю дифференциацию или содержат слишком много случайных элементов для применения какой-либо идеи общего характера, мы могли бы, суммируя, ответить, что мы ожидаем, что такой подход будет полезным:

a) при том условии, что мы описываем общий характер в терминах тематических линий взаимоотношений между группами и индивидуумами внутри сообщества;

b) при том условии, что мы даем сообществу достаточное время либо для достижения некоторой степени равновесия, либо для принятия изменений или гетерогенности в качестве характеристики своего человеческого окружения.

Вышеприведенные "слушания по делу против национального характера" очень строго ограничили сферу приложимости этой концепции. Однако выводы из этого исследования отнюдь не являются просто негативными. Ограничение сферы приложимости концепции — это почти синоним ее определения.

Мы добавили к своему оснащению один очень важный инструмент — технику описания общего характера (или "самого высокого общего фактора" характера) индивидуумов в человеческом сообществе в биполярной терминологии. Вместо того чтобы предаваться отчаянию перед лицом факта, что нации высоко дифференцированы, мы должны взять размерности этой дифференциации в качестве наших ключей к национальному характеру. Мы больше не станем удовлетворяться высказываниями "немцы покорны" или "англичане равнодушны". Для указания на существование отношений такого рода, мы будем использовать такие выражения, как "доминирование/подчинение". Аналогично мы не должны ссылаться на "параноидальный элемент в немецком характере", если не можем показать, что под "параноидаль-ностью" имеется в виду некоторая биполярная характеристика немецко-немецких или немецко-иностранных отношений. Мы не должны описывать разнообразие характера посредством определения данного характера в терминах его положения в континууме между экстремальным доминированием и экстремальным подчинением. Напротив, мы должны попытаться использовать для своего описания некоторые континуальности наподобие "степени интереса, либо ориентации на доминирование/подчинение".

До сих пор мы упоминали только очень короткий список биполярных характеристик: доминирование/подчинение, оберегание/зависимость и демонстрация/рассматривание. У читателя наверняка возникнет критическое соображение, что все три характеристики отчетливо присутствуют во всех западных культурах. Следовательно, прежде чем начать использовать наш метод, мы должны попытаться расширить список, чтобы придать методу большие возможности различения, позволяющие дифференцировать одну западную культуру от другой.

Без сомнения, по мере развития этого концептуального каркаса будет привнесено много дальнейших расширений и уточнений. Однако в данной статье мы обсудим только три вида таких расширений.

Альтернативы биполярности

Привлекая биполярность в качестве средства работы с дифференциацией внутри общества и не имея каких-либо предварительных идей о структуре общего характера, мы рассмотрели возможность только простой биполярной дифференциации. Несомненно, этот паттерн очень часто встречается в западных культурах. Возьмите, например, республиканцев и демократов, правых и левых в политике, половую дифференциацию, Бога и дьявола и так далее. Предпринимаются даже попытки навязать бинарный паттерн феноменам, не имеющим дуальной природы: молодые против старых, труд против капитала, разум против материи. В общем, наблюдается нехватка организационных инструментов для работы с треугольными (triangular) системами (например, появление любой "третьей" партии всегда рассматривается как угроза "нашей" политической организации). Это явное тяготение к дуальным системам не должно, тем не менее, сделать нас слепыми к факту существования других паттернов [5].

⁵ Балийская социальная система горных сообществ полностью лишена подобного дуализма. Этологическая дифференциация полов довольно слаба, политические фракции полностью отсутствуют. На равнинах существует дуализм, явившийся результатом проникновения индуистской кастовой системы: имеющие кастовую принадлежность отличаются от не имеющих таковой. Однако на символическом уровне (частично в результате влияния индуизма) дуализм встречается гораздо чаще, чем в социальной структуре (например, Северо-восток против Юго-запада, боги против демонов, левое против правого в символическом смысле, мужское против женского в символическом смысле и т.д.).

Например, в английских сообществах существует очень интересная тенденция к формированию троичных (ternary) систем, таких как "родители няня — ребенок", "король-министры — народ", "офицеры — унтер-офицеры рядовые" [6]. Важно отметить, что эти "троичные" системы не являются ни "чистыми иерархиями", ни "треугольниками". "Чистая иерархия" — это последовательная система, члены которой не сталкиваются лицом к лицу, если они разделены некоторым промежуточным членом. Другими словами, это такая система, в которой вся коммуникация между А и С происходит через В. Под "треугольником" мы имеем в виду тройственную (threefold) систему без последовательных свойств. "Троичная" система "родители — няня — ребенок" очень сильно отличается от обеих этих форм. Она содержит последовательные элементы, однако между первым и третьим членами контакт лицом к лицу случается. Сущность функции среднего члена состоит в дисциплинировании и инструктировании третьего члена относительно форм поведения, которые он должен принять в своих контактах с первым членом. Няня учит ребенка, как ему вести себя со своими родителями, точно так же как унтер-офицер дисциплинирует и учит рядового, как тот должен вести себя с офицерами. В психоаналитической терминологии процесс интроекции осуществляется косвенно, а не под прямым воздействием личности родителя на ребенка (подробнее об этом см.: Mead, 1940; Roheim, 1934). Тем не менее контакты лицом к лицу между первым и третьим членами очень важны. В этой связи мы можем указать на жизненно важный ежедневный ритуал в британской армии, когда дежурный офицер опрашивает собранных рядовых и унтер-офицеров, нет ли у них каких-либо жалоб.

⁶ Четвертая инстанция этого тройственного паттерна наблюдается в некоторых крупных закрытых средних школах для мальчиков вроде Чар-терхауза, где власть поделена между более спокойными, лощеными, интеллектуальными лидерами ("наставниками") и более грубыми, крикливыми, атлетичными лидерами (капитаном футбольной команды, старшим по комнате и т.д.). Обязанности последних состоят в том, чтобы младшие "летели пулей" на зов "наставника".

Несомненно, полное обсуждение английского характера должно включать наряду с биполярными и троичные паттерны.

Симметричные лейтмотивы

До сих пор мы рассматривали только то, что назвали "комплементарными" паттернами отношений, т.е. ситуациями, когда паттерн поведения на одном полюсе отношений отличается, но находится в соответствии с паттерном на другом полюсе (например, доминирование/подчинение). Однако существует категория человеческого межличностного поведения, не укладывающаяся в это описание. В дополнение к контрастирующим комплементарным паттернам нам следует распознавать существование последовательностей симметричных паттернов, при которых люди отвечают на то, что делают другие, тем, что сами делают нечто подобное. В особенности мы должны рассмотреть те соревновательные [7] паттерны, при которых индивидуум или фуппа А стимулируется к усилению любого вида поведения фактом восприятия усиления того же поведения (или большего успеха в этом виде поведения) у индивидуума или группы В.

⁷ Термин "сотрудничество", иногда используемый как противоположность "соревнованию", покрывает очень широкое разнообразие паттернов, одни из которых симметричны, а другие комплементарны, некоторые биполярны, а другие таковы, что в них сотрудничающие индивидуумы в основном ориентированы на некоторую личную или безличную цель. Можно ожидать, что тщательный анализ этих паттернов даст нам словарь для описания других видов национальных характеристик. В данной статье попытки такого анализа не предпринимаются.

Контраст между соревновательными системами поведения и системами комплементарного доминирования/подчинения чрезвычайно важен для любого обсуждения национального характера. В комплементарной борьбе стимулом, подталкивающим А к увеличению усилий, является относительная слабость В. Если мы хотим заставить А стушеваться или сдаться, мы должны показать ему, что В сильнее. Фактически структура комплементарного характера может быть суммирована выражением "задира-трус", предполагающим комбинацию этих характеристик в личности. Симметричные соревновательные системы — почти точная функциональная противоположность комплементарных. Здесь стимулом, вызывающим большие усилия А, является демонстрация большей силы или больших усилий В; и наоборот, если мы демонстрируем А, что В в действительности слаб, А ослабляет свои усилия.

Вероятно, что эти два контрастирующих паттерна в равной степени потенциально присутствуют у всех человеческих существ. Однако ясно, что индивидуум, который ведет себя двумя способами одновременно, рискует впасть во внутреннее замешательство и конфликт. Следовательно, у различных национальных групп разработаны различные методы разрешения этого противоречия. В Англии и в Америке, где дети и взрослые подвергаются почти беспрерывному напору неодобрения, когда бы они ни выказывали комплементарные паттерны, они неизбежно приходят к принятию этики "честной игры". Отвечая на вызов, они не могут, не испытав вины, дать пинка побитой собаке [8]. Для "британской морали" Дюнкерк был стимулом, а не депрессантом.

⁸ Тем не менее возможно, что в отдельных частях этих наций комплементарные паттерны встречаются достаточно часто, особенно среди групп, пострадавших от длительной неуверенности и утраты безопасности (например, среди расовых меньшинств, в "депрессивных" районах, на бирже, в политических кругах).

В Германии подобные клише отсутствуют и общество главным образом организовано на базе комплементарной иерархии в терминах доминирования/подчинения. Доминирующее поведение резко и четко обозначено, однако картина в целом не вполне ясна и нуждается в дальнейшем исследовании. Сомнительно, может ли вообще существовать чистая иерархия доминирования/подчинения в качестве стабильной системы. Кажется, что в случае с Германией подчиняющийся полюс паттерна замаскирован и открытое подчиняющееся поведение почти так же строго табуируется, как в Америке или Англии. На месте подчинения мы обнаруживаем бесчувственность плац-парада.

Материалы недавно начатого нами исследования биографий немцев дают некоторый намек на тот процесс, посредством которого подчиняющаяся роль модифицируется до состояния выносимости. Один немец из Южной Германии описывал, как по-разному обращались взрослые с ним (как с мальчиком) и с его сестрой. От него требовали гораздо больше, а его сестре разрешали уклоняться от дисциплины. Там, где от него всегда ожидалось, что он щелкнет каблуками и точно выполнит приказание, его сестре предоставлялось гораздо больше свободы. Интервьюер сразу начал искать родственную межполовую ревность, однако респондент заявил, что для мальчика подчинение — большая честь. "От девочек нельзя ждать многого, — сказал он, — а то, что они (мальчики) должны выполнять и делать, — очень важно. Они должны быть подготовлены к жизни". Интересная инверсия принципа noblesse oblige¹².

¹² noblesse oblige (франц.) — положение обязывает (прим. ред.).

Из комплементарных лейтмотивов мы упомянули только доминирование/подчинение, демонстрация/рассматривание и оберегание/зависимость, однако и этих трех достаточно для иллюстрации того вида поддающихся проверке гипотез, к которым мы можем прийти посредством описания национального характера в этой двузначной терминологии [9].

⁹ В дальнейшем нам следует рассмотреть еще и такие лейтмотивы, как агрессивность/пассивность, искуситель/одержимый, агент/инструмент и т.д. Все эти лейтмотивы потребуют более критичного определения, чем это возможно в данной статье.

Поскольку все эти лейтмотивы очевидно встречаются во всех западных культурах, интернациональные различия могут выражаться в пропорциях и способах комбинации этих лейтмотивов. Пропорции, вероятно, очень трудно выявить, кроме тех случаев, когда различия очень велики. Мы сами можем быть уверены, что немцы более ориентированы на доминирование/подчинение, нежели американцы, однако аргументировать эту уверенность, вероятно, нелегко. Оценить разницу в степени распространения у различных наций демонстрации/рассматривания или оберегания/зависимости также невозможно.

Если, однако, мы рассмотрим возможные способы комбинирования этих лейтмотивов, то обнаружим резкие качественные различия, поддающиеся простой проверке. Давайте предположим, что все три лейтмотива проявляются во всех отношениях во всех западных культурах, и от этого предположения перейдем к рассмотрению того, какой индивидуум играет какую роль.

Логически возможно, что в одной культурной среде А будет доминирующим демонстрантом, а В — подчиняющимся зрителем, тогда как в другой культуре X будет доминирующим зрителем, a Y — подчиняющимся демонстрантом.

Примеры контрастов этого рода легко приходят на ум: в Германии доминирующие нацисты прихорашиваются перед публикой, в России царь держал свой личный балет, а Сталин выползает из своей норы, только чтобы обозреть войска.

Существование различий такого рода можно показать на этнографическом материале. В Европе, где оберегающее поведение традиционно ассоциируется с социальным превосходством, соответствующим образом конструируются и родительские символы: Бог или король признается "отцом" своего народа. На Бали боги являются "детьми" своего народа, и, когда бог говорит устами человека, находящегося в трансе, он адресуется к слушателю как к "отцу". Аналогично раджа sajanganga ("избалован как ребенок") своими людьми. Ба-лийцы очень любят видеть детей в комбинированных ролях богов и танцовщиков. В мифологии прекрасный принц предстает изысканным и нарцистичным.

Эта схема предполагает не только то, что балийцы чувствуют, что зависимость, демонстративность и статус превосходства естественным образом сочетаются, но также то, что они не смогут легко соединить оберегание с демонстрацией или будут смущены, если контекст принудит их к совершению попыток такого сочетания. И действительно, на Бали полностью отсутствует показное принесение даров, характерное для многих примитивных народов.

Хотя нельзя с той же уверенностью составить аналогичные схемы для наших западных культур, имеет смысл произвести подобную попытку для отношений "родитель — ребенок" в английской, американской и немецкой культурах. Следует, тем не менее, принять во внимание одно дополнительное усложнение: наблюдая отношения между родителем и ребенком вместо отношений между государем и народом, мы должны сделать специфические поправки на изменение паттерна по мере роста ребенка. Оберегание/зависимость несомненно является доминантным мотивом в раннем детстве, однако различные механизмы позднее модифицируют эту экстремальную зависимость и вносят некоторую степень психологической независимости.

Этот американский паттерн отличается от английского не только реверсией ролей рассматривания/демонстрации, но также содержанием того, что демонстрируется. Американские родители поощряют ребенка показывать свою независимость. Обычно процесс "психологического отнятия от груди" не достигается посредством отсылки ребенка в закрытое учебное заведение. Вместо этого демонстративность ребенка направляется против его зависимости, пока последняя не нейтрализуется. Позднее, начав с этой демонстрации независимости, индивидуум может иногда во взрослой жизни переходить к демонстрации оберегания, в которой его жена и семья до некоторой степени становятся демонстрируемыми "экспонатами".

Хотя аналогичный немецкий паттерн, вероятно, напоминает американский в организации парных комплементарных ролей, он определенно отличается от американского гораздо более сильным и гораздо более последовательным доминированием отца и совершенно другим содержанием демонстрации мальчика. Фактически его доводят до демонстративного щелкания каблуками, занимающего место открытого подчиняющегося поведения. В то время, как американские родители придают демонстрации функцию метода "психологического отнятия от груди", у немцев как функция, так и содержание демонстрации совершенно отличаются.

Подобные различия, вероятно, лежат в основании многих наших наивных и часто невежливых комментариев в адрес других народов. Эти различия могут, разумеется, иметь большое значение для механики международных отношений, а их понимание могло бы рассеять некоторые наши недопонимания. Американцы часто воспринимают англичан "высокомерными", а англичане американцев "хвастливыми". Если бы мы смогли показать, насколько эти впечатления правдивы и насколько искажены, это могло бы стать реальным вкладом во взаимоотношения союзников.

В нашей терминологии "высокомерие" англичанина возникает благодаря комбинации доминирования и демонстрации. Англичанин, исполняющий роль (родителя за завтраком, редактора газеты, политического спикера, лектора, да и какую только ни исполняющий), предполагает, что он доминирует и может решать (в соответствии с расплывчатыми абстрактными стандартами), что именно надо демонстрировать, оставляя аудитории право "либо согласиться, либо остаться ни с чем". Свое собственное высокомерие он видит либо как "естественное", либо как смягченное его смирением перед абстрактностью стандартов. Не отдавая себе отчета в том, что его поведение может в известной степени рассматриваться как комментарий в адрес аудитории, он осознает только себя в качестве исполнителя роли (как он эту роль понимает). Но американец видит дело по-другому. "Высокомерное" поведение англичанина кажется ему направленным против аудитории. Можно предположить, что имплицитное обращение англичанина к неким абстрактным стандартам только добавляет к обиде еще и оскорбление.

Аналогично, поведение, которое англичане интерпретируют как "хвастливое", у американцев лишено агрессивности, хотя англичанин может чувствовать, что его подвергают некоторому виду "возмутительного сравнивания". Он не знает, что фактически американцы ведут себя подобным образом только с людьми, которые вызывают у них симпатию и уважение. Согласно вышеприведенной гипотезе, паттерн "хвастовства" — результат любопытной связки, посредством которой демонстрирование самодостаточности и независимости мобилизуется против сверхзависимости. Когда американец хвастается, он ищет одобрения своей здоровой независимости, однако наивные англичане интерпретируют его поведение как заявку на некий вид доминирования или превосходства.

Таким образом, мы можем предположить, что общий "букет национальной культуры" меняется от одной культуры к другой, и эти различия могут быть достаточно большими, чтобы приводить к серьезным недопониманиям. Тем не менее, возможно, что эти различия по своей природе не настолько сложны, чтобы находиться вне досягаемости исследования. Гипотезы, которые мы выдвинули, могут быть легко проверены. Исследования в этом направлении настоятельно необходимы.

Национальный характер и американская мораль

Использование лейтмотивов межличностных и межгрупповых отношений в качестве ключей к национальному характеру дало нам возможность указать на определенные порядки регулярных различий, которые мы можем ожидать обнаружить среди людей, причастных к нашей западной цивилизации. По необходимости наши утверждения были скорее теоретическими, нежели эмпирическими, однако из выстроенной нами теоретической структуры все же можно извлечь некоторые формулы, полезные для построения морали.

Все эти формулы базируются на общем предположении, что люди наиболее энергично откликаются, когда структура контекста взывает к привычным для них паттернам реагирования. Неразумно заставлять осла взбираться на гору, поощряя его сырым мясом; лев же не отреагирует на траву.

(1) Поскольку все западные нации склонны к мышлению и поведению в биполярных терминах, при построении американской морали мы поступим правильно, если будем думать о наших многочисленных врагах как о единой вражеской сущности. Различия и градации, которые могут предпочесть интеллектуалы, будут, вероятно, вносить беспорядок.

(2) Поскольку как американцы, так и англичане наиболее энергично откликаются на симметричные стимулы, было бы крайне неразумно смягчать военные катастрофы. Если наш враг в каком-то пункте наносит нам поражение, этот факт следует максимально использовать как вызов и стимул к дальнейшим усилиям. Если наши силы потерпели неудачу, газеты не должны торопиться сообщать нам, что "вражеское наступление было остановлено". Военные события постоянно перемежаются, и момент удара (момент, когда максимально требуется мораль) наступает тогда, когда враг укрепляет свои позиции и готовит новый удар. В такой момент самодовольные заверения неразумны, поскольку уменьшают агрессивную энергию наших лидеров и нашего народа.

(3) Существует, однако, поверхностное различие между привычкой к симметричной мотивации и потребностью в демонстрации самодостаточности. Мы предположили, что американский мальчик учится стоять на собственных ногах благодаря тем эпизодам детства, когда родители с одобрением наблюдают его самодостаточность. Если этот диагноз точен, то из него следует, что для американцев определенное подогревание самооценки нормально и здорово. Возможно, это важнейший ингредиент американской независимости и силы.

Следовательно, слишком буквальное следование вышеприведенной формуле, слишком усиленное настаивание на катастрофах и трудностях могло бы привести к потере энергии из-за сдерживания этой спонтанной избыточности. Концентрированная диета из "крови, пота и слез" может быть хороша для англичан, однако американцы, которые в не меньшей степени зависят от симметричной мотивации, не могут чувствовать себя сильными, если их не кормят ничем, кроме катастроф. Нашим общественным деятелям и редакторам газет никогда не следует затушевывать факт, что мы делаем работу, находящуюся в пределах человеческих возможностей, но они также очень хорошо сделают, если будут подчеркивать, что Америка — это страна человечески возможного.

(4) Поскольку наши представления о мире являются фактором нашей морали военного времени, имеет смысл задаться вопросом, какой свет может пролить изучение национальных различий на проблему мирных переговоров. Мы должны спланировать такой мирный договор, что:

a) американцы и британцы будут сражаться за его достижение;

b) он извлечет на свет скорее лучшие, чем худшие характеристики наших врагов.

При научном подходе такая проблема отнюдь не выходит за границы наших возможностей.

В этом воображаемом мирном договоре самое бросаю-щеся в глаза психологическое препятствие на пути переговоров — это контраст между британско-американским симметричным паттерном и немецким комплементарным паттерном с его табу на открыто подчиняющееся поведение. Союзники не имеют психологических средств для проведения в жизнь жесткого договора; они могут начертать такой договор, однако через полгода они устанут "пинать побитую собаку". С другой стороны, если немцы видят свою роль как "подчиняющуюся", то они не останутся в лежачем положении без жесткого обращения. Мы имели возможность видеть применимость этих соображений даже к такому умеренно карательному договору, как тот, который был спланирован в Версале: союзники не стали его навязывать, и немцы отказались его принять. Следовательно, мечтать о таком договоре бесполезно, и хуже чем бесполезно взывать к подобным мечтам чтобы поднять нашу мораль сейчас, когда мы злы на Германию. Это только затуманило бы окончательное решение вопроса.

Эта несовместимость между комплементарной и симметричной мотивацией фактически означает, что договор не может быть организован вокруг простого мотива доминирование/подчинение. Следовательно, мы вынуждены искать альтернативные решения. Например, мы должны исследовать мотив демонстрации/рассматривания: какую достойную роль каждая из многочисленных наций может сыграть наилучшим образом? Также мы должны исследовать мотив оберегания/ зависимости: к каким мотивационным паттернам в голодающем послевоенном мире следует нам взывать, находясь между теми, кто дает, и теми, кто получает пищу? В качестве альтернативы к этим решениям у нас есть возможность некоторой троичной структуры, в рамках которой как союзники, так и Германия, сдадутся, но не друг другу, а некоторому абстрактному принципу.