Часть II. Мудрость шизофрении — премудрость психиатрии


...

От обрезания — к глобализму?

Я ранее уже цитировал весьма важную книгу из области перинатальной психологии «Феномен насилия (от семейного до глобального)» (СПб, Хайфа, 2005). Как и авторы того издания, мы вправе задать вопрос: Не питает ли агрессивную внешнюю политику США, среди прочих факторов, такая «безобидная» «детская» операция, как обрезание?

Пока читатель будет раздумывать, я снова предлагаю бросить взгляд на 100 лет назад.

Через завалы, устроенные официальной наукой, нам поможет пробраться выдающийся сын отечественной богини мудрости и его законы доминанты (Ухтомский Алексей. Доминанта. С-Пб: Питер, 20002. — 448с.). Вот лишь некоторые заключения корифея:

«Господствующий очаг возбуждения, предопределяющий в значительной степени характер текущих реакций центров в данный момент, я стал обозначать термином «доминанта».

Внешним выражением доминанты является стационарно поддерживаемая работа или рабочая поза организма.

В высшей степени выразительную и устойчивую картину представляет доминанта полового возбуждения у кошки, изолированной от самцов в период течки. Самые разнообразные раздражения, вроде стука тарелок накрываемого стола, призыва к чашке с пищею и т. п., вызывают теперь не обычное мяуканье и выпрашивание пищи, а лишь усиление симптомокомплекса течки. Введение больших доз бромистых препаратов…неспособно стереть эту полезную доминанту в центрах. Когда животное лежит уже в полном расслаблении на боку, разнообразные раздражения по-прежнему вызывают всё тот же симптомокомплекс течки. Установившаяся доминанта, очевидно, очень инертна и прочна в центрах. Состояние сильного утомления также не уничтожает её… Под влиянием утомления или броматов доминанта может становиться ещё выпуклее, чем в норме, и она гаснет последнею.

Получается впечатление, что в связи с формированием доминанты к ней как бы утекает вся энергия возбуждения из прочих центров. И тогда эти последние оказываются заторможенными вследствие бессилия реагировать.

Среда поделилась целиком на «предметы», каждому из которых отвечает определённая, однажды пережитая доминанта в организме, определённый биологический интерес прошлого. Я узнаю вновь внешние предметы, насколько воспроизвожу в себе прежние доминанты, и воспроизвожу мои доминанты, насколько узнаю соответствующие предметы среды.

В высшей психической жизни инертность господствующего возбуждения, т. е. доминанта переживаемого момента, может служить источником «предубеждения», «навязчивых образов», «галлюцинаций» (выделено мною)…

Доминанта характеризуется своей инертностью, т. е. склонностью поддерживаться и повторяться по возможности во всей своей цельности при всём том, что внешняя среда изменилась и прежние выводы к реакции ушли. Доминанта оставляет за собою в центральной нервной системе прочный, иногда неизгладимый след…

След однажды пережитой доминанты, а подчас и вся пережитая доминанта могут быть вызваны вновь в поле внимания, как только возобновится, хотя бы частично, раздражитель, ставший для неё адекватным. Старый и дряхлый боевой конь весь преображается и по-прежнему мчится в строй при звуке сигнальной трубы.

Доминанта есть не привилегия высших нервных этажей, но общий рабочий принцип нервных центров.

Мать, крепко спящая под гром артиллерийской пальбы, просыпается на лёгкий стон своего ребёнка.

Старая доминанта возобновляется или для того, чтобы при новых данных обойтись при помощи старого опыта или для того, чтобы по новым данным переинтегрировать старый опыт».

Идеи и эксперименты А. Ухтомского стали полезными и для объяснения секретов беременности, родов и причин неоднократных самопроизвольных абортов (Аршавский И. А. Физиологические механизмы и закономерности индивидуального развития. — М.: Наука, 1982. — 270 с). Будут они необходимы и моей основной гипотезе, но об этом — позднее. А сейчас попытаемся достижения Ухтомского и пренатальной психологии перенести на жизнь выдающихся людей (которая хорошо документирована).

Обратимся книге, ранее недоступной (впервые увидела свет в 1928 году), а ныне переизданной. (Жданов В. Толстой и Софья Берс. М.: Алгоритм, 2008. — 448с.).

Лев Толстой и его жена были людьми любвеобильными. Всех детей Софья Андреевна благополучно рожала сама дома (не в лондонской суперклинике — а ведь могла бы!) — на существующем и доныне в музее-усадьбе «Ясная поляна» кожаном диване. Но вот после появления пятого ребёнка хотела остановиться. То ли трудности надоели, то ли симулировала, то ли мужа разлюбила. Но Лев Николаевич требовал рожать, настаивая на божественности выбора. Жена тоже оказалась личностью (какой?)… Все дети, начиная с шестого (трое или четверо) умерли в молодом возрасте. Как их не хотела Софья Андреевна! Но и этого мало… В возрасте около тридцати лет умирает Мария Львовна (из первородков), которая была едва ли не единственная из детей, преданно любившая отца. Но мать питала к ней неприязнь!

Если есть доминанта любви, то, вероятно, есть и доминанта ненависти. Если первая лечит и поддерживает человека, то вторая — убивает через годы и расстояния, через отвержение, изоляцию, лишение благотворного источника духовной жизни.

Ускорение, которое придала жизни советская эпоха, не преминуло отразиться и на акушерстве. Партия сказала: «Надо делать солдатиков для родины!». Учёные сказали: «Есть!». И сумели так изменить природную жизнь за каких-то сто лет, что роды теперь протекают почти в два раза быстрее. За полвека число кесаревых сечений в России от 1–2% возросло до 30 %, что думающими специалистами называется агрессией против женщины, а самими женщинами — вандализмом (Н.В. Старцева «Материнство под угрозой. Агрессивный акушерский вандализм». — “Status Praesens” (Москва). — 2010, № 5. — С.72, а также сайт www.naturalbirth.ru). Число новорождённых имеет тенденцию к мизерному росту, и большинство из них — нездоровы. Именно акушерство ставит человечество на грань выживания (Мишель Оден «Кесарево сечение: безопасный выход или угроза будущему?» — Москва, 2006)).

Вот и я добавлю свой голос в нестройные вопли из человеческой пустыни, но диагноз современному родовспоможению (?) я поставлю чуть позднее, когда читатель и сам догадается, в каком доме он появился на свет.

Теперь, когда конец хорошо уже виден из тьмы нашего повествования особо прозорливым и находчивым, вновь обратимся к антропологии, которая ненавязчиво сама будет подтверждать высказанные нами основные мысли (Линдблад Ян. Человек — ты, я и первозданный. М.: Прогресс. 1991. — 264с). Автор этой книги прославился своими открытиями в дебрях Южной Америки, в местах, весьма удалённых от Мехико и Рио.

«Тесные торговые связи объединяли все племена. Все, кроме акурио. Объясняется этот примечательный факт тем, что когда-то в далёком прошлом это племя не поладило со своими соседями. С тех пор минула не одна сотня лет, но акурио продолжали жить в уединении в наиболее труднодоступных районах так называемого «Зелёного ада», куда редко проникали посторонние. А тех, кто всё-таки наведывался, встречали летящие из зарослей отравленные стрелы. Легендарные «белые индейцы» — страшные акурио — пребывали в полной изоляции с таких давних пор, что до них не дошли никакие орудия нового, «металлического» века.

Акурио не умеют добывать огонь! От стоянки к стоянке переносят тлеющие угли, и на новом месте первым делом разводят костёр…

И с какой стати прикрывать какую-либо часть тела? Чувство стыда — более позднее изобретение. У индейцев исстари, пока некоторые миссионеры не взялись учить их «приличиям», было заведено ходить нагишом (Нагота сформировала у прачеловека доминанту, едва ли нужную сегодня — моя вставка). В мире акурио «запретная любовь» и угрызения совести — неведомые понятия. Искусный охотник продолжает род не потому, что «богат», а исключительно в силу своих наглядных реальных достоинств».

Вот лицо примитива, не стремящегося к самосовершенствованию, и вполне возможно, утратившего влечения на уровне рода. Кто-то скажет, что пребывание голых особей вида Homo sapiens «в обществе» без признаков взаимного стыда — норма для данного племени (и не только), это не Европа, где утрата интимного стыда приписывается далеко зашедшим формам распада личности (при шизофрении). Верно. Но это суждение не отрицает и того, что первобытный человек был шизофреником.

Продолжим интересное чтение.

«Скотоводство явно достигло расцвета задолго до возникновения исторически известного земледелия, начало которого относят примерно к восьмому тысячелетию до нашей эры, и переход от скота как важнейшего источника питания к зерновым культурам, наверное, был поэтапным, причём немалую роль играла случайность. (А не это ли ключевой момент истории, когда человек получил возможность выбраться из пут шизофренического развития личности и стать разумным? — моя вставка).

Земледелие влекло за собой не только рост достатка, оно изменило образ жизни человека как в материальном, так и в социальном отношении. Хорошие урожаи позволяли большему числу людей постоянно жить на одной территории. Города появлялись всюду, где земледелие рождало достаток. За редкими исключениями именно возделывание растений обусловило рост населения и возникновение городов…

Ныне большие города достигли таких гигантских размеров, что их называют раковыми клетками в общественном организме. …Для представителя животного мира, миллионы лет жившего небольшими группами, такое разбухание и впрямь представляется чем-то нездоровым и неестественным. Английский поэт Шелли писал: «Ад — местечко, весьма похожее на Лондон» Он не видел Мехико!

Шутки в сторону: что же всё-таки случилось с человечеством за те максимум пятнадцать тысяч лет с той поры, когда вид начал своё шествие вверх по эволюционной лестнице от исходной численности самое большее около пяти миллионов до нынешних пяти миллиардов? Ни один другой вид фауны не способен на столь крутой популяционный скачок без катастрофических последствий…. Как я уже говорил, численность леммингов достигает предела каждый четвёртый год, после чего они регулярно почти полностью вымирают. Принято считать, что аномальное поведение несчастных зверушек вызывается … СТРЕССОМ!

Каждое соприкосновение особей одного вида, включая человека, влечёт за собой маленький, практически незаметный рост выделения адреналина: организм настраивается на контакт, который может оказаться приятным или неприятным ….Стресс, поражающий популяции грызунов, в высшей степени присущ и миру людей, особенно в наиболее крупных городах, где трудно прижиться изначально здоровым формам поведения человека».

Далее известный антрополог повествует об открытиях других учёных.

«В 60-х годах Джейн Гудолл приступила к изучению жизни шимпанзе… Она обнаружила, что шимпанзе отнюдь не вегетарианцы. Их добычу составляли больше двадцати видов животных, главным образом молодые бушбоки, поросята кистеухой свиньи, а также птенцы и яйца!…[Но изучение нормального образа жизни диких шимпанзе кончилось, когда обезьян стали прикармливать бананами, вместо привычного, добываемого ими самими корма]…

Джейн Гудолл должна была уяснить себе, что не следует использовать бананы как приманку, когда начались жестокие драки между шимпанзе и павианами, которые тоже стали приходить за угощением. В обычных условиях вряд ли есть причины для стычек между этими двумя видами. Всё это можно увидеть в телефильме, снятом по заказу Национального географического общества США. Показано, как шимпанзе убивает детёныша павиана, после чего вся стая поедает своего далёкого родича…

В фильме Джейн рассказывает про необычные жуткие явления. Стая, которая привыкла ориентироваться на станцию прикормки, постепенно разделилась на две группы. Одна (её называли Касакелской) закрепилась на территории вокруг «бананового центра», другая, поменьше числом, обосновалась по соседству. Ставшая уже обыденной агрессивность, в конце концов, приобрела совсем жестокий характер.

От трёх до шести самцов из большей, Касакелской группы, соединяясь вместе, стали систематически преследовать и избивать отдельных особей из меньшей группы. Это были кровавые драки, совсем не похожие на нормальные для шимпанзе часто демонстративные выпады во время споров за главенство…Жертву избивали до полусмерти. За четыре года побоищ погибли от ран семь самцов и минимум одна самка!

Джейн комментирует в фильме: «Теперь, когда мы знаем, какими агрессивными могут быть шимпанзе, нельзя без содрогания не отметить, что это делает их ещё более похожими на людей, чем мне представлялось раньше».

К этим ужасам добавились другие пагубные для стаи черты поведения. Одна взрослая самка и её дочь похищали детёнышей у других самок из той же группы и поедали их! [Ещё Гёте писал: «Мы есть то, что мы едим!» Теперь читателю уже и совсем будет понятно, почему я в своё время так много внимания уделил вопросам качества питания современного российского человека, а производителей вредоносных продуктов назвал каннибалами и не только в метафорическом смысле — моя вставка].

Исследователи наблюдали четыре подобных случая каннибализма; похоже было, что такая же участь постигла ещё шестерых детёнышей.

Не странно ли, что бригада исследователей, включая саму Джейн Гудолл, не разобралась в случившемся и не поняла, что скопление многих особей в одном месте нарушило нормальные поведенческие реакции и что вызванный частой конфронтацией стресс как раз и явился причиной совершенно аномальных явлений — убийств и каннибализма. Ярчайший пример гибельных последствий стресса!»

От экспериментов с высшими животными — снова к примитивному (?) человеку…

«Деревни индейцев яномамо — интересное явление, очаг нестерпимого стресса. Круглая площадка диаметром до пятидесяти метров и больше обнесена сплошной наклонной стеной. Живущие на этом участке семьи (у яномамо утвердился семейный образ жизни) сооружают свою часть общей стены. Четыре столба… служат опорой для кровли. Каждая такая секция сообщается с соседней, и всякие перегородки отсутствуют, так что соседи постоянно видят, что происходит в «смежных квартирах». Не ахти какие условия для «личной жизни».

Как мог возникнуть такой странный тип жилища?

Сами по себе описанные секции ничем не отличаются от навесов, какие сооружают акурио и какие сам я много раз строил вместе с моими друзьями из племени макуси…

Немаловажная составная часть жизни яномамо — постоянные войны с соседями! Плюс ссоры и драки между живущими в тесноте обитателями коллективного «дома», шабоно. Юный член этого племени вырастает в обстановке постоянной агрессии и с самого начала настраивается на буйный, жестокий лад. Став взрослым, он уже на всю жизнь агрессивен по своему складу. Эгоизм, жадность, нетерпимость определяют всё его поведение. Прямая противоположность доброжелательству, отличающему образ жизни суринамских индейцев. На мой взгляд, причина такой агрессивности — стресс, вызванный скученностью в рамках шабоно. Драки — повседневное явление, и чаще всего они возникают из-за кражи бананов. Или из-за женщин.

Нужда в сыновьях так велика, что женщины нередко убивают девочек. которых рожают, уединившись в лесу за пределами шабоно. Если принесут домой дочь, рискуют получить хорошую взбучку… А потому спокойнее убить новорождённую — либо задушить, либо со всего маху ударить головой о дерево!(Скученность, порождающая стресс и панику, как в тюрьме, ведёт к агрессивному поведению против себе подобных — разумных людей, нуждающихся в ласке, — заставляет весы склониться в сторону шизофренического развития личности — моя вставка).

Дефицит женщин делает их весьма желанным товаром. Мужчины незаметно подкрадываются к чужому шабоно, высматривая женщину, которая вышла за ограду собрать хворосту. В сопровождении вооружённого супруга она направляется домой с тяжёлой ношей; внезапно её спутника поражает град стрел, и женщину уводят в плен. Отойдя подальше, участники набега успокаиваются и по очереди насилуют несчастную. Приведя добычу к себе в шабоно, её передают другим мужчинам, и она переходит из рук в руки, пока не достанется кому-то по жребию в жёны. (Хотя все знают, что бомбардировку находящихся вне зоны боевых действий городов Нагасаки и Дрездена осуществили не летающие звероящеры и даже не австралопитеки соответствующего психического развития, тем не менее, едва ли образ жизни данного племени индейцев может относиться к разумному. Скорее, это шизофрения как норма примитивной жизни — моя вставка).

Сравнивая поведение «свирепых» яномамо с мирной жизнью трио в селении Алалападу, видишь огромную разницу. Агрессивные общины яномамо явно стали такими после того, как бывшие кочевники перешли на оседлый образ жизни и численность групп возросла с пятнадцати-двадцати до ста пятидесяти — двухсот человек. Такой рост сам по себе оказался пагубным для прежних норм поведения».

Вместе с тем Ян Линдблад обнаружил не только свойства замечательного наблюдателя природы и людей, но и прекрасного метафизика.

«Погружаясь в пучину времени, не рассчитывайте на хорошую видимость. Если мы ограничимся констатацией фактов на основе чётких доказательств, далеко не продвинемся. А, опираясь на косвенные улики, поневоле приходится оперировать догадками и предположениями. Никуда не денешься от того, что проводимые ныне с применением всё более совершенной техники энергичные исследования — колосс на глиняных ногах по той простой причине, что «доказательства» слишком малочисленны и не поддаются однозначному толкованию…

Весьма трудно делать надёжные выводы при оценке костного материала, если таковой вообще существует. Дело в том, что в ряду окаменелостей гоминидов (человекообразных) зияет громадный пробел размером в четыре миллиона лет, где мы располагаем весьма смутными следами в виде осколков, которые уместятся в хорошем спичечном коробке.

Как ни странно, человек, даже строго приверженный науке, не расположен изменять своё представление о …человеке. Что почитатели Библии не склонны подвергать сомнению священные и неприкосновенные тексты двухтысячелетней давности, понятно, но готовность науки держаться избитой колеи частенько служила серьёзной помехой для расширения горизонтов познания…

Вероятно, так называемые «всезнайки» не замедлят указать на кричащие ошибки в моих суждениях. Заметьте — на свет выдающейся новой мысли всегда слеталось множество критически настроенных всезнаек, которые выглядели жалкими мотыльками, когда свежая гипотеза в конце концов обретала признание. Вспоминаются слова уважаемого физика, американца Фридома Дойсона: «Предположения, на первый взгляд не кажущиеся сумасбродными, ныне обречены на крах».

Совершенно неожиданно Я. Линдблад перемещает своё внимание на проблемы перинатальной психологии, столь тесно связанных с развитием человека. Оказывается, достижения отечественного учёного Чарковского ему тоже знакомы: «У Чарковского рождённые в воде дети продолжали днём находиться в надёжной жидкой среде вместе с матерью. Очень скоро младенцы начинали самостоятельно плавать… Чарковский считает, что помимо чисто физических преимуществ, тренировки в воде явно способствуют развитию интеллекта детей. Думаю, что в этом что-то есть. Возможно, произвольные плавательные движения адекватно включают и стимулируют умственные процессы, которые многие ошибочно полагают не зависящими от мышечной активности».

Ян Линдблад умеет обобщать не только свои труды, но и достижения смежных дисциплин, которые также будут здесь уместны.

«Развитие черепа и мозга — вот главные факторы, которые определят изменение линии гоминидов. А на это потребуется время.

При раскопках под Ниццей на юге Франции обнаружен след нашего родича Homo erectus, жившего четыреста тысяч лет назад.

Когда в 1856 году, то есть до опубликования труда Дарвина, в Неандертале под Дюссельдорфом обнаружили необычный череп и непривычной формы бедренную кость, некоторые исследователи заключили, что этот череп принадлежал «патологическому идиоту», а кривая бедренная кость — монгольскому казаку из конных отрядов, преследовавших армию Наполеона в 1814 году… Лишь в 1902 году было признано, что рисунки выполнены около тридцати пяти тысяч лет назад представителями нашего вида Homo sapiens sapiens, так называемыми кроманьонцами. Находка четырёх скелетов в 1868 году на холме Кро-Маньон в юго-западной Франции вызвала широкий интерес и содействовала раскопкам по всей Европе. Всего в Испании, Франции и Италии обнаружено около двухсот пещер с древними изображениями.

Старт «обезьяны-убийцы» нетрудно себе представить. Как мы видели, съедобно всё, что можно убить. А способом убийства, скорее всего, был сильный удар достаточно длинной палкой, дубинкой. Кто-нибудь возразит: как можно изготовить дубинку без острого инструмента? Но если акурио обтачивают зубами топорище, то для австралопитеков с их огромными зубищами обработать дерево было пустяковым делом.

Насколько я понимаю, начало новому образу жизни линии гоминидов положил смертельный удар….

Что же определило развитие всё более крупного и специализированного мозга у низших предшественников? Можно уверенно ответить: причиной послужил меняющийся пищевой рацион, когда понадобилось осваивать новый способ добывания пищи — охоту.

Поднимаясь вверх по генеалогическому древу приматов, видим, что практически все мелкие обезьяны не прочь отведать животного белка.

Раймонд Дарт был убеждён, что австралопитеки выделялись невероятной кровожадностью. Он писал: «Предшественники человека отличались от современных обезьян постоянной склонностью к убийству; плотоядные животные, они грубо хватали свою добычу, безжалостно умерщвляли её, разрывали на части, утоляли жажду горячей кровью жертвы и жадно пожирали живое, трепещущее мясо».

Когда Луис Лики в 1964 году сообщил о своих находках и предложил название Homo habilis — «человек умелый», — он располагал всего лишь четырьмя далеко не полными черепами.

Отсюда было уже недалеко до Homo erectus, от которого произошёл современный Homo sapiens. Еrectus появился около полутора миллионов лет назад; объём его мозга возрастал постепенно от приблизительно семисот кубических сантиметров до тысячи ста, после чего erectus двести — сто тысяч лет назад то ли сошёл со сцены, то ли трансформировался… Чем больше становился мозг, тем дольше длилось развитие плода, что могло стать возможным только при ярко выраженном половом диморфизме…Давно установлено, что прямохождение намного опередило по времени развитие мозга.

Давайте посмотрим, как вообще строится жизнь группы приматов.

Сила группы в том и состоит, что она группа. Естественно, при условии, что среда может прокормить много особей; в зависимости от этого варьируют размеры группы. Чувство безопасности в коллективе играет важную роль для обоих полов. В этом я вижу главный сплачивающий фактор.

Можно уверенно утверждать, что erectus и его преемники, современные люди, обязаны ледниковой эпохе небывалым ростом объёма мозга и его способностей. Холод вынудил привычное к тропикам безволосое существо приспосабливаться к суровым условиям, но в то же время открыл ему путь к изобилующим дичью новым угодьям.

Erectus положил начало крестовому походу, который потом столь энергично продолжил sapiens, ставя крест на многих видах животного мира. Наши прямоходящие предки не просто охотились на представителей так называемой мегафауны, они истребляли их. Там, где в Азии и Европе найдены окаменелости erectus, вместе с ними лежат кости в основном крупных животных… Еrectus и сменивший его sapiens были одинаково жестокими охотниками. Наш вариант человека «разумного» в ответе за великий финал истребления, развернувшийся в последние столетия с их всё более действенными способами уничтожения — не только животных, но и среды обитания (массовое сумасшествие как норма существования? — моя вставка).

Что до губительного фактора, имя которому огонь, то уже в руках erectus он стал средством разрушения.

Похоже, любование «красным петухом» — своего рода инстинкт у рода человеческого. Индеец макуси, заполучивший коробок спичек, опасен для сухой степи. Поджигая траву без нужды тут и там, он может стать виновником гигантского степного пожара. В каждом человеке кроется пироман (Шизофреник тоже может страдать тягой к поджигательству — доминанты, вероятно, живут вечно — моя вставка). Лагерный костёр, разведён он по необходимости или просто так, удивительно греет душу. И с чего-то ведь началось, независимо от участия Прометея…(Весной, в сушь по всей России горит прошлогодняя трава и, вместе с ней, и попавшие на пути огня селения — да, эти пожары сделаны «разумным» человеком, периодически впадающим в шизофрению на почве пьянства или просто одиночества от скуки заурядной жизни— моя вставка). Не мешает исправить широко распространённую в научной литературе, даже весьма солидной, ошибку, будто первые люди разводили большие костры для охраны своих стоянок от диких зверей. Ничего подобного! Звери ничуть не страшатся огня, в чём я не раз убеждался.

Что касается мозга, будем помнить, что большие размеры ещё никак не признак высокого интеллекта. Средняя цифра для неандертальцев — тысяча четыреста кубических сантиметров, для современного человека — тысяча триста шестьдесят (при максимуме до двух тысяч).

Вряд ли можно считать конечным известный нам сегодня тип человека; будем хотя бы надеяться, что станет возможным рождение нового типа — будущего человека. Действительно ведомого голосом разума. Сумеем выжить до той поры, тогда, быть может, появится вид, заслуживающий названия Homo sapientissimus — подлинно разумного человека…

Вообще, среди животных лишь немногие способны воспринимать изображение. Покажите своему умному-разумному пёсику лакомую косточку на картинке — никакого впечатления. В моих опытах я установил, что тигр узнаёт другого тигра на большой — только на большой! — фотографии, может также распознать зверей на экране телевизора, хотя большинство кошек и собак никак не реагируют (если картинка не сопровождается звуком, например, лаем).

Способность изображать вещи, воспроизводить увиденное — отличительная черта нашего вида.

Замечательнейшие рисунки животных украшают стены многих пещер Франции и Испании, однако наскальная живопись обнаружена и в Северной Африке, и дальше к югу. Древнейшим рисункам, если говорить о Европе и Африке, тридцать пять тысяч лет. Явное совпадение с датой нашествия sapiens на континенты. История этого искусства охватывает двадцать пять тысяч лет, его вершина достигнута пятнадцать тысяч лет назад, но десять тысяч лет назад, когда окончилась последняя (пока) ледниковая эпоха, ему внезапно пришёл конец.

(Ледники не только и не всегда способствовали развитию мозга, как полагал Линдблад. Из-за похолодания «замёрзли» чувства, произошла утрата изобразительных способностей; может быть, эволюция пошла вспять или прачеловек вдруг осознал, что дальнейшее развитие невозможно, если он не покинет пещеры? — моя вставка)

Сколько существует наш вид на Земле, столько даёт себя знать безмерная воинственность человека…. В чём суть этого инстинкта, этой убийственной, почти ритуальной беспардонности нашего вида? После выхода на арену Homo sapiens на каждом «завоёванном» им материке исчезала мегафауна. Очевидно, человек продолжал охотиться с копьём, каким убивал крупного зверя наш праотец erectus. Крупным животным на обширных свободных пространствах труднее выжить, чем укрывающемуся в лесах зверю меньших размеров. Что ни континент, повторялась одна и та же история.

Ко времени вторжения человека в Европу там водилось много крупных животных. По мере роста населения совершенно исчезли бегемоты, лесные слоны, носороги, за ними последние мамонты, пещерные медведи, овцебыки, зубры. В Азии вымирание шло по несколько отстающему «графику».

В Австралии был истреблён крупнейший представитель сумчатых, напоминающий бегемота, исчезли так называемый сумчатый лев и огромный, величиной с медведя, вомбат, а также многие другие гиганты…Мадагаскар оказался на пути расселения человека сравнительно поздно, и вскоре там исчезли большие колонии эпиорнисов, которые несли яйца объёмом восемь-девять литров! Вымер также гигантский лемур, был истреблён мадагаскарский бегемот.

Одним из последствий сокращения ресурсов животного белка стало то, что сей примат (как sapiens, так и его предшественник erectus) принялся систематически охотиться на своих сородичей. Известны находки, говорящие о каннибализме среди erectus.

Когда карибы заселяли острова, названные потом Карибскими, им предстал мир, бедный животным белком, если не считать рыбу. Возможно, именно отсюда их хорошо известное пристрастие к человеческому мясу. (Кстати, слово «каннибал» — искажённое «кариба»). Постепенно случаи людоедства стали редкостью или перешли в «эндоканнибализм», как у яномамо. Однако предания индейцев сохранили воспоминания о страшных людоедах.

Нашему виду приматов присуща уникальная в мире животных способность навязывать свою волю сородичам и представителям других видов. Потребность опекать животных, особенно детёнышей, выражается не только в позитивных действиях, и негативная сторона её страшна. Оттенков много. И начинается всё так мило — с кормления и защиты оленёнка. А там — содержать коров на скотном дворе, учить слонов и медведей не свойственным их сородичам трюкам, держать людей в плену, убивать заложников, применять пытки. Таковы всё более негативные проявления инстинкта, присущего из всех приматов, да что там — из всех живых созданий, одному лишь человеку.

Откуда эта всё более ярко выраженная агрессия, которая медленно и верно овладевает нами подобно тому, как анаконда сжимает свои кольца?

В ответе на этот вопрос заложено решение важнейшей проблемы человечества. Да только вся беда в том, что человечество сегодня не очень-то склонно прислушиваться к советам.

Пагубные для вида действия совершают под влиянием стресса не только грызуны. Звук низко летящего реактивного самолёта может довести несчастных норок — жертв людского тщеславия, живущих в тесных ящиках, до такого состояния, что они загрызают насмерть собственное потомство.

Когда другие животные предают себя смерти из-за перенаселённости и стресса, их невозможно остановить на этом самоубийственном пути. Сумеет ли человечество избежать катастрофы? Шансы невелики.

Возвращаясь к людям первозданного склада, индейцам в тех частях Суринама, где не знают ещё ни стресса, ни перенаселения, видим человека на стадии его ранних функций. Готовность помочь — здесь закон, гость издалека всегда может рассчитывать на стол и кров. У яномамо с их слишком густонаселёнными территориями дело обстоит иначе, там в чести норов и жестокость! Ужасно, что стресс воздействует даже на первозданного человека.

Мы стайные существа. У членов стаи развивается поведение, сближающее особи, служащие благу стаи и, тем самым, вида. Животные, ведущие одиночный образ жизни, очень плохо ладят между собой, кроме самца и самки во время брачного периода».

Ради целей нашего рассказа вновь будет полезным вспомнить другого великого путешественника Кусто Ж.И., который в книге «Сюрпризы моря» делает интереснейшее заключение про склонность всех живых существ к пещерной жизни. Пора и нам делать вывод, к которому стремилось это продолжительное повествование. Вот он:

Жизнь в пещере, в изоляции снежной или песчаной пустыни, тюрьмы, чувство одиночества среди людей, с одной стороны, и тяга к людям, общественные связи, коллективный труд и быт, с другой, вот те чаши весов, на которых взвешивается болезненный и здоровый дух человека, те грани, по которым проходит его развитие от шизофренического до разумно-здорового и наоборот.