6. РАССКАЗЫ ОБ ОТЦЕ
Ответы на вопросы
Вопрос: Верите ли Вы и верила ли семья Вашего отца в Бога?
Бетти: Я и моя семья верим в Бога. Наше религиозное воспитание было несколько нетрадиционным, потому что мы не ходили в церковь. Отец учил нас уважительно относиться к Человеку, Природе, Богу.
Вопрос: Вы получили педагогическое образование. А почему Вы сразу не стали работать терапевтом, не стали ученицей своего отца?
Бетти: Потому что я хотела быть учителем. Сколько себя помню, я занималась гипнозом. Я и моя сестра Роксана были субъектами для демонстраций отца с того времени, когда мне было 10 лет, а ей 12. Педагогическая карьера моя началась обычно, а затем я стала заниматься детьми с эмоциональными расстройствами и малолетними преступниками. Я поняла, что эта работа мне интересна, а потом, как следствие, занялась психотерапией. Но вы можете использовать гипноз в стольких областях! Когда я преподавала в школе, то часто использовала гипноз на занятиях.
Вопрос: Случалось ли Вам отказываться от работы с клиентом, и если да, то почему?
Бетти: Я не отказываю им как клиентам, но не работаю с ними, особенно в одном конкретном случае. Конечно, если я понимаю, что не могу помочь какому-то человеку, то не начинаю с ним работать. Чаще всего мы не «сходимся» с теми клиентами, которые приходят ко мне пожаловаться и поплакаться. Я долго над этим раздумывала, но, к сожалению, как бы я ни старалась, ничего не помогает: если клиент пришел с единственной целью — пожаловаться и поплакаться, обычно все ограничивается двумя встречами.
Вопрос: В России дети очень часто наследуют профессию известных родителей. В семье Эриксона только двое из детей продолжили заниматься тем же, чем занимался отец. Вы можете это объяснить?
Бетти: Я думаю, что за одним этим вопросом стоит несколько. Во-первых, если что-то и хвалили в нашем доме, то это была индивидуальность. Стремление быть самим собой, делать то, что хочешь, поощрялось. Во-вторых, мы росли и не осознавали того, что отец наш знаменит. Он для нас так и остался папочкой. Нам потребовалось довольно долгое время, чтобы осознать, что он настолько известен.
Вопрос: Из Ваших рассказов я понял, что со своими детьми Вы часто используете трансы. Это распространяется и на отношения с Вашими взрослыми близкими?
Бетти: Даже не знаю, как ответить. Находиться в измененном состоянии сознания для меня настолько просто и естественно. Если я по какой-то причине напряжена, то обязательно в трансе. И, кроме того, лучший способ ввести кого-то в транс — самому пребывать в трансе.
Вопрос: Об Эриксоне написано очень много книг учениками, которые с ним работали. Как дочь, Вы можете назвать фрагменты, искажающие образ вашего отца?
Бетти: Большинство искажений связано с тем, что учениками Эриксона они становились в поздние годы его жизни и видели его пожилым, физически слабым человеком. Они описывают пожилого, слабого человека, говорившего косвенно, обтекаемо. Они не видели моего отца таким, каким он мог быть: динамичным, сильным и чрезвычайно активным. Я хочу рассказать историю, которая может это подтвердить.
В 17 лет он перенес полиомиелит. Это, естественно, повлияло на всю его оставшуюся жизнь. Поэтому с 18 лет, когда он опять научился ходить, и до 60 лет, когда ему пришлось пользоваться креслом-коляской, он постоянно ходил с палочкой. Мы, дети, отца без нее никогда не видели. Мэдди Вичпорт, подготовившая кассету о моем отце, задала мне однажды вопрос: «Когда Вы впервые узнали, что Ваш отец калека?» Я рассказала, что это случилось, когда мне было 23 года, я выходила замуж, и в церкви отец никак не попадал со мной в ногу. А когда я удивленно посмотрела на него, он улыбнулся и сказал: «Я действительно не могу!»
Года три назад эту историю я обсуждала со своим братом. «Я, конечно, видела, что отец ходит с палочкой, но не осознавала этого до конца!» Брат рассказал следующее. Он, отец и один из пациентов однажды пошли в поход. При подъеме на гору отец сильно отставал. Брат обернулся и увидел, что отец пытается перейти какую-то небольшую расщелину между камней. В это время отец позвал его и попросил помочь. Именно тогда мой шестнадцатилетний брат и понял, что отец ходит с палкой, что он — калека.
Вопрос: Не могли бы Вы рассказать о своих детях? Чем они занимаются?
Бетти: Сейчас я не замужем. Мой бывший муж — военный летчик, поэтому я так много попутешествовала. Старший сын имеет свою студию звукозаписи, средний сын учитель, женат и не имеет детей, а дочь — полицейский.
Да, да, не удивляйтесь. Детей надо отпускать, хотя это и очень трудно. Я помню свою дочь маленькой девчушкой с косичками, торчащими в разные стороны, в платьице с морским воротничком. Недавно я обняла ее, чтобы поцеловать перед сном, и почувствовала пистолет на ее поясе. Вот тут я и поняла, что она уже выросла.
Вопрос: Вы можете что-нибудь сказать о своей матери?
Бетти: О, спасибо за этот вопрос. Конечно, мой отец не преуспел бы настолько, если бы не она. Замечательная женщина и мать, она была существенно мягче, чем отец. Они составляли прекрасную пару. Мне кажется, она обогащала его. Она безупречная леди, очень умная женщина.
Вопрос: Я читал, что ваш отец принимал участие в допросе военнопленных. Насколько мне известно, это не самый афишируемый факт. Если можно, прокомментируйте.
Бетти: Насколько я знаю, он не участвовал в допросе военнопленных. Он работал с некоторыми людьми в связи с секретным проектом, имеющим отношение к психологии Мне известна только одна тема, над которой он таким образом работал: изменение образа японцев — от маленького, никчемного человечка до достаточно эффективной нации, способной выступить грозным противником во время войны. Даже моя мать не знает многих деталей его работы в то время.
Он работал также в призывной комиссии. В этом качестве он беседовал со многими тысячами людей, определяя, в какой степени они годны в солдаты. На этом опыте он составил мнение о человеческой норме во всех ее проявлениях. И я уверена, что эта работа изменила его представления о терапии: он всегда считал, что быть нормальным — это не какой-то узкий сектор, а широкий спектр.
Вопрос: Я читала, что Милтон Эриксон не верил в проявления необычных способностей. Считал, что все это фокусы и не более. Вы согласны с ним? Дело в том, что в настоящее время в России весьма распространились всяческие колдуны, волшебницы, сглазы, порчи и т.д. Что вы думаете о Дэвиде Копперфильде?
Бетти: Вы правы, отец не верил во все экстрасенсорные возможности. Он был ученым и не верил в то, что не было научно доказано. Я тоже так считаю. Дэвид Копперфильд — замечательный фокусник. Когда мне было 14 лет, один из учеников отца (назовем его мистер А.), достаточно известный в мире гипноза, работал с отцом над определением того, что такое гипнотический транс. Моя работа заключалась в том, чтобы иногда быть в трансе, иногда не быть в трансе, быть в трансе, пытаясь обмануть его, что я в полном сознании, и, наконец, будучи в полном сознании, делать вид, что я в трансе. Отец всегда верил в справедливость и считал, что если кто-то что-то делает, то должен что-то получить за это. У мистера А. был замечательный талант — он получил в колледже звание профессионального фокусника. Поэтому его благодарность выражалась в том, что он показывал мне великолепные фокусы. Для меня он был как настоящий волшебник, мне даже казалось, что он читал мои мысли.
Вопрос: Каково было отношение Вашего отца к другим наиболее распространенным в США школам — психоаналитической и бихевиоральной?
Бетти: Отец получил образование и традиционную психоаналитическую подготовку (в духе фрейдовской школы) и, естественно, он ее очень уважал. Но он считал, что человек слишком уникален и сложен, чтобы можно было описать все в одной теории. У него не было антагонизма по отношению к любым направлениям, но он считал, что гипноз может в этом смысле гораздо больше. Единственное, с кем он всегда воевал, – это шарлатаны всех сортов.
Вопрос: Сколько пациентов подряд Вы принимаете и за какое какое время устаете?
Бетти: Иногда я принимаю много пациентов подряд и не чувствую усталости до тех пор, пока за дверь не выйдет последний. Я верю, что все это благодаря трансу, в котором я постоянно нахожусь. Я отлично помню все, что касается любого моего клиента, все, о чем мы говорили с ним на предыдущих встречах. Обычно я настолько концентрирую внимание на своем клиенте, что если во время работы на время выйду из комнаты и встречу там следующего клиента, то даже теряюсь и не понимаю, кто он. Мне кажется, такая включенность — одно из важнейших преимуществ гипноза.
Вопрос: Как Вы предпочитаете индуцировать транс: это результат вдохновения или канву Вы разрабатываете заранее?
Бетти: Мне не нравится слово «вдохновение», я предпочитаю «практику» и «опыт».
Вопрос: Иногда клиенты рассказывают ужасные истории из своего прошлого. Но порой становится понятно, что история совершенно вымышленная. Не могли бы Вы рассказать, как реагируете на такие ситуации?
Бетти: Какова может быть цель такого человека — быть героем этой фантазии, втянуть вас в эту фантазию или отказаться что-то делать? Сначала необходимо выяснить истинную цель пациента. Следующим шагом я показала бы пациенту другие способы быть героем в своей собственной жизни, может быть, более сложные, может быть, менее приятные или интересные. Но ни в коем случае нельзя устраивать конфронтацию с их фантазиями — это часть их мира, с которой нужно начинать работу. Когда появляются клиенты с подобным расстройством поведения, нужно помочь им начать функционировать лучше, чем раньше, потому что о полном излечении говорить, наверное, не придется.
