Загадки тишины
Хор мальчиков
Однажды во время испытания дежурный врач по ошибке включил в сурдокамере свет через 20 минут после отбоя. Испытатель П-ов в утреннем отчете доложил об этом нарушении. Через три дня он опять сообщил, что свет прошедшей ночью включили не вовремя, хотя на самом деле света никто не зажигал. Вот типичный пример сновидения, воспринятого как реальность.
Подобные явления возможны и в обычной обстановке. Для иллюстрации приведем запись из дневника профессора Ф. П. Майорова — крупного специалиста по теории сновидений:
«Под утро в полудремотном состоянии неясно, как в тумане, мелькнула мысль, что скоро должна прийти няня. Потом заснул и видел во сне, что няня уже пришла и пересекла комнату от стола к шкафу. Проснулся и под впечатлением яркости сновидений стал проверять: пришла она или нет? Никого не было. Оказалось, что не пришла».
Особенно путают сновидения с действительностью дети. Достоверными считают сны и суеверные люди, особенно представители племен, находящихся на низких ступенях цивилизации. Как-то раз к европейцу, путешествовавшему по Африке, явился туземец, живший за 100–150 километров, и сказал: «Ты должен мне заплатить пеню». — «За что?» — «Да вот мне снилось, что ты убил моего раба». Несмотря на все уверения путешественника, что он никак не мог убить раба хотя бы потому, что не был в том месте, пеню все-таки пришлось уплатить.
Другой наблюдатель рассказывает, что один индеец, живший за 150 километров от него, пришел к нему и потребовал вознаграждения за три украденные тыквы. Доказательства? Индеец видел это во сне — значит, все так и было на самом деле.
Третий очевидец сообщает, что хозяин дома, в котором он ночевал, выскочил ночью на улицу и начал стрелять, так как ему приснилось, что убивают его соседа.
При длительной изоляции создаются благоприятные условия для того, чтобы почти стиралась грань между сновидениями и реальностью. К тому же, если в обычной обстановке человек может всегда проверить себя, опросив окружающих его людей, то при изоляции такой возможности он лишен.
Раскроем дневник одного из испытателей. Там, в частности, говорится: «Во время записи физиологических функций 24 декабря в 13 часов 30 минут, кажется, уснул. Во сне увидел, что вошел Эдик. Так ли это было? Вторник. Дежурство врача Ростислава Борисовича. Я тут же попросил по радиопереговорному устройству передать привет Эдику… Это для того, чтобы потом проверить».
Как легко догадаться, никакого Эдика в лаборатории в этот период не было, а если бы он и появился, все равно проникнуть в сурдокамеру не смог бы. Запись же биотоков мозга в указанное в дневнике время давала типичную картину сна. Любопытно, однако, что у испытателя не было полной уверенности в том, действительно ли заходил в сурдокамеру его товарищ, поэтому у него возникла острая потребность уточнить, сон это был или действительность.
Записи биотоков мозга показали, что в условиях одиночества в коре полушарий мозга развиваются гипнотические фазы (промежуточные состояния между бодрствованием и сном).
Первая фаза гипнотического состояния примечательна тем, что сильные и слабые раздражители вызывают одинаковую реакцию организма, тогда как в бодрствующем состоянии сильный раздражитель вызывает и более энергичный ответ. За нею следует парадоксальная фаза, когда слабый раздражитель может вызвать сильный эффект. Затем идет третья фаза — ультрапарадоксальная, при которой меняется характер ответа организма, а именно: положительный раздражитель, раньше вызывавший возбуждение и активную реакцию, теперь приводит, наоборот, к торможению, а тормозные раздражители вызывают возбуждение.
Наконец, наступает полное торможение, когда организм перестает реагировать на обычные раздражители.
При пробуждении эти фазы повторяются, но в обратном порядке, причем, как правило, очень быстро. При переходных состояниях, или, как их еще называют, просоночных, довольно часто даже в обычных условиях возникают иллюзии. Характерны наблюдения профессора Ф. П. Майорова над самим собой.
«Наблюдение 1-е. Проснулся (зимой) около 7 часов утра и открыл глаза. Было сумрачно. Задняя стенка шкафа, стоявшего у кровати, представилась как две громадные вытянутые руки с большими кулаками. Потом иллюзия пропала… В действительности на стенке шкафа висело полотенце, а наверху — две коробки. Иллюзия возникла в просоночном, „переходном“ состоянии. Заторможенное состояние коры обусловило искаженное восприятие действительности».
«Наблюдение 2-е. На окне стоит бюст Льва Толстого, обращенный лицом в комнату. В утренних сумерках, когда я пробуждался, мне не раз казалась совсем другая фигура».
«Наблюдение 3-е. Однажды проснулся рано утром и поразился тому, что в комнате около зеркального шкафа стоит какая-то девушка. Стал внимательно разглядывать объект — иллюзия моментально исчезла: на высоком стуле висели дамские жакет и шляпа, а ножки стула я принял за ноги девушки».
Необычные состояния в условиях длительной изоляции испытывал врач С. Бугров. Приводим выдержки из его дневника:
«Сегодня мне хочется остановиться на довольно интересном явлении, которое я давно ощущаю по ночам перед сном, но все как-то сразу не отмечал в дневнике, а утром, естественно, забывал. Несколько дней тому назад я перед сном вдруг начал ощущать какие-то слуховые галлюцинации. Впервые услыхав, я испугался и сразу же в голову полезла шизофрения, раздвоение личности, симптомы слуховых галлюцинаций при этом заболевании. Вспомнился мой первый больной из психиатрической клиники профессора Кутанина. Он был первой скрипкой в театре оперы и балета. И вот у него наряду с основным симптомом заболевания — раздвоением личности — были сильнейшие слуховые галлюцинации. Но ведь это был музыкант, и очень образованный (он окончил Саратовскую консерваторию и аспирантуру в Москве), а я? И на душе стало не очень-то хорошо.
Только начал „проваливаться“ в бездну сна — вновь эта музыка. Теперь я более внимательно начал прислушиваться к ней. Это была какая-то заунывная, довольно приятная мелодия (очень похожая на японскую музыку), которая то уходила на очень высокие ноты, то спускалась на самые низкие. Причем ее характер был какой-то неземной; она походила на ту музыку, которую сейчас воспринимают как космическую, или же ту, которую представляют в виде красок и изменения гаммы цветов. Но мелодия для меня была очень приятная.
Дальнейшего хода событий я не помню, так как заснул. Сновидений, связанных с музыкой, у меня не было, вернее — никаких сновидений не было. Проснулся и забыл об этом совсем. В следующий раз эти слуховые галлюцинации я нашел схожими с органной музыкой в помещении с хорошей акустикой. Так же как и в первый раз, музыка колебалась от низких до высоких тонов. Мелодия была торжественная и очень, очень близка моему сердцу. Она мне напоминала самые торжественные минуты в моей жизни. В то же время лейтмотивом ее была легкая грусть — возможно, оттого, что эта органная музыка, которая сама настраивает на грусть и некоторый мистицизм. Одно могу сказать: она была мне очень приятна и вызывала ассоциации, которые передать трудно. Сновидений, связанных с музыкой, опять не было. Правда, в этот раз был короткий сон, но снилась мне дочь. А это единственный сон, который повторяется у меня часто.
В другой раз у меня в органную музыку влились голоса хора мальчиков — мелодичные, высокие, переходящие даже на пискливые тона. Честно говоря, я не очень-то люблю голоса мальчиков, а выступление хора Свешникова у меня всегда ассоциируется с чем-то неполноценным. А тут музыка вызвала у меня довольно положительные эмоции, и хотелось ее все время слушать, слушать и слушать… Но сон, вероятнее всего, прервал это наслаждение. Сновидений вновь не было. Такие явления повторялись еще несколько раз.
Что же это? Плод больной фантазии или объективная реальность, трансформирующаяся в музыку? Не могу ответить. Только одно могу сказать, что все эти явления, возможно, связаны с работающим вентилятором. Но очень интересно, почему же все это происходит перед сном и именно ночью, а не днем? Второе: почему характер слышимой музыки каждый раз другой? Акустика камеры? Но, по-моему, просто смешно об этом говорить. Какая может быть акустика (в музыкальном понимании) в этом склепе? Не хочу ломать голову и постараюсь все выяснить у наших акустиков и психологов. А сейчас надо прекращать, не то появятся и зрительные галлюцинации, если буду долго обдумывать одно и то же».
Музыкальные представления, как видим, развились в процессе длительной изоляции не сразу и возникали только перед засыпанием, которому в первые дни мешал шум вентилятора. Постепенно, правда, этот шум субъективно стал восприниматься все тише и тише, и человек стал засыпать легче и быстрее.
Объясняя подобные явления, И. П. Павлов писал:
«Наше общее понятие (категория) противоположения есть одно из основных и необходимых общих понятий, облегчающее, упорядочивающее и даже делающее возможным, вместе с другими общими понятиями, наше здоровое мышление. Наше отношение к окружающему миру, вместе с социальной средой, и к нам самим неизбежно должно исказиться в высшей степени, если будут постоянно смешиваться противоположности: я и не я, мое и ваше, в один и тот же момент я один — и я в обществе, я обижаю или меня обижают и т. д. и т. п. Следовательно, должна быть глубокая причина для исчезновения или ослабления этого общего понимания, и эту причину можно и должно искать, по моему мнению, в основных законах нервной деятельности. Я полагаю, что указания сейчас в физиологии имеются…
Вот как это понимается физиологически. Пусть у нас одна частота ударов метронома есть условный пищевой положительный раздражитель, так как применение его сопровождается едой и она вызывает пищевую реакцию; другая же частота — отрицательный возбудитель, так как при ней еды не давалось, и она производит отрицательную реакцию, животное при ней отворачивается. Эти частоты ударов представляют взаимно противоположную, но ассоциированную и вместе с тем взаимно индуцированную пару, то есть одна частота возбуждает и усиливает действие другой. Это есть точный физиологический факт. Теперь дальше. Если положительная частота действует на ослабленную чем-нибудь (а также находящуюся в гипнотическом состоянии) клетку, то она по закону предела, который тоже есть точный факт, приводит ее в тормозное состояние, а это тормозное состояние по закону взаимной индукции обусловливает возбужденное состояние вместо тормозного в другой половине ассоциативной пары, и поэтому связанный с ней раздражитель вызывает теперь не торможение, а раздражение.
Это механизм негативизма или контрализма.
Собаке в состоянии торможения (гипнотического) вы подаете пищу, то есть возбуждаете ее к положительной деятельности — еде, она отворачивается, пищу не берет; когда вы еду отводите, то есть возбуждаете отрицательно — к задерживанию деятельности, к прекращению еды, она тянется к пище».
Особенно ярко эта закономерность прослеживается на больных с негативизмом. Такому больному вы протягиваете руку, чтобы поздороваться, — он свою руку прячет за спину или просто отдергивает. Вы убираете свою, а он тянется здороваться.
«Очевидно, — замечает И. П. Павлов, — этот закон взаимной индукции противоположных действий должен быть приложим и к противоположным представлениям, связанным, конечно, с определенными клетками (словесными) и составляющим также ассоциативную пару. На почве угнетенного, задержанного состояния (всякое затруднение в высшей нервной деятельности обыкновенно в наших опытах выражается торможением) сколько-нибудь сильное возбуждение одного представления производит его задерживание, а через это индуцирует противоположное представление».
То, что музыкальные гипногогические представления у С. Бугрова происходили именно на фоне ультрапарадоксальной фазы, видно из крайне интересной записи в дневнике: «Опять перед сном это музыкальное сопровождение. Теперь пионерский горн, звуки которого перешли в какую-то приятную музыку, и наступил сон».
Сам Бугров не мог объяснить внезапного появления звуков горна. Позднее, однако, все стало понятным. Дело в том, что 1 сентября начинались учебные занятия в школе. Однако дочь Бугрова вынуждена была пропустить их из-за тяжелого заболевания. Целый день мысль о дочери не покидала отца. Засыпая, он старался избавиться от тяжелых дум, но они все же нашли свое отражение в звуках пионерского горна.
Сравнительно устойчивый характер эмоций по отношению к определенным предметам и явлениям внешнего мира, выработанный в течение жизни, в период развития гипногогических фаз может существенно нарушаться. Это происходит, во-первых, потому, что представления могут выходить из обычных для них ассоциативных связей и вступать в причудливые новые. Во-вторых, подчиняясь закономерностям фазовых состояний, переживания могут носить характер, совершенно противоположный вызывающим их представлениям. Об этом свидетельствует следующая запись в дневнике: «Но вернусь к моему сну. Эти странные явления со слуховыми галлюцинациями (иначе я их не могу назвать) продолжаются по-прежнему. Вот вчера, засыпая, я опять услышал органную музыку на тему русских народных песен в такой фантастической вариации, что просто поразительно, как можно выдумать такие музыкальные образы. Затем все это вдруг перешло в песню, вернее — в мотив: „Вы жертвою пали в борьбе роковой…“ В конце в музыку влились голоса мальчиков, и на душе стало так блаженно, что просто диву даешься. И это от такой-то песни!!! Вот же чертовщина какая напала на меня!»
Подобные музыкальные гипногогические представления нельзя объяснить, исходя только из фазовых состояний. Известно, что каждый причастный к музыке человек может отыскать в своей памяти такие мелодии, которые ему не удается представить себе без «опоры на восприятие», но которые легко всплывают в сознании, когда исполняется их аккомпанемент.
У Бугрова, как уже говорилось, музыкальные представления развивались на фоне шума работающего вентилятора. Сначала этот шум причинял беспокойство и мешал засыпать. Затем, когда человек постепенно привык к нему, он, по-видимому, стал «нейтрализоваться» наслаивавшимися музыкальными представлениями, в чем-то сходными с этим монотонным гулом. Нечто подобное уже случалось с Бугровым раньше, когда он ездил в поезде: под стук колес на стыках рельсов возникали различные ритмические мелодии. Но если тогда мелодии звучали в голове, то в условиях изоляции источник музыкальных представлений находился во внешнем мире.
Такая иллюзия вообще характерна для слуховых эйдетических представлений. Об этом знают, например, композиторы, у которых в момент наивысшего вдохновения музыкальные образы как бы отчуждаются, становятся независимыми от создавшего их мозга. Так было у совершенно оглохшего Бетховена в последний период его жизни. С подобным явлением сталкивался и Гуно, говоривший: «Я слышу пение моих героев с такой же ясностью, как я вижу окружающие меня предметы, и эта ясность повергает меня в блаженство… Я провожу целые часы, слушая Ромео, или Джульетту, или фра Лоренцо, или другое действующее лицо и веря, что я их целый час слушал».
Итак, характер музыкальных гипногогических представлений находит вполне научное объяснение и не содержит в себе ничего таинственного. Это позволяет космонавтам во время полета бороться с «обманами чувств», не пугаясь их появления. Космонавты знают, что всегда по радио они могут уточнить все, что вызывает у них сомнение, получить дополнительную информацию и в конце концов отделить подлинное от предположительного и неясного.