Июнь
Мера ума
Столетие назад, в начале июня 1907 г., произошло событие, знаменовавшее собою, без преувеличения, наступление новой эры в практической психологии, прежде всего — в сфере образования. 5 июня в Париже вышла из печати книга Альфреда Бине и Теодора Симона “Ненормальные дети” (Les Enfantes Anormaux), на несколько десятилетий определившая основные тенденции оценки умственных способностей в психолого-педагогической практике.
Очень скоро появились переводы книги на иностранные языки. Спустя всего 4 года (по нынешним временам — завидная оперативность), в 1911 г. в издательстве Сабашниковых книга вышла на русском языке. Этот случай не был исключением — авторитет Бине в России был высок, его работы с конца 19 в. у нас незамедлительно переводились и имели серьезный резонанс. Это потом наступило настороженное затишье. Новое издание, и то — фрагментарное, увидело свет лишь 3 года назад. Три главы из “Ненормальных детей” были упрятаны под обложку сборника “Измерение умственных способностей” (у Бине работы с таким названием нет, но наш нынешний книжный рынок требует доходчивости) наряду с не менее известной его работой “Современные идеи о детях”. Издателей можно понять. Легко представить, какую истерику у политкорректных демагогов вызвал бы сегодня выход книги под названием “Ненормальные дети”. В начале прошлого века ученые не стеснялись называть вещи своими именами. Не ради того, чтоб кого-то обидеть, а чтобы разобраться и помочь. Это сегодня наш гуманизм выливается в то, чтобы ненормального ребенка называть своеобразным, интегрировать его в массовую школу, а потом причитать в недоумении, почему на каждом шагу встречаются ни на что не пригодные полуграмотные недоучки с преступными наклонностями… Мотивируется эта недальновидная политика безупречными лозунгами безусловной любви к детям, необходимости предоставить всем равные возможности саморазвития.
Альфреда Бине нельзя упрекнуть в нелюбви к детям. И относительно возможностей развития он придерживался взглядов, пожалуй, даже более оптимистичных, чем у нынешних записных гуманистов. Он писал:
Некоторые современные философы находят моральное утешение в прискорбном факте, что интеллект индивида не может быть увеличен. Мы обязаны всячески противодействовать подобной пессимистической точке зрения… Мозг ребенка подобен полю, на котором опытный фермер посредством культивации может осуществить задуманные им изменения и в результате вместо бесплодной получить плодородную землю.
Вот только опытный французский психолог отдавал себе отчет и других призывал осознать, что для реализации этих возможностей необходимо еще учитывать способности ребенка. В определении способностей он исходил из вышедшего ныне из моды понятия возрастной нормы и соответственно — отклонения от нее, то есть ненормальности. Тех, кому, называя вещи своими именами, недостает ума по сравнению с нормой, он призывал обучать в соответствии с этим печальным фактом, а не именовать недостаток своеобразием и тем самым его игнорировать. Так им была недвусмысленно обозначена проблема, которая всегда существовала и будет существовать, более того — предложено ее решение, которое, возможно, не безупречно, однако все равно лучше, чем камуфляж проблемы сахарной пудрой.
С позиций сегодняшнего дня взгляды Бине и Симона кажутся во многом уязвимыми для критики. Исповедуя самые благородные идеи, французские исследователи по сути дела внедрили в психолого-педагогическую практику деструктивный подход к дифференциации детей. Хотя авторы предостерегали от навешивания на ребенка уничижительных ярлыков, предложенный ими метод селекции оказался самым удобным инструментом именно для осуществления такой порочной практики. Подобно тому, как открытие способа расщепления атомного ядра предоставило человечеству исключительно эффективный источник энергии, но использовано было в первую очередь для создания чудовищного оружия, так и методы диагностики способностей, предложенные в начале века, стали использоваться как инструмент дискриминации. Отчасти это было обусловлено очевидной ограниченностью и несовершенством предлагавшихся приемов.
Важно отметить, что Бине, прославившийся своими исследованиями мыслительных процессов, не имел стройной теории интеллекта и в своих оценках умах исходил скорее из житейского здравого смысла (правда, и более поздние теории превзошли такой подход ненамного). По его мнению, ум проявляется в решении задач, надо только сформулировать наиболее показательные, диагностически значимые задачи, и тогда оценивать ум можно будет по результатам их решения. Им совместно с Симоном из великого множества задач были эмпирически отобраны те, которые, согласно их представлениям, соответствуют умственным способностям детей определенного возраста (то есть их способны решить три четверти детей из достаточно большой выборки). В качестве таких способностей реально выступили способности к пониманию, суждению, принятию решений на основе здравого смысла, в некоторой степени — память. Проявляются эти способности в словесной форме, соответственно при оценке ума устанавливался важный, но вряд ли исчерпывающий критерий — способность пользоваться речью. По этому критерию выделись и категории ненормальных.
Идиотом называется всякий ребенок, который неспособен посредством речи сообщаться с себе подобными, т. е. который не может словесно выразить свою мысль и понять мысль другого, выраженную словесно, если эта псевдоафазия не объясняется ни расстройством слуха, ни расстройством органов речи, а должна быть всецело приписана недостаточности умственных способностей.
Слабоумным (имбециликом) называется всякий ребенок, который неспособен письменно сообщаться с себе подобными, т. е. который не может выражать свою мысль письменно и читать написанное или напечатанное, или, точнее, понять то, что читает, если отсутствие или недостаточное приобретение этой формы языка не объясняется никаким расстройством зрения, никаким двигательным параличом руки, а должно быть всецело приписано недостаточности умственных способностей.
Дебильным называется всякий ребенок, который может при помощи письма и речи сообщаться с себе подобными, но который запаздывает на 2 или 3 года в ходе своих занятий, если это запоздание не должно быть приписано неправильному посещению школы.
В дальнейшем Бине и Симон эту же классификацию выражают через уровни умственного развития, соответствующего развитию нормального ребенка определенного возраста. С их точки зрения, умственное состояние идиота соответствует уровню развития ребенка 2 лет и младше, а умственное состояние имбецилика соответствует уровню развития ребенка 2–3 лет. Для дебилика они не устанавливают определенного уровня развития, но лишь констатируют его отставание от своих сверстников и особенно затруднения в абстрагировании.
В тексте Бине Симона можно обнаружить довольно явное противоречие. С одной стороны, они во всех случаях характеризуют умственное развитие аномального ребенка через его соотнесение с уровнем развития нормального ребенка более младшего возраста. С другой стороны, они же подвергают критике подобные взгляды. Авторы, похоже, сами отмечают противоречивость своих деклараций и методов. В связи с этим они пишут: “При беглом чтении может даже показаться, что мы и сами принимаем эту теорию, потому что мы часто будем употреблять выражения вроде следующих: “Одиннадцатилетний ненормальный, который находится на одинаковом уровне с девятилетними детьми”. Не не должно заблуждаться относительно того смысла, который мы придаем этим выражениям. Это только удобная форма для определения известной степени школьных познаний ученика”.
Бине и Симон уверяют, что являются сторонниками другой теории, которая признает, что ненормальный ребенок совершенно не похож на нормального с замедленным или остановившимся на определенном уровне развитием. Ненормальный не ниже нормального, но совершенно другой, его развитие идет в ином направлении.
Бине и Симон действительно придерживались этой, более динамичной точки зрения на сущность умственной ненормальности и, пропагандируя эту точку зрения, между тем предлагали такие методы диагностирования умственной недостаточности, пользовались такими выражениями при описании различных ее форм, которые дали повод причислить их к сторонникам той теории, от которой они отрекались.
Субъективно они стремились отграничить понятие “умственный возраст” от таких понятий, как “уровень знаний”, “способности”. Однако объективно вся из система измерения интеллекта привела к тому, что понятие “умственная отсталость” утратило свое истинное значение, смешалось с понятием “отставание в умственном развитии” и не рассматривалось как стойкое нарушение познавательной деятельности вследствие органических поражений центральной нервной системы. В результате (к которому Бине и Симон отнюдь не стремились) их метод диагностики и превратился в способ навешивания ярлыков. По результатам предложенного ими тестирования во вспомогательные школы направлялось множество детей, которые вовсе не являлись умственно отсталыми, хотя и отставали от нормы, то есть на определенном этапе своего развития объективно могли быть отнесены к ненормальным.
В последующие десятилетия эти недоработки Бине и Симона вылились в серьезные злоупотребления, что дало повод для праведного негодования в адрес какой бы то ни было диагностики и селекции. Однако, подобно тому как весь научной атеизм бессилен дискредитировать религиозную веру и вынужден сосредоточиться на издержках культа, так и критика тестового отбора оперирует фактами злоупотреблений и издержек, затмевающих изначальную здравую идею. А для того, чтобы очистить конструктивный в принципе подход от образовавшихся на нем деструктивных наслоений, нелишне и сегодня внимательно перечитать книгу почти столетней давности. Надо же в конце концов разобраться, какими средствами культивировать бесплодную почву. В этом, наверное, и состоит одна из важнейших задач психолога в образовании. Разумеется, на подмосковном суглинке никогда не вырастить ананасов. Но это еще не повод ни забросить его под пустошь, ни умиляться растущим на нем лопухам…
