«Натуральное» в культурно-исторической психологии [128]
Начну с одного «анекдота» — не в нашем смысле, а в том, какой это слово имеет у французов — с одной курьезной истории, которая однажды со мной приключилась. Когда я еще был на четвертом курсе, то с подачи одного приятеля мне заказали несколько статей для Большой советской энциклопедии. А кроме того подсунули небольшой, на страничку текст, уже написанный, об этой самой интериоризации, – просмотреть его и подправить. И потом, когда я в следующий раз пришел в редакцию, то редактор — Ю.Н. Попов — спросил меня: «Ну и что Вы думаете по поводу того текста?» «В принципе, – ответил я, – статья неплохая, но она имеет чисто историко-психологический характер, не отражает современного состояния проблемы, современных дискуссий…». На что редактор мне сказал: «Ну тогда напишите, как Вы сами это понимаете». И я написал свою статью. Но когда я свой вариант принес и его приняли, я все-таки спросил: «А та-то статья чья была?» — «Да какой-то там Гальперин ее написал». – «Но это же скандал! – воскликнул я. – Это же ведь и есть крупнейший специалист в этой области!» Я-то прекрасно это понимал, и в своей заметке я как раз гальперинскую точку зрения и попытался представить, поскольку как раз ее-то — как это ни парадоксально — и не было в статье самого Петра Яковлевича. Правда, Михаил Григорьевич Ярошевский, который тогда уже, наверное, предчувствовал недоброе в отношении меня, он так мой текст отредактировал, что в нем осталось еще меньше, чем было в первоначальной гальперинской статье.
К чему я этот анекдот привожу? К тому, что в том тексте Петр Яковлевич, как и в этой статье, ограничился при обсуждении самого понятия интериоризации только тем, что предшествовало ему: французская социологическая школа, Выготский и т. д. И это не из скромности и не потому, что он был просто осторожный человек. А потому, что его понятие интериоризации — и, я думаю, Гальперин это прекрасно понимал — было ортогонально тому, что можно было найти у Выготского. Об этом я пытался сказать в прошлый раз, но, по-видимому, это не прозвучало должным образом.
Для Выготского «интерпсихические» функции — это есть уже собственно психические функции. А для Петра Яковлевича это — только начальная точка процесса формирования «умственных действий» и это еще не есть психическое. Он всегда настаивал на том, что собственно психическое возникает только в конце процесса интериоризации, когда к тому же исходное предметное действие изменяется по всем четырем классическим параметрам.
Теперь я попытаюсь сформулировать основную свою мысль.
Я начну с ответа на реплику Анатолия Николаевича (Кричевца) и — в противовес ему — скажу, что как раз для практика — психолога и психотехника — предельно ясное понимание принципиального различия двух стратегий, или парадигм исследования — классической естественнонаучной (назовем ее вслед за Левином «галилеевской»), то есть собственно экспериментальной стратегией, и той, которую условно можно было бы назвать «исследованием через практическое — психотехническое — действие» — именно для практического психолога понимание различия этих стратегий имеет исключительное, критическое значение.
Своеобразным эпиграфом к тому, что я хочу сказать, я поставил бы слова, которые слышал однажды от Георгия Петровича Щедровицкого. Это были, конечно, шутливые слова, в которых он в такой шутливой форме пытался определить в дискуссии суть деятельностного подхода. «Когда, – сказал он, – встречаются мужчина и женщина и если у них что не так, то всегда мужчина виноват! Это и есть основной принцип деятельностного подхода».
Если вы последовательно придерживаетесь той стратегии действий, которая была определена культурно-историческим подходом… – только я хочу быть здесь понятым правильно: то, что я сейчас скажу, я говорю лишь в контексте сегодняшней дискуссии, это не то, на чем я сам стою и что я пытался бы отстаивать как свое место, – мне вообще кажется, что нужно искать не выбор между двумя этими альтернативами и не эклектическое их соединение, а некое «третье место», но об этом сегодня я говорить не буду, – так вот, если держаться контекста сегодняшней дискуссии, то следовало бы со всей решительностью сказать, что если исследование формирующего типа, то есть исследование через формирование, или исследование через практическое психотехническое действие развертывается успешно, то никакого места апелляции к «природе», к «физике», к «натуральному» не возникает и возникнуть не может. «Натурального» в таком случае как бы и не существует. «Природа» начинает «торчать» лишь тогда, когда в последовательной реализации этой стратегии, то есть в психотехнической работе, возникают сбои и разрывы.
А вот эти разрывные ситуации в работе практика, но одновременно, быть может, также и исследователя через эту практику формирования, могут интерпретироваться по-разному.
Они могут интерпретироваться деятельностно, то есть браться в отнесении к той самой психотехнике, посредством которой мы развертываем процесс формирования, и здесь — перефразируя Георгия Петровича — следовало бы сказать: ну что ж — значит, плохо формируем! Значит, нужно пересмотреть ту психотехническую стратегию, с помощью которой мы что-то пытались делать. Надо ее улучшить, и тогда опять эти сбои исчезнут. И тогда мы опять будем добиваться положительных результатов без того, чтобы что-то «торчало».
А можно развернуться на сто восемьдесят градусов и сказать, что вот здесь-то и начинает «торчать» природа, как то, что мы уже не можем ассимилировать в рамках формирующей стратегии. Если нам не удается ассимилировать разрыв в рамках формирующей стратегии, то мы получаем контрпример не только по отношению к нашему конкретному психотехническому действию, но и против самой стратегии. Но всегда при этом: вы не смогли, а я смогу. И главное здесь даже не то, что природа здесь то торчит, а то ей места не оказывается, а то, что даже если природа и начинает «торчать», то она начинает «торчать» через эту нашу психотехническую работу и, стало быть, – так, как это «торчание» определяет сама психотехническая работа. И если мы иначе начинаем действовать, то она и иначе начинает «торчать». И даже если мы затем начинаем развертывать нормальную научную, то есть естественнонаучную стратегию, отправляясь от этого разрыва, то мы будем развертывать свое исследование очень по-разному в зависимости от того, от какого разрыва и внутри какой психотехнической работы мы начинаем идти. Человек «рассекается» на «культурно-историческое» и «природное» в нем относительно психотехнической работы с ним. Даже если физика и возникает в рамках формирующей стратегии, она возникает всегда «на втором шаге» и относительно формирования.
