Часть III. Благие намерения: почему Джонни и Джинни больше не играют на улице
12. Откуда прибудут будущие заботливые хозяева природы?
Теория слияния
Защита природы зависит не только от организующей силы и руководящих организаций, она также зависит от качества взаимоотношений между молодежью и природой, от того, как молодые люди связаны с природой и связаны ли они с ней вообще.
Я часто раздумываю над тем, что именно привязывает меня к этому месту, к Южной Калифорнии, кроме хороших друзей, интересной работы и хорошей погоды. Конечно, это не та окружающая среда, что преобразована человеком, не та земля, которая изрезана на куски и изменена до неузнаваемости. Что я люблю, так это парки и старые окрестности города, особенно по утрам, когда все сглажено туманом. Я люблю побережье. Тихий океан, противящийся переменам, сохраняющий свою неукротимость для любителей серфинга Южной Калифорнии. Он надежный, всегда здесь и в то же время таинственный и опасный, а некоторые его обитатели превосходят человека по размерам и по непостижимости их тайны. Я не увлекаюсь серфингом, но коль скоро привязанность моя к океану существует, то ей уже никуда не деться.
Когда я еду на восток в горы через Меса Грандэ, Санта Изабель и Джулиан, я знаю, что это те самые места, которые живут в моем сердце. В них есть тайна, которая делает их непохожими ни на какие другие места на Земле. Однако всегда, да-да, всегда внутренний голос подсказывает мне: не привязывайся к ним слишком сильно. Из-за разрастания урбанизированных пригородных зон у меня появляется чувство, что и поля, и реки, и горы, которые я так люблю, могут исчезнуть, когда я приеду сюда в следующий раз, и по этой причине я не могу отдаться им со всей полнотой. Я думаю о детях, которые либо никогда не ощущали привязанности к природе, либо с самого начала научились не доверять собственным ощущениям. Испытывают ли они нечто схожее с моими чувствами, рождается ли в них такой же отклик?
Бесспорно, детям необходима настоящая привязанность к земле не только для поддержания здоровья, но и для того, чтобы они чувствовали потребность защищать природу, совсем как взрослые; не только в разговорах, но и как граждане, как члены общества, имеющие право голоса.
В течение двадцати пяти лет психолог Марта Фаррелл Эриксон и ее коллеги пользовались «теорией привязанности» (так они называли экологическую модель развития ребенка) как основой для длительного изучения взаимоотношений родителей и детей. Они применяли их для превентивного вмешательства в ситуациях, связанных с повышенным риском. Главным звеном работы Эриксон стало здоровье семьи как основной составляющей здорового общества.
Обычно, говоря о привязанности родителей и детей, мы очень редко наблюдаем отсутствие таковой, даже в тех случаях, когда родители безответственны, ненадежны и редко бывают дома. Скорее, мы имеем дело с привязанностями разного уровня. Например, ребенок, у которого родители хронически неотзывчивы (предположим, склонны к депрессиям), в целях самозащиты, во избежание боли, боясь оказаться отвергнутым, отстраняется, переставая проявлять к родителям интерес. Таким образом развивается то, что мы называем настороженно отстраненной привязанностью.
Я высказал предположение, что аналогичные симптомы дефицита привязанности отмечаются и в реакции людей, у которых слабо развито чувство связи с землей. По собственному опыту я могу сказать, что из-за ускоренного развития той части страны, где я живу, моя привязанность к этому месту довольно непроста. Многие из тех, кто живет здесь уже десятилетиями (я, например, приехал из Канзаса), приросли к Южной Калифорнии телом, но не душой. Исследуя развитие ребенка, мы видим, что теория привязанности основывается на глубинной связи между ребенком и его родителями, представляющей собой комплекс психологических, биологических и духовных процессов, и что без этой связи ребенок чувствует себя потерянным, уязвимым, беззащитным перед лицом возможных патологий в будущем. Я убежден, что нечто подобное наблюдается и в привязанности взрослых людей к месту, что эта самая связь с местом и дает им ощущение принадлежности к чему-то и смысла. Без глубинной привязанности к месту взрослые люди, точно так же, как и дети, чувствуют себя потерянными.
«Мысль о рассмотрении отношений ребенка с природой в ракурсе теории привязанности кажется мне очень интересной», — сказала Эриксон. Затем она добавила:
«Занимаясь в основном изучением проблемы развития детей, мы, кажется, довольно многое упускаем в области восприятия детьми природы. Было бы очень интересно проследить, как ребенок с детских лет воспринимает природу, а затем влияние этого опыта восприятия природы на его дальнейшее комфортное состояние и уважение к миру природы в целом. Комфорт и уважение — вот две вещи, которые являются центральными в вопросе изучения привязанности родителей и детей. Предоставив природным силам возможность успокаивать и смягчать нас в суматохе будней, было бы интересно проследить, как привязанность семьи к природе влияет на качество семейных отношений в целом. Основываясь на собственном опыте, я могу сказать, что для прочных взаимоотношений в моей семье благодатную, живительную силу дал опыт совместного общения с природой. Это и то радостное изумление, которое испытывали мы вместе с едва научившимся ходить малышом, который, отодвинув камень, обнаружил под ним великолепного жука размером с мышь, и наши прогулки в его школьные годы по реке в стареньком каноэ, и наши походы в горы».
Привязанность к земле идет во благо не только ребенку, но и самой земле. Как утверждал натуралист Роберт Финч, «существует такой важный момент в нашем отношении к месту, когда мы, вне зависимости от того, хотим того или нет, начинаем понимать, что нам больше ни до чего нет дела, вдруг убеждаемся против своей воли, что все окрестности, и весь наш город, и наша земля в целом — все потеряно». В этот момент, считает он, местный ландшафт больше не воспринимается как «живой, дышащий, прекрасный спутник человеческого существования, а как нечто, пережившее необратимую духовную смерть. И хотя угасшую жизнь можно поддерживать всевозможными техническими средствами — очищающими сточные воды растениями, „компенсационным“ увлажнением, программой поддержки моллюсков, известковой обработкой прудов с повышенным окислением, гербицидами для… прудов, программой подкормки прибрежной зоны, специально отгороженными местами для птиц, отдельно обозначенными „зелеными зонами“, — она больше не течет, а если еще как-то и продолжается, то уже не по собственной воле».
Когда какая-либо местность подвергается быстрому изменению, которое ведет к нарушению ее целостности, то возникает риск утраты детьми привязанности к этой земле. Если же у детей нет связи с землей, на которой они живут, они не возьмут у природы те физиологические и духовные блага, которые она дает, не смогут ощутить вечную преданность окружающей природе, месту, в котором они живут. Этот недостаток привязанности только укрепляет почву, на которой вырастает ощущение оторванности от первоосновы, ощущение, закручивающее трагическую спираль, в основе которой лежит отстраненность наших детей от мира природы.
Я не хочу сказать, что ситуация безнадежна. Это далеко не так. Группы охраны окружающей среды и во многих случаях традиционные организации скаутов начинают осознавать, какую угрозу природе таит в себе расстройство, вызванное дефицитом общения с ней. Некоторые из этих организаций, как мы увидим, встали на путь восстановления союза детей с природой. Они понимают, что, пока знания о природе обладают живительной силой, страстное желание спасти то, что осталось нам в наследство, будет тем топливом, которое позволит нам выдержать долгий путь. И путь этот пройдет через восстановление зеленых городов к восстановлению утраченной земли и воды. Страсть не получить ни с видеозаписи, ни с CD — она у каждого своя. Страсть к жизни поднимается из самой земли в испачканных ладонях ребенка, она проходит через пропахшие травой рукава в самое сердце. И если мы хотим спасти движение в защиту окружающей среды и саму эту среду, то мы должны спасти и вид, подвергшийся опасности исчезновения: мы должны спасти ребенка, кровными узами связанного с природой.
