ГЛАВА 4. ПОСЛЕДУЮЩИЕ ИНСТРУКЦИИ И ПРЕБЫВАНИЕ В ПОТОКЕ

На рубеже 1964-1965 гг. вследствие новых законов о применении ЛСД продолжать исследования с ЛСД в США стало очень трудно. Из двухсот десяти исследователей, первоначально работавших с ЛСД, осталось только шесть, уполномоченных продолжать работу. В новой атмосфере подозрения, недоверия и страха я решил прекратить работу, пока атмосфера не прояснится, и использовать этот перерыв для следования инструкциям гидов и очищения некоторых сторон моей жизни. В процессе общения со мной гиды осветили мне очень много неудовлетворительных аспектов моей жизни: например, то, что я накопил огромное количество обязательств по отношению к своим коллегам по профессии, моим служащим, детям и семье. Прежде чем я смогу прогрессировать дальше и глубже к более совершенной форме на этих высоких планах, мне необходимо решить проблемы, связанные с моими долгами на физическом плане. Эти долги главным образом относятся к проекту работы с дельфинами, которым я руководил. Моя деятельность состояла в исследовании мозга дельфина вида афалина. Карма, которую я накопил в связи с работой с дельфинами, была совершенно специфической.

Еще в моих ранних исследованиях, что-то около 1955 года я понял, что дельфины имеют большой мозг, больше нашего, и что их развитие выше нашего, но имеет странные и чуждые нам пути.

С 1959 по 1966 гг. я работал над проблемой установления связи с этими существами. С этой целью я использовал классические методы ловли дельфинов и их заключения в стенах лаборатории. Работа выполнялась двумя группами: в Сант-Томас и в Майями, штат Флорида. Группа в Майами в основном вела исследования на мозге. В Сант-Томасе главным образом проводились эксперименты по установлению связи с дельфинами.

Во время опытов с ЛСД в резервуаре на Виргинских островах с 1964 по 1966 гг. я натолкнулся на мощную систему понятий «идти с потоком», о следовании инструкциям гидов об ощущении пульса мира здесь, на планете Земля. Частично это пришло изнутри меня, частично из других источников, в настоящее время неведомых.

С благоговением, почтением и удивлением исследуя пространства внутри себя и в мире я обнаружил, что таким образом развивал в себе очень сильную нравственность. Эта этика начинала регулировать мою жизнь, мою позицию, мои отношения с другими и мои профессиональные обязанности. Эту этику я кратко передал в своей книге «Ум дельфинов», когда говорил, что взял перефразированное Эриком Эриксоном Золотое правило «Не делай другим то, что не хотел бы, чтобы делали тебе». Под «другим» подразумеваются и другие виды существ в этом мире.

Я закончил книгу «Ум дельфинов» в 1966 году, а в 1967 она была опубликована. Во время публикации я имел всю информацию, необходимую для выполнения инструкций двух гидов и для следования этой новой этике. Однако это следование их указаниям стоило мне множества беспокойств, многих друзей, боли моей семьи. Внезапно я понял, что должен прекратить эксперименты на дельфинах. То, что я делал и позволял делать от моего имени, стало противоположно моей ориентации и поэтому должно было быть прекращено. Если я хочу двигаться в этой области, в этих новых планах и общаться с этими новыми существами, проект с дельфинами должен быть полностью закрыт. Единственный путь, который я считал эффективным в этом отношении — это ликвидировать полностью весь действующий тогда проект работы с дельфинами и подождать несколько лет, пока не появится другой подходящий проект. Как я писал в «Уме дельфинов», новый проект означал бы полную свободу для дельфинов. Они должны были приходить и уходить только по своему желанию, а не по желанию людей. В этой книге я предлагал построить в море дом, часть которого будет затоплена, так что дельфины смогли бы войти и принять участие в «семейной жизни» этого дома. Как Маргарет (коллега), так и я пришли к этому заключению после попыток, предпринятых для установления связи с дельфинами в лаборатории, представляющей собой затопленную комнату в Сан-Томасе.

Чтобы выявить пути выполнения этого нового проекта, построенного на совершенно иных предпосылках, текущие работы должны быть прикрыты. В день, когда это ясное решение пришло ко мне и до того, как я передал его моим коллегам, один из дельфинов, бывших в Майами, перестал принимать пищу. В течение последующих трех недель, несмотря на применение мощных медицинских средств с целью вернуть ему аппетит, он был совершенно истощен и умер. Во время следующих трех недель четыре других дельфина покончили жизнь самоубийством, отказываясь есть или дышать. Прежде чем оставшиеся три дельфина также смогли бы покончить жизнь самоубийством, я решил отпустить их в море. Они были выпущены в приливно-отливный бассейн, связанный узким каналом с морем. Старшему из них было, по нашим подсчетам, около сорока лет, а остальные два были совсем юными — от трех до пяти лет. Прежде чем старый дельфин позволил молодым уйти в море, он обвел их вокруг бассейна и погрузил в воду. Они пытались выпрыгнуть, чтобы посмотреть на лодки и ответить людям, машущим им. Он знал, что это может привести к смерти в море. Многие люди держат в лодках ружья и стреляют в выпрыгивающих из воды дельфинов. Это продолжалось в течение трех часов. Когда он наконец заставил их держаться под водой, они все проплыли через туннель к морю, и это было последнее, что мы видели. Мы спрятались за стеной так, чтобы они не видели нас и не вернулись назад. За тем, что происходит, мы наблюдали через отверстие в стене.

Первоначальный план работы был основан на предпосылке, что пока мы не продемонстрируем подробно и объективно высокий уровень развития мозга дельфинов научной общественности, мы не имеем никаких надежд на то, что к нашему мнению о дельфинах как о высокоразвитых существах присоединятся другие. Они заслуживают сравнения с людьми, если не выше их. В самом начале проекта я согласился с нейроанатомами пожертвовать тремя дельфинами, так что они имели достаточно анатомического материала первоклассного качества для демонстрации анатомии мозга. Даже в то время я колебался относительно правильности такого вида опытов. Однако я санкционировал их с целью получения научных данных, чтобы представить дельфинов как первоклассные биологические организмы. Я предполагал, что это нужно для будущего, для того, чтобы наладить потом с ними самые наилучшие отношения. Однако мне до сих пор не по себе от такого оправдания. В самый разгар исследований на дельфинах мы наняли людей для работы в этой области. Мой нравственный долг состоял теперь в завершении исследования таким образом, чтобы эти люди не остались без работы. В течение последующего года всем им были найдены места. Группа, исследующая мозг дельфина, целиком переместилась в другую научную лабораторию в Бустере, Массачусетс. Свой компьютер мы отослали назад в Национальный институт умственного здоровья в Бетесде, штат Мэриленд. Накопление научной аппаратуры было причиной разлада между группой, работающей над мозгом дельфинов в их новом месте размещения, и Психиатрическим исследовательским Центром в Мэриленде, куда я переместил продолжение работ с ЛСД под легальным покровительством.

В течение 1964-1965 гг., когда я проводил эксперименты с ЛСД отношения между моей женой и мной стали невыносимо напряженными. При последующем прекращении всех работ с дельфинами она и я совершенно разошлись. Накопившееся между нами напряжение стало настолько мучительным, что появилась необходимость положить конец нашим отношениям.

Летом 1968 года появился последний доклад о дельфинах, озаглавленный «Репрограммирование производства звука дельфинами вида афалина». Он был опубликован в июле в журнале «Акустическая наука Америки».

Этот доклад изложил мою окончательную позицию в отношении существующего положения в области установления контакта с дельфинами-афалина. Были добавлены еще некоторые значительные технические подробности, о которых я писал в книге «Ум дельфинов», опубликованной раньше. Новые идеи, извлеченные из экспериментов с ЛСД, программирование человеческих биокомпьютеров и метапрограммирование мозга — все это использовалось в применении к дельфинам. Вместо использования ограниченной психологической структуры условных рефлексов, негативного и позитивного усиления и стимулов реакции, я нашел систему теорий и методик, основанную на концепции, названной «репрограммированием».

С этими теориями мы будем иметь дело на протяжении всей этой книги. Основной постулат состоит в том, что дельфин имеет очень большой биокомпьютер благодаря естественному подводу энергии и ее выводу в продолжительном блокированном состоянии обратной связи с человеком. Естественный подвод и отвод энергии его биокомпьютера усилены инструментально.

В переходный период, когда я передавал другим работу с дельфинами, я преследовал цель получить эффект, который мы уловили во время работы по установлению связи с дельфинами. С целью изучить вокализацию у дельфинов человеческой речи, мы записали сказанное дельфином на ленту, затем группы людей пытались понять, что сказал дельфин. В результате мы получили список из десяти слов, которые, как мы предполагали, были сказаны дельфином. Для полноты изучения мы провели также вокализацию человеческого голоса, что предшествовало опытам с дельфинами, и записали голоса на ленте. Мы обнаружили, что прослушивание повторяющегося слова на чистом и правильном английском языке вызывает больше замен слов, чем это делает эмиссия дельфинов. Если кто-то прослушивает повторяющееся слово на вращающейся бесконечно, в виде петли, ленте, в течение пятнадцати минут, он может услышать до тридцати слов, отличающихся от тех, которые записаны на ленте. Мы провели обширное изучение слова «размышлять» (cogitate). Было проверено примерно триста человек, которые слушали это слово от пятнадцати минут до шести часов. Эти люди должны были записать слова, которые они слышали, или сообщить их нам в микрофон по другому каналу того же самого регистрирующего прибора с лентой. От этих трёхсот лиц мы получили две тысячи триста различных слов. Триста из них указаны в словаре, остальные же мы обычно не используем. В этой работе я получил самую горячую поддержку со стороны Маргарет Нейссер, студентки, изучавшей лингвистику в университете штата Висконсин. Маргарет обладала неиссякаемой энергией и инициативой, и для изучения наших результатов использовала компьютерную систему IBM 360 в университете штата Иллинойс.

Доктор Хайнц фон Форстер из лаборатории биокомпьютеров был заинтригован нашими результатами и дал нам возможность использовать компьютер.

Анализ на компьютере показал, что для каждого отдельного звука слова «размышлять» человеческий биокомпьютер при повторении выбирает другие звуки, которые он затем слышит приходящими извне. Каждый такой звук называется фоном. Мы открыли, что в среднем люди имеют тенденцию выделять двенадцать отдельных фонов в первоначальном слове «размышлять». Минимальное число перерывов в слове составляло 3, а максимальное — 26. Число замен звуков в каждой из двенадцати частей было различным. Для первой части было пятнадцать замен, для второй — четыре различных звука, и т.д.

Оказалось, что этот эффект повторения слов сделал возможным продемонстрировать аудитории операции их собственного биокомпьютера, что и явилось причиной продолжения этой работы, которая переместилась от дельфинов к людям. Этот способ оказался чрезвычайно подходящим для демонстрации людям их собственного метапрограммирования себя и различных концепций биокомпьютера.

В дополнение к услышанным заменам слов я обнаружил, что некоторые люди совершают различного рода ошибки. В аудитории из двухсот человек около 10-12 процентов людей ошибаются и не подают сообщения об услышанных словах. Когда я пошутил над двумя из тех людей, которые не подали сообщения, и спросил, что случилось, они описали причины, очень похожие на переживания тех, кто находился в изолированном бассейне. К тому же мы обнаружили, что смогли программировать замены слов лицами, слышащими различным образом.

Для программирования замен субъект должен был слушать повторяющееся слово в течение часа, записать все замены, которые он услышал, и затем отпечатать их на карточках. Кроме того, субъект должен был вернуться к повторяющемуся слову и слушать его, одновременно глядя на карточку. Напряжение субъекта ослабевало и затем, когда он обращался к новой карточке, он слышал то замененное слово, которое было напечатано на этой карточке. Этот эксперимент показал, как визуальный ввод может программировать слышимое. Мы также выявили, что периферийное зрение, то, которое не задевает основную ось зрения, также может программировать услышанное. Мы печатали очень большими буквами замены слов на карточках и расположили их в районе периферийного зрения субъекта, в то время как он слушал повторяющееся слово. Затем он громко сообщал, что он слышит. Это было слово, находившееся на периферии его зрения. Несмотря на то, что он не мог прочитать его сознательно, это слово программировалось в слово, которое он слышал. Это было запрограммированное отклонение от самых отдаленных пределов периферийного зрения на 90 градусов к оптической оси в направлении фокусного центра. Прежде чем субъект смог сознательно прочитать слово на карточке, расположенной довольно далеко от центральной оси, (так что он никак не мог прочитать его сознательно), это слово на 90 процентов уже было запрограммировано для слышания.

Эксперимент продемонстрировал, что люди постоянно, не осознавая этого, являются запрограммированными с помощью периферийного зрения. Но вероятно, это не так уж плохо. Это позволяет нам водить автомобиль, ходить и выполнять различные другие действия, включая спокойное чтение, не задумываясь обо всем том, что происходит.

Человеческий биокомпьютер постоянно запрограммирован окружающей его средой, непрерывно, просто и естественно, ниже своего уровня осознания.

Мы заметили, что некоторые люди были совершенно потрясены эффектами, которые находились за пределами их непосредственного сознательного контроля. Они не могли воспринять тот факт, что мозг читает и регистрирует значение слова за порогом их сознания. Не имеет значения, что они изо всех сил старались не читать это слово до тех пор, пока они в этих попытках не ставили свою визуальную ось прямо на слово и тем самым портили весь эксперимент. С целью помешать таким эффектам наш наблюдатель смотрел им в глаза, и все случаи, когда испытуемые переводили взгляд, не принимались в расчет. Это потрясение было затем легко исправлено продолжительными демонстрациями. Когда эти результаты использовались и принимались человеком, он больше не терялся от потрясений из-за подсознательных реакций своего, компьютера. Позднее я использовал этот эффект, чтобы показать людям некоторые исследовательские механизмы в их собственном биокомпьютере в мастерской Исаленского института.

С помощью описанного эффекта повторения слова я узнал кое-что о том, как «идти с потоком», о расслаблении и об инструкциях по управлению своим биокомпьютером. Если, слушая повторяющееся слово, полностью расслабиться, можно быстро получить rice феномены, которые я описал выше. Но если быть как «тугой узел» и не дать себе расслабиться, даже если бы вы этого и хотели, эти феномены не появятся.

Дальнейшие уроки «вхождения в поток» и следования инструкции были даны мне в Топеке, штат Канзас, доктором Коном Годфреем и его коллегой Эллен Бойни.

Я хотел выяснить, смогу ли я в гипнозе достигнуть того же состояния, которое я достиг при экспериментах с ЛСД в 1964-65 гг. Еще при тех же обстоятельствах я проводил некоторые очень мощные ментальные телепатические опыты. Они демонстрировали тот факт, что если кто-то вошел в поток и следовал инструкциям двух гидов, могли случаться вещи, которые невозможно объяснить обычными научными средствами.

В Топеке мы втроем — Кен, Эллен и я — впервые очень близко познакомились друг с другом, в течение шестичасового сеанса устранив все помехи, касающиеся того, кем мы были и что мы хотели делать. Этот вид предварительной глубокой связи очень важен для способности расслабления, достаточного для достижения друг с другом программирующих эффектов «гипнотического транса». Чтобы расслабиться до степени, достаточной для вхождения в эти специфические «трансовые» состояния, каждый должен быть очень хорошо знаком с другим и ощущать к нему доверие.

На первом сеансе я решил попытаться погрузиться в более глубокое состояние. Они же должны были остаться на более легких уровнях транса. Я попытался снова достигнуть плана двух гидов. Я знал, что могу попасть на этот план при угрозе смерти или с помощью ЛСД в бассейне, что является комбинацией изоляции с химическим средством. Я хотел проверить, смогу ли я достигнуть этой сферы без помощи медицинских средств и без изоляции, в присутствии других людей.

Кен был программирующим, а Эллен оказывала мне поддержку, когда я погружался в более глубокое состояние. В попытках достичь гидов я натолкнулся на различные препятствия. Когда я входил в более глубокое состояние, пытаясь достигнуть сферы чистого золотого света, золотой свет появился слева, но справа показалось очень темное, угрожающее облако. Я чувствовал угрозу, зло, боязнь, несчастье, исходящие из участков правой стороны. Только правая сторона была источником моего болезненного состояния. Эллен Бойни находилась справа, Кен — слева. Мое существо разделилось на левую сторону с добром и на правую — со злом. Этот раскол был в конце концов уничтожен, когда Эллен начала работы над существами и силами, находящимися справа.

Этот опыт очень походил на тот, который я проводил, справляясь со своей мигренью при помощи ЛСД.

Затем у меня в голове открылась «дыра» в темный мир, и злые сущности с правой стороны вошли в мою голову. Эллен и Кен восприняли мое нежелание погружаться в более-глубокое состояние и запрограммировали мне выход из него. Внезапно зловещая темнота отошла, золотой свет разлился над всем моим существом и в области моего видения. Два существа или гида не появлялись, но их присутствие чувствовалось. Я получил от них различные инструкции относительно продолжения пути, который я выбрал. Я чувствовал, что они одобряют то, что мы делаем, и меня охватило блаженное состояние громадного удовлетворения. Я был в потоке и выполнял правильные действия, следуя данным мне указаниям. Это был стоящий опыт.

После эксперимента этой ночью я вернулся в свою комнату в отеле, размышляя перед сном о моем гиде-человеке в первых двух путешествиях, предпринятых с помощью ЛСД. В постели я тут же погрузился в глубокий транс. Я стал центром сознания великолепного блеска, любви и тепла, находящегося примерно в двух фугах выше тела. Я находился в спальне слева от кровати и мог видеть две настольные лампы по обе стороны кровати. В постели никого не было, на ней лежало только покрывало. Я смотрел вдоль левой стороны кровати. Меня охватило чувство любви и тепла.

Вдруг покрывало, свешивающееся с левой стороны кровати к полу, оказалось охваченным пламенем. Огонь пополз дальше и достиг изголовья. Почувствовался запах дыма, и я отошел назад, чувствуя угрозу. Затем я вернулся в комнату отеля и внезапно понял, что совершил путешествие из моего тела из Топеке, Кайме, в Биверли Хилз, Калифорния, и что я посетил спальню, где проводил свой первый опыт с ЛСД с помощью руководителя. Я вызвал ее по телефону и сразу спросила «Что случилось пять минут назад?» — «Я была в кровати с грудой книг и читала. Затем поднялась и пошла в ванну, вернулась и не могла найти свои очки среди книг. Тогда я схватила покрывало с кровати и яростно дернула его, сбрасывая книги на пол. Я очень редко теряю самообладание. Разыскав очки, я снова легла».

Я рассказал ей о том, что случилось со мной. Она согласилась сообщать мне обо всем, что произойдет с ней в ближайшие два дня. По ее мнению, важным было то, чтобы она первой рассказала мне о случившемся, и что мы не могли осуществить перекрестного или параллельного программирования.

На следующий день Кен, Эллен и я повторили эксперимент предыдущего дня. Произошло еще одно странное повторение из прошлого, и оно появилось как если бы я уклонился от встречи с двумя гидами. Когда я вошел в глубокий транс, я внезапно оказался на другой планете, не на Земле, в глубокой совершенно особенной вертикальной пещере со сферической комнатой на дне. Каким-то образом, не знаю как, я выбрался оттуда. Я посмотрел вверх из вертикального ствола и увидел на далеком конце туннеля голубой свет. Я ощутил опасность на стенках ствола, где находились, как я думал, «кристаллические формы жизни». Это были маленькие кубические и прямоугольные создания, исполняющие непонятную для меня работу на стенах ствола. Я определил, что размеры их всех были не больше трех-четырех дюймов.

Я как-то почувствовал, что пойман в западню в этой сферической камере, и даже не смел выйти через ствол из страха, что те существа могут со мной что-то сделать.

Мы условились, как я смогу сообщить о происходящем со мной из глубокого транса, и я сообщил обо всем Эллен и Кону. Эллен тут же сказала: «Я подниму вас из этого туннеля без вашего прикосновения к стенкам. Оставайтесь со мной. Я подниму вас, и вы выйдете».

Я немедленно начал подниматься из ствола, вышел оттуда через отверстие в поверхности планеты, увидел необъятное голубое небо и очень специфический пейзаж этой планеты. Она была золотой. Там не было зеленых тонов. Не было ничего, что я мог бы описать на человеческом языке. Это была совершенно особенная конструкция, очень гладкая и непохожая ни на что виденное мною прежде. На поверхности планеты жили другие существа, но мне они были совершенно не интересны, и я вернулся в комнату, где мы трое работали.

Позднее вечером Эллен захотела принять участие в опыте с повторяющимся словом. В этот вечер мы договорились, что Эллен будет участвовать в эксперименте в качестве испытуемой. В то время как она слушала громко повторяющееся слово с магнитофона у изголовья кушетки где она лежала, я лежал на другой кушетке и расслаблялся. Услышав замену слова, она должна была громко повторить его в микрофон. Я заметил, что расслабляясь все больше и больше, я продолжал слышать замены слов. Особенный эффект возникал, когда в ответ на произнесенную ею замену слова я слышал другое замененное слово. Единственное значение этого наблюдения состояло в том, что оно показывало мое очень сильное расслабление. Я вливался в поток. Внезапно источник повторяемого слова — звук — передвинулся с левой стороны комнаты, пересек ее и вошел внутрь моей головы, как если бы на мне были наушники. Одна часть меня знала, что громкий звук повторяемого слова исходил с дальней пропой стороны моей комнаты, а другая знала, что источник находится в моей голове. Я продолжал работать дальше с этим эффектом, сознавая, что я в трансе, и что есть одна из репрограмм особого плана, который приходит во вреда этого состояния сознания. Неожиданно, хотя мои глаза были закрыты, я увидел комнату, полную золотого света. С потолка комнаты свешивалась необычайно красивая люстра. Я был охвачен теплым чувством любви и почувствовал восхищение и удивление, глядя на эту красивую люстру в золотой комнате. Меня охватило то же ощущение, которое бывало в детстве при рассматривании видов роскошных дворцов из сказочных историй. Люстра состояла из кристаллических призм, сотни таких подвесок свешивались вокруг источника света. Свет, излучаясь, создавал мягкий золотой отблеск.

Когда эксперимент был закончен, я позвонил в Калифорнию и спросил моего руководителя, что происходило у нее в три часа дня. Она ответила: «Без пяти три я посмотрела на часы и вспомнила, что должна выезжать за детьми в Школу. Я начала спускаться по лестнице и взглянула на люстру, висящую на потолке лестничной клетки. Меня захватила ее необычайная красота, и я почувствовала детский восторг, любуясь ею и разглядывая ее детали, напоминающие красивейшие люстры из дворцов. Я спускалась по лестнице, продолжая любоваться люстрой».

Тогда я рассказал ей о своем видении в те же часы за тысячу двести миль от нее. Она была в восторге, и мы решили встретиться для дальнейшего обмена, когда я поеду в Калифорнию. Два эти опыта телепатии с моим руководителем показали мне одну вещь. Так или иначе, я проник в ум другого человека и разделил его состояние. В обоих случаях ее особое настроение передалось мне, как если бы я был ею. Люстра была моим непосредственным опытом, а горящее покрывало на кровати передало ее гнев. В этом последнем случае могло оказаться, что я устранил ощущение гнева, которому она предалась, и создал символическое представление самого себя.

В третьем эксперименте с Эллен и Кеном я ушел глубже и достиг плана двух гидов. Но полностью я не был способен проникнуть в эту сферу. По окончании серии экспериментов я уехал в Калифорнию. Я встретился со своим земным гидом, и мы обсудили результаты моих экспериментов. Она захотела послушать ленту, в экспериментах вводящую в гипноз Я достал диктофон с лентой, и мы сели слушать.

В этой ситуации я знал, что за чем следует на ленте. Я знал, кто из нас собирается говорить, Эллен, Кен или я.

Она не знала. Я снова вошел в легкий транс, и, очевидно, она, прислушиваясь к вводящей в гипноз процедуре, тоже. Эксперимент в этом случае занял около трех минут, а остальное время Кен, Змеи и я на записи ленты обсуждали эксперимент и другие вещи. Вдруг гад сказала: «Думаю, что я была с вами на этой встрече». Я ответил ей: «Как это могло быть, если вы были в Калифорнии?» Она сказала: «Я знаю точно, что будет сказано дальше, и кто собирается говорить». Она начала демонстрировать это мне. Пока одно лицо заканчивало фразу, она уже называла имя следующего и то, что он собирался сказать. Пока она все это делала, я вдруг понял — она была внутри моей головы, прислушиваясь к моей памяти. В течение двадцати минут она точно называла, кто будет следующим. Внезапно она прервала это занятие и сказала: «Я совсем не верю в свою телепатию. Этого не может быть». Я ответила «Но это есть. Вы определенно проникли внутрь моей головы таким же образом, как я в вашу, на расстоянии тысячи двухсот миль». В конце концов она приняла это утверждение и весело рассмеялась.

Эти опыты показали, что мне следовало бы исследовать гипноз более тщательно. Появилось решение ехать в лабораторию Эрнеста Хилгарда в университете Стенфорда. Это была единственная исследующая гипноз лаборатория, о которой я знал. Я провел там две недели, читая литературу, знакомясь с этой областью знания и проведя ряд экспериментов.

В университете прежде всего заинтересовались моей реакцией на их различные тесты. Они испробовали тест на «восприимчивость к гипнозу», который я назвал позже тестом на «талант к гипнозу». Мои баллы были очень высокими по сравнению с баллами студентов высшей школы, проверенных недавно. Они выявили, что когда люди становятся старше, их талант к развитию транса убывает. Они меньше желают быть запрограммированными со стороны внешнего программиста.

Тому, кто идет с поиском и следует указаниям относительно сознательных состояний, не составляет большого труда дать возможность кому-нибудь из внешнего мира выполнить это программирование. Однако если кто-то боится внешнего программирования, или боится, что это лицо собирается извлечь выгоду, или испытывает страх пред программированием вообще, он не сможет войти в глубокий транс таким способом. Студенты высшей школы были в этом отношении лучше студентов колледжа, а эти, в свою очередь, лучше групп из людей зрелого возраста, входящих в состояние транса. Вероятно, я был исключением: ведь я прошел через изоляцию с помощью ЛСД и воспринимал внешнее программирование гораздо легче. Я был также более терпимым при вхождении в эти состояния. Я мог принять транс с большим доверием, чем подобные люди из группы моего возраста. Мною был проведен один семинар об эффекте повторяющегося слова для группы лаборатории гипноза. Очень хорошо помню, профессор Хиллард ждал целых восемь минут, прежде чем услышал свою первую замену слова. Когда он ее услышал, его лицо осветила улыбка. Он сказал позднее, что не верил в эффект до этого момента. Можно относиться скептически к таким вещам до тех пор, пока сам не поэкспериментируешь прямо на себе. Однако я был очень рад, что он захотел выполнить эксперимент и услышать свое первое замененное слово. Скорость, с которой люди слышали эти замены, также отражала легкость их погружения в гипнотическое состояние, другими словами — талант к расслаблению и способность идти с потоком. Самые юные слышали замены немедленно и продолжали слышать намного больше, чем старшее поколение.

Мы нашли что-то вроде корреляции между способностью входить в транс и способностью слышать замены повторяющегося слова.

Я познакомился со студентами, окончившими отделение, и услышал много историй об их экспериментах с трансом и о различных эффектах, имевших при этом место. Некоторые из них были очень талантливыми и могли выходить при опытах из тела и испытали в глубоком трансе различные другие феномены.

В этой лаборатории я узнал многое об амплитуде личного опыта, который может быть запрограммирован в чей-либо биокомпьютер. Я узнал, что имеется множество различных состояний и различных феноменов, испытываемых в трансе.

Мне не особенно нравилась терминология гипноза, потому что она подразумевает что-то специальное, взятое из обычного опыта и пригодное только для профессионалов. Согласно моему опыту, эти состояния естественны, просты, легки и очевидны для того, кто хочет идти с потоком. Человеческий биокомпьютер способен воспроизводить множество различных состояний сознания и имеет обширную панораму состояний, которые в обычном состоянии не встречаются. Я узнал, что мои переживания, извлеченные после приема ЛСД в одиночестве и изоляции в бассейне, не были исключительными, как мне тогда представлялось. С помощью техники релаксации и концентрации можно достигнуть похожих, если не идентичных результатов. Во время своего пребывания в Статфорде я услышал институте Исален и решил съездить на побережье Бит Шур, чтобы познакомиться с работой этого института. Однажды в конце недели я присутствовал на семинаре по теме «О психозе и опыте саморазвития». Я хотел выслушать высказывания на эту тему, поскольку считал, что психоз можно объяснить как-то иначе, чем это делалось все предыдущие годы. Согласно моей новой точке зрения, психоз является необычным состоянием сознания, в которое впадает какое-либо лицо, и это каким-то образом мешает другим людям, поэтому это лицо подвергают изоляции от них. Я понял, что термин «психоз» является культурным, социальным термином, а также термином, имеющим дело со внутренним состоянием. Мое понимание выросло, когда я прочитал книги двух незаурядных психиатров. Внутренние состояния в психозе могут быть различными.

На симпозиуме выступали представители разных стран, в том числе сотрудники института Исален. Они сделали заключение, что психоз с классической точки зрения не представляет большого интереса.

Некоторые из присутствующих на симпозиуме прошли через состояние экстаза и сообщили, что это благотворно сказалось на их последующей жизни. Мне было интересно узнать, как эти люди смогли войти в такие специфические состояния сознания и оставаться в них в течение дня, недели или месяца. Это умение казалось мне удивительным талантом. С помощью ЛСД бассейна, сочетания того и другого, а также гипноза я достигал такого состояния только на несколько часов. В нем я сознавал, что если бы оно сохранилось и за пределами времени этих экспериментов, мои близкие, друзья и коллеги были бы сильно расстроены. Самое лучшее — это выйти из них вместо того, чтобы их сохранять. Сущность психоза, возможно, состоит в том, что человек, войдя в такое специфическое состояние, отказывается выйти из него. Он даже может злоупотребить им, изматывая своих родственников или друзей, вынуждая их заботиться о своей физической личности, чтобы иметь возможность оставаться в этом состоянии. Позднее я прочел биографию Рамакришны, написанную Кристофером Аймервудом, и заметил, что в Индии пребывание в этих специальных состояниях осуществить значительно легче, чем здесь в США. В случае Рамакришны имелись храм, поддержка и множество помощников, так, что он мог оставаться в этом состоянии часами, днями или неделями без помех. Конечно, они помогали ему, потому, что он был известен как святой. Таким образом, я узнал, что продолжительность пребывания в особом состоянии сознания ограничена обществом, социальным окружением, семьей и договоренностью с кем-нибудь позаботиться о его теле, пока он находится в этом состоянии.

В экспериментах с ЛСД в бассейне мне повезло. Они без помех выполнялись в отдаленном районе уединенных островов в Карибском море. У меня был полный контроль над окружением и людьми этого окружения, так что всякий риск появления помех с их стороны отсутствовал. Не было также опасности злоупотребления ими знанием о моем состоянии и информирования об этом посторонних. Я оставался в Исалене в течение трех дней семинара и познакомился с людьми и окружением на этом побережье. Я узнал кое-что о других людях Биг Шура и о преимуществах этого места с точки зрения определенных целей моего пребывания здесь.

Затем я заехал в Мэриленд, где меня ожидала другая работа в психиатрическом исследовательском центре. Несколько моих друзей и знакомых работали там и просили меня поработать вместе с ними над проблемами исследования в области ЛСД и изоляции. Приехав в Мэриленд, я обнаружил, что центр еще не был закончен. Мы провели много бесед и лучше познакомились друг с другом, примерно так же, как с Коном и Эллен, и я уехал.

Через несколько недель я вернулся и проводил большую часть времени с доктором Сэнди Литером. Мы подробно обсуждали, как лучше спланировать эксперименты с целью выяснения некоторых механизмов действия ЛСД-25. Эта группа была одной из шести, оставшихся в США, уполномоченных правительственными органами с некоторыми определенными ограничениями легально выполнять исследования с ЛСД-25.

Группа в течение нескольких лет исследовала ЛСД-25 на алкоголиках. Они отобрали несколько наиболее тяжелых случаев алкоголизма на территории Балтимора в госпитале и лечили их по системе, которую Хэмфри Османд и Эбрахэм Хофер успешно применяли в Канаде.

Вкратце, метод состоял в том, что проводилась интенсивная индивидуальная психотерапия с каждым пациентом один час в день в течение трех недель. Интенсивный опыт психотерапии с каждым пациентом под ЛСД-25 сменялся продолжительной психотерапией в течение одной или двух недель. Сам сеанс являлся программированием распределения энергии психотерапевтом. Во время сеанса использовали еще и музыку. Я наблюдал некоторые из этих сеансов по телевидению, прочитал все отчеты, написанные о пациентах, и тщательно ознакомился с результатами работы.

В общем, алкоголизм в наиболее тяжелых случаях не поддавался никакому лечению. Каждый из этих пациентов прошел через многочисленные формы терапии с целью отказа от алкоголя. Очень внушительным зрелищем было видеть их отказывающимися от алкоголя на период от шести месяцев до пяти лет с помощью лечения только указанным методом. Проводились психологические испытания и терапия в период после приема ЛСД. Я решил, что не смогу узнать о происходившем в этих опытах, пока сам не пройду через такой сеанс. Я чувствовал, что не смогу составить эффективную исследовательскую программу, если сам не испытаю, как чувствуют себя исследуемые субъекты, не пройду через их переживания. Моим научным оправданием явилось мое участие в исследованиях в области человеческой психологии под руководством Баззета в университете Пенсильвании, когда я еще был студентом медицинского факультета и в последние годы учебы приступил к работе.

Национальные исследования в области физиологии и психологии человека проходили следующим образом.

Если вы исследуете человека, вам необходимо следовать высказыванию Хэлдена: «Вы не можете понять, что действительно необходимо в области научного контроля, пока сами не явитесь первым испытуемым в вашем эксперименте». Профессор Баззет преподал мне это очень недвусмысленным способом.

Когда он хотел выяснить, что является чувствительным окончанием органов в коже, он поставил психофизиологический опыт с холодной ванной, сменяющейся горячей ванной, с целью определить температуру чувствительных окончаний крайней плоти на своем пенисе. Он отметил их чернилами, сделал срез и нашел с помощью микроскопирования образца и окрашивающей техники нервные окончания, вызывающие ощущения, которые он регистрировал.

Позднее, когда ему было необходимо узнать температуру человеческого мозга, он вставил в свой мозг термопару через яремную вену в области шеи. Он измерял температуру мозга, а кровь потоком текла из его собственного мозга. Он никогда никого не просил сделать то, чего он сам уже не испробовал на себе. Я следовал этой научной идеологии и в своих работах. Я не просил никого другого сделать что-то пока не проходил через опыты сам. Когда ясно, что во втором испытуемом лице нет нужды или это слишком опасно для него, то лучше проводить эксперименты только на себе. И потом просто ждать второго, готового к испытаниям исследователя, желающего экспериментировать на себе. Это в течение многих лет было доброй медицинской и научной традицией старых опытных исследователей.

В последние годы было наложено ограничение на психотерапевтические эксперименты с использованием ЛСД и в больнице Спринг Грав Стоит. Протокол экспериментов был раскрыт некоторым членам комитета для принятия решения, санкционировать или нет группе, представившей протокол, дальнейшее проведение опытов. Я просматривал протоколы упомянутого госпиталя. Ни в одном из них не предполагалось, чтобы исследователи первыми проходили экспериментальные процедуры.

Прекращение практики вовлечения исследователей в их собственные эксперименты в качестве первых испытуемых был следствием другой традиции.

Оправданием позиции противоположной школы явилось следующее. У пациента есть болезнь, например, рак. У исследователя нет этой болезни. Он не может испробовать на себе новое средство, так как ему этим средством лечить нечего.

Я совершенно не согласен с этим аргументом. Не следует делать с пациентом то, чего вы не хотели бы испробовать на себе. Даже если вы не болеете, какой бы ни была предлагаемая процедура, она не должна быть настолько опасной, чтобы помешать вам испробовать ее на себе. Если же она может повредить вам, ее не следует проводить на других. Пока вы, к вашему собственному удовлетворению, не докажете на животных, а затем на самом себе что эта процедура безопасна, лучше не применяла ее.

В пятидесятых годах я использовал этот аргумент против вживления электродов в мозг человека. Если вы сами не желаете подвергнуться этой процедуре, способной повредить мозг, нет никакого оправдания вживлению электродов в мозг другого человека. Это явилось убедительным доказательством, сдерживающим использование электродов в мозге.

Я начал применять этот аргумент в работе с ЛСД. Я выяснил, что ни один специалист в госпитале Спринт Грав не работал с ЛСД пока сам не прошел через эксперимент с ним как через обучающую процедуру. Поэтому когда я прибыл туда, стало очевидно, что они следовали этике, которая была и моей этикой, несмотря на официальные протоколы. Хотя и у меня был обширный опыт по работе с ЛСД я не принимал ЛСД при обстоятельствах, существующих в Спринт Граве. К тому времени у меня были твердые взгляды на то, что ЛСД мог сделать, а что — нет, и на то, что случается под влиянием ЛСД действие которого значительно варьируется в зависимости от дополнительно принятых человеком препаратов, от того, какая обстановка существовала вокруг него в это время. Поэтому, пока я не принял ЛСД, я не знал, что на самом деле происходило во внутреннем мире пациентов. Я не знал, как отражалось на них их отвыкание от алкоголя как от основного смысла их жизни.

Через несколько недель подготовки мы с Сэнди решили, что в течение следующих недель я смогу провести сеанс с ЛСД. К этому времени уже трудно было проведать сеансы на профессиональном персонале, так как они не были санкционированы соответствующими официальными организациями. Мы действовали согласно высоким этическим медицинским традициям, исходя из того, что врачи-ученые первые опыты ставят на самих себе. Мы чувствовали; что в конечном счете представители комитета и различные официальные представительства согласятся с этой точкой зрения. Нет другого реального способа в получении главной требуемой информации. Разрешение на обучающие (тренировочные) сеансы было научной необходимостью.

Причиной запрещения использования ЛСД был страх повреждения мозга и позднее — страх повреждения хромосом. Те из нас, кто принимал ЛСД в больших количествах, были подвергнуты обследованию, и никаких изменений в мозге найдено не было. Однако эти положительные сведения нельзя было опубликовать в неприемлемой истерической атмосфере, нагнетаемой национальной медициной против ЛСД.

Существовало также много слухов о том, что исследователи, принимавшие ЛСД или сходили с ума, или становились неспособными к своей профессии. Я проследил за причиной появления некоторых таких слухов, и выяснил, что же случилось с этими людьми. Насколько мне удалось выяснить, некоторые из них приняли довольно несостоятельную позицию в отношении использования ЛСД. Наиболее известный случай произошел с доктором Тимоти Лири, который был ученым в области не медицины, а психологии, и не имел медицинского образования. Он действовал в духе традиций научной медицины в своих стремлениях к пересмотру отношения к ЛСД как к некоторого рода таинству. Я думаю, что это была первая серия исследователей, принимавших вещество. В состоянии высокой первоначальной энергии и быстрых перемен, пробужденных ЛСД они недооценивали его действия и времени, нужного для правильной оценки того, что происходило. Во время моих собственных экспериментов я прошел через те же преувеличенно-восторженные реакции на некоторые опыты в бассейне. Я понял, что до тех пор, пока результаты опытов хорошо не продуманы, их лучше не представлять широкой публике. К этому времени перед нами уже был пример некоторых людей, которые совершили эту ошибку. Они преподали нам ценный урок. Так что фактически мы у них в долгу. Мы смогли избежать такой ошибки и продолжать работу, пока закон не делал ее невозможной.

Психология bookap

В отношении повреждения мозга я, в отличие от мнения других исследователей, чувствовал, что этого не может быть. Мы испытывали заполнявший нас нелепый Страх при проверке нашего мозга на осмотре. Чтобы проверить какую-то возможность повреждения хромосом, мы запланировали ряд экспериментов. Результаты оказали совершенно отрицательными. Даже если человек, настроенный против ЛСД и вычислил бы какое-то повреждение, он не смог бы объяснить его именно приемом ЛСД. В отношении причинения вреда детям, зачатым при приеме ЛСД, и беременным женщинам, мы можем сказать, что имеется много людей, принимавших ЛСД в качестве лекарства со дня его появления и состоявших на психотерапевтическом режиме, которые зачали и произвели потомство, принимая ЛСД Я знаю сейчас этих детей — это очаровательные дети. Нет никакого признака повреждения чего бы то ни было.

Когда национальная негативная программа достигла своей кульминации, она завладела умами многих ученых, и они выступили, доказывая вред ЛСД, не понимая реально, что они делают. Тщательные исследовательские проверки доказали, что эти люди были совершенно не правы в своих заключениях. Если вы желаете проверить это, загляните в доклады, опубликованные группой, исследовавшей ЛСД в госпитале. Кроме того, имеется объяснение серии моих экспериментов с ЛСД в бассейне в период 1964-1965 г. и временного изменения направления моих исследовательских интересов в изучении общения с дельфинами.