Глава 10. Р-В-Д и подростки
Если хотите спорить, давайте договоримся о предмете спора.
Однажды в группе подростков, которая занималась под моим руководством, один шестнадцатилетний паренек рассказывал о таком случае: "Я стоял на перекрестке. Горел красный свет. Родитель говорил: "Идти нельзя", а мое Дитя твердило: "Все равно пойдем". Пока я колебался, зажегся зеленый свет".
В этом — весь подростковый возраст. Тинэйджер постоянно сталкивается с необходимостью принимать решения. Но часто он ожидает, что ход событий сам приведет к решению, поскольку он еще не чувствует себя достаточно свободным для принятия самостоятельного решения. Мозг подростка приближается к полной зрелости. Тело — уже не детское. Но юридически и экономически подросток не самостоятелен. Попытки протеста часто гасятся сознанием того, что он все равно не способен на дельное решение, поэтому — зачем вообще что-то решать?! Подростки как бы пережидают свой неудобный возраст, плывя по течению, пока не загорится зеленый свет. В этих условиях Взрослый не получает достаточного развития. С наступлением совершеннолетия и юридической правомочности подросток чувствует себя потерянным, не знает, чего он хочет. Так, многие погружаются в бесцельное времяпровождение, ожидая, что вот-вот случится нечто такое, что все изменит. Так, однако, проходит четверть жизни.
Транзакции подростка, подвергающегося внешнему и внутреннему давлению, часто скатываются на примитивный уровень Родитель — Дитя. В подростковом возрасте, в период гормонального взрыва, когда подросток отворачивается от своих родителей как источника поощрения и ищет одобрения в кругу сверстников, переживания Дитя воспроизводятся с особой силой. Чувство неблагополучия пробуждается все чаще, а усвоенные в детстве способы борьбы с неблагополучием теперь уже таят в себе опасность. Нежность и непосредственность малыша вступают в противоречие с новыми условиями развития, внешними и внутренними. По мере того, как происходит болезненный процесс освоения самоконтроля, позиция "мое лучше" требует изменения. Навыки общения приходится осваивать заново. Подросток как бы вынужден публично читать книгу, которая впервые оказалась у него в руках и еще не вполне понятна. Он подобен пилоту, на полной скорости ведущему свой самолет в слоях облаков. Снизу нарастает грозовая туча сексуальной озабоченности и стремления к независимости; сверху угрожающе нависает родительская тревога и недовольство. Он чувствует, что тучи вот-вот сомкнутся, и отчаянно ищет просвет.
Главная трудность заключается в том, что зачастую и он сам, и его родители продолжают придерживаться старой схемы Родитель — Дитя. Привыкая рассматривать себя как взрослого, подросток продолжает ощущать себя ребенком. Родители стремятся предложить ему наиболее рациональный с их точки зрения стиль поведения и бывают крайне раздосадованы его протестом, задевающим их Дитя. Часто проблема состоит в том, что подросток путает своего внешнего родителя с Родителем внутренним. Ему трудно воспринять своих родителей как родителей подростка, поскольку в нем постоянно звучит старая запись, где они — родители трехлетнего малыша, с сурово нахмуренными бровями, рукой, занесенной для шлепка, и неизменным "нельзя" в ответ на любой вопрос. Внешние стимулы жестоко бьют одновременно и по его Родителю, и по Взрослому, и по Дитя. Возникает вопрос: кому же взять на себя транзакции? В младшем возрасте эта роль принадлежала Дитя, хотя в зависимости от индивидуальных особенностей имело место и некоторое количество транзакций на уровне Взрослого. Ныне же Дитя весьма уязвимо. Если маленький ребенок позволял реагировать своему Дитя, то это легко воспринималось как естественная детская особенность; теперь те же самые реакции подвергаются осуждению. Не страшно, если пятилетний малыш хлопнет дверью, но когда дверью хлопает здоровенный пятнадцатилетний парень… Надутые губки маленькой девочки могут даже показаться милыми, но выглядят некрасиво у девушки-подростка. То, что прежде считалось фантазией, в подростковом возрасте уже называется ложью. А детские записи остались прежними. Повадки Дитя в подростковом возрасте не исчезают. Вот что об этом пишет Бертран Рассел:
Мне так много запрещалось, что я усвоил привычку хитрить, сохранившуюся до совершеннолетия. Это стало моей второй натурой — скрывать свои поступки, и я так впоследствии и не избавился от привычки прятать то, что я читаю, когда кто-то входит в комнату. Лишь определенным усилием воли мне удается преодолеть это побуждение.
Это "усилие воли" и есть Взрослый. Взрослый способен распознать старую запись. Он также способен понять, что проигрывать ее бесполезно. Поэтому главное в подростковом возрасте — заставить Взрослого управлять этим взрослым телом таким образом, чтобы действительность настоящего возобладала над действительностью прошлого.
Основным моментом психотерапевтического лечения является высвобождение Взрослого у подростка и его родителей с целью построения отношений на уровне Взрослый — Взрослый. В отсутствие раскрепощенного Взрослого жизнь невыносима для обоих сторон. Проблема подростка заключается в том, что в нем присутствует сильный Родитель, подкрепляемый внешними родителями и заставляющий его вести себя определенным образом. Родители же, напуганные новой ситуацией, все чаще принимают решения на уровне своего Родителя, что является столь же неадекватным способом, как перевозка сена реактивным самолетом. И родители, и подросток так напуганы, что у всех Взрослый не находит выхода. Подросток извергает переживания Дитя, а родители, опасаясь, что их чувства возьмут верх, чаще всего подключают к транзакции собственного Родителя. Вне взаимоотношения Взрослый — Взрослый общий язык недостижим, и связь нарушается.
Мне очень нравится иудаистский обряд Бар Мицва, в рамках которого в символической форме устанавливается новое общественное соглашение, утверждаются взаимные ожидания. Он приурочен к тринадцатилетнему возрасту, когда еврейский мальчик становится мужчиной, принимая на себя общественные и религиозные обязательства. Этому предшествует соответствующая подготовка. Момент церемонии знаменует собой достижение вожделенной цели, и ему предшествуют упорные занятия и упражнения в соответствии с иудаистскими законами. К сожалению, подобное событие не происходит в жизни большинства подростков. Однако я знал одну семью, члены которой не были евреями, но в которой четырнадцатилетие сына было отмечено похожей процедурой. Ему было объявлено, что с этого дня он несет ответственность за каждый свой моральный выбор. Мальчик расценил это довольно серьезно, хотя и был озабочен последствиями такого решения. Несомненно, это пошло ему на пользу, поскольку таким образом молодой человек сознательно принял на себя ответственность, будучи к этому предварительно подготовлен. Ему с ранних лет оказывали помощь в принятии моральных решений, и он имел возможность наблюдать, как его родители сами осуществляют моральный выбор на основе их собственных нравственных ценностей.
Подросткам часто задают вопрос: "Кем ты хочешь стать?" Однако возбудить творческую мысль в этом направлении довольно трудно, покуда машинное время компьютера постоянно занято решением проблемы: "Кем я был до сих пор?" Мирра Комаровски использует такое сравнение:
Это похоже на то, как если бы человек ехал в автобусе, все места в котором, включая место водителя, обращены назад. Это как бы символ движения человека по жизни. Но наилучшим образом эта аллегория характеризует жизнь школьника, который хоть и осваивает огромные массивы учебной информации, в плане эмоционального развития обращен назад, а не вперед.
Если прошлое осознано и отфильтровано, компьютер не занят более старыми задачами и способен к творческому осмыслению реальности. Подросток тогда как бы садится в автобус, где все места имеют правильное положение и обращены вперед. Таким образом он оказывается свободен в своем выборе, видит, куда он стремится, а не пассивно следует тем путем, которого не выбирал.
Мне доводилось работать с несколькими группами подростков, собиравшимися еженедельно. Родители имели возможность встречаться со мной по вечерам. Главной была проблема общения. Постоянно возникавшие перекрестные транзакции сводили на нет любой разговор, начинавшийся с самых невинных фраз. Первым этапом психотерапии было ознакомление подростков и родителей с основными понятиями и языком Р-В-Д. Это была как фраза сортировки, приведения в порядок хаоса чувств и родительских наставлений, который был характерен как для детей, так и для родителей. В родителях перемешивались чувства страха, вины, неуверенности и заботы. То же самое можно было сказать и о подростках. Научившись пользоваться языком, все это объяснявшим, они обнаружили, что имеют много общего, а именно — у каждого есть Родитель, Взрослый в Дитя. Самым уравновешивающим подростка открытием являлось то, что и у его родителей сеть свое Дитя, содержащее немало болезненных записей. С освоением нового языка буря противоречий начинала утихать. Один из моих пациентов-подростков сказал: «Это чудесно, когда дома можно высказывать мысли, а не только говорить о вещах». Другой говорил: «Самое главное в системе Р-В-Д то, что вместо отношений Я-Ты возникает контакт шести человек». Во многих семьях люди являются как бы узниками друг друга. Вот слова одного мальчика: «От родителей уйти нельзя, потому что больше некуда деться.» А вот слова одного отца: «Я бы любил свою дочь, если бы она была моей соседкой, но жить с ней под одной крышей невыносимо». С помощью Р-В-Д все это можно по-человечески обсудить и объединить усилия ради того, чтобы сделать семью таким обществом, в котором жить не просто сносно, но приятно.
Однако не всегда легко превратить поле битвы в идиллию. Многие подростки с трудом отказываются играть в игру «Это они во всем виноваты», даже если механизм игры ими достаточно осознается. Родители предпочитают игру: «Посмотрите, как я стараюсь». Если атмосфера в семье накалена и дышит враждебностью, имеет смысл на недельку госпитализировать подростка и таким образом пресечь игры. Этим не только подчеркивается, что дома не все в порядке, но и дает возможность подростку переместиться из домашней атмосферы, провоцирующей дитя, в более благоприятные условия, где активируется его Взрослый Тогда и можно начать обучение. В то же время родителям преподают основы Р-В-Д. Подросток же после выписки продолжает посещать амбулаторную психотерапевтическую группу.
К сожалению, лечению иногда бывает положено плохое начало тем способом, каким подросток к нему привлекается. Один мальчик рассказывал: «В эту группу меня привели насильно, я об этом даже не знал, пока в один прекрасный день здесь не оказался. Это больно задело мое неблагополучное Дитя. Нас сюда направляют, потому что мы плохие. Правда, когда освоишь Р-В-Д, становится легче. А дома над тобой либо смеются, либо ставят в неловкое положение. Когда я пытаюсь что-то объяснить, мой старик обрывает меня: «Прекрати эту болтовню про Р-В-Д, и делай, что я тебе говорю!» Мне стало бы лучше, если бы я видел, что и моим родителям интересно научиться тому, чему научился я. Если бы они не вели себя, как прежде!» Родители этого мальчика поначалу не посещали занятий. В конце концов я настоял на их участии, после чего они сами были поражены, насколько улучшились взаимоотношения в семье.
Моим подопечным подросткам принадлежит ряд великолепных формулировок. Представьте: восемь-десять компьютеров работают одновременно над кристаллизацией нового смысла. Например, на одном из занятий я услышал: «По-моему, Родитель заинтересован не во всей личности, сколько в одной ее инстанции — в самом Родителе. Лишь Взрослый способен понять, что переживания Дитя тоже имеют значение». В другом случае один из подростков сказал: «Мне кажется, что наша мыслящая часть всегда запаздывает, а чувствующая поспевает первой. «Я чувствую» — это сильнее, чем «Я думаю». От «Я думаю» можно отмахнуться, но «Я чувствую» овладевает тобой целиком». Другой говорил: «Только мой Взрослый может уважать отца и мать, Дитя слишком своенравно и неразумно».
Многие родители опасаются доверять ответственные решения Взрослому своих детей. Отец дочери-подростка говорил: "Когда в пятилетнем возрасте она играла с бритвой, я просто бритву отбирал. Теперь она играет с бритвой другого рода, так что мне ей сказать — "Продолжай играть?" Разница состоит в том, что в пятилетнем возрасте девочка еще не обладала достаточной информацией о том, к какой неприятности может привести ее игра. Но четырнадцатилетняя девушка-подросток имеет, или по крайней мере должна иметь, достаточное представление о последствиях. Конечно, если родители с малых лет заботились о том, чтобы она усвоила моральные ценности, ценность человека как личности, а значит — и свою собственную ценность.
Доверять Взрослому — вот единственный конструктивный способ противостоять тем бесчисленным провокациям, на которые способен подросток. Если девочка-подросток объявляет о своей беременности, сейсмограф семейного Р-В-Д зашкаливает. Родители дают волю своему Родителю, разгневанному и осуждающему; их Дитя переполняется страданием (еще одно поражение), злостью (как ты могла так с нами поступить?) и виной (поскольку внутренний Родитель бичует провинившееся Дитя). Как родителям встретить заявление дочери? Родитель и Дитя застыли в отчаянии, но Взрослый способен отстраниться от этой бури и обдумать создавшееся положение. Он в состоянии оценить, какие проявления Родителя и Дитя могут быть допустимы и даже полезны в том, чтобы помочь дочери справиться с тяжелой ситуацией. Самое мощное влияние проявится в том, что дочь увидит, как родители, страдая от тяжких переживаний, удерживаются во власти своего Взрослого, делая выводы на основании того, что есть на самом деле и как должно быть.
Ей самой в последующие месяцы также предстоит держать себя в руках. Взрослый может и должен оценить реальную ситуацию: переживания дочери и родителей; тяжкое переживание неблагополучия всеми ими; позор, который ложится на всех; трудности того, что предстоит; выбор за или против замужества, за или против ребенка — короче, все последствия.
Во многих семьях еще большим потрясением было бы заявление дочери: "У меня сегодня свидание с Джоном. Он — негр". Предубеждение против межрасовых браков гораздо сильнее, чем против добрачной беременности. Кое-кто из родителей реагирует на это криком: "Ах ты, дрянь! Вот только увижу тебя с этим парнем — убью!" При этом, однако, осознается, что Джон — лучший ученик в классе, сын добропорядочных родителей, собирается поступать в колледж… — то есть почти идеал, если б только не черный. Усугубляет проблему то, что в школе дочери преподносились идеалы равенства и расового равноправия. Включая в транзакцию Родителя, родители увеличивают разрыв между реальностью и ее восприятием. Но есть и иной путь — подключить Взрослого, который воспринимает реальность не как враждебную, а "как необходимую часть того, что следует сделать". Это требует от человека необычайной ясности восприятия и прямоты взглядов, чтобы построить межрасовые отношения "Взрослый — Взрослый". Увы, общество к этому еще не готово. Родственники и знакомые, еще вчера провозглашавшие абстрактные идеалы равенства, высказывают свое неодобрение. Когда-нибудь, наверное, перестанут. Но окажется ли пара достаточно сильной, чтобы дать своему Взрослому построить взаимоотношения в таких неблагоприятных условиях? Реалистичная оценка последствий — единственный способ справиться с ситуацией. Риск велик, но существует также возможность укрепить своего Взрослого, подготовить его к полной независимости.
Один из примеров неадекватной родительской установки — отношение к внебрачному сексу. Из поколения в поколение родители более или менее успешно использовали пугала беременности и венерических заболеваний, однако научный прогресс значительно снизил эти угрозы. Сегодня еще существует реальная вероятность навлечь позор на семью, но она уже гораздо меньше, чем в прежние времена, поскольку отношение многих к внебрачным половым контактам стало более позитивным. Эротические журналы, реклама, кинофильмы, а также многие аспекты жизни взрослых стимулируют даже романтизацию таких отношений. Взрослый способен взглянуть на проблему по-иному и задаться вопросом: "А что это дает личности?" Ф.А.Олдрич так формулирует эту проблему:
Многие молодые люди считают, что если двое по обоюдному согласию, никому не причиняя вреда, готовы вступить в половые отношения, то что в "этом плохого? Плохо именно то, что одна из важных ценностей — интимная близость — обесценивается. Половые отношения становятся случайными и не приносят того, что могло бы быть их следствием. Единственной проблемой становится безопасность контакта. Грех внебрачного секса состоит не в том, что что-то отдается, а в том, что отдается недостаточно.
Не существует абсолютных заповедей за исключением той, что недопустимо пользоваться человеком как вещью, в том числе самим собой. Если временная связь в конечном итоге порождает снижение самооценки и закрепление неблагополучия, то внебрачный секс приводит только к разрядке физического напряжения и не дает взаимного наслаждения людей, испытывающих безграничное влечение друг к другу. Как можно наслаждаться такими отношениями, когда существует множество других людей, способных занять место одного из партнеров? К тому же многие девушки отмечают, что опыт полового сношения не доставил им удовольствия и не привел к оргазму. Одна из них так и говорила: "Я ожидала от этого очень многого, но не получила ничего". На вопрос, испытывает ли его подруга оргазм, один юноша ответил: "Я не могу ее об этом спросить, мы не настолько хорошо друг друга знаем". Половое сношение без человеческой близости может привести лишь к утрате самоуважения. Впрочем, это справедливо и для взаимоотношений супругов.
В прекрасной книге епископа Джеймса Пайка "Тинэйджеры и секс" рассматриваются все те связанные с сексом проблемы, с которыми сталкиваются подростки и их родители. Главная идея книги: половая жизнь связана с моральной ответственностью.
…Мы сталкиваемся не с абстрактными принципами, а с теми реальными последствиями — хорошими или дурными — которые решение одного человека может повлечь для другого. Теолог Мартин Бубер указывал, что наше отношение к Богу — не "Я — он", а "Я — Ты". И между людьми отношения тоже должны строиться по принципу "Я — Ты": основополагающая нравственная норма состоит в том, что к человеку нельзя относиться как к вещи.
Каким бы ни было решение в каждом конкретном случае, это должно быть ответственное решение. Епископ Пайк продолжает:
В конце концов, по сравнению с тем, что наши дочери и сыновья будут или не будут делать, более важным является то, как они понимают значение полового акта — этого таинства, внешнего проявления внутренней красоты. Физическая близость выражает не только духовное и эмоциональное единение мужчины и женщины, — таким образом это единение укрепляется. Это дело доброе. Любые накладываемые на него ограничения должны основываться на том, что доброе дело не может быть осуществлено в определенных условиях. Если ограничения основаны на признании секса благом, а не злом, то молодые люди будут основываться на более здоровых побуждениях при вступлении в брак и с большей вероятностью получат сексуальное удовлетворение B семье.
И вот проблема: как идеи, подобные вышеизложенным, могут стать предметом разговора подростка и взрослого, если те разделены барьером недоверия, неловкости, раздражения и упорным отказом подростка общаться с мамой и папой ("О чем мне с ними говорить? Я свое место знаю!"). На примере моей беседы с пятнадцатилетней девушкой можно увидеть, как Р-В-Д способствует обсуждению многих сложных встающих перед подростком проблем, включая и проблемы секса. К моменту этой беседы девушка посетила четыре индивидуальных и восемь групповых психотерапевтических занятий. Данная беседа — очередное индивидуальное занятие. П означает "психотерапевт", С — Салли (имя изменено).
С: Знаете, вы говорите как психиатр. Конечно, вы и есть психиатр, но это так бросается в глаза.
П: А что, это плохо?
С: Ну, это очень похоже на телепередачу о психиатрии, а я такие передачи ненавижу. Я вот выгляжу как типичный пациент. Хотя я, конечно, знаю, что так оно и есть.
П: А почему бы нам не поговорить о Р-В-Д?
С: Сегодня я не могу. Я не умею этим пользоваться, сейчас я это не использую. Все, что я знаю, абсолютно, полностью неправильно.
П: Ты понимаешь, что ты говоришь?
С: Нет.
П: Ты говоришь сидящему перед тобой человеку, который ведет себя как психиатр: "А ну-ка, попробуй изменить меня". Не это ли ты на самом деле говоришь?
С: Разве я так говорила?
П: По-моему, ты это имела в виду. Я спросил тебя, почему ты не пользуешься Р-В-Д, а ты ответила: "Я не могу этим пользоваться, я не собираюсь этим пользоваться, попробуйте-ка меня заставить".
С: Я не сказала, что вообще не могу, только сегодня я не чувствую себя использующей это. Я сегодня нервничаю, в этом все дело. Я вообще какая-то возбужденная в последнюю пару дней.
П: И поэтому ты хочешь сегодня разыгрывать из себя нервную.
С: Ничего я не хочу разыгрывать. Мне просто нужен более сильный транквилизатор.
П: Более сильный транквилизатор?
С: А почему бы и нет? Я хочу принять более сильное лекарство. А на занятие я вообще сегодня не хотела приходить.
П: Сильное лекарство ты хочешь принять потому, что ленишься воспользоваться Р-В-Д.
С: Я пробовала этим пользоваться, но я такая невыдержанная…
П: Так что в этом нового?
С: Что нового? (смеется) Я очень вспыльчивая, но я такой не была, когда выписалась после лечения.
П: Для тебя это единственный вариант — быть вспыльчивой?
С: Нет, я стараюсь такой не быть, но иногда я такая.
П: Ты теряешь над собой контроль?
С: Не совсем, но когда я становлюсь бешеной и пытаюсь это скрыть, меня начинает бить дрожь. Вы меня понимаете?… Меня все это злит и сегодня я на всех злюсь. Мне надоела эта психиатрия. Я говорю как настоящий псих, правда?
П: С улыбкой — я рад, что ты при этом улыбаешься.
С: Да, меня это забавляет. Но… я из-за этого переживаю. Знаете, как это происходит?
П: Как?
С: Сначала я улыбаюсь, потом смеюсь, потом мне становится грустно, потом…
П: Ты можешь рассказать мне, что тебя огорчает?
С: Нет
П: Тебе хочется расплакаться?
С: Я надеюсь, нет. Да нет, я в порядке. Просто я сегодня расстроена, я это знаю — и это меня злит. У нас ничего не выходит. Давайте лучше все это прекратим, и я стану пить таблетки. Что со мной такого, кроме головной боли и всякой чепухи?… В чем моя проблема?
П: Ты не хочешь расти.
С: Вы мне это однажды говорили. Вы сказали, что я не хочу вырасти. Сейчас это не так.
П: Я не знаю, что значит "вырасти", я сказал "расти", открывать для себя какие-то новые идеи.
С: Какие идеи?
П: Р-В-Д.
С: В больнице я это для себя открыла. Потом дома я чувствовала себя хорошо.
П: Почему твой Взрослый сегодня молчит?
С: Не знаю.
П: Вот и твердишь: "Я расстроена. Не могу. Не буду. Я вообще сюда не хотела приходить. Я — псих, а вы — занудный психиатр".
С: Но сегодня так оно и есть.
П: Это уже не пустые слова. Здесь заговорил Взрослый. Так вот сегодня обстоят дела.
С: Но я не могу постоянно ощущать в себе Родителя, Взрослого и Дитя.
П: Хм, неплохая мысль. А я могу.
С: Вам хорошо, а у меня это сейчас не получается.
П: Но почему?
С: Потому что…
П: Потому что твоему Дитя нравится верховодить.
С: Наверное, это иногда случается. Но я не знаю. Я ведь всю жизнь прожила, ничего не зная об Р-В-Д.
П: А как ты ладишь со своим отцом?
С: Как лажу — я к родителям хорошо отношусь.
П: А как твоя мать?
С: Отлично, мы с ней стали ближе, чем когда-либо раньше. Я их обоих люблю и хотела бы быть им хорошей дочерью. Но я не знаю, у меня развивается какой-то комплекс вины — мне кажется, я такая дрянь…
П: Хорошо, давай посвятим этому секунд шестьдесят. Потому что я не понимаю, отчего ты должна считать себя дрянью.
С: Если вся эта психиатрия будет продолжаться, я доанализируюсь до точки.
П: А это плохо?
С: Ну да.
П: Вовсе нет, если это поможет тебе кое в чем разобраться.
С: Не всегда помогает. У меня, например, есть близкий друг, так я думаю, почти сумасшедший. Я его знаю несколько лет. Ни к каким психиатрам он никогда не пойдет. Он так далек от реальности. Постоянно занимается самоанализом. Он читает книги.
П: Он твой ровесник?
С: Да.
П: Понимаешь, одно дело заниматься самоанализом, не имея для этого подходящего средства. А у тебя есть Р-В-Д, и это поможет тебе найти нужные ответы.
С: Ну хорошо, я вам вот что скажу. Я не уверена, хочу ли я все время использовать своего Взрослого. Я стараюсь его включать как можно чаще. Но иногда мне этого не хочется, во мне какая-то борьба. Это значит — быть почти совершенной, все делать как надо в нужное время. В этом есть что-то почти нечеловеческое.
П: Я понимаю, что ты имеешь в виду. Мы уже говорили, что твое Дитя иной раз может придать тебе обаяние. Так что не надо его выключать насовсем. Пускай в тебе всегда будут и Родитель, и Взрослый, и Дитя. Действительно, и Родитель, и Дитя могут подавить Взрослого. По-моему, вся хитрость в том, чтобы Взрослый всегда был включен, даже если верх берет Дитя, Если Дитя не терпится поиграть, пусть Взрослый ему это позволит. Но он должен быть уверен, что все хорошо кончится. Ты сама знаешь, в какую беду может попасть девушка, если позволит своему Дитя играть в опасные игры. Да?
С: Кажется, да. Вы имеете в виду — когда начинаешь кокетничать, и все такое?…
П: Вообще, так.
С: И не знаешь, когда остановиться?
П: Правильно. Когда Взрослый не может урезонить Дитя, недалеко до беды.
С: Так можно сказать обо всем, не только…
П: Правильно. Обо всем. Дитя может пожелать взять что-то, что ему не принадлежит, или использовать другого человека как вещь.
С: Ну что вы такое говорите?
П: Я видел, как маленькие дети манипулируют взрослыми.
С: И я манипулирую, а это плохо. Так?
П: Не знаю, правильно ли сказать — "плохо". Но если ты пользуешься другим человеком, а его это огорчает и заставляет чувствовать себя плохо, то от этого надо отказаться. Или иначе: если я позволяю манипулировать собою, то это скорее всего приведет к огорчениям. Если я, сам того не осознавая, манипулирую другими, они платят мне той же монетой, и мне в конце концов станет плохо. Понимаешь? А когда мы научаемся всем этим манипуляциям? В возрасте двух-трех лет.
С: Да, я, бывало, манипулировала своим отцом и теперь иногда это делаю. Может быть, вы не назовете это манипуляцией. Он ведь сам это позволял. Я и не знаю — может быть я это делала, а может и нет.
П: То, что происходит между тобой и твоим отцом, наверное, содержит элементы манипуляции, но это — одно из условий той радости, которую получает отец дочери-подростка. Ты ведь знаешь, ему приятно видеть, когда ты довольна, ему нравится выполнять твои просьбы и делать тебе подарки. Но ты можешь пользоваться его великодушием, его теплыми чувствами, а это нехорошо для вас обоих, потому что становится привычкой.
С: Но я так делала.
П: Что ты делала?
С: Я пользовалась им и его великодушием. Я получала все, чего хотела. Он так любит меня. А я, если была в плохом настроении, даже не позволяла ему ко мне прикоснуться. Я его отталкивала, была так жестока. Так было даже, когда я лежала в больнице. Когда он привел меня туда, то хотел обнять, а я отстранилась и сказала, чтоб он этого не делал. А потом засмеялась и спросила: "Ты обиделся?" Как будто я нарочно хотела сделать ему больно. Он ответил: "Да". Вот тогда-то я почувствовала себя совсем скверно.
П: И ты не обняла его?
С: Нет.
П: Жаль. Твой Взрослый должен был позволить твоему Дитя обнять отца, потому что одна из главных заповедей Взрослого — никому не делать больно.
С: Я теперь стараюсь так себя вести. Если он захочет меня обнять, я ему это позволю. Если же мне не захочется проявлять своих чувств, просто позволю себя обнять и все. Но я очень люблю его.
П: Но не хочешь обнять его сама?
С: Я, пожалуй, постараюсь показать ему, что люблю его. Поцелую в щеку или что-нибудь в этом роде. И маму тоже. Я и раньше иногда это делала, но чувствовала себя неловко…
П: Понимаешь, общаясь с родителями другого пола, Дитя пугается самого понятия "пол". Над твоим Дитя надзирает внутренний Родитель, из-за него Дитя боится всего, что связано с полом. Но Взрослый может сказать: "Послушай, это же вполне нормально — любить своего отца и выражать свои чувства объятием". Так Взрослый может руководить Дитя.
С: Я и стараюсь.
П: Молодец.
С: Я очень стараюсь.
П: Это серьезная проблема для подростков.
С: Я не знала.
П: Это действительно так.
С: Правда?
П: Существует такое слово — табу.
С: Причем здесь это?
П: Не понимаешь? От поколения к поколению передается запрет — табу. Любовь к представителю другого пола нормальна, если ты не связан с ним кровными узами. Это величайший запрет. Но эта информация нуждается в переоценке. Я могу помочь любому подростку вести себя просто и естественно по отношению к любимым родителям, если я помогу их Взрослому открыться для переоценки информации. Ты не можешь любить представителя другого пола, потому что не видишь важных различий. Когда человек их осознает, он становится способен проявлять чувства и на уровне Взрослого, и на уровне Дитя, а Родителя Взрослый успокоит. Дитя может больше не бояться Родителя, потому что Взрослый адекватно оценивает информацию с учетом реальности. Родительские данные тоже когда-то были усвоены. Когда?
С: В три года.
П: Правильно. Но тогда все было совсем иначе, чем теперь. А ведь у тебя прекрасный папа, и когда я вижу вас вместе, сразу ясно, что ты — его гордость и радость.
С: Никакая я не гордость. Я — дрянь.
П: Почему ты так считаешь?
С: Потому что я принесла ему столько огорчений. Я чувствую себя виноватой. Он так страдает.
П: Ты сильно любишь его. Но ты однажды сама говорила мне, что так обращаешься с ним, потому что хочешь выдержать дистанцию, боишься сблизиться с ним.
С: Мы всегда были близки. Правда, очень близки.
П: Конечно, ты ведь его единственная дочь.
С: Да, я понимаю. Одно дело — отец, а другое — все эти мальчишки. Я дружу со многими ребятами, но мне в них кое-что очень не нравится. Они слишком много думают о сексе и часто многие так на меня смотрят, хотят от меня чего-то, и я…
П: И как ты себя при этом чувствуешь?
С: Не очень хорошо. Я не люблю, когда меня трогают без моего желания. А мальчишки любят распускать руки. Мне это не нравится, но мне всегда трудно сказать "нет". Даже когда я говорю "нет", получается как-то неуверенно, и им кажется, что я поддаюсь. Так что мне приходится все время держать себя в руках.
П: Давай разберемся. Вся эта информация анализируется тремя способами. Дитя хочет поиграть, а у Родителя всегда наготове "как тебе не стыдно", "держи себя в руках" и еще множество подобных формулировок, соответствующих ситуации. Взрослый же способен понять стремление Дитя поиграть, а Родителя — осуждать. У Родителя всегда есть в запасе набор запретов, но Взрослый ориентируется на действительность и должен задаться вопросом: Что в действительности означает эта транзакция? Что она мне принесет? В чем заключается риск? Каковы будут последствия? Помнишь, в нашей группе есть девушки, пережившие серьезные неприятности из-за того, что они пренебрегали последствиями. Мы знаем, что анализ последствий — дело Взрослого, Дитя последствия не интересуют, ему бы только поиграть. Сколько подростков, попавших в беду, прежде обдумали последствия своих решений? Я скажу тебе, сколько — ни один. Но есть и другие, у которых сильный Взрослый. Таких немного, но я их встречал. Многие из них занимались в наших группах.
С: Этому трудно научиться. И потом, ведь есть какие-то принципы. Мы их усваиваем от родителей и друг от друга. Подростки многое между собой обсуждают.
П: Да, и есть моральные принципы, которые реалистичны. Это ценности Взрослого. Взрослый знает: никому нельзя причинять вреда. Каждому свойственно представлять себя самым главным человеком в этом мире. И ведь ты же не хочешь, чтобы этому человеку стало плохо, что бы он попал в такую ситуацию, из которой трудно выбраться.
С: А вы знаете, как я себя веду?
П: Как?
С: Я имею привычку дразнить. Мальчишки даже называют меня соблазнительницей, а это плохо.
П: А что они имеют в виду? Что ты их к чему-то подталкиваешь?
С: Вроде того. Каким-нибудь словом, жестом, иногда неосознанно, а иногда и нарочно.
П: На это можно посмотреть с двух точек зрения. С одной стороны, ты обаятельна, привлекательна, и это хорошо; с другой стороны — ты ведешь себя в провоцирующей манере, а это…
С: Плохо, но я все же порой это делаю.
П: А знаешь, где ты этому научилась? Роль соблазнительницы девочки усваивают очень рано, потому что таким образом они производят впечатление хорошеньких…
С: Когда же это происходит?
П: Представь: папа смотрит на свою куколку, она такая миленькая, и папа дает ей за это конфетку или игрушку.
С (со смехом): Может быть, именно так я этому и научилась. Но тогда это папина вина.
П: Здесь нет никакой вины; ведь это удовольствие и для отца, и для дочери.
С: Да, но если так вести себя с другими…
П: Это может быть просто развлечение, не так ли?
С: О, да.
П: Это действительно так, если Взрослый всегда рядом с Дитя, когда Дитя дразнится или соблазняет — как ни назови. И Взрослый берет на себя руководство транзакцией, когда мальчик начинает себе кое-что позволять…
С: Но дело не только в мальчишках. Бывает, на меня засматриваются взрослые мужчины, и иногда мне это даже льстит. Мне даже хочется, чтоб на меня смотрели. Но иной взгляд трудно выдержать, и тогда я пугаюсь.
П: Вот что как бы говорит он, и что говоришь ты. Он: "Послушай, я хочу тебя использовать"; ты: "Я знаю, но у вас ничего не выйдет". Снова — манипуляция. Ты любишь играть соблазнительницу, потому что знаешь, что за это последует награда. Транзакция превращается в бизнес. В конце концов, любая женщина ведет себя подобным образом. Но мужчина, обещающий награду, ожидает чего-то взамен. Твой Взрослый должен быть готов к тому, что многие могут обещать очень соблазнительную награду, но ему, Взрослому, предстоит все объективно оценить. Не обязательно сразу идти на все, как это делают некоторые девушки. У тебя разумный Взрослый, и ты можешь позволить себе играть в свою игру до допустимого предела, и затем сказать: "Что ж, приятно было с Вами пообщаться…"
С: О, это пугает меня, я бы никогда этого не допустила. Я не хочу ничего подобного.
П: Что тебя пугает?
С: Не знаю, но я этого боюсь.
П: Может быть испуг удерживает твое Дитя в повиновении. Но когда-нибудь ты разовьешь своего Взрослого настолько, что он справится с любой транзакцией, даже если Дитя попытается выйти из под контроля. В этом твое спасение.
С: Я вижу: мое время истекло. Мы увидимся на очередном занятии группы. До свидания.
П: О'кей, и помни: "Я — о'кей, ты — о'кей" (Конец беседы).
В эти бурные годы, когда кажется, что подросток глух к увещеваниям озабоченных родителей, он все же крайне нуждается в любви и заботе мамы и папы. Насколько сильна эта жажда поддержки, видно на примере моей пятилетней дочери Гретхен. Однажды мать застала Гретхен, когда та пыталась, с трудом удерживая равновесие, пройти по узкому ободку цветочной клумбы. Мать сказала: "Осторожно, Гретхен, не упади на цветы." Гретхен ответила: "Мамочка, а о чем ты заботишься — о цветах или обо мне?"
Пятилетний ребенок, живущий в каждом подростке, задается тем же вопросом, просто он не использует для этого столько слов. Родители, которые чувствуют этот невысказанный вопрос и своими проявлениями любви, заботы, поддержки постоянно демонстрируют "Это о тебе мы заботимся", — такие родители вдруг обнаружат, что и подростковый возраст может принести им награду, превосходящую любые ожидания.