Болезни, здоровье и лечащие
Скорби и страдания, в том числе из-за болезней, посылаются человеку в трех случаях: для наказания, научения или награждения. Для чего болезни посланы в каждом конкретном случае, можно судить по душевному состоянию человека переносящего их: очевидно, что заставляет страдать и тяготит именно наказание, поэтому тяготящийся — наказывается; ищущий причины страданий и силы для их перенесения — научается; а тот, кто радуется тяготам временным, переносимым ради Бога и благ вечных, получает возможность заслужить награду достойным поведением.
Всякий грех является отрицательным качеством и называется так именно потому, что отрицает какую-либо добродетель. Но отрицание душой добра в любом его проявлении влечет за собой зло, которое по природе своей вредоносно, и привносимый злом вред в первую очередь ощущается душой. При наличии в душе любого греха, человек ощущает «отрицательные эмоции,» которые не являются качествами, зависящими от произволения человека: напряженность, зависимость, сомнения, смущение, стыд, страх, взбудораженность. В разных соотношениях, но все эти эмоции сопутствуют любому греху и вызывают ощущение неудобства, дискомфорта. Но выраженный дискомфорт — это боль; длящаяся боль — это болезнь; а завершением болезни может быть либо смерть, либо выздоровление в тех случаях, когда причина болезни устраняется. Следовательно, избавление от болезни доставляется деятельным раскаянием и обращением к добродетели, устраняющей приведший к болезни грех.
А всякая добродетель вызывает в душе ощущение спокойствия, собранности, радости, справедливости, свободы, ясности, уверенности и отводит человека от боли, болезни, смерти. Но отвести от смерти можно только к жизни, и, следовательно, всякая добродетель — животворна. Это равно относится ко всем добродетелям: верности, трудолюбию, скромности, храбрости… Но, как уже говорилось, ни одна добродетель невозможна без любви и поэтому именно любовь является источником жизни: Бог, Который животворит всю Вселенную, и есть Любовь. Таким образом, делается доступным пониманию, почему обращение к Богу — это обращение к Источнику жизни, Который всегда готов принять приходящего, и почему обращение к Богу требует отвращения от грехов, очищения от них покаянием и либо избавляет от последствий греха, либо дает силы на перенесение этих последствий. Поскольку состояние тела зависит от состояния господствующей над ним души, то грех приводит не только к душевным, но и к телесным болезням и смерти. Поэтому вопросы нравственности неотделимы от вопросов жизни и смерти: нравственность берет свое начало в понятии о бессмертной личности, а структура личности, собственно личность, в свою очередь, формируется нравственностью и ею же личность приводится к вечной жизни: нравственность и бессмертие немыслимы друг без друга.
Понятие о здоровье, о нормальном состоянии человека, может быть двояко, это либо отсутствие отклонений от идеального состояния, и тогда мы все — больны, даже если не ощущаем этого, либо отсутствие отклонений от показателей, которыми в большинстве случаев характеризуется деятельность человеческого организма. Но первое недоступно нашему наблюдению и оценке из-за отсутствия идеальных людей, а второе — недостоверно, с одной стороны, потому, что человек может чувствовать себя больным и тогда, когда наличие болезни не подтверждается никакими объективными средствами обследования, а с другой стороны — человек может чувствовать себя здоровым даже не будучи таковым, если для этого создаются особые внешние условия.
Поэтому представляется правильным считать, что человек здоров, если не ощущает сопротивления своей жизнедеятельности со стороны тела и души, а здоровье определить как состояние субъективно безболезненное, не тягостное и не требующее особых внешних условий. Не следует смешивать понятия «безбольности» и «безболезненности»: боль, хотя и нежелательна, необходима для тела, т. к. сигнализирует о наличии внешней, физической опасности, перегрузки или болезни, которые при отсутствии боли могли бы остаться незамеченными. Страх так же необходим, ибо он сигнализирует об опасности, но больше об опасности душевной, внутренней, а не внешней. Под внутренней опасностью подразумевается наличие какой-либо страсти в душе, ибо всякая страсть, будучи в конечном счете пагубной, является причиной возникновения ощущения страха. Так, например, причиной страха являются не возможное лишение имущества, не возникновение неприятностей, не худшее, чем хотелось бы отношение людей, не непредвиденные обстоятельства, а, соответственно, скупость, трусость, обидчивость и пугливость.
Святые отцы говорят, что чем человек грешит, тем (или оттого) он и страждет (страдает). Это общее положение, которое может воплощаться в общем страдании из-за лишения или недоступности объекта пристрастия, а так же в поражении отдельных органов или систем организма. При этом совершение греха делом не является обязательным условием для формирования психического или соматического заболевания, хотя длящееся согрешение мыслью неизбежно ведет к совершению греха делом, к его воплощению.
Вопрос о психических болезнях разрешается достаточно просто для любого человека, знакомого с учением Православной Церкви о страстях. Правда, требуется некоторый навык в различении страстей, но он приобретается достаточно быстро. Но навязанный врачам и постепенно сделавшийся для них привычным материализм заставляет их считать, что изменения характера — следствие болезни, в то время как в действительности изменение характера под влиянием страстей — причина болезни. Легко заметить, что у страдающих истерией в характере выражено тщеславие, а у невротиков — заносчивость. Тоска и уныние толкают к бродяжничеству (дромомании) не только отдельных людей, но даже целый народ, страсть которого звучит и неоспоримо заявляет о себе в его песнях. Хорошо известный эпилептический характер (злобность, раздражительность, самонадеянность, нетерпение, упрямство, угодливость, льстивость) является причиной «священной болезни,» а в характере страдающего шизофренией всегда обнаруживаются мечтательность, своеволие и самомнение. Но люди, объективно страдающие от недугов, не видят того, что заметно окружающим, или не хотят расстаться с калечащими их жизнь грехами так же, как не признают свое пьянство или не желают расставаться с ним алкоголики. Многие из больных посещают храмы и каются, но упускают из вида те грехи, которые являются причиной их бед. А сколько ни кайся в жадности и чревоугодии, лень и мечтательность не уменьшится, если не противостанет человек именно им.
В еще более сложном положении соматические больные, у которых связь между страстью и страданием менее очевидна. И как бы хорошо страдающему бронхиальной астмой противостать собственной напористости и обратиться к уступчивости, а страждущему заболеваниями щитовидной железы отбросить рвение и принять умеренность и постепенность.
Можно было бы назвать причины ишемической болезни сердца, облитерирующего эндартериита, язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, гипертонической болезни и других. Но если патогенез некоторых заболеваний и их зависимость от наличия строго определенных страстей представляется достаточно понятным, то для целого ряда болезней проследить их не удалось. Остается только констатировать: при наличии тех или иных болезней имеют место строго определенные страсти. В последнем случае можно рассуждать о том, что всякая мысль, представление событий и ситуации и своего поведения в них, активизирует и приводит в состояние функциональной готовности строго определенные системы в организме человека. Можно считать, что у человека, постоянно обращающегося мысленно к объекту пристрастия, эти системы гипертрофируются или, напротив, истощаются; можно понять, почему причиной бронхиальной астмы является напористость, а облитерирующего эндартериита — боязливость, но почему и как опасливость приводит именно к язвенной болезни двенадцатиперстной кишки проследить не удается, как не удается понять, почему некоторые страсти обнаруживаются в мимике и жестикуляции строго определенным образом. Эти предположения и наблюдения, какими бы сомнительными или соблазнительными они не представлялись, нуждаются в проверке, а пока заинтересованность в ней не проявлена никем. Да и сами больные более склонны платить любые деньги за «чудодейственные» лекарства и создать для себя щадящие внешние условия, чем признать собственное участие в формировании заболевания и трудиться для изменения внутреннего душевного состояния. Ведь к этому изменению можно придти через раскаяние, а для раскаяния необходимо признание собственной греховности, что крайне трудно для современного человека и вызывает его протест. Еще больший протест вызовет рассмотрение причин заболеваемости детей раннего возраста: ведь если причина болезни — грех, а сами дети еще безгрешны, то причины их болезней грехи родителей, которыми буквально пронизывается, пропитывается организм ребенка и до его появления на свет, и в последующем. И не зря сказано, что потомству за грехи родителей воздастся до третьего колена, и даже в повседневной жизни можно найти много примеров тому, что именно родители невольно являются главной причиной душевных и телесных страданий собственных детей.
Те же методы лечения, которые приняты в современной медицине, в подавляющем большинстве случаев устраняют не причины болезней, а ее проявления и безусловно могут приносить облегчение, но далеко не всегда — излечение. Впрочем, обращение за медицинской помощью ни в коем случае не может считаться предосудительным, однако нельзя ждать от этих обращений того, что медицина дать не в состоянии.
Об экстрасенсах и целителях можно было бы сказать то же самое, если бы их действия и идеология не напоминали бы так сильно обыкновенную магию, прикрытую наукообразными теориями. Если же учесть, что всякое зло может быть побеждено как добром, так и большим злом, то благотворность воздействия «целителей,» мягко выражаясь, представляется весьма сомнительной. Количество «целителей» все возрастает, и ищущие лестных для человечества в целом и для себя лично мыслей, считают их предвестниками духовного возрождения и подъема человеческого духа к невиданным доныне высотам. Но, во-первых, в высказывании и поведении «целителей» духовность изыскать довольно трудно, если она вообще присуща им. Во-вторых, в Священном Писании прямо говорится, что в последние времена люди будут обладать необыкновенными способностями; самым «способным,» кстати, будет Антихрист. В-третьих, все целители требуют веры лично себе, в себя или хотя бы в свои возможности: это и есть представители тех, которые придут «во имя свое,» и которым будут верить и уже верят погибающие. Так, может быть, задача «целителей» в том и состоит, чтобы люди обращались в верой и надеждой к ним, а не к Богу? Может быть, разница между ними и Антихристом только в том, что он попытается прельстить и избранных, а эти — соблазняют заурядных?
Во всяком случае, тенденция отвергнуть, исказить, дополнить, поправить или, хотя бы, не по-христиански объяснить христианство может считаться характерной чертой «целителей,» и этим они (хотя и любят продемонстрировать свои глубокие познания духовных законов и веру в своего особого бога) весьма близки атеистам. Что же касается духовности «целителей,» то, как и подавляющее большинство современных людей, они плохо видят разницу между душевным и духовным, если только вообще видят ее. Но каковы бы они ни были, их чуждость христианству не вызывает сомнений хотя бы уже потому, что, тщась помогать людям, они пренебрегают церковными молитвами о болящих и Таинствами, и даже просто попытками обратить страждущих к Церкви. Апостол Павел советует нам: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием?» (2 Кор. 6:14). Под «неверными» имеются ввиду все те, кто не верен Иисусу Христу: это и последователи иных вероучений, и атеисты, и — «целители.» А если так, то всякий христианин, прибегающий к помощи последних, проигрывает ровно настолько, насколько вечное больше временного, насколько жизнь больше смерти.
