Раздел II. Феноменология психологической защиты
4. Рационализация
В конце XX века знаменитый французский психиатр Бернгейм, клинику которого в свое время посетил
З.Фрейд, демонстрировал врачебным кругам эффекты постгипнотического внушения. Например, он внушал пациенту, находящемуся в состоянии глубокого гипнотического транса, что после выхода из транса тот возьмет, уже будучи в сознательном состоянии, зонтик, откроет его и просто так походит по комнате. Все это испытуемый и сделал. Когда же испытуемого спросили, зачем он открыл зонтик, он после некоторого замешательства выдвинул следующие причины, резоны своему поведению: вроде бы кончился табак, а погода может испортиться, а ему нужно на улицу. День, конечно же, был безоблачный и ничто не предвещало дождя.
В этом эксперименте для нас интересно то, что явно нерациональное свое поведение (испытуемый ведь не знал, что ему было внушено) он пытается объяснить, найти причины, сделать его рациональным, понятным. Для нас этот эпизод может служить символом работы защитного механизма рационализации.
В свое время Макс Шелер, немецкий философ, в работе "Положение человека в космосе", анализируя различия между интеллектом человека и высших животных, написал об особой познавательной функции человека. Во-первых, человек может самого себя сделать предметом познания, и, во-вторых, его познание меньше всего обслуживает физиологические потребности. Познание человека бескорыстно. По Шелеру, духовность как качество, присущее человеку, автономно от жизни, не может идти на поводу у жизни [64].
Но так ли уж бескорыстно познание человека? О бескорыстном познании мы можем говорить только в случае с ребенком, который еще не ведает боли и смерти.
Наш русский философ С.Л.Франк говорил о том, что все мы "имеем законное желание и праведную надежду, чтобы все в бытии было осмысленно и чтобы всяческая бессмыслица исчезла, сгинула, не существовала" [56]. У религиозного человека истинный смысл этого желания выражается в молитвенной просьбе"… да приидет царствие Твое".
4 Псих, защита
Если говорить на языке психоанализа, то конечная задача сознания состоит в создании гармонического единства между влечениями к жизни и смерти, между либидо и танатосом. Сознание пытается создать такую когнитивную картину мира, которая внутренне была бы лишена противоречий, такая картина мира должна обладать ясностью, прозрачностью. Эта картина мира должна быть стройной, целостной, она должна обеспечить максимум комфорта в этом мире. Мир должен быть управляемым, регулируемым, прогнозируемым в своем развитии. Человек хочет знать, что каждый его шаг логичен, у него есть причина и следствие. В этом обладании каузальностью человек даже готов нести ответственность за то следствие, которое не предполагалось. Как пишет Ева Анчел (венгерский философ), "человеку труднее жить, когда он сознает, что не может воздействовать на все последствия, вызванные его действиями. Гораздо легче дышится, когда он возлагает на себя вину "безвинно", хотя бы с точки зрения своих намерений" [2]. Человек готов казнить себя за то, что он послал своего близкого купить молока, а тот становится жертвой уличной катастрофы. Это изначально заданная возможность этоса (ответственности за все) и желание осмысленного бытия на уровне переработки сложных, проблемных, конфликтных, кризисных ситуаций часто оборачивается использованием рационализации.
Рациональное объяснение как защитный механизм направлено не на разрешение противоречия как основы конфликта, а на снятие напряжения при переживании дискомфорта с помощью квазилогичных объяснений. Некоторые противоречия вообще не снимаются. Нужно уметь пребывать в противоречии. Например, ситуация в знаменитом мифе о Сизифе никак не решаема. Зачем делать то, что не имеет смысла? А Сизиф все равно тащит свой камень на вершину. Для него это — единственная возможность реализации этоса.
Проблематичность знания о мире и о себе мучительна для индивидуального сознания. Проявиться она может двояко:
Это — отсутствие информированности о том, что меня интересует. Той информации, которой я обладаю, недостаточно, а расширить, дополнить, углубить информацию до такого уровня, который создавал бы у меня чувство полного информационного владения ситуацией, нет никакой возможности или просто-напросто чрезвычайно трудоемко. В этом случае человек начинает выстраивать свои гипотезы, дополнять отсутствующие информационные звенья, строить свои схемы объяснения. Объяснить что-то — означает вписать объясняемый предмет в те системы и классификации, которые у человека уже существуют, найти этому предмету причину и место в уже имеющихся информационных схемах.
Такого рода рационализацию иллюстрирует объяснение испытуемого после постгипнотического внушения, т. е. пример, с которого мы начали эту главу.
Можно взять ситуацию из обыденной жизни. Давайте вспомним, что накручивает в своем "воспаленном" мозгу человек, с нетерпением ожидающий кого-то или что- то. Один абитуриент, не увидев себя в списках поступивших, считает, что это просто невнимательность при составлении списка. Для другого — это очередное подтверждение тотального невезения в жизни. Чем неопределеннее, незаструктурированнее значимая информация, тем больше вероятность ее субъективного прочтения, ее интерпретации.
Неожиданные, даже нелепые поступки истолковываются так, что они выглядят вполне благопристойно и привлекательно. По той же схеме идет оправдание неэтического поведения. Первоначально тот, кто берет взятки, чувствует, что его поступок не согласуется с общей моралью и он выстраивает защиту: "Берут все, Иванов берет больше и даже деньгами. И вообще это не взятка, а подарок за особое внимание".
Проблематичность знания может проявляться в наличии множества знаний (концептов, мнений) по одному предмету. Это могут быть: логическая несогласованность двух знаний; несогласованность знания с культурными нормами; несогласованность с прошлым опытом и зна- быться и остаться в невинном неведении скоротечности жизни, ее трагичности и жить дальше как жили до этого, т. е. стараются остаться в животном состоянии, ибо только человек ведает, что его пребывание на этой земле конечно. Есть от чего прийти в отчаяние.
Нашу книгу мы начали с примера психозащитной переработки ситуации экзистенциальной встречи со смертью. Музиль продемонстрировал нам многие уловки сознания и поведения в рациональном и социально организованном овладении ситуацией встречи танатоса с либидо. Мы возвращаем читателя к введению. Здесь же мы указываем на одну небольшую деталь в описании поведения людей при столкновении со смертью реального конкретного человека. Писатель психоаналитически точно подметил, что в суетливом поведении вокруг несчастного "никто, собственно, не преследовал этим никакой другой цели, кроме как заполнить время, пока со спасательной службой не прибудет умелая и полномочная помощь" [38, с.33]. Вряд ли Музиль знал об опытах современного ему психолога Курта Левина, но совпадение поразительно. К.Левин показал, что в бессмысленной, незаструктурированной ситуации человек ищет рациональную опору для своего дальнейшего поведения. В одной из экспериментальных серий психолог оставлял испытуемого одного на довольно продолжительное время. Прождав 10–15 минут, испытуемый, так и не дождавшись экспериментатора, впадал в состояние колебания, растерянности и нерешительности. Одна из испытуемых придала своему бессмысленному ожиданию цель, связав свои дальнейшие действия с часовой стрелкой. Она решила: "Как только стрелка займет перпендикулярное положение, я уйду". Благодаря данному действию испытуемая видоизменила свое "психологическое поле", сняла таким образом напряженное состояние, возникающее в результате попадания в бессмысленную ситуацию. Она перевела свое бессмысленное состояние в субъективно осмысленное.
В экспериментах другого психолога, Коффки, испытуемым давался ряд бессмысленных поручений. При этом обнаружилась тенденция к их осмыслению, поискам смыслов, приданию смысла совершено бессмысленным действиям.
Примеры со структурированием времени и внесением смысла в ситуацию призваны показать, что рационализация как защитный механизм проявляется не только в умственной, когнитивной сфере, но и в поведенческой, другими словами, когнитивная рационализация передается в поведенческом сопровождении. В этом случае поведение выстраивается жестко рационально, по алгоритму, никакой спонтанности не допускается. Поведение превращается в ритуал, который несет смысл только при точном своем соблюдении. В дальнейшем когнитивное обоснование ритуала может уйти, исчезнуть, забыться, остается только воля и ее автоматическое исполнение. Ритуализация завораживает, "заговаривает" действительность. Такая связь когнитивной рационализации с риту- ализацией поведения наводит нас на вопрос о том, не является ли обцессивный невроз (невроз навязчивых состояний) следствием такой смычки в рационализации. Вспомним детские заговоры: "Кто на черточку наступит, тот Ленина погубит". Навязчивое поведение успокаивает, снимает страх (заметим, только на время) в том случае, если оно рационализировано, "обосновано". А рациональное обоснование с необходимостью требует точного и тщательного исполнения навязчивого действия (мытье рук, запирание в определенной последовательности всех замков и запоров и т. д.).
Рационализация направлена на сохранение статуса кво жизненной ситуации. Нежелание перемен необходимо обосновать. Для этого прекрасно подходит рационализация.
Рассмотрим ситуацию Обломова, в частности письмо его к Ольге. Обломова страшит любовь Ольги, она "выдернет" его из привычного ему состояния лени и душевного покоя. Эта любовь хлопотна для него. Обломов боится, что любовь к Ольге сделается "не роскошью жизни", а необходимостью. Как он пишет сам: "Все это (сердечные волнения, тревоги и радости) к лицу молодости, которая легко переносит и приятные и неприятные волнения; а мне к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне; а с бурями я не управляюсь".
К какому иезуитски-интеллигентному приему он прибегает в письме! Он пытается втолковать Ольге, что ее любовь, хотя и искренняя, но "ненастоящая; это только бессознательная потребность любить, которая за недостатком настоящей любви, за отсутствием огня, горит фальшивым, негреющим светом, высказывается иногда у женщин в ласках к ребенку, к другой женщине, даже просто в слезах или истерических припадках". Ее любовь к нему, дескать, только преддверье, пролог. И когда она (любовь) действительно придет, ей будет стыдно.
Ольга прекрасно распознала внутренние мотивы, побудившие Обломова написать это письмо, мотивы эти сугубо эгоистичны; Обломов предвидит такой конец: он устанет от любви, как устал от книг, службы, от света, он побоится уснуть вдруг около нее. Он побоится, что любовь станет необходимостью, что любовь потребует от него каких-то обязательств.
Обломов — великолепный, часто встречаемый образец мужского поведения в любовных отношениях — это постоянный уход от обязательств. Обломов — одновременно пример мужчины, инициирующего разрыв, но подкидывающего своим любимым рационализации, псевдообъяснения: "Я не достоин твой любви" [18].
Иногда рационализация — это единственная возможность в удержании смысла той деятельности, которой я посвятил всю свою жизнь. Это особенно касается тех лиц, у которых наблюдается мощный разрыв между интенциями и потенциями, между уровнем притязаний и возможностями. Наиболее благотворно для развития личности — соответствие уровня притязаний и способности. Психологически наиболее неблагополучна личность, у которой уровень притязаний завышен, а уровень развития способностей низок.
Девушка мечтает стать актрисой и потрясать публику своим талантом. На самом деле она достаточно посредственная актриса. Жизнь не раз показывала ей это, но она упорно не хочет расставаться с иллюзией. Она прочно выстраивает рационализаторскую защиту: в неуспехе виновата не она, а происки ее врагов, не она плохо играет, а ее партнер и т. д.
Предположим, вас обошли и не повысили в должности. Это слишком горько осознавать, нельзя же признаться себе, что сам виноват, не был так прилежен в работе. И тогда мы начинаем выдумывать: вашего коллегу повысили в должности потому, что он мерзавец, беззастенчив в средствах, все делает, чтоб понравиться начальству. Или: "новая должность хлопотна, прибавка к зарплате ничтожна, а ответственность большая" и т. д.
Рационализация в обоих случаях выполняет свое "черное" дело по двум фронтам: во-первых, выбрав решение жизненной ситуации через рационализацию, я закрываю себе путь к реальной рефлексии ситуации, к новому выбору (никогда не поздно; еще не вечер); во-вторых, я нарушаю свои отношения с людьми, дегуманизирую их. Каждый человек для меня подтверждение смысла моего существования, или из-за него жизнь моя не удалась. Выстраивается железная зависимость от социального окружения.
Рационализация работает на сокрытие истинной мотивации поведения. Видимо человек, действительно, как думал Шопенгауэр, единственное существо, которое врет не только окружающим, но в первую очередь самому себе. Психологи давно отмечают, что существует несовпадение между реальными мотивами поведения, которые чаще всего и не осознаются, особенно в сложном поведении, и мотивами, которые осознаются, скорее представляются сознанию как реальные побудители поведения. При этом осознаваемые мотивы, как правило, социально более привлекательны. Вот уж действительно, человек охотно смотрит правде в глаза, когда она ему приятна.
Социально неприемлемое пристрастие к алкоголю человек переосмысливает (мотивирует) тем, что алкоголь — хорошее профилактическое средство против раковых заболеваний. В ситуации, когда страсть к алкоголю невозможно было удовлетворить сухим вином, в профилактические средства записывались и водка, и "бормотуха".
Польский исследователь К.Обуховский, который такого рода объяснения назвал защитными мотивами, приводит классическую иллюстрацию сокрытия истинных мотивов под прикрытием отстаивания благих целей — басню о волке и ягненке: "Хищник волк "заботился о законности" и, увидев ягненка около ручья, начал подыскивать обоснование приговора, который хотел бы привести в исполнение. Ягненок активно защищался, сводя на нет волчьи аргументы, и волк, казалось бы, собрался уйти ни с чем, когда вдруг пришел к заключению, что ягненок, несомненно, виноват в том, что он, волк, чувствует голод. Это соответствовало истине, ибо аппетит в самом деле проявляется при виде пищи. Волк мог теперь спокойно съесть ягненка. Действие его обосновано и узаконено" [41, с.31].
Приведем пример проявления защитного мотива из клинической практики самого исследователя:
"Г.Й., способный и обладающий чувством собственного достоинства специалист, много лет проработавший на руководящих постах, известный своими несколько автократическими наклонностями, из тактических соображений был понижен в должности.
Новые руководители отстранили его от какого-либо участия в принятии решений и недвусмысленно дали понять, что поддержали бы его просьбу об уходе. Г.Й., однако, остался и внешне согласился со своим новым положением, считая себя жертвой верности прежним идеям. В учреждении, несмотря на это, начали происходить конфликты на почве того, что Г.Й. постоянно оспаривал действия руководства, находя в его распоряжениях тупость, недальновидность и профессиональную некомпетентность. Иногда это было правильно, иногда, однако, даже его сторонники из "учрежденческой оппозиции" не могли найти никакой грубой ошибки, а тем более ошибки, которая обосновывала бы такую острую реакцию. Г.Й. объяснял свое поведение тем, что чувствовал себя ответственным за учреждение, не мог терпеть недоучек и должен был поэтому, невзирая на неприятности, вмешиваться в каждое "нечистое" дело. Он "не может работать как-нибудь и равнодушно смотреть на то, что происходит вокруг; он чувствует тогда угрызения совести"" [41, с.31–32].
Все объяснения пациента Обуховского — рационализации. Их основная функция — сокрыть, закамуфлировать реальный мотив — доказать, что преемники никудышные и аморальные руководители. Г.Й. сам был смещен с руководящей должности, а благодаря именно ей он мог реализовать свои жизненные ценности и установки. Она реализовала и его авторитарные тенденции. Видимо, она давала ему и другие блага. И вдруг он ее лишается, рушится весь жизненный сценарий. Реализовать себя через другую деятельность не мог. Отсюда и его действия по дискредитации тех, кто лишил его блага, возможности исполнения своих жизненных целей.
Рационализация успешнее морочит сознание (скорее бессознательное) своего творца, когда сознательные формулировки мотивов поведения частично совпадают с реальным поведением. Действительно, частично действия Г.Й. направлены на создание благополучия учреждения. Это может быть и одним из реальных мотивов его поведения, одним, но отнюдь не главным.
Мотивы защитного характера проявляются у людей с очень сильным Сверх-Я, которое, с одной стороны, вроде бы не допускает до осознания реальные мотивы, но, с другой стороны, дает этим мотивам свободу действия, позволяет им реализоваться, но под красивым, социально одобряемым фасадом; или же часть энергии реального асоциального мотива расходуется на социально приемлемые цели, по крайней мере, так кажется обманутому сознанию.
Можно такого рода рационализацию проинтерпретировать и по-иному. Бессознательное Оно реализует свои желания, представив их передЯ и строгой цензурой Сверх-Я, в одеждах благопристойности и социальной привлекательности.
Инициировать рационализацию может ситуация фрустрации — ситуация блокировки актуальной потребности, ситуация преграды на пути к исполнению желания. Прототипом такой ситуации является знаменитая басня "Лиса и виноград". Не имея возможности достать столь желаемый виноград, лиса в конце концов понимает бесплодность своих попыток и начинает словесно "заговаривать" свою нереализованную потребность: виноград зелен и вообще вреден, да и хочу ли я его?!
Задача такого рода рационализации — обесценивание цели, привлекательной для индивида, которой он, однако, не может достичь, и он понимает или начинает понимать, что не достигнет ее, или же достижение цели требует слишком больших усилий.
Преподаватель, у которого не получается контакт с аудиторией, винит в этом не себя, а аудиторию ("нынешним студентам ничего не надо, лишь бы оценку получить, им- то и знания не нужны. Все бы им развлекаться, а как только предложишь что-нибудь серьезное, им сразу скучно").
В основе рационализации лежит иллюзия невозможности альтернативы поведения. Когда учитель рационализирует ("А что я мог сделать? Этот ученик иного обхождения с ним не поймет") после того, как он накричал на "зарвавшегося" ученика, то начало рационализации как раз и было в субъективном переживании невозможности другого воспитательного средства.
Рационализация вызывается также иллюзией наличия альтернативы: или не обратить внимания на выходку ученика, или немедленно пресечь его поведение. Первая возможность изначально неприемлема, но она нужна для того, чтобы оправдать осуществленное по второму пути поведение: "Да, я накричал на него. Во-первых, он иного и не понимает. Во-вторых, нельзя оставлять без внимания такие выходки". Рационализация подкрепляет иллюзорный выбор. Здесь выбор только между способами — ловушка, поставленная загнанному рационализацией сознанию.
Выгоды рационализации. Мир предстает стройным, логически обоснованным, предсказуемым, прогнозируемым. Рационализация придает уверенность, снимает тревогу, напряжение. Рационализация позволяет сохранить самоуважение, "выйти сухим из воды", "сохранить лицо" в ситуациях, которые несут в себе нелицеприятную информацию. Она меняет отношение к релевантному предмету, позволяя ничего не менять в самом себе.
Минусы рационализации. Как мы ни старались отметить положительные функции рационализации, читатель, видимо, заметит, что выгоды эти достаточно сомнительны.
Используя рационализацию, человек не решает проблему, из-за которой защита и возникла. Происходит "отодвигание" конструктивного решения проблемы во времени или в пространстве. Рационализация, обслуживая желание выглядеть перед собой или другими лучше, чем на самом деле, даже усугубляет проблемы, замедляет, если вообще не останавливает личностный рост. Укрощает внутренний мир личности, мышление становится шаблонным, ригидным, используются одни и те же схемы объяснения, быстро, без задержки навешиваются ярлыки, человек все знает, все может объяснить и предвидеть. Не остается места для удивления и чудес. Человек становится глух и слеп к тому, что не попадает в прокрустово ложе логических объяснений.
Работа с рационализацией. Как мы уже указывали, работа с защитными механизмами предполагает, во-пер- вых, их выявление, опознание, а затем наработку приемов по их преодолению. Рационализация, видимо, — тот защитный механизм, который опознается в основном на вербальном материале, то, что человек говорит вслух и "про себя" в ситуациях затруднения. "Рациональный" человек быстр в объяснениях (никакой остановки); так же легко рождаются оценки, охотно и без задержки раздает советы; это и понятно, ему сразу все становится ясно. Рациональный человек живет в ясном и одномерном мире.
Задайтесь вопросами: "Насколько вы быстры в объяснениях? Стремитесь ли выстраивать однозначные причинно-следственные связи? Осталось ли в вашем переживании мира удивление, чувство прикосновения к тайне или вами двигает почти маниакальная страсть раскрыть все тайны?" Не спешите все объяснить. Оставьте время для переживания, чувств, не уходите от удивления в объяснения, продлите удивление. Не спешите с ответами. Не спешите с интерпретациями, особенно с интерпретациями чужого поведения. Не будьте самоуверенными в выводах. Пусть всякий наблюдаемый факт вашего поведения и поведения другого человека поначалу будет воспринят как нечто уникальное. Сделать из него просто иллюстрацию некоего закона всегда успеет ваша жизненная логика.
