Раздел II. Феноменология психологической защиты


...

7. Идентификация

"Жизнь начинается как судьба" [92, с.58]. Биологически фатальность задана тем, что рождается именно человек, один из представителей Homosapiens, а не лягушка, змея или кто-то еще. Фатальность в том, каким комплексом биологических свойств будет обладать этот человек, как он будет развиваться как биологическое существо. Социально фатальность здесь задана тем, что человек рождается со способностью стать человеком, как социальное существо. Человек рождается в социальный мир, а не в какой-либо другой. Он рождается в определенную эпоху, в определенной стране, в определенном ландшафте, в определенной семье, он зачат определенными родителями и рожден определенной матерью.

Биологическое и социальное начала человеку заданы; именно в этом смысле жизнь человека начинается как судьба.

В первые дни, месяцы, годы не он сам определяет, как он будет "разворачиваться" как социальное существо, а его социальное окружение, конкретные люди, через которых ему дан мир. Перефразируя известное изречение, можно утверждать: скажи, кто окружал ребенка, и я скажу, какова его судьба.

Первые лица, окружающие ребенка, определяют условия жизни и социализации не только в актуальной ситуации младенчества и детства, но они продолжают оказывать влияние (иногда катастрофически фатальное) и дальше, в другие возрастные периоды человека.

Влияние первых лиц на личность проявляется в формировании так называемых имаго, внутренних образов, которые представляют в психике ребенка реальных родителей, учителей и т. д. Имаго, особенно на первых порах, образуются бессознательно. У имаго по крайней мере три функции:

1. В имаго человек приобретает точку отсчета, тот постав, благодаря которому человек узнает и познает мир, оценивает его и ориентируется в нем. Задача имаго — освоить определенные образы, по возможности все стимулы из окружения. Абсолютно новые стимулы извне имаго могут не распознать и но ггому не усвоить.

' I. i.iioмри имаго происходит работа с бессознательным влечением Оно.

Некоторые из них признаются лигитимными и ищутся пути их удовлетворения, другие отрицаются, вытесняются, по крайней мере, их время еще не пришло, если тюбик- прилег. Если какое-то запрещенное желание осу- IIH< минея или даже просто помыслится, то имаго "послом съест" своего носителя угрызениями совести или (что безопаснее сейчас, но в последующем катастрофично для развития личности) может успешно еще раз вытесним. желание, отрационализировать его, отпроецировать, пни им ему (амсну на других объектах или в фантазиях и iipu'iг, с и и пустит на арену соответствующие техники релукнии дискомфорта. Психоаналитически: наши имаго едва ли не большая часть Сверх-Я.

Итак, имаго — внутренний образ, представляющий некий внешний объект в нашей личности. Через имаго отражается, преломляется внешняя и внутренняя реальность человека.

Имаго глубоко верующего и нравственного человека в христианском мире — Христос.

Внутренние убеждения, оформленные как некий безымянный принцип, в основании своем имеют имаго, внутренний образец, чей-то внутренний образ.

Но вернемся в психологическую позицию. Мы медленно, но все-таки подбираемся к идентификации. Для ее понимания нам важно перечислить нарушения в построении имаго. Здесь мы доверимся результатам анализа нарушений имаго, сделанного Штирлином [Цит. по: 88, с.70].

Первое нарушение — имаго слишком жестко структурированы. Во-первых, это значительно ограничивает радиус их действия; чем жестче имаго, тем больше класс объектов, которые не могут быть пропущены через имаго, они просто не замечаются или отвергаются.

Следствием такой корреляции является сама невозможность изменить имаго, невозможность снять их гиперидеальность. Чем гибче, терпимее имаго, тем больший класс объектов пропускается через него, тем большую нагрузку испытывает имаго, но тем больше вероятность его изменения.

Жесткие имаго приводят к так называемым фиксациям, фатальной предопределенности жизненного пути. Отцовская фиксация у девушки может привести к тому, что в мужчине она ценит буквальное подобие отца, вплоть до того, что в мужья выбирается потенциальный алкоголик, т. к. отец был алкоголиком. Понятно, что имаго бессознательно осуществляет выбор. Хотя сознательно поиски могут быть направлены на то, чтобы выбрать не алкоголика. То же самое относительно материнской фиксации; жена выбирается по образу и подобию матери. Или: через пару лет преподавательской деятельности я вдруг с ужасом замечаю, что во многом похож на ненавистного мне в детстве педагога.

Второе нарушение — имаго нестабильны, крайне изменчивы, неструктурированы. Человек с такими имаго — человек без внутреннего стержня, без царя в голове. Такой человек хаотичен в поиске связей, привязанностей. Такой человек идет на поводу своих бессознательных импульсов и на поводу внешней ситуации. Преломление внешних и внутренних стимулов через имаго не происходит, поскольку и имаго по сути нет. За вечной неизбывной гонкой за впечатлениями стоит тоска по за-

•|)иксированным объектам или тоска быть объектом таком фиксированной любви. Скорее всего у людей с очень аморфным имаго или с отсутствием имаго не было в дет- С1 не тех значимых лиц, для которых их ребенок пред- ciaил ил ценность, был событием в их жизни, пусть даже • го событие было окрашено негативными эмоциями. Отсутствие таких значимых людей в ситуации социального развития ребенка не дает ему образцов для подражания, для сублимации, перевода энергии либидо и пи штоса на более высокий, собственно человеческий, социально ценностный уровень. Поэтому, видимо, прав Штирлин, который говорит о том, что среди лиц с аморфным имаго чаще встречаются "относительно недифференцированные истерические пациенты" [Цит. по: КК| которые эту энергию либидо и танатоса расходуют, прими u.ituioiсимптомами (см. главу "Образование симп- шмои"),

Третье нарушение состоит в том, что ребенок выстраи- naeiсноп имаго, дистанцируясь от реальных людей. Его им. и о ничего общего с его социальным окружением не имени II ребенок замыкается в своей собственной скор- иуне Он, как ек. плл бы Фрейд, аутоэротичен и аутоаг- peeiииен, т. е. объектами танатоса и либидо является он. >ю путь Нарцисса. Или ребенок убегает в мир фантазий, мир собственных образов, и ему не нужны партнеры по оПшепию, он общается с самим собой. Это путь аутично- ю реПенки Причинами такой замкнутости на собственном мм noна самом себе является то, что социальное окру + ение ребенка в своем проявлении непредсказуемо, iienpoiно шруемо. Сегодня за рисунок углем на стене пометили, умилились, завтра за подобное же творчество последовало жестокое наказание. Ребенок не может прогнозировать поведение окружающих по отношению к нему, эта непрогнозируемость окружения воспринимается как ситуация угрозы, ситуация опасности. Безопасно и предсказуемо общаться с самим собой. Вот только сейчас мы вплотную подошли к пониманию идентификации. Первоначально кратко можно сказать следующее. Первое нарушение в системе имаго, их жесткая структурированность вызвана тем, что ребенок принимает отношение к нему со стороны близкого лица, он старается соответствовать ожиданиям этого лица по отношению к нему. От меня требуется быть пай-мальчиком — и я стремлюсь соответствовать ожиданиям своего социального окружения (родители, учителя, начальники). Идентификация с социальным окружением означает принятие взаимодополняющих отношений между обеими сторонами общения. Тирану нужна жертва — я становлюсь ею, начальнику нужен безмолвный исполнитель — пожалуйста, я готов быть им и т. д. Ситуация идентификации обладает следующими параметрами:

Это ситуация иерархических отношений. Тот, с кем я идентифицируюсь, всегда наверху, в позиции сверху. Тот, кто идентифицируется, всегда внизу.

Тот, кто идентифицируется, находится в жесткой зависимости от вышестоящего.

Вышестоящий задает, навязывает очень жесткий алгоритм поведения, мышления, жестко контролирует и наказывает за любое отклонение.

Механизм индентификации может включаться сознательно и бессознательно. Бессознательно личность может как бы предугадывать те последствия, которые наступят в случае отклонения от требуемого поведения, поэтому легче принять, выполнить требования, нежели сопро- тишхяться, благодаря чему усиливается жесткий рисунок поведения жертвы, создается имаго жертвы. В этой реальной ситуации я следую в поведении усвоенному имаго. Чем жестче имаго, тем жестче мое поведение.

С другой стороны, я одновременно усваиваю и имаго тирана, деспота, палача, тем более, что он рядом со мной и я на своей шкуре чувствую этого тирана. Но это имаго в ситуации с этим тираном отыгрывается в будущем на своих детях, учениках, подчиненных, или "сейчас", но не "здесь" а в другой ситуации, на других "мальчиках для битья".

Механизм идентификации может запускаться сознательно. Я осознанно рефлексирую последствия неприятия асимметричных, дополнительных отношений с начальником и принимаю на себя роль жертвы, послушника, молчаливого исполнителя. Тут требуется рационализация, оправдания типа: "Это только раз, сейчас у меня нет другого выхода", "Молча выслушаю, а сделаю по-своему" и т. д. Несмотря на то, что первоначально я сознательно подыгрываю начальнику, т. е. держу под контролем ситуацию, тут есть опасность незаметно перейти от ролевого, искусственного проигрывания ситуации к естественному, автоматическому участию в ней.

Учебный процесс пронизан ситуациями сознательно начинающейся идентификации. Учитель обвинил ученика в списывании. Задано начало идентификации, авторитарный учитель задал ситуацию: ученику нужно согласиться с этим. Попутно заметим, что авторитарный учитель прогнозирует в поведении учеников чаще худшее, чем лучшее, тем самым он создает для себя поле авторитарной инвазии (хочу казню, хочу милую), к тому же удовлетворяется нарциссическая тенденция (я самый умный, добрый, самый честный, а ученики глупы, не мм hiработать, злы, нечестны).

Предположим, что ученик отрицает факт списывании, и он вполне искренен, он действительно этого не делал. Но учитель не верит ему ("разве можно им дове- рл п.").'Сейчас у него появилась возможность обвинить ученика не только в том, что он списывает, но и к тому же, 'но лжет. Дополнительность, асимметрия ситуациино ip.itmiI, возрастает вероятность ужесточения наказами» I еперь ученик уже не отделается выговором или двойкой iaсписывание. Ситуация личностно расширяется. В психотерроре могуг принять участие вызванные на подмогу другие педагогические силы: директор, родители.

С большой долей вероятности можно предположить, что этот ученик в будущем, столкнувшись с аналогичной ситуацией, молча, безропотно "проглотит" замечание учителя. Если обвинения учителя были инициированием идентификации, то молчаливое приятие несправедливого упрека учеником означает, что ситуация потенциальной идентификации становится актуальной.

В качестве литературного примера идентификации с силой может послужить судьба героя пьесы Б.Брехта "Что тот солдат, что этот". Если в начале пьесы он — простой скромный пролетарий, "который не пьет, очень мало курит и почти лишен страстей", который и мухи не обидит, в конце — перед зрителями солдат колониальной армии, "человек-танк", которого

… охватило желание

Вцепиться зубами в глотку врагу.

Древний позыв убивать

Кормильцев семей, исполняя

Завоевателей

Приказ.

И вся эта метаморфоза произошла буквально за один день, и началом ее послужили то ли неумение, то ли страх (а может все вместе) отказывать в том, чего не хочешь. И это стало началом идентификации с силой [15].

Педагог, инициирующий процессы идентификации у своих учеников, использует и нарабатывает мощный репрессивный аппарат и преимущество своего положения для того, чтобы сломить сопротивление ученика и чтобы безусловно и безоговорочно тот усвоил его установки. Учебная деятельность при идентификации с такими жесткими установками, способами взаимодействия начинает приобретать замещающий характер, внимание концентрируется не на удовлетворении своих потребностей в самоуважении, в познании всего богатства мира другого человека, а на выработке техник поведения, нацеленных на то, чтобы не попасть в поле внимания учителя. Впрочем эта тактика ученика быстро распознается учителем-авторитаром, ему уже недостаточно того, чтобы ученик не противоречил ему, исчез из поля его внимания как раздражающее пятно. Нет, ученику, сначала уклоняющемуся, потом приходится приложить усилия и для того, чтобы понравиться учителю. Тем самым снижается вероятность проявления агрессии в сторону этого ученика. А как можно понравиться учителю? Просто! Нужно быть прилежным, вежливым, знать, а еще лучше, любить предмет, преподаваемый учителем.

Принятие установок учителя имеет негативное основание ("только оставь меня в покое"), оно переживается сознанием не как акт свободного выбора, а как жесткая, навязываемая и не подлежащая никакому обсуждению печальная необходимость. Исчезает творческий характер учебной деятельности. Резко сужается психологическое пространство личности в учебной ситуации, оно редуцируется только до прилежного исполнения всех предписаний учителя. Пропадает интерес к учебе, к освоению и расширению своей индивидуальности через школу. В свое время еще советский психолог Л.И.Божович писала, что если ребенок "пассивно подчиняется требованиям взрослого, он в лучшем случае научается воспроизводить усвоенное, но у него не появляется никакой новой потребности, а следовательно, не происходит и существенного продвижения в его психическом развитии" [12, с.441). Данные, которые были получены американскими исследователями и которые мы приводим в следующей таблице, свидетельствуют о том, что и в семье негатив- н. inи доминантная позиция родителей по отношению к. щи мvребенку катастрофически сказывается на его ин- геллекгуилыюм развитии.

Таблица 1

Изменение коэффициента интеллекта (IQ) детей за период в три года в зависимости от стиля воспитания в семье

(Цит. по: 79, с.59.)

Установка родителей к ребенку

Изменение IQ

Akihbhoнеприязненная

— 1.0

11. юсивная, без интереса к ребенку

— 0,5

Доминантная, жестко контролирующая

+0,5

Предоставляющая самостоятельность, но с очень небольшим участием

+5,0

Предоставляющая самостоятельность, с

+8,0

умеренным участием

Видимо такую же картину, если еще не хуже, следует ожидать и в школе. Удивительно, что из нашей школы еще выходят здоровые и творческие личности, хотя бы даже в виде исключения.

Немецкие исследователи В.Кассель и Г.Хентшель обращают наше внимание на то, что учителя с авторитарным типом поведения "хотя и добиваются послушания от своих учеников, но одновременно формируют у них структуру мотивов, не соответствующую воспитательным целям, и хорошая дисциплина у таких учителей не есть свидетельство педагогического успеха" [46, с. 197–198].

Идентификация с педагогом-деспотом приводит к тому, что ученики выучиваются неадекватным способам взаимодействия, которые они апробируют не только на других лицах, но и на том же педагоге-агрессоре тогда, когда предоставится возможность, тогда, когда ученик не столь зависим от него.

К таким неадекватным способам взаимодействия, которые есть следствие идентификации с авторитарным режимом школы, относятся следующие.

Во-первых, это так называемый смысловой барьер. Полностью отвергается любое требование, которое исходит от человека, позволившего в адрес ученика оскорбительное высказывание или действие. Подчеркнем, что отвергается любое требование, даже разумное.

Во-вторых, это тактический барьер. Подросток заготавливает некоторые логические выкладки, некие житейские высказывания, примеры, суждения, которые призваны опровергнуть некоторые стандартные формулировки, упреки, выговоры со стороны взрослых. Такие "заготовки" не способствуют взаимопониманию, ситуацию не разрешают, но у подростка часто формируют чувство, что он вышел победителем в перебранке со взрослым.

В-третьих, это охота за промахами с целью дискредитации взрослого. Любая ошибка со стороны нелюбимого, ненавистного педагога в сфере предметности (оговорился, сделал грамматическую ошибку на доске и т. д.) замечается и с восторгом доносится до учителя. Такое поведение учащихся — хороший индикатор нарушенных отношений между учениками и учителем.

И, наконец, в-четвертых, это ситуация вымещения, переноса неотреагированной агрессии на другое лицо, на неодушевленные предметы, животных как "сейчас и здесь", так и в будущем (см. главу "Перенос").

Жуткое правило идентификации: тот, кого топтали и клевали и кто безропотно принимал это, тот как правило из таких ситуаций извлекает только один урок: если позволят обстоятельства, я тоже буду клевать и топтать.

У лиц, которые часто использовали и продолжают использовать практику идентификации, очень ригидные имаго, которые по сути диктуют только два полюса поведения: или абсолютно безропотное поведение по отношению к сильному, или позиция кулака по отношению к слабому. Идентифицирующий и не мыслит возможности диалогического обращения с тем и другим.

Весь смысл работы с идентификацией состоит в формировании внутренней диалогической установки по отношению к имаго, к тем внутренним образам, правилам, сущностям, которые мы усвоили от других. Это должно быть не слияние с имаго (в этом случае, если я сливаюсь с имаго, я идентифицируюсь с другими; мой собственный образ, мое собственное Я — есть только слепок дру- I otо образа, другого чужого Я, здесь мое заменено друшм), да,)го не слияние с имаго другого человека, а диалог с ним, это сознание того, что ты во мне присутст- вуешь, но ты — это ты, а я — это я.

Это не означает низвержения авторитетов, это озна- час г, что наряду с другими авторитетами должно появить- (и и мое Я как авторитет. Диалогическое общение с ииоритетом возможно, если в диалоге участвуют два ав- юритета, мой и твой. В противном случае, если авторитет один, то это всегда вытеснение другого, не авторитета, на периферию общения.

Психология bookap

Я должен постоянно рефлексировать свое поведение вопрошанием: "То, что я совершаю, совершаю Я или кто-то другой — отец, мать, учитель, начальник, другой авторитет? Может быть, я дал себя банально запрограммировать? стал игрушкой чужой воли, чужого авторитета?" Непременно нужно задаваться вопросом, когда стал игрушкой, когда я подыграл внедрению другого в себя? Когда мне стало легко не сказать "нет"?

Жизнь начинается как судьба, но она же продолжается как преодоление судьбы.