Глава 2
Чужой в чужом краю
Мало что изменилось со мной за последующие три месяца, разве что головная боль стала не такой угнетающей. Возможно, и потому еще, что я выбросил из головы буквально всякую мысль об экспериментах. Очевидно, я все-таки перебрал с ними в прошлом. Каждое утро, просыпаясь, я словно выплывал из какой-то черноты к свету дня после ночи, проведенной совершенно без всяких сновидений. Это тем более оказалось для меня неожиданностью, что в прошлом я так вынес много вдохновляющих идей как раз из своей, как я называл ее, «Ночной Школы».
На самом деле, как потом выяснилось, сны не прекратились совсем, и, когда я подошел к финалу этой странной драмы (по крайней мере мне казалось, что к финалу), все эти сны дружно ринулись в мое сознание, как селевый поток, прорвавший дамбу. Особенно мне хочется пересказать два таких сна. Припомнились они только к концу мая 2001 года, но по ходу разворачивания этой истории их значение оказалось поистине драматическим. Они, собственно, и подготовили сцену для приключения, которое еще ждало меня впереди да и теперь, можно сказать, только-только начинается. Если бы я знал, что меня ждет дальше, может, и не сдвинулся с места, но так и лежал бы в своей постели еще месяц-другой. Не исключаю, что тогда все бы и прошло само собой. Но, к счастью, я все-таки снялся с места — и, как оказалось, это было жизненно важно для меня.
Сон первый
Я иду по улочке какого-то восточноевропейского города вместе с Марко. Вполне возможно, что это Болгария. На улице пасмурно и холодно, люди вокруг все в пальто, прячут шеи в поднятые воротники, солнце скрыто темными облаками, вот-вот начнется холодный дождь. Я не чувствую ничего необычного в том, что я здесь, рядом с ним, в этом далеком месте. Я уже бывал прежде в Софии, столице Болгарии, и мне кажется, что я узнаю уже виденные однажды места и здания. Впрочем, все бывшие коммунистические страны, можно сказать, на одно лицо, так что непросто так сразу определить, что именно это за место в царстве обсыпавшейся штукатурки и треснутого цемента. Но мне оно вовсе не кажется таким уж незнакомым, как будто я успел уже пробыть здесь очень долго. И ничего необычного также нет и в том, что со мной Марко, тот самый мальчик, который и дал начало этой странной истории, коснувшись моего указательного пальца.
— Ты как думаешь, почему это происходит? — спрашивает он меня, когда мы останавливаемся на перекрестке.
Не могу сказать наверняка, — отвечаю я, — возможно, время подошло, а может, мы готовы для новой ступени… или даже для эволюции. Могу предположить, это как-то связано с эволюцией. Всякий раз, когда биологический вид готов вырваться из оков старой формы, какая-то группа в нем становится отражением нового уровня, показывая всем остальным, как жить в этом новом мире. Может быть, именно поэтому ты ко мне и пришел.
— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь… Для меня это слишком сложно. Но, думаю, ты прав — по крайней мере, у меня такое чувство. А кто они, эта новая группа?
— Дети Оз, — говорю я.
На светофоре включается зеленый свет, и мы переходим улицу.
— Ведь это ты рассказывал мне про них, про тех детей, у которых есть такой Дар. Уверен, что они хотят показать всем остальным, всем нам, кем мы можем стать.
— Или кто мы уже есть, — говорит он.
— Что ты хочешь сказать?
— Мы ничем не отличаемся от тебя или любого другого. — Марко останавливается и смотрит мне прямо в глаза. — То, что у нас есть такие способности, совсем не означает, что мы выше вас или более продвинутые. Я ничего не дал тебе, когда коснулся твоего пальца. Просто помог дверь открыть, а Дар — он взял и выпорхнул, только и всего. Так что эти дети всего лишь показывают вам, кто вы уже есть на самом деле, предлагают вам своего рода ключ.
— Ключ, который каждому поможет открыть свою дверь?
— Да. Люди, почти все, очень боятся и закрывают эту дверь, очень-очень плотно. Им кажется, что с ними что-то не так, они не находят себе места от беспокойства. Нужно предложить им что-то такое, чтоб они успокоились и поняли, что никто не собирается набрасываться на них из внешнего мира. Что, по-твоему, это может быть?
— В смысле, что именно в состоянии помочь им? — спрашиваю я.
— Да.
— Любовь. Я верю, что все мы ищем одного и того же, и любовь — это единственное, без чего нам по-настоящему не обойтись.
— И любовь сможет отпереть двери, наглухо закрытые страхом?
— Да, по-моему, так.
Мы подходим к небольшому скверу. Посреди — маленький фонтан. Вокруг фонтана — аллейка с лавочками, примерно в пяти шагах одна от другой. Мы с Марко садимся на одну такую скамейку, и наша беседа продолжается.
— Ты знаешь, кто такой Эмиссар Любви, Марко? — спрашиваю его.
— Нет. Что означает это слово, эмиссар?
— Тот, кто приносит или передает что-то, весть, например, или послание, — отвечаю я. — Так что Эмиссар Любви — тот, кто несет любовь остальным людям. Ты согласен с тем, что Дети Оз — Эмиссары Любви? В этом ведь и заключается их миссия, нести любовь человечеству?
Он смотрит по сторонам, словно в поисках подходящего ответа. Напротив нас женщина держит на коленях ребенка, улыбается ему и качает его вверх-вниз.
— Глянь-ка вон на того ребенка, — говорит он, и в голосе его слышится что-то такое, отчего мне кажется, что предо мной не десятилетний подросток, а мудрейший из взрослых, кого я когда-либо встречал прежде. — Ребенок мало что может сделать сам, разве что радоваться и смеяться, когда мать держит его на руках. Но еще он отвечает на любовь, отвечает, потому что в нем уже заложена ответная любовь. Ему не нужно рассказывать о ней или объяснять, что это за штука — любовь. Но есть ли на свете такой человек, кото рый не почувствует любви, глядя ребенку в глаза? Но не думай, что у взрослых все по-другому. Они обычно что-то решают в голове, стараются объяснить, что же они такого надумали, но общаются все равно сердцем, и ничем иным. Можно обнести сердце стеной, но, если приходит любовь, они рушатся, эти стены, и тогда взрослый — все равно что этот ребенок. Вот для чего мы здесь. Чтобы помочь вам избавиться от этих стен.
— Значит, все, что нам нужно, у нас уже есть. Дело за тем, чтобы это найти.
— Да. Дать тебе никто ничего не может. Но некоторые люди в состоянии помочь тебе открыть определенную дверь. Вот к этому и стремятся дети — в особенности дети с необычными психическими способностями. У Детей Оз от рождения двери вообще сняты с петель, так что на пути у этой любви, которая идет от них к вам, совсем нет никаких преград. Делясь с людьми этой любовью, они помогают другим людям делать то же самое.
— А что же дар психической силы? — спрашиваю я. — Откуда у детей эта сила?
— Я, в общем-то, и сам не знаю, — говорит он и отводит взгляд. — Возможно, сила — это проявление любви в действии. Но ведь мы с тобой уже говорили: если ты слишком сосредоточиваешься на силе, она постепенно сходит на нет. Потому что сила там, где любовь. А если ты забываешь о любви, тогда сила исчезает, понимаешь?
— Думаю, что да. Кажется, я даже переживал нечто подобное. А что же головная боль?
— На этот вопрос ты должен ответить себе сам, — говорит он. — И вопрос не в этом. А когда ты найдешь ответ на тот, настоящий вопрос, тогда твоя головная боль просто исчезнет сама собой.
— Настоящий вопрос?
— Да, как раз его-то и нужно искать.
Сон второй
Следующей ночью сон продолжился сразу с того места, на котором оборвался вчера. Мы все еще сидели в парке, на месте были и фонтан, и мать с ребенком, правда, на этот раз она покачивала коляску, а ребенок был в ней. Какого-то ощутимого разрыва в рисунке сна не ощущалось, как будто и не было суток, отделявших один сон от другого. Мы словно перевели дыхание, а затем продолжили нашу беседу.
— Ты что-то говорил вначале о детях, которые объединились ради какой-то высшей цели, — обращаюсь я к Марко. — Что ты имел в виду? Ты хочешь сказать, что ты поддерживаешь связь со всеми остальными детьми в мире, наделенными этим Даром?
— В некотором смысле — да, но не так, как ты думаешь. Нас, прежде всего, связывает истина, что все мы — одно целое. Мы — одно целое, понимаешь? А внутри этого единства мы можем общаться друг с другом, каждый из детей, кого высеяли здесь с этой особенной целью.
— Высеяли? — переспросил я. — Ты очень сильно выразился. Это слово означает, что вас пересадили сюда, например, из другого измерения или с другой планеты. Я правильно тебя понял?
— А ты не считаешь, что тебя сюда пересадили?
— Я? Хм… никогда прежде на это не смотрел под таким углом.
— А разве у тебя никогда прежде не было чувства, что ты здесь не просто так, а чтобы совершить что-то? — спрашивает он. — Скорей, даже понимания, что происходит некий великий сдвиг и ты пришел сюда для того, чтобы стать его частью?
— На самом деле, да, именно так я все себе и представляю, — киваю я головой. — Значит, это был сознательный выбор с моей стороны, со стороны всех нас? Мы потому здесь, на этой планете, в это время, что сделали такой выбор?
— А разве ты можешь объяснить это как-то иначе? — спрашивает он, и я снова забываю, что моему собеседнику всего десять лет. — Разве у тебя нет, где-то глубоко внутри тебя, чувства задачи, или миссии? Пусть не сознательное, но вполне намеренное.
— Сознательное… намеренное… не вижу особой разницы.
— Может, и так, потому что это в конечном счете просто умные слова. А истина — это не только слово, истина — то, что вибрирует в каждом из нас. Так что, отвечая на твой вопрос, скажу — мы все высажены здесь ради чего-то удивительного, чтобы быть Эмиссарами Любви, как ты выразился только что. А детям с необычными психическими способностями, или Детям Оз, отведена очень важная роль, когда все начнет разворачиваться. Своя роль есть и у тебя, и у всех нас.
— А что у тебя за роль, можно узнать?
— Задавать вопрос. Только и всего.
— Вопрос? Что за вопрос? — я чувствовал, что не успокоюсь, пока не получу от него исчерпывающий ответ, настолько я был заинтригован.
— Этот вопрос должен задать себе каждый в нашем мире. Сначала задать вопрос, потом начать действовать. А наша роль — прежде всего быть этим вопросом, затем предложить миру способ ответить на него самостоятельно.
Я взглянул на него в надежде, что сейчас он и мне задаст этот вопрос. Почему-то мне не хотелось просить его об этом, но чтобы он сам, не дожидаясь моей просьбы, обратился ко мне. Видно, мой взгляд был красноречивее любых слов.
— Так, значит, ты хочешь услышать вопрос? — наконец улыбнулся он.
— Да, — кивнул я в ответ. — Думал, уже не дождусь, что ты сам предложишь.
— Но только помни, что это вопрос, которым ты должен жить, и жизнь приведет тебя к ответу. Если ты так к этому отнесешься, тогда вопрос не будет вопросом так уж долго.
Я сделал глубокий вдох, словно мне предстояло какое-то судьбоносное переживание. Независимо от того, что он собирался спросить или сказать, это было самой сутью всей миссии Детей Оз.
Почему, по какой причине эта передача произошла именно во сне, я не мог понять тогда, да и сейчас до конца не могу постичь. Но все происходящее было настолько реальным, настолько живым, что я знаю — это больше, чем обыкновенный сон, скорее путь, избранный Марко, чтобы передать эти более глубокие уроки. Я расправил плечи и стал сосредоточенно ждать.
— Я буду говорить с тобой твоими же словами, тогда вопрос будет понятнее, — сказал Марко. — Так вот:
«Что ты будешь делать и как будешь вести себя, если узнаешь, что с этой минуты ты — Эмиссар Любви? Начали!»
Что бы ты сделал прямо сейчас, если бы это было действительно так? Как бы ты поступал с каждым встречным? Что бы ты сказал ему? Какой станет твоя жизнь? Видишь, это единственный вопрос, который стоит того, чтобы задать его прямо сейчас, потому что именно он приводит все в движение. Это место, с которого начинается жизнь, когда ты понимаешь, что в этом вопросе — истина, что ты уже Эмиссар Любви, сейчас. Так что, начнешь или подождешь еще немного?
— Мне станет сразу понятно, что я уже Эмиссар Любви? — спрашиваю я.
— Конечно, именно так. Именно в этом и заключается миссия детей с особыми психическими способностями. Я уже говорил раньше, что это есть внутри у каждого, но обычно скрыто под напластованиями страха. Но если мы сможем удерживать эту частоту и мир увидит, что мы ее держим, тогда откроется дорога к новому миру.
— Значит, вы хотите, чтобы все мы поняли, что вопрос — истина и все мы — Эмиссары Любви. А когда мы начинаем действовать из места этой правды, тогда она активируется внутри нас. Я тебя правильно понял?
— Жить этим можно, когда знаешь это, — отвечает он. — Вот ты спрашивал, поддерживаем ли мы связь между собой, все остальные Дети Оз. Ответ совершенно очевиден — да, мы работаем сообща над созданием своего рода Сети вокруг мира, которая поможет людям жить этой истиной. Я сказал, что мы были «высеяны» здесь, и здесь я тоже не оговорился. Мы здесь с определенной целью, и нам известна эта цель. Не просто, на самом деле, так это все объяснить на словах, но если ты заглянешь в свое сердце, то увидишь, что все это правда, потому что это правда и о тебе тоже.
— Можешь рассказать мне больше об этой Сети! — спрашиваю я.
Ты сам о ней узнаешь. Это не совсем то, что можно понять с помощью слов. Скорее, нужно жить этим. Ты будешь жить этим, я тебе обещаю. Твоя роль в этом только-только начинается. Тебе предстоит путешествие, но, если я стану сейчас о нем рассказывать, ты не поверишь мне. Поверишь, когда начнешь жить этим. Понимаешь, о чем я?
— Не очень, если честно.
— Поймешь, — говорит Марко. — К тому времени, когда все кончится, без всякого сомнения, поймешь.
Время шло, и я уже начинал подумывать, что все случившееся со мной в эти несколько недель навсегда останется в прошлом. Встреча с Марко принесла мне массу незабываемых впечатлений, а те головокружительные события, которые за ней последовали, оказались просто потрясающими. Но кричащие люди на концертах и несмолкаемый стук в голове — это было чересчур. В конечном счете я сам решил распрощаться со всем этим раз и навсегда. Моя жизнь и без того была насыщенной, чтобы искать новых приключений. К тому же у меня было более чем достаточно серьезных и безотлагательных дел, а эта загадка, непонятно к чему на меня свалившаяся, просто исчерпала себя.
Но и отделаться от всего этого оказалось не так просто, по крайней мере сразу. Что-то внутри меня продолжало свое дело, и определенно у него не было в планах расстаться со мной прежде, чем оно с ним закончит, с этим своим делом. Я чувствовал, как оно растет и набирает силу, словно ребенок в утробе матери, не тратя зря ни капли драгоценной энергии, вливающейся в его жизнь. До тех пор пока я особенно не злоупотреблял экспериментами, я мог держать приступы головной боли под контролем, но это только означало, что этот Другой просто спал, а не лупил изнутри по моим вискам своими ногами, пытаясь вырваться наружу.
Сны тоже продолжались, хотя по-прежнему не все в них открывалось мне. Что-то в моем уме упорно не хотело отвечать на призыв, продолжая держать все происходящее на расстоянии вытянутой руки. Единственное, что в этих снах оставалось неизменным, — место, где я был, и с кем я был. Слово «Болгария» выкристаллизовалось у меня в уме, продолжая эхом звучать даже днем, когда я не спал, не давая мне возможности забыть о том, что было во сне, увлекая и затягивая меня в его темные объятия. Я был нужен там, и я был нужен Марко, пусть даже пока мне не было открыто, зачем именно, а у меня самого не получалось вдохнуть полной грудью в этом далеком месте.
И тут все изменилось с неожиданностью орудийного залпа. До сего дня я не знаю, что заставило меня сделать такой резкий поворот в своей жизни, но ответ на все происходящее стал мне ясен как белый день. Я знал, где мне искать Марко, и знал, что он будет ждать меня там. Так или иначе, но нужно было положить конец этой драме, и Болгария была единственным местом, где это могло произойти. Это слово пульсировало в моем мозгу, а затем внезапно вылетело наружу, обретя свою жизнь, распоряжаясь этой жизнью по своему усмотрению. Будь это кто-то другой, я бы ни за что не поверил, что можно так поступить, но намерение это так плотно взяло меня в оборот, что казалось, других вариантов просто быть не может. Я собирался найти его — значит, собираемся в путь!
Я сделал заказ на билет, никого из своих не ставя в известность. Зачем давать им лишний повод убедиться, что у меня не все в порядке с головой? Я уже и без того был сыт постоянными разговорами об этом. Впрочем, к тому времени все успели решить, что я уже остыл к своему прежнему увлечению. Действительно, те дни, когда я мог любого оттащить в сторону, чтобы отработать на нем последний всплеск психической энергии, остались в прошлом. Время от времени я продолжал работать с Даром, держась подальше от их глаз, но главным образом для того, чтобы убедиться, что он еще здесь. Дар оставался со мной — и, более того, мои способности даже усилились, хотя я научился контролировать непредвиденные взрывы, которые захлестывали меня прежде. Теперь, словно джинн из сказки, он спал в своей пещере, где-то в глубинах моего ума, и выходил только тогда, когда я просил его об этом. И когда он появлялся, то оказывалось, что сил у него ничуть не убавилось, и одно это было достаточным подтверждением, что ехать нужно.
Наступил конец мая. Через два дня был запланирован мой отлет. Я объявил об этом вечером, когда все были дома, и их реакция, к моему глубокому удивлению, в целом была положительной, словно все понимали, что это единственный способ для меня довести до конца эту одиссею. Конечно, мое решение было встречено вопросами типа: «Ты уверен, что поступаешь правильно?», но спрашивали спокойно, и это лишь говорило о том, что их поддержка была единодушной. Еще день — и я отправлюсь в страну, не менее таинственную, чем та, что снилась мне по ночам. И единственным путеводителем могла быть разве что моя интуиция.
И вот мой самолет уже над Атлантикой, а я все больше чувствую себя беспомощным, словно оставляю свою половину поля и теперь меня ждут непростые моменты в игровой зоне противника. Мне уже доводилось бывать в Болгарии, но никогда у меня не возникало желания вернуться туда еще раз. Время, что я провел в этом регионе, стало переломным в моей судьбе, но я думал, что уже больше не окажусь в этих краях. Большому кораблю, как говорят, нужно не меньше мили, чтобы лечь на обратный курс, но столько времени прошло, а моя жизнь так сильно изменилась. Мне вспомнилось, как я оказался в Хорватии в 1995 году, когда я встретился с Эмиссарами Света. Откуда мне было знать тогда, что случится во время того путешествия и как сильно оно изменит мою жизнь? Я написал книгу и стал ездить по свету, рассказывая в своих выступлениях о том, что узнал и чему научился от них. Потом дважды возвращался и наконец дал себе слово, что на этом все. Я расплатился по своего рода кармическому счету, и этот счет, надеялся я, уже закрыт. Меня ждали другие занятия, и хотелось верить, что в моих услугах больше не будет нужды.
В прошлый раз я оказался в Болгарии потому, что в Косово война была в самом разгаре. В тот регион только так можно было попасть тогда, потому что все ближайшие аэропорты были закрыты по приказу НАТО. Я прилетел в Софию, затем автобусом — в Македонию, а там добирался до лагеря беженцев на границе. Особых причин задерживаться в Болгарии не было, так что я и не стал задерживаться. Когда миссия мира в Косово была завершена, я вернулся тем же путем и сразу же улетел из Болгарии домой. Казалось, необходимости возвращаться не будет.
И вот я снова в самолете, и снова лечу в те края. Но главное — толком сам не представляю зачем и почему. Что мне делать по прибытии, куда идти, где останавливаться — я старался пока даже не думать об этом. Если полученный мною Дар — сказал я себе — хоть как-то применим к реальной жизни, тогда он сам выведет меня в нужном направлении. Но даже если нет, я все равно свою цель могу считать достигнутой. Я буду знать, что вся эта затея оказалась совершенно безрезультатной, и это по-своему тоже будет результат. С какой стороны ни посмотри, мы приближались к финальному акту, и я не мог не радоваться этому.
Пятница, утро, я в международном аэропорту Софии. Начиная с этого места остается полагаться только на Дар, который поможет правильно решить, куда идти и к кому обратиться. Указателей «До детей с особыми психическими способностями — 100 метров» к моему прибытию, естественно, никто не развесил. Приставать к каждому встречному с тем же вопросом — тоже не самое лучшее начало в незнакомой стране. Я представил, как обращаюсь, например, к таможеннику: «Спасибо, сэр, за тридцатидневную визу и… вот еще что, вы случайно не знаете, где в вашей стране держат детей с необычными психическими способностями? Дело в том, что есть тут у вас один такой мальчик, зовут Марко, он научил меня гнуть ложки и читать мысли. Так вот, я бы хотел его найти. Не подскажете ли, с чего мне начать поиски?» Конечно, без вопросов и расспросов все равно не обойтись, ясное дело, но я надеялся, что буду точно знать, когда подвернется подходящий момент. Впервые с тех пор, как меня посетила мысль приехать сюда, я стал сомневаться, а была ли в самом деле так уж хороша эта мысль?
В аэропорту было несколько маленьких офисов — агентства местных отелей и компаний по прокату автомобилей. Первым делом нужно было добраться до какого-нибудь отеля, а оттуда уже начинать поиск. Выбрав первый попавшийся офис, я шагнул внутрь.
— Привет, надеюсь, вы поможете мне найти отель в городе?
Конечно, — услышал я ответ мужчины среднего возраста, с темными глазами, посаженными так глубоко, что казались утопленными в череп. Я даже притворялся поначалу, что осматриваю его офис, стараясь не смотреть на него. От одного вида этих глаз у меня мурашки начинали ползать по спине, словно я смотрел в пустые глазницы черепа. Со своей стороны, он не делал никаких попыток помочь мне, а только молча сидел, уставившись на меня, будто чего-то ждал. Чего именно — тоже было непонятно.
— Я, наверное, должен вам сообщить какую-то информацию? — не выдержал я затянувшейся паузы.
— Откуда вы прибыли? — сухо спросил он. Странноватый какой-то вопрос для начала, подумалось мне. При чем тут то, откуда я приехал?
— Я из Соединенных Штатов, из Калифорнии. А почему вы спрашиваете?
— Просто так. В каком отеле вы бы хотели остановиться?
— Что-нибудь среднего класса, на ваш выбор. Что вы посоветуете?
Он снова молча уставился на меня, словно задумавшись над чем-то. Вполне возможно, он просто был тугодум и сейчас действительно работал над тем, что мне предложить.
— Рекомендую отель «Принцесса», — наконец услышал я от него. — Очень удобные номера, и могу организовать по хорошей цене. Десять минут ходьбы от центра города, и всего за пятьдесят пять долларов, все включено. Непосредственно в отеле с вас возьмут восемьдесят пять долларов, так что, думаю, вы не прогадаете.
— Хороший отель, вы говорите?
— Да, совсем новый и удобный, — сказал он. — В этом отеле часто останавливаются американские туристы, а вы, я так полагаю, турист, угадал?
Я кашлянул.
— Да, я турист, прилетел на недельку, посмотреть местные достопримечательности.
— Какие же именно достопримечательности вас интересуют? — спросил он, как мне показалось, тоном экзаменатора.
— Пока не знаю. Думаю, что подыщу себе хорошего гида или сам как-то сориентируюсь. Тогда и буду знать, что именно хочу выбрать.
— Выбор очень большой, — сказал он и улыбнулся, впервые за время нашего разговора. — Болгария очень красивая страна. Если захотите взять напрокат машину, чтобы ездить по стране, мы можем вам тоже в этом помочь.
— Спасибо, но нет, пока нет. Возможно, дойдет дело до машины, но пока необходимости в ней нет. Сначала мне нужно осмотреться, походить по городу.
— Как вам будет угодно, сэр.
Я заполнил все нужные бланки на столе, пока он возился с моей кредитной карточкой. Все это время меня не покидало чувство, что он настороженно, даже как-то подозрительно продолжал изучать меня, но причину этой подозрительности я никак не мог понять. Для него я просто обычный пассажир, только что с самолета. Я даже еще не начал задавать вопросы, которые могли меня как-то выделить из множества других пассажиров, проходивших через аэропорт. Если тут так встречают каждого иностранца, кто интересуется местными гостиницами, сказал я себе, то можно вообразить, что тут начнется, когда дойдет дело до поисков.
— Организовать вам такси до города? — спросил он.
— Да, это было бы очень кстати.
Он открыл сбоку от своего стола окошечко, выходившее в зал, где томились сотни людей в ожидании, пока их близкие пройдут через таможню.
— Живко! — прокричал он, и парень из толпы опрометью бросился в нашу сторону.
Взглянув на меня, он выпалил:
— Вам нужно такси?
— Да, похоже на то, что я еду в отель «Принцесса». Сколько это будет стоить?
— Отель «Принцесса»? — переспросил он. Чуть подумав, сказал: — Это будет стоить пятнадцать долларов.
Мне не надо было объяснять, что я мог бы договориться с ним и за половину этой цены, а прояви я упорство — и того меньше. Но, оказываясь в такой стране, как Болгария, нужно быть готовым, что с вас, где можно и нельзя, постараются взять лишнего. Это тоже входит в программу пребывания, и нужно просто определить для себя, сколько и за что вы готовы переплачивать, а потом подвести черту. Для данного случая пятнадцать долларов было терпимо.
Живко повел меня за собой к выходу из аэропорта, мимо «нормальных» таксистов, не обращая внимания на их негодующие взгляды. Мы прошли мимо парковки к ряду машин, приткнувшихся к краю тротуара.
— Вот и мы, — сказал он, когда мы подошли к видавшему виды «форду». Он открыл дверь, бросил мои сумки на заднее сиденье, и мы тронулись.
Еще на выезде из аэропорта он то и дело поглядывал на меня с нескрываемым любопытством, словно чувствуя, что что-то здесь не так — и со мной, и с той причиной, которая привела меня сюда. Еще бы — я ведь был один, явно необычный тип туриста, и багажа при мне было всего рюкзак и небольшая сумка в руках. Совсем как тот его соотечественник в офисе, он тоже не удержался от расспросов:
— Прежде бывали в Болгарии? — спросил он, выруливая на магистраль, которая вела в город.
— Да, один раз, три года назад, но пробыл тут всего пару дней.
— А что сейчас вас привело? Бизнес или просто так?
— Просто так, — ответил я. — Понравилось в первый раз, решил приехать еще.
Это была неправда, и он это почувствовал. Пожалуй, мне стоит быть с ним пооткровенней. Я писатель, меня привело сюда исследование для моей новой книги. Так будет правдоподобней, чем моя начальная версия. На писателя я еще так-сяк похож, а вот на туриста… Наверное, ему не надо объяснять, что такое американский турист в Болгарии. Но едва ли я был на них похож.
— А что вас тут интересует? — он как ни в чем не бывало продолжал разговор. — Надо думать, вы уже решили, куда…
— Вообще-то я приехал материал собирать… для своей книги.
— А, так вы писатель… — с явным облегчением проговорил он. — Теперь понимаю…
— Теперь понимаете?
— Не обижайтесь, но вы и в самом деле похожи на писателя.
— И не думаю обижаться, — сказал я. — Знаю, что на тех туристов, которых вы привыкли возить, я не слишком похож.
— Говорите, что пишете книгу… а можно спросить о чем? Глядишь, и моя помощь пригодится…
Что-то в ответ на его слова шевельнулось во мне, словно подсказка, легкий толчок в спину: иди дальше в том же направлении. Насколько я понимал, этот Живко — обычный местный парень, калымит себе на разбитой машине, и не более того. Но, возможно, он станет первой «доминошкой», за которой посыплется весь ряд, и наш разговор в конечном счете приведет меня туда, куда надо, прямиком к Марко. Мне следует довериться Дару, он изнутри будет вести меня и подсказывать, в каком направлении двигаться. Так почему бы нам сразу не начать, прямо отсюда?
— Моя книга о детях с паранормальными психическими способностями, и я слышал, что таких детей много в Болгарии. В частности, я ищу одного мальчика по имени Марко — говорят, он самый способный из всех. Вы что- нибудь о таком слышали? То есть и о детях вообще, и о мальчике — где бы я мог его найти?
Сперва на его лице появилось озадаченное выражение, словно он вообще не понял, что я ему сказал. Затем он снова улыбнулся и сказал:
— Надо же! Дети с паранормальными способностями… ну и ну! Даже не думал, что у нас такое может быть… по крайней мере, ни о чем подобном не слышал.
Он говорит неправду, и я чувствую это.
— И этот мальчик — как вы сказали, Марко? — нет, я о таком тоже не слышал.
Вот это похоже на правду, я чувствую, что Марко он не знает, но наверняка знает о детях.
— А где именно в Болгарии он живет, вы знаете?
— В том-то и дело, что нет, — сказал я. — Мне как раз и нужен кто-то такой, кто мог бы подвести меня к нему. Если среди ваших знакомых есть такой человек…
— Не думаю, что так просто будет найти нужного вам человека, потому что даже говорить о таком у нас никто не говорит.
Потому что боятся или об этом говорить запрещено.
— Пожалуй, начните с того, что зайдите в церковь, у них расспросите поподробнее.
— Почему в церковь?
— Возможно, им что-то известно… Ничего не могу сказать.
— Люди здесь, по вашим словам, о таком не говорят, — теперь уже я начал его расспрашивать. — Почему же? Боятся говорить на темы вроде паранормальных способностей?
— Боятся — не очень хорошее слово, — каким-то, как мне показалось, обеспокоенным тоном ответил он. — Возможно, люди не хотят о таком говорить… чтобы не создавать себе неприятностей.
У меня было чувство, что он пытается сказать так, чтобы на самом деле ничего не сказать. Что-то такое тут есть, и он об этом знает, но боится говорить в открытую, — вот все, что я смог пока у него выведать. И я понимал, чувствовал всем своим нутром, что он готов рассказать больше, если будет знать, что с моей стороны ему ничего не угрожает. Нужно что-то такое придумать, чтобы он успокоился.
— А как к этому относится правительство? — спросил я. — Оно не одобряет парапсихологии и разных таких вещей?
— Я думаю, что как раз правительство и хочет прекратить об этом разговоры.
Уже теплее. Похоже, он начинает понемногу открываться.
— Не знаю, как насчет того, что они боятся, но проявляют осторожность — это точно. Нам уже не раз случалось обжигаться на подобного рода делах. Коммунистам конец, возврата к этому не хочет никто, но правительство привыкло контролировать людей, а как ты их будешь контролировать, если они могут выкидывать разные фокусы.
— А почему вы решили, что это фокусы? — поинтересовался я. — Похоже, вы не верите, что…
Нет, верить-то я верю… я просто сказал, ведь для некоторых людей так оно и есть. Но знавал я как-то одного ребенка, вроде того, о котором вы упомянули. Это была девочка, совсем маленькая, и она…
Он снова закрывается, словно почувствовал, что и так сказал слишком много.
— Впрочем, все это пустые слухи, а между тем, обратите внимание, вот и наш отель.
Честно говоря, всю дорогу из аэропорта я ни на что не успел обратить внимания, так увлекла меня наша беседа. Стоило мне только прибыть на место, как тут же открылось, что вся эта история, оказывается, окружена завесой таинственности. Живко тем временем подогнал машину к навесу перед самым входом и открыл дверь.
— Вот что я могу вам сказать, раз уж мы заговорили, — он немного помедлил, прежде чем выйти. — Не стоит вам здесь заводить разговоры на эту тему. Вы увидите, что людям она не нравится. И советую вам быть осторожней с теми, кого вы в наших краях начнете об этом расспрашивать.
— Чем же вы так напуганы?
В ответ он посмотрел на меня, и его глаза оказались такими темными, что я невольно вздрогнул.
— Это не мне, это вам надо бояться.
Прежде чем расстаться с Живко, я, на случай, если он все-таки передумает и решит мне рассказать что-то еще, записал ему свое имя. И хотя, по его словам, мне стоило прекратить свой поиск, даже не начав его, я поздравил себя с тем, что уже двигаюсь в нужном направлении. Постоянный звон в голове, которым Дар неустанно напоминал о себе, был сравним с ощущением после пяти-шести выпитых чашек кофе, однако я давно не чувствовал такой ясности в мыслях. Как гончая, почуявшая первый запах дичи, готова рвануть по следу с новой силой, так и я, не пробыв в Болгарии и часа, уже напал на свежий след Марко — по крайней мере, хотелось в это верить.
Отметившись за стойкой приемной, я направился в свою комнату. Тот человек из офиса в аэропорту был прав: гостиница оказалась очень симпатичной и практически новой. Лифт вынес меня на пятый этаж, а там я повернул налево по коридору. Мне еще оставалось полпути до моей комнаты, судя по номерам на дверях, как вдруг в глазах у меня резко потемнело. Выронив сумки, я схватился руками за стену, затем без сил опустился на колени. Голова свесилась на грудь — еще немного, и со мной случится обморок. Но я был совершенно не в состоянии сделать хоть что-то.
Где-то минуты три я простоял так на коленях, в ожидании, что сейчас меня или отпустит, или я совсем потеряю сознание. Но не случилось ни того, ни другого. К счастью, в коридоре никого не было, и я смог расслабиться, чтобы принять в себя это чувство. Почти сразу же я почувствовал нечто, некий жужжащий звук, постепенно переходивший в низкую вибрацию. Положив обе ладони на пол, я силился понять, откуда идет этот шум. Коридор медленно крутился у меня перед глазами, шум продолжал нарастать, но вдруг разом все прекратилось — так же внезапно, как и началось.
Я простоял на коленях еще с минуту, пытаясь сообразить, что же все-таки произошло. Кроме всего прочего, у меня появилось некое безотчетное чувство, что я здесь не один, что за мной наблюдают, но не существо из физического мира. Было, было здесь что-то еще, и мой Дар отчетливо говорил мне об этом. Но где именно и почему, с какой целью? Что ему от меня было нужно, и почему случилось так, что я едва не отдал концы тут же, прямо в коридоре?
Наконец я поднялся и, пошатываясь, пошел к себе в комнату, стараясь быть наготове и не терять сосредоточенности.
В моей комнате, само собой, не было ни души, но мои мысли невольно крутились вокруг того, что это только начало длинной вереницы не совсем комфортных для меня моментов. Определенно, что-то тут было такое, что хотело поскорей спровадить меня отсюда, помешать мне найти Марко. При этом я даже не догадывался, что же это вообще может быть. Оно пряталось в потемках, подстерегая, надеясь сделать мне подножку. Очевидно, мне, со своей стороны, следовало стать очень и очень осторожным и быть готовым ко всему. Похоже на то, что впереди меня ждала та еще неделька.
Я наконец устроился в своей комнате и взял в руки пульт, надеясь хоть что-нибудь нащелкать в телевизоре, чтобы убить время, а потом с чистой совестью лечь спать. Это, кстати, проверенный способ — чтобы перехитрить все эти биоритмы и разницы в часовых поясах, сразу же начинайте жить по местному времени. Так проще всего будет адаптироваться. Самое последнее дело — прикидывать: «А сколько же это будет по-нашему?» Даже если наваливается свинцовая усталость, постарайтесь не спать. Продержитесь хотя бы часов до восьми-девяти по новому времени, а до того даже не думайте про сон. Позволить себе немного передремать — значит обречь себя на бессонную ночь, так что лучше сразу постарайтесь себя пересилить.
Эта мысль продолжала крутиться у меня в голове, пока я сидел в своем номере и осоловело смотрел на экран телевизора, стараясь не поддаться сну. За весь рейс я даже глаз не сомкнул, и победить дремоту с каждой минутой казалось все нереальнее. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, — не думать вообще, где я сейчас нахожусь, и поскорей забыться сном. Там-то уж точно не будет ничего такого — ни погнутых ложек, ни водителей такси с их загадочными предупреждениями, никакой Болгарии вообще.
То тягостное чувство, которое навалилось на меня в коридоре, тоже никуда не делось, но у меня уже просто не было сил, чтобы и ему уделить внимание. Да и что это было на самом деле — просто некое странноватое ощущение, знакомое каждому, кто попадает в страну, уж очень сильно не похожую на свою собственную? Или что-то действительно подстерегает здесь меня? И что это может быть, если так? Я приехал сюда для того, чтобы найти Марко, для того, чтобы научиться у него… да ведь я толком и сам не знал, чему хочу у него учиться. Впервые с того момента, как мысль отправиться с Болгарию посетила меня, я отчетливо понял, что мне самому не очень-то ясно, с какой именно целью я сюда прилетел. У Марко, знал я, был в руках ключ к тому, что со мной происходило последние несколько месяцев и что мне с этим делать. Я же, как в омут головой, бросился тогда в отработку полученных от него психических даров, даже не подумав, а зачем, собственно, они мне. Лишь от одной этой мысли у меня сразу же заныли виски.
Я здесь из-за него… вот единственное, что я знал наверняка. Сны понемногу стали возвращаться ко мне, и я начинал понимать, что другого выбора у меня нет. Я должен был приехать сюда, в Болгарию, независимо от того, ясна мне причина или не очень. Надо понимать, что она, причина, сама найдет меня здесь. Мне оставалось надеяться, что мои поступки не есть признак того, что я окончательно лишился рассудка, и действительно есть что-то такое, что указует мне путь и направляет меня туда, где наконец-то все и выяснится окончательно. О том, что, возможно, придется возвращаться домой поджав хвост, я старался не думать. Нет, что-то да случится, не может не случиться — мало того, у меня было такое подспудное чувство, что первый шаг к этому уже сделан.
В конце концов я решил выйти из гостиницы и пройтись по городу. Шесть тридцать вечера было на часах, и начинало понемногу вечереть. Низкое небо, которое кое-где проглядывало в разрывах серой облачности, лишь усиливало мрачноватое настроение, вполне соответствовавшее этому месту. Немного постояв у входа в гостиницу, я повернул направо и пошел по бульвару Марии-Луизы, в самый центр Софии.
В большинстве бывших коммунистических стран чувствуется какая-то своя энергетика, медленная и инертная, с огромной неохотой встречающая каждое движение. Дома походили на старую утварь, второпях задвинутую в чулан, куда уже никто не заглянет. Они все почти на одно лицо, словно близнецы, цветом, однообразной коричневой штукатуркой, местами осыпавшейся крошками на тротуар. В планировке не видно никакого архитектурного замысла — так, чехарда мыслей, переплетение линий и изгибов, далекое от подлинного вдохновения. И те же настроения, как кажется, отражают и глаза большинства людей, что идут по этим улицам. Признаюсь, мне нечасто случалось видеть в Болгарии привлекательное лицо, только тяжелый взгляд людей, которые несли и продолжают нести свой тяжкий крест.
Среди болгарок много крашеных блондинок — глядя на них, мне не раз думалось, что это не иначе как подсознательная попытка забыть о том, где и какой жизнью они живут. Худоба большинства из них была просто-таки нездоровой, зато улыбки казались мне нарочито широкими. Но под этой поверхностью было еще немало чего: боль и страдание, которые они терпеливо сносили многие годы и терпят до сих пор. Что тут еще остается, как не притвориться веселым, смеяться и надеяться, что не просочатся сами собой сквозь поры те чувства, что были припрятаны поглубже.
Но вот позади мост через маленькую речку, что неторопливо своим путем вьется по городу, и я — в центре Софии. Мимо мчатся машины, безостановочно сигналя, из них высовываются, кричат подростки, одетые в свою лучшую одежку. Похоже, что сегодня у них выпускной в школе и это — местная традиция. На какой-то миг я даже готов был согласиться, что они ничем не отличаются от подростков во всем мире. Впервые за несколько часов в болгарской столице я почувствовал энергию, заряженную свободой и радостью, а не усталостью и скукой. Кавалькада из пяти машин неслась по улице, а прохожие останавливались, провожали ее взглядом. Но никто из них не издал ни звука. Они, казалось мне, смотрели сейчас на самих себя или на тех, кем были когда-то, сравнивая с теми, в кого превратились. Машины мчались прочь, а они снова опускали глаза к земле, стараясь гнать прочь тоскливую мысль, что лучшие годы потеряны безвозвратно.
Открытые кафе были переполнены, и запах пива, словно испарения от влажной земли, заполнял собой все вокруг. Люди смеялись, автомобили сигналили, а тени от домов тем временем становились все длиннее и черней. Наступал вечер последнего рабочего дня, впереди выходные, и, казалось, все напряженно ждут, что вот-вот вспыхнет какой-то новый свет — не природный, но тот, что поможет забыться самим и на время забыть об окружающих серых силуэтах. И так на борьбу ними была потрачена вся неделя. Это было своего рода бегство, не делая шага от барной стойки, попытка хоть так спрятаться от безнадежности и отчаяния. Нет, успокаивал я себя, у меня просто разыгралось воображение. Но могло быть и так, что ко мне прорывались их мысли, обволакивавшие меня со всех сторон. Как бы то ни было, но моя головная боль снова вернулась и даже усиливалась с каждым моим шагом по городу.
Я решил, что с меня довольно и уже можно вернуться в отель и лечь спать. Восемь часов сна — вот то, что мне было нужно, выспаться и притушить в себе чувство, будто я неправильно что-то истолковал, решив ехать в Болгарию. Ну кто, будучи в здравом уме, вскочив в последний миг в самолет, полетит неведомо куда и неизвестно зачем, полагаясь на интуицию — авось, выведет к некоему ребенку, которого, может, и на свете нет? Такая усталость вдруг навалилась на меня, что все, случившееся со мной за эти последние несколько месяцев, виделось совсем в другом свете. Неужели итогом всему — это бредовое путешествие за тридевять земель, туда, где все не как у людей? Стемнело, но я уже был почти на месте. Проститутки возле отеля обращались ко мне на языке, который я не понимал, но и без того было ясно, чего они хотели.
Но я-то сам, чего я хочу? Зачем я здесь и что я хочу найти? В этот первый вечер вопросов оказалось куда больше, чем ответов.
На следующее утро я проснулся в семь. В окно светило солнце, и это уже было приятно. В свете нового дня комната показалась вне вполне симпатичной. Даже если ничего больше не произойдет, я могу просто оставаться здесь, смотреть Си-Эн-Эн, пока не пройдет неделя и пора будет возвращаться домой. По крайней мере, к тому времени все будет кончено и смело можно будет выбросить все из головы. М-м-м, но эта головная боль! Сев на кровати, я с удивлением заметил, что она не только не исчезла, но даже усилилась. Это значило, что я стал ближе к чему-то. Так подсказывала интуиция, но что это могло быть — у меня не было ни малейшего представления.
Ничего не остается делать, как, несмотря на предупреждение Живко, начать опрашивать всех встречных и поперечных, знают ли они что-то о Марко или о детях с необычными психическими способностями. Это, конечно, будет очень и очень непростым занятием. Почему-то эти разговоры пугают их. Возможно, они просто не захотят распространяться на эту тему. Может, она и вправду небезопасна для них и для меня, но чем раньше я получу нужную информацию, тем раньше смогу уехать.
Как оказалось, следующего шага оставалось ждать недолго.
Я спустился в ресторан на завтрак, который был включен в счет. Выбор меня приятно поразил, но я в общем-то не был особо голоден, поэтому остановился на яйцах и кофе, затем поднялся к себе, чтобы распланировать этот день. Но не успел я открыть дверь, как едва не наступил на сложенный лист бумаги — его, очевидно, подсунули под дверь, пока меня не было. Я поднял записку, сел на кровати. Почему-то я решил, что она на болгарском и я не смогу ее прочитать. Но, развернув записку, увидел всего несколько строчек на английском. И первое, что мне бросилось в глаза, было мое имя.
«Мистер Твайман, я знаю, что вы ищете, и могу помочь вам в поисках. Если вам нужна информация об этих детях, ждите меня сегодня в полдень у Кирилла и Мефодия. От меня вы узнаете все, что вас интересует. Приходите один».
Подписи не было. Но каким образом кому-то стало известно о том, что я… ах да, в дело мог вмешаться Живко. Я говорил с ним о детях, только с ним, и ни с кем больше. По большому счету, он вообще был единственный, с кем мы успели пообщаться с того времени, как я прибыл в Софию. От этой записки шла энергия, которая мне не очень понравилась, и пульсация в моей голове стала сильней, пока я держал ее в руках. Безопасно ли соглашаться на это свидание или это была какая-то западня? Никакой информации в ответ, только чувство глубокой тревоги. Несмотря на это, я знал, что пойду, должен идти. Возможно, это единственная путеводная нить, да еще она так сразу оказалась в моих руках.
Я спустился в холл, чтобы выяснить, что это за Кирилл и Мефодий. Девушка со скучающим видом стояла за пустой стойкой.
— Извините, мисс, — сказал я и сделал паузу, давая ей время переключиться на английский. — Поможете мне в одном вопросе?
— Да, сэр, я постараюсь.
— У меня назначена встреча, в полдень в городе, но я не знаю точно, где это и что это может быть… возможно, ресторан или отель. — Я показал ей клочок бумаги, на котором записал название. — Вот оно, Кирилл и Мефодий. Вы знаете, где это?
Какой-то миг она молча смотрела на бумажку, которую я держал в руке, затем сказала:
— Кирилл и Мефодий — это вообще-то болгарские свя тые, но есть ли ресторан с таким названием, не знаю. Один момент, пожалуйста.
Она повернулась к мужчине, который только что зашел за стойку, и заговорила с ним по-болгарски, кивнув в мою сторону. Выслушав ее, человек повернулся ко мне.
— Думаю, речь идет о церкви, — сказал он. — Примерно в двух кварталах отсюда есть собор святых Кирилла и Мефодия. Другого места в Софии, чтобы у него было такое же название, я не припоминаю. Так что, скорее всего, ваша встреча назначена именно там. Если хотите, могу предложить вам карту, там показано, как пройти.
Я кивнул, и он вытащил небольшую карту с планом болгарской столицы. Действительно, до церкви было несколько кварталов ходу, по улице, где еще располагался известный в болгарской столице открытый рынок. Лучше и не придумаешь, сказал я себе. Сотни людей вокруг, так что едва ли мы будем в центре внимания. Но почему человек, написавший записку, кто бы он ни был, выбрал именно церковь, чтобы передать мне информацию? Я был уверен, что церковь — это шаг номер два. Буханье в моей голове, надо думать, говорило о том же. До встречи оставалось ждать еще целых два с половиной часа. Но, с другой стороны, у меня есть время к ней подготовиться.
Я решил идти по карте, чтобы не заблудиться в боковых улочках, что должны были вывести меня к церкви. Отличительная особенность карт на английском в той части света, где пользуются кириллицей, в том, что ориентироваться по ним совершенно невозможно. И уличные указатели, и таблички на стенах домов выглядят так, что хоть как-то сопоставить их с тем, что написано в карте, — дело просто безнадежное. Поэтому я решил не спеша идти квартал за кварталом, постоянно сверяясь с картой, чтобы не забрести куда-то не туда.
И вскоре в конце улицы действительно показался рынок. Я также заметил и тыльную часть здания, которое вполне могло быть небольшой церквушкой. Правда, с того угла, под которым я смотрел на здание, трудно было определить, действительно ли я пришел на место. Обширный двор, обнесенный цепью на невысоких столбиках, порядком зарос травой, и вообще выглядел заброшенным. Да и весь этот район что-то не слишком походил на место встречи — если, конечно, его и не выбрали именно с этой целью. Молоты в моей голове били, не жалея сил, и я уже подумывал над тем, чтобы повернуть назад. С самого начала мне не нравилась эта ситуация, но какие еще были варианты? Бросить все и уйти означало признать поражение, и тогда я никогда не найду Марко. Что ж, даже если предположить, что меня заманивают в ловушку, что было бы смешно и нелепо, стоило все же рискнуть.
Но почему же, почему каждый раз, когда я на шаг ближе к нему, голова начинает болеть все сильнее? Бывает, на час-другой боль и вовсе исчезнет, но стоит мысленно вернуться к тому, зачем я сюда приехал, как вот она, во всей своей красе. Впрочем, когда я работал с Даром, бывало и похуже, я мог пройти мимо человека и внезапно «запрыгнуть к нему внутрь», как выразился тогда Марко. Передо мной и вправду появлялись с десяток телеэкранов, словно наваждение, временами даже закрывавшее собой то, что видели мои глаза. А потом, без всякого сознательного усилия, я попадал внутрь такого экрана и видел все, словно это и вправду было кино. Непостижимым, и все же безупречно реальным способом я узнавал разные вещи о человеке, словно заново проживал каждую такую ситуацию вместе с ним.
Трижды так было со мной и вчерашним вечером, когда я шел по улице, и еще дважды за сегодняшний день. Правда, надо сказать, что со временем я научился выключать эти проекции, когда уже оказывался «внутри», — опять же, это очень походило на то, как нажимаешь кнопку «стоп» на пульте телевизора. Но сделать так, чтобы этого не происходило вовсе, я пока не мог.
Я прошелся вдоль ограждения к фасаду церкви-похоже, именно отсюда и начинался рынок. Улица оказалась закрытой для автомобильного движения, и ее проезжую часть загромоздили сотни тележек — казалось, им не будет ни конца ни края. Когда я прошел немного дальше, вдоль этих тележек, наполненных доверху фруктами и овощами, то обнаружил за ними площадку, где торговали одеждой. Рынок показался мне достаточно хорошо организованным, такой себе супермаркет под открытым небом, и все же выглядел как-то убого, если сравнивать с рынками, к которыми я привык. Народ толпился, ни пройти ни проехать, да и среди продавцов с покупателями хватало широкоплечих увальней, так что пробираться сквозь такую толпу оказалось не так-то просто. Я решил, что можно, пожалуй, и возвращаться. И от церкви-то я не слишком далеко отошел и даже мог видеть ее фасад, но пока протолкался назад тем же путем, на это тоже ушло какое-то время.
Наконец мне удалось пробиться сквозь рынок к воротам церкви, и я проскользнул на церковный двор мимо небольшого, стоявшего прямо на тротуаре киоска со свечами и церковной литературой. Впечатление было такое, как будто я оставил один мир и вступил в другой. Пять или шесть человек сидели на лавочках возле входа в церковь, ее массивные двери были открыты настежь, и какой-то древний запах благовоний изливался оттуда на окружающий мир. Фасад церкви по сравнению с задней стороной выглядел не так обветшало. Впрочем, все здание оказалось хорошо сохранившимся и выглядело приветливым, да и двор в этой части был убранным и ухоженным, не в пример тому, что я видел сзади. Я огляделся по сторонам, соображая, как узнать тех, кто назначил мне встречу. Видимо, все будет происходить так, что они сами меня найдут, а не иначе. Но никто из сидевших на церковном дворе пока не проявлял ко мне никакого интереса. Я постоял еще с минуту, а потом решил зайти внутрь.
В этой небольшой с виду православной церквушке удивительно сильно ощущалась глубина истории. Повсюду со стен на меня смотрели потемневшие иконные лики, старушки неторопливо переходили от одной иконы к другой и, крестясь, ставили перед ними свечи. Алтарь, как и принято в православной церкви, был закрыт иконостасом из восьми-десяти икон, самыми заметными среди которых были изображения Иисуса и Девы Марии в центре. Завеса, отделявшая алтарь, «Святая Святых», от основной части церкви, была задернута. Я огляделся и заметил возле самого входа двух монахов, продававших иконки и свечи. Они подозрительно поглядели на меня, затем отвернулись. Я уже готов был спросить себя, туда ли я попал или есть еще какой-то Кирилл и Мефодий, которого мне еще предстоит найти.
— Мистер Твайман? — голос прозвучал за моей спиной, откуда-то со стороны входа, и я, повернувшись, увидел мужчину средних лет в коричневом костюме и с черной широкополой шляпой в руках. Улыбнувшись, он двинулся в мою сторону, держа руку протянутой для приветствия.
— Пожалуйста, простите мое опоздание, но у меня была неотложная встреча. Меня зовут Александр Майнез, и я очень рад знакомству с вами.
— Спасибо, взаимно, — сказал я. — Давайте, наверное, выйдем и там поговорим?
Он кивнул и повел меня на свет. Молния стрельнула у меня в голове, и все снова поплыло перед глазами, точно как вчера, в гостинице. Но приступ быстро прошел, и я постарался рассмотреть этого человека. Жесткое, какое-то до срока состарившееся лицо — но первое, что бросилось мне в глаза, было странное прихрамывание. При ходьбе он припадал на левую ногу. Я даже подумал: отчего, от какого недуга можно получить такую хромоту? Когда же мы снова встретились взглядом, его глаза оказались необычно спокойными. Такого рода спокойствие мне случалось прежде ощущать у монахов. Но было в нем что-то еще, чего не могли спрятать глаза, что-то темное, крывшееся в глубине. Так акула неизвестно из какой пучины поднимается к поверхности, чтобы схватить свою жертву. Странноватое все-таки это сочетание, подумалось мне, безмятежность и угроза, но определить, что же из них настоящее, я не мог. Все, что я знал наверняка, — молоты в моей голове забили с бешеной скоростью.
— Я получил вашу записку, — первым заговорил я, — и, само собой, томлюсь желанием узнать, для чего именно вы меня пригласили.
— Томиться вам осталось недолго, — усмехнулся он. — Город у нас маленький, не Нью-Йорк и не Чикаго, так что новости распространяются очень быстро. До меня дошли слухи, что некий молодой американец занят розысками детей с необычными психическими способностями у нас, в Болгарии. Этот человек — вы, я не ошибся?
— Так и есть, — ответил я, все еще стараясь при помощи Дара погрузиться в этого человека и увидеть, что за намерения скрыты под этим спокойствием. Но он весь был словно каменный, только крепкий фасад, за который мне не было хода.
— Я провожу исследование для книги и хотел бы побеседовать с кем-либо из детей, в первую очередь — с десятилетним мальчиком по имени Марко. Вы действительно обладаете информацией об этих детях, которая могла бы помочь мне?
— Я надеюсь, что мы с вами сможем найти способ, чтобы и вы, и я могли бы помочь друг другу, — сказал он. — Мне тоже интересны эти дети, со многими из них я встречался.
Я бы мог направить вас по нужному пути, если вы согласитесь поделиться со мной тем, что вам удастся узнать.
Вот оно, первое проявление недоверия. Он хочет куда большего от меня, чем говорит, куда больше, чем может сказать.
— Таким образом мы оба получим то, что нам нужно.
— А что нужно вам? — спросил я.
— Эти дети очень особенные… ну да вы уже в курсе. Мы многому можем у них научиться. Так вот, именно это мне и нужно — понять, чтобы учиться.
Скорее всего, понять, как они работают, чтобы потом использовать их для своей собственной выгоды.
— Должно быть, вас сюда привело то же стремление, иначе чего было забираться так далеко?
— Да, я действительно приехал издалека и хочу у них учиться — тут вы тоже правы, — ответил я. — Так как же вы можете посодействовать мне в этом?
— Когда вы найдете детей, которых ищете, я могу обеспечить вам все необходимое, чтобы проводить с ними ваши исследования, все необходимые разрешения и бумаги.
— Исследования?
— Ну да, ведь ради этого вы приехали? Вы писатель и хотите проводить исследования с этими детьми.
— А как вы можете обеспечить мне эти разрешения? — спросил я. — Вы работаете на правительство?
— Скажем так, у меня есть определенное влияние в этой стране, — осклабился он, обнажив почти совсем гнилые зубы. — Я связан с другими людьми в Болгарии, которые интересуются этими детьми.
— Но сами не можете добраться до них. А тут появляюсь я — очень кстати для вас. К этому все в конечном счете сводится, я вас правильно понял?
— Как я уже сказал вам, мне приходилось иметь с ними дело. И все же мне может пригодиться и ваша помощь, чтобы понять их лучше. Поэтому-то мы с вами и нужны друг другу. Поймите, у вас так мало времени, и может получиться, что вы так ничего и не узнаете из того, что хотите узнать, работая в одиночку. А со мной… со мной все может оказаться совсем по-другому.
Но я уже и сам понял, к чему он ведет. Независимо от того, как этот человек на меня вышел — скорее всего, через Живко, — он решил, что через меня получит доступ к детям, и в частности к Марко. А знает ли он, в самом деле, что есть такой Марко? Но достаточно было молота в моей голове, чтобы понять — от этого человека следует держаться как можно дальше. Хотя показывать, что я его просчитал, тоже не стоило. Мало ли что он за птица и какой реальной властью здесь обладает?
— Предположим, я соглашусь. Тогда через вас можно получить все необходимые разрешения, чтобы изучать этих детей? — переспросил я, стараясь не выказать того, что творилось у меня внутри. — Я вас правильно понял?
— И еще место для этих исследований. Их, этих самых детей, порой бывает не так-то легко найти. Так что вы окажете услугу всем нам — если, конечно, согласитесь.
Мне-то можешь не рассказывать, почему их так тяжело найти, сказал я про себя, — потому что ты за ними охотишься. Кто знает, что он за человек, этот Майнез? Кого в действительности представляет? И что будет, если он и впрямь доберется до Марко. Да и намерения его каковы? Контролировать — или уничтожить? Вполне могло быть и так, что правительство напугано тем, на что способны эти дети, и решило совершенно избавиться от них. Не первый раз уже правительства избавляются от того, чего они не в состоянии понять и проконтролировать. Однако больше похоже на то, что они хотят использовать детей ради собственного обогащения и власти. Как бы то ни было, на мою помощь можете не рассчитывать. Говорить об этом прямо не стоило, ясное дело. Теперь я понимал, каково было волхвам, когда царь Ирод попросил их привести его к младенцу Иисусу. И подобно им, я тоже не купился на его обходительные манеры.
— Я пока не берусь загадывать, как у меня получится и удастся ли мне вообще найти их. Но все же дайте способ связаться с вами на случай, если мне повезет.
— У меня такое чувство, мистер Твайман, что у вас все получится, — сказал он, снова обнажая свои нездоровые, гнилые зубы. — Думаю, вы пока и сами не знаете, на что способны. И в конечном счете мы оба получим то, к чему стремимся.
Возвращаясь в отель, я размышлял об этой беседе и прикидывал, как мне отделаться от этого Александра Майнеза. Но только получится ли? Возможности выяснить, как далеко простираются его интересы в этом деле, у меня не было. Единственное, что я знал наверняка, — никого для него я искать не стану. Если существует способ найти Марко, узнать от него то, что я хотел узнать, при этом не ставя никого под удар, тогда нужно сосредоточиться на поисках такого способа. Казалось, у меня голова вот-вот задымится, так напряженно я думал, и о Майнезе тоже. Он так картинно изобразил передо мной негодяя, словно долго-долго смотрел фильмы с Хэмфри Богартом, пытаясь подражать его манере «ну очень плохой антигерой». Но только тот всегда остается в дураках в финальной сцене — неужели Майнез не знал, чем кончаются все эти фильмы? Почему же он не подослал ко мне, например, какую-нибудь красотку? Глядишь, я бы и сам выложил все, что знал, а не вздрагивал, глядя на его гнилые зубы и нелепую черную шляпу. «Соблазняй, а не угрожай» — куда более эффективный метод.
Пожалуй, стоит начать с того, чтобы немедля съехать из отеля. Правда, куда идти, где искать Марко, для меня по-прежнему было загадкой. И все же мне следовало затеряться в толпе, незаметно скрыться где-нибудь в самом сердце Болгарии. Возможно, за мной уже следят. Едва ли Майнез был настолько наивен, чтобы поверить, будто я повелся на его уловки. Но если он и впрямь поверил в это, тогда я мог чувствовать себя в этой стране как дома. Если он считает, что со мной пойдет как по-писаному, тогда уйти от него не составит труда. Думаю, скорее всего слежка за мной будет — так, на всякий случай. Я огляделся по сторонам, стараясь запомнить каждое лицо, каждую машину, чтобы потом узнать в них преследователя. И тут же так разозлился на себя, что готов был немедленно остановиться и отругать себя последними словами — ведь так, подозревая всякого встречного, я сам бросал тень на то, ради чего я здесь.
И здесь я услышал голос Марко у себя в голове, сначала как далекий отзвук того самого сна. Вот только теперь он открылся мне, мой давешний сон. Он вернулся так внезапно, так неожиданно: беседа наша с Марко на лавочке, он говорит мне о подлинном послании Детей Оз. Они пришли, чтобы задать простой вопрос, сказал он тогда, и помочь людям сделать ответ частью своей жизни. Сон неудержимо вливался в мое сознание, и я почувствовал, что все вокруг начинает меняться.
«Какими будут твои мысли и поступки, когда узнаешь, что ты уже Эмиссар Любви?» — ведь об этом спрашивал меня Марко. Так как же я поступлю? Сейчас, немедленно, на этом самом месте — какими будут мои поступки? Ведь он спрашивал именно об этом — как именно мы ведем себя, когда очень непросто быть Эмиссаром Любви! Одно дело открыться навстречу тому, кто уже нас любит. Но как быть, когда все совсем наоборот — когда нас хотят обидеть или обмануть, как быть тогда? Захотим ли мы быть выше и увидеть истинное и в тех людях тоже? Захотим ли мы любить такого человека, несмотря на его страх… и на наш страх тоже? Ну, а как же быть с Майнезом? Если послание Марко — истина, тогда и Майнез не может быть исключением. Я снова оглянулся, чтобы проверить, не замечу ли знакомого, уже мелькавшего в толпе лица. А что, если и в самом деле увижу — вот он, старается не привлекать к себе внимания, но идет за мной по пятам, неотступно, как тень? Буду ли я вести себя как Эмиссар Любви или в страхе побегу прочь?
Немало людей было на улице, но ни одно лицо не отозвалось во мне чувством, которого я ожидал, стуком в висках, предупреждающим, что этот человек здесь по мою душу. Главное я уже знал. Скорей выбираться из столицы, туда, где начнется настоящий поиск. Довериться своей интуиции, Дару, пусть они приведут меня к Марко.
Вернувшись в отель, я с удивлением увидел, что меня в холле дожидается Живко.
— Похоже, вы уже успели с кем-то переговорить относительно меня, — бросил с ходу я.
— Вы о чем? — удивленно поднял брови Живко. — Я пришел только потому, что у меня есть информация для вас.
— Я о том, что у меня только что было свидание с человеком по имени Александр Майнез. И это определенно не тот человек, с кем бы мне хотелось поддерживать знакомство.
Так вот, он просил меня вывести его на детей с психическими способностями. Откуда же он прознал про меня, если это не шло от вас?
— Я действительно за это время кое-кого порасспросил… но только никакого Майнеза я не знаю, честное слово.
Он говорит правду.
— После того как мы расстались, я решил — а почему бы мне не помочь вам выйти в нужном направлении. Так что я тоже эти два дня не сидел сложа руки… Возможно, кто-то из тех, к кому я обращался… Ну да ладно, это не самое главное. У меня есть кое-что для вас, вот с этим я и пришел.
— Даже не знаю, кому теперь верить, — развел я руками. Но, конечно же, с моей стороны это было чистое притворство. Я прекрасно знал, кому верить не стоит, а на Живко в общем-то можно было положиться.
— Ничего конкретного я пока вам сообщить не могу, — как ни в чем не бывало продолжил он и улыбнулся. — Но если хотите услышать то, что я знаю, тогда скоренько доставайте из вашего американского кошелька всего ничего — пятьдесят зеленых.
Я с сомнением взглянул на него, давая понять, что он весь у меня как на ладони. Да, нельзя было исключать, что он просто решил, пользуясь случаем, облапошить иностранца, пока тот не освоился в чужой среде. Но, с другой стороны, кинуть меня на такую мизерную сумму мог только безнадежный простак, а Живко на такого совсем не был похож. Ему ничего не стоило заломить куда большую сумму, под предлогом, что он в точности знает, где дети и как к ним ехать — куда-нибудь на другой край Болгарии. Получил бы свои денежки, а там ищи ветра в поле — то есть я, конечно же, мог бы попытаться найти его в аэропорту, но что толку? Скорей всего, он и вправду хотел заработать немного деньжат. Словом, если Живко действительно выведал что-то такое, что могло вывести меня на путь, то пятьдесят долларов за это была не цена.
— Уговорил, — кивнул я в ответ. — Давай все по порядку.
— Прежде всего, я был прав насчет правительства. К этим детям у них очень большой интерес. Там, наверху, считают, что дети представляют собой весьма выгодный товар, причем тут же, под рукой. Если эти психические способности можно развивать в определенную сторону, тогда их можно продавать в другие страны, чтобы там делали из них шпионов. Только представьте себе на минуточку… сидят такие телепаты и делают все, что им прикажут. Прикажут — будут читать мысли противника, а понадобится — и панику в его рядах будут сеять. Вполне возможно, что все это тянет на оружие будущего… оружие психических войн. А дети — ключ ко всему, потому что прежде ни у кого настолько мощных способностей не наблюдалось. Даже несмотря на то, что мы толком пока и не знаем, что это за способности.
— Так а зачем это нужно Болгарии, оружие будущего? — пожал я плечами. — Ну, понимаю, США, или там Россия. С чего ты взял, что здесь этим тоже кто-то может заинтересоваться?
— Поймите, ведь это тоже природный ресурс. Таких детей здесь немало открыто, и не только в самой Болгарии, еще и в Сербии, и в Румынии. Может, таких хватает по всему миру, откуда мне знать. Но местное правительство считает, что оно должно взять их на контроль и заработать на них деньги. Вот вокруг этого все и крутится… вокруг денег, то есть.
— По-твоему, получается, что ваше правительство хочет, чтобы я вывел его на местных детей с паранормальными психическими способностями, чтобы можно было их похитить и поместить в лагеря принудительного психического труда? Не обижайся, но как-то все притянуто за уши, по-моему.
— В таком случае, вас-то что сюда привело? — ответил он вопросом на вопрос. — И так ясно, что вы в курсе, какие у этих детей способности, иначе чего ради переться в такую даль. У вас свои причины, чтобы найти их, у них — свои.
— Если то, что ты говоришь, — правда, то как мне найти детей прежде, чем до них доберется ваше правительство?
— Я слышал, что вроде бы есть монастырь, где-то в горах Пирин, где как раз и обучают таких детей. Все держится в огромном секрете, так что мне не удалось разузнать, в каком именно… Впрочем, в тех краях не так уж много монастырей. Но надо думать, что это где-то неподалеку от Сандански, есть там такой город. Так что поезжайте туда и на месте все разведаете получше. Думаю, что этой информации можно доверять. Ну так что, потянет это на пятьдесят баков? — улыбнулся он, словно делал мне величайшее одолжение.
Впрочем, так оно и было. Моя интуиция подсказывала, что он и вправду выложил все, что знал. Другое дело, насколько сказанное соответствует действительности. Пока что это была моя единственная зацепка. И так или иначе, но нужно было выбираться из гостиницы, и побыстрей. Если Майнез еще не приставил кого-то следить за мной, можно не сомневаться, что это ненадолго. Пожалуй, если я выеду прямо сейчас, я смогу быть на шаг впереди их. А это уже кое-что.
— Пятьдесят так пятьдесят, — сказал я, открывая бумажник и протягивая ему банкноту. — Что еще про этот монастырь ты мне можешь рассказать?
Больше ничего, к сожалению. Я слышал, что немало детей направляли туда проверять на психические способности и кое-кого из них оставляли в монастыре, чтобы дальше с ними работать. И вот еще что — кажется, я все-таки слышал что-то про того мальчика, которого вы ищете, про Марко. Говорят, что он тоже там учился. Вроде бы его психические способности оказались настолько сильными, что решено было его спрятать как можно дальше от правительства. Он очень особенный, этот ваш Марко.
— Ты сам все это слышал?
— Просто сложил в одну картину все кусочки, которые удалось раздобыть, и прикинул, что может из этого получиться. Утверждать, ясное дело, не берусь, но, похоже, что именно так все и обстоит.
— Что ж, ты свои деньги отработал. И даже более чем отработал, — сказал я.
— Так что ж получается, я продешевил? — снова улыбнулся он.
— Будет тебе урок на будущее. Знание — сила. И деньги, как ты только что убедился.
Я поднялся в свой номер, собрался побыстрей и сразу же выехал из отеля.
