Как подкрасться к скрытому чувству

I

Мне довелось посмотреть «Лебединое озеро» в исполнении труппы Большого театра. Сочетание великолепных костюмов, романтической музыки и безупречной техники танцоров образовали сказочную реальность, куда моему взрослому скептицизму не было дороги, и весь балет я просидела с открытым ртом, совсем как наивный ребенок. Глядя, как разворачивается хорошо знакомое трагическое действо сказки, я все больше и больше погружалась в по-детски искренний транс, полностью растворившись в мире сценической фантазии. Потом наступил момент, где Принц в ужасе узнает, что обманут злым Колдуном: он принял фальшивого Черного Лебедя за свою единственную любовь, Белого Лебедя. Звучит чарующий мотив, и Белый Лебедь манит его в видении. Принц понимает, что обречен потерять его навсегда, тянется к нему, в агонии желания и разочарования, тот ускользает из его видения, и занавес опускается.

Я была глубоко потрясена, мне хотелось плакать. Зажегся свет, наступил антракт, люди потянулись к выходу, и я осознала, как абсурдно для взрослого человека плакать над волшебной сказкой. Однако я никогда не упускаю подобных возможностей, поэтому весь антракт я просидела на своем месте в слезах, позволив себе сполна прочувствовать печаль ситуации, когда человек теряет свою возлюбленную. Когда чувство стало достаточно интенсивным, я спросила: «О чем мне это напоминает? Кого же я потеряла?» И ответ пришел сразу, словно поджидал вопроса: мою мать! Мне было пять лет, когда отец забрал меня от нее. В те ранние годы я не могла полностью осознать свою потерю, не могла оплакать ее, не могла поверить, что это навсегда. Я была слишком занята автоматизмом продолжающейся жизни: привыкание к приемной матери, к новой школе, к новым друзьям. Возможно, маленький ребенок не в состоянии почувствовать всю глубину трагедии: он еще недостаточно силен эмоционально, чтобы взглянуть правде в глаза. Мне доводилось слышать от взрослых, как они были не способны плакать на похоронах своих родителей в детстве, не могли поверить в реальность утраты.

И вот теперь, сорок лет спустя, я наконец позволила внутреннему ребенку вволю наплакаться. Как часто случается в самотерапии, у меня появился запоздалый шанс пережить то, что я должна была пережить многие годы назад. Сидя там, в театре, я чувствовала себя маленьким ребенком, горестно оплакивающим потерю матери. Мне приходилось приглушать рыдания носовым платком (взрослый во мне все же функционировал и не желал выставлять себя на публичное посмешище). Скрытое чувство переживалось мной около двух минут, после чего, ощутив — как обычно после эпизода самотерапии — свежий прилив сил, я устроилась поудобнее и продолжала наслаждаться представлением.