Проблема потребностей в системе психологии.
Проблема потребностей человека при огромной и достаточно осознанной психологами ее трудности представляет раздел психологии, попытка обойти который при решении любого психологического вопроса приводит всегда к неудаче в решении этого вопроса. Поэтому не столько зрелость предпосылок для исследования проблемы, сколько сознание неизбежной необходимости заставляет нас здесь сформулировать некоторые предварительные положения, связанные с разработкой проблемы потребностей.
Известно, что вопросы познавательной деятельности представляют более разработанную область психологии Однако психология познания страдает односторонним рационализмом, неправильной трактовкой познавательного процесса вследствие недооценки роли всех сторон психической активности познающего субъекта.
В этой области остается недостаточно разработанным то, без чего в значительной степени затрудняется и делается условной разработка самой проблемы.
Мы знаем, какую важную роль сыграл поворот советской психологии в сторону учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, но вместе с тем нельзя не сказать о тех временных ошибках и неудачах, которые испытала за это же время психология, применяя неправильно идеи Павлова под влиянием одностороннего физиологизма, догматизма и начетничества. Укажем лишь на то, что бесспорный принцип исследования нервной деятельности в единстве организма с окружающей его средой и правильное материалистическое положение о внешней обусловленности и биологической, и психологической жизни сопровождались неправильными выводами. Проблемы внутреннего и глубокого в психике были подавлены и оттеснены. В попытках изучения роли внутреннего усматривали "душок идеализма", внешнее отождествляли с объективным, избегали вопроса о внутреннем, глубокое сближали с глубинным в инстинктивно-биологическом и психоаналитическом смысле этого слова.
Если можно сказать, что последовательно-материалистической наукой о человеке является только та, которая включает в план материалистического исследования и организм, и психику, то для психологии совершенно необходимо и неизбежно рассмотрение психологических проблем в плане единства внутреннего и внешнего, глубокого и поверхностного.
Едва ли будут возражения против того, что потребности являются самым глубоким компонентом в динамике поведения и переживаний человека, и понятно, что задача последовательно-материалистического изучения психики, разработка теории психологического и вопросов прикладного, в частности, педагогического характера, неизбежно требуют от нас включения трудной проблемы потребностей в план нашего исследования.
Рациональная психология все объясняла и все определяла словесно, эмпирическая психология в позитивном смысле этого слова требовала борьбы за психологические факты против психологического умозрения. Это в первую очередь относится к проблеме потребностей.
Объективно правильный взгляд на потребность как нужду организма в чем-либо нашел свое выражение и в языке, в котором нужда и потребность выражаются одним словом (по-английски need обозначает то и другое). Однако это самый общий, если можно так выразиться, философский, но еще не психологический план определения.
Для психологического плана характерно, что нужда в предмете возникает у субъекта и переживается им, что она существует как объективная и субъективная связь, характеризуемая и объективно и субъективно как тяготение к предмету потребности, определяющее систему поведения и переживаний человека в связи с предметом или в отношении к этому предмету. Внутреннее тяготение и побуждение являются отражением и состоянием субъекта (следовательно, его организма и мозга) и субъективно-объективного отношения к предмету потребности.
Это предварительное, очень общее и недостаточно конкретное психологическое определение лишь очерчивает круг вопросов, в котором возникают задачи исследований и поиски его психологического решения.
Прежде чем перейти к собственно психологическим вопросам, нельзя не упомянуть о том, что проблема потребностей человека может и должна быть рассматриваема с позиций ряда дисциплин. Помимо указанного психологического круга вопросов, знание того, что человек является продуктом общественно-исторических условий, заставляет ограничить от психологического социологический, или историко-материалистический, план рассмотрения. Как известно, основоположники марксизма-ленинизма осветили общественное происхождение и природу потребностей.
Разрешая эту проблему с общественно-исторических позиций, они заложили социально-генетическую основу психологии потребностей. Проблемы потребностей человека тесно связаны с политической экономией и с такими ее вопросами, как потребление, предложение, спрос, цена и т. п.
Эти проблемы также тесно связаны с вопросами права и нравственности, с историей культуры и быта людей. Но было бы неправильно отсюда прийти к выводу, что потребность относится не к психологической области. Конечно, на этом не стоило бы останавливаться, если бы не приходилось слышать этого крайнего и неправильного утверждения. Этой стороны вопроса вместе с тем важно коснуться потому, что он представляет частный пример важной принципиальной проблемы связи и различий в социальном и психологическом рассмотрении одних и тех же фактов. Факт, касающийся известной группы людей, связанной с общими условиями их деятельности и поведения, даже наблюдаемый на одном человеке, поскольку он характеризует группу людей и их взаимоотношения, является предметом историко-материалистического рассмотрения. Факт, касающийся отдельного человека в связи с закономерностью поведения, деятельности и переживаний его как отдельного человека даже при его социальной обусловленности, является психологическим фактом. Один и тот же факт может быть предметом и психологического, и общественно-исторического изучения, но план анализа в первом и втором случае различен. Так, этический и неэтический, благородный и подлый, законный и преступный поступки могут подвергнуться в том и другом плане различному рассмотрению.
Наряду с общественно-историческим исследованием потребностей существует, как известно, естественно-историческое их рассмотрение, которое имеет прежде всего два плана — сравнительно-зоологический и физиологический.
Как известно, теория таксисов и тропизмов Леба правомерна для той ступени развития, которую объективное исследование установило у простейших организмов, ступени, на которой ясно выражены количественные и качественные особенности избирательных реакций животного — притяжения к объекту и отталкивания от него, тенденции овладения объектом или ухода от него.
Не останавливаясь здесь на сравнительной биологии и разных этапах биогенеза потребностей, которые должны быть предметом специального исследования, отметим лишь несколько моментов, важных для дальнейшего обсуждения проблемы. На более высоких уровнях развития животных мы встречаемся со сложными актами поведения, или реакциями, которые в психологии давно называются инстинктами. Как известно, была острая дискуссия между И. П. Павловым и В. А. Вагнером по вопросу о природе инстинктов. Первый назвал их сложными безусловными рефлексами, второй считал их образованием особого рода, но с точки зрения рассматриваемого нами вопроса является более важным то, что не вызывало расхождения обоих выдающихся ученых и что вместе с тем не подвергалось ими достаточному рассмотрению.
Если мы сравним сухожильный рефлекс со слюноотделительным пищевым или обнимательным и эрекционным половым, то мы увидим, что внешнее раздражение и рефлекторный ответ различным образом соотносятся в двух этих видах рефлексов. В то время как сухожильный рефлекс довольно постоянен, пищевой и половой рефлексы отчетливо колеблются в зависимости от состояния организма и связанного с этим состояния мозговых центров, а ответная реакция явно зависит не только от внешних воздействий, но и от внутренних условий.
Этими условиями являются для пищевого рефлекса степень насыщенности, связанная с заполнением преимущественно желудка, а также с химическим составом крови, обусловленным приемом пищи и всасыванием пищи в желудочно-кишечном тракте. Роль состава крови показывает зависимость инстинктивных, иначе сложно-безусловнорефлекторных, действий от физико-химических условий, которые на высоком уровне развития опираются на ту же недостаточно еще ясную физико-химическую основу, которая определяла на низком уровне тропизмы простейших животных. В еще большей степени роль внутренних условий выступает в половых рефлексах, при которых как элементарные рефлексы, так и сложная цепь последовательных действий определяются мощным влиянием на нервную систему биохимических процессов организма и специальных продуктов внутренней секреции — гормонов. Гормональная и биохимическая динамика являются соматической частью внутреннего компонента деятельности нервной системы. О связи внутренней биохимической регуляции с внешней достаточно написано. Поэтому останавливаться на этом нет надобности; можно лишь отметить и здесь правильность формулы — внутреннее есть перешедшее внутрь или усвоенное внешнее. Генетическая зависимость внутреннего от внешнего не исключает значения внутреннего, роль которого тем более сказывается, чем сложнее организм и чем больше вырастает роль индивидуального опыта.
Разнообразию, изменчивости, противоречивости, множественности внешних влияний противостоят внутреннее единое, хотя и сложное и противоречивое целое, целостность организма, представляющая синтез многосторонних сложных внешних воздействий. Являясь результатом внешних влияний, внутреннее выступает в тем более значительной роли, чем богаче усвоенный внешний опыт. Это относится, конечно, и к человеку. Но, возвращаясь к животному, надо остановиться на втором пункте в характеристике инстинктов, не только мало затронутом в полемике Павлова и Вагнера, но вообще недостаточно разработанном. Это — вопрос о пластичности инстинктов, о приспособляемости инстинктивно обусловленного поведения и действий. Нас сейчас интересует только вопрос о том, что представляет собой видоизмененный инстинкт и что представляет собой та сила, которая переделывает инстинкты.
Поучительные для интересующей нас проблемы данные мы получаем на прирученных домашних животных. С одной стороны, мы знаем, что собака может дружно уживаться с кошкой, будучи воспитанной вместе с ней с раннего возраста. С другой стороны, мы знаем, что у таких домашних животных, как собаки, лошади, воспитывается торможение непосредственных импульсов инстинкта запрещениями хозяина, т.е. влиянием индивидуально приобретенного опыта, который, будучи условно-рефлекторной связью — ассоциацией, является вместе с тем и силой, противостоящей стихийной силе инстинкта и подчиняющей себе поведение животного.
Если одомашнение животного позволяет у него наблюдать процесс формирования поведения под влиянием человека, то особенно существен в поведении животного того вида, который близок предкам человека, их так называемый стадный инстинкт. Ф. Энгельс пришел к выводу, что человекообразными предками человека были обезьяны, живущие в стаде. Рядом отечественных и зарубежных авторов изучалось поведение группы обезьян, многообразные формы которого позволяют говорить о мощном влиянии тенденций к общению, к совместному пребыванию, к совместной системе действий.
Можно думать, что здесь больше, чем где-нибудь, инстинктивное побуждение к совместной деятельности и к совместному пребыванию регулируется индивидуальным опытом в соответствии с теми требованиями, которые выработаны опытом стада и которым подчиняются члены стада.
Описательное сравнительно-зоологическое исследование дает фактический материал, без которого невозможно генетическое понимание потребностей. Над раскрытием механизма потребностей, над закономерностями этого механизма и его развития работает физиология. Нет сомнения в том, что в физиологии высшей нервной деятельности психология потребностей находит свою естественную основу.
Мы ограничимся здесь лишь некоторыми важными для наших позиций вопросами. И. П. Павлов не пользовался термином потребность, но неоднократно говорил об основных жизненных тенденциях — самозащитной, половой, пищевой и т.п. Эти инстинкты, или сложные безусловные рефлексы, осуществляются, по Павлову, главным образом деятельностью подкорковых образований головного мозга. С состоянием этих тенденций и их центральных образований связана "заряженность" клеток головного мозга, являющаяся важнейшим условием образования и выявления условнорефлекторной связи. Заряженность подкорковых образований влечет за собой состояние заряженности коркового представительства, безусловных рефлексов. Но при развитии учения И. П. Павлова о заряжающей кору роли подкорковой области головного мозга нужно обратить внимание на то, что во взаимоотношении корковой и подкорковой областей головного мозга обнаруживается топически различное распределение процессов возбуждения и торможения в зависимости от характера безусловного рефлекса — полового, пищевого, оборонительного и т.д.
Вместе с тем одностороннее представление только об антагонизме коры и подкорки или индивидуальных взаимоотношений между ними должно быть дополнено представлением о синергизме с динамической сменой этих взаимоотношений. В связи с этим физиологические основы и потребностей, и эмоций требуют правильного освещения. Если о потребностях в физиологии И. П. Павлова говорится мало, то вопрос об эмоциях неоднократно привлекал его внимание. И. П. Павлов сближал эмоции и инстинкты, или сложные безусловные рефлексы, относя их к деятельности подкорковой области. Но для психологии эмоций и для физиологического их объяснения важны близость их к чувствам и необходимость правильно понять интеллектуальные и этические эмоции и сложные эмоциональные состояния подъема, вдохновения и т.п. Эти последние в соответствии с целостностью работы головного мозга включают и корковые процессы и немыслимы без них. А это заставляет шире смотреть на мозговой субстрат эмоций и, считая основным динамическим условием эмоции деятельное состояние подкорковой области, не исключать, а включать в понимание механизма эмоции разную в зависимости от ее уровня роль коркового компонента.
Вместе с тем, принимая во внимание роль общесоматических, вегетативно-висцеральных, эндокринно-биохимических компонентов проявления эмоции, необходимо учитывать роль идущей в головной мозг мошной волны интеро- и проприоцептивных импульсов. Это приводит к взгляду на эмоции как на интегральные состояния организма различной нейродинамической структуры и подтверждает представление В. М. Бехтерева о мимико-соматических рефлексах как о компонентах эмоций.
Нетрудно убедиться в том, что наш экскурс в область эмоций имеет непосредственное отношение к проблеме потребностей человека. Единство внутренних и внешних инстинктивных тенденций поведения животного представляет механизм сложного безусловного рефлекса, осуществляющегося подкорковой частью головного мозга. Само возбуждение инстинктивного механизма реакций объединяет внешние воздействия с висцерогенными нервными и эндокринно-биохимическими явлениями. Очевидно, все эти системы импульсов с их интенсивностью и витальной значимостью не могут не проникнуть в кору головного мозга, не отражаться на коре и не изменять ее состояния соответственно сказанному выше. Но, как известно, давно уже разделяют у человека (а это имеет известное отношение и к животным) инстинктивные влечения, преимущественно врожденные, органически безусловные, и приобретенные в жизни, воспитанные на высшем человеческом уровне культурные, идейные потребности. В отличие от врожденных влечений — тенденций, имеющих в основном безусловнорефлекторный характер, приобретенные потребности отражают те динамические тенденции, которые характеризуют динамический стереотип. Мы уже отметили, что условнорефлекторная, или ассоциативная, связь обладает побудительной силой. Вероятно, что болезненность переделки прочного стереотипа обусловлена не только прочностью связей, но и силой тенденции к реакции и повторению ее. Это полностью относится к так называемым привычкам и к силе привычек, создающих так называемые привычные потребности. Роль опыта сказывается не только созданием потребностей, но и способом удовлетворения их. Это объясняет нам патологию влечений и потребностей: ненормальные формы удовлетворения потребностей, например, в половой области половые извращения.
Вместе с тем привычное удовлетворение потребности может вести к ее гипертрофии и к такой дифференциации ее, которая называется утончением, изощренностью, изысканностью ее, не касаясь положительного или отрицательного смысла этих слов. Нельзя в связи с этим не упомянуть еще о том, что некоторые потребности, удовлетворяясь, создают такие биохимические изменения в организме, что оказывают действие не только в силу условнорефлекторных связей, но и в силу наступающих биохимических следствий удовлетворения потребности, которые являются источником усиления потребностей и болезненного состояния так называемой абстиненции при отсутствии удовлетворения. Это, как известно, относится к наркоманам и к наиболее распространенной форме наркомании — алкоголизму.
Из всего изложенного мы видим, как широк диапазон проблемы потребностей человека и ее правильного и полного, в частности, физиологического освещения.
Возвращаясь к психологической стороне проблемы, мы прежде всего должны говорить о потребности в развитом состоянии для того, чтобы генетическое исследование было целенаправленно; иначе, чтобы оно могло ставить вопросы в отношении к прошлому для объяснения развитого в настоящем, а на основе этого настоящего могло предсказать тенденции развития в будущем.
Соответственно этому центральным содержанием исследования является развитая потребность, т.е. осознанная потребность, которая в сознательной форме отражает тяготение к предмету потребности и внутреннее побуждение, направляющее возможности человека к обладанию предметом или владению действием. Нужно упомянуть о том, что формирование сознательной потребности также составляет задачу физиологического объяснения, решение которой возможно лишь в будущем.
Степень осознания потребности характеризуется различными уровнями, из которых высшему соответствует не только отчет в объекте потребности, но и в ее мотивах и источниках. Низший уровень характеризуется неясным тяготением при отсутствии осознания предмета и мотива тяготения к нему. Вместе с тем высший сознательный уровень потребности характеризуется еще другой особенностью, также подлежащей в дальнейшем физиологическому объяснению, а именно высшей саморегуляции — владением потребностью и всей системой вытекающих из нее поступков. Понятие высокого самообладания относится к управлению своими импульсами при максимальной степени их напряжения.
Целостность организма, нервной системы и психики выражается в потребности тем, что, отражая даже какую-то частичную нужду, она всегда является потребностью личности как целого, как психической индивидуальности. Единство личности, организма и жизненного опыта не исключает, а при многообразии жизненного опыта предполагает органическую связь, систему потребностей. У одних индивидов она может быть более согласованной и гармоничной, у других — выражение противоречивой, что отражается и на характере единства результирующего действия.
Потребность представляет основной вид отношения человека к объективной действительности. Она является основным видом отношения человека к окружающему, потому что представляет связь организма с жизненно важными объектами и обстоятельствами. Как всякое отношение, она выражает избирательную связь человека с различными сторонами окружающей действительности. Как всякое отношение, она потенциальна, т.е. выявляется при действии объекта и при известном состоянии субъекта. Как всякое отношение и даже более, чем другой вид отношений, она характеризуется активностью. Если можно условно говорить о безразличном или пассивном отношении, то к потребностям этот термин неприменим даже условно, так как потребность или существует как активное отношение или не существует вовсе. На потребностях, подобно другим отношениям, явственно сказывается не только разная степень их сознательности, но и различное соотношение врожденного и приобретенного компонентов.
Различное протекание жизненных процессов отражается в ритмическом характере напряжения потребностей. В зависимости от условий жизни потребность нарастает, обостряется, удовлетворяется и угасает. Однако такая динамика тем более выражена, чем более органический характер имеет потребность. Так, потребность в воздухе, точнее, в кислороде, выражается дыхательной ритмикой; в пищевой и половой деятельности также ясно сказывается ритм. Если, наоборот, обратиться к потребности в чистоте, потребности в общении, в труде, к интеллектуальным и художественным потребностям, то в них отсутствует ритмика, хотя волнообразный характер нарастания и убывания потребности в связи с ее удовлетворением обнаруживается и здесь.
Как важнейший компонент нервно-психической жизни человека потребность связана со всеми сторонами высшей нервной или психической деятельности. Эта связь тем более отчетливо выступает, чем более напряжена потребность. В первую очередь, конечно, возникает вопрос о взаимоотношении потребности, желания и стремления.
Здесь важно не словесно-логическое разграничение, а установление объективных различий. Правильно указывалось, что желания и стремления отличаются от влечений тем, что последние отражают непосредственное органически обусловленное побуждение, не требующее даже дифференцированного сознания объекта и мотивов этого побуждения. Кроме того, желание и стремление представляют не тот или иной уровень и тип потребности, но лишь моменты субъективного отражения притягательного действия объекта, причем в стремлении они отражены с большой активной побудительной силой.
Выше нами уже указывалось на связь потребностей, влечений-тенденций и эмоций. Динамика соотношения потребностей и эмоций требует специального исследования, но вопрос о соотношении особенностей эмоций и потребностей следует поставить в двух планах.
Во-первых, это отражение темперамента в единстве потребностей и эмоций. Типичные варианты соотношения силы — остроты потребностей и эмоциональной горячности со стойкостью напряжения их характеризуют основные типы темпераментов и стоят в тесной связи с типологическими особенностями нервной системы, на чем-то останавливаться здесь не будем ввиду сравнительной ясности вопроса. Однако и здесь требует также внимания то соотношение типа и системности, на которое мы уже обращали внимание (1954), говоря о том, что основные типические свойства — сила, подвижность, уравновешенность — могли быть различны у одного и того же человека в разных системах. Поэтому указание на общий тип оказывается у человека обычно недостаточным. Это имеет ближайшую связь с потребностями. Так, обычное жизненное, а также клиническое наблюдение, как известно, отмечает, что большое влечение к пище не обязательно сопровождается интенсивным половым влечением. Интенсивность и выраженность влечений не находится ни в прямой, ни в контрастной связи с интеллектуальной или другими культурными потребностями, причем это не зависит от различного обусловленного всей историей развития человека уровня культуры, потребностей. Потребности в труде и в интеллектуальном удовлетворении не параллельны. Также не параллельны потребности в литературе, в музыке, в живописи. Было бы неправильно всю разницу в этих последних потребностях сводить к воспитанию так же, как было бы неправильно разницу в способностях объяснять обучением. Не касаясь тонких и сложных соотношений в этих вопросах, повторим лишь, что и в потребностях, как и в общих типах, должен быть учтен недооцененный и еще недостаточно разработанный павловский принцип системности.
Во-вторых, характерна связь потребности с видом эмоциональной реакции. Известно, что препятствия и неудачи в удовлетворении потребностей вызывают эмоции раздражения, т.е. эмоции с преобладанием процессов возбуждения — от раздражительного недовольства до ярости. Роль препятствий показана в опытах как физиологической школы И. П. Павлова, так и психологической школы К. Левина (К. Lewin, 1926).
В опытах школы И. П. Павлова было установлено, что трудность в разрешении задачи вызывает срыв в сторону возбуждения или торможения. Срыв в сторону торможения может проходить через фазу реакции возбуждения или раздражения. В психологическом плане неудовлетворение потребности может вызвать отказ и угасание потребности или, по данным клинического опыта, угнетение, депрессию как психологический эквивалент физиологического торможения в одних случаях и как сложную опосредованную реакцию на неудачу (фрустрацию) (см.: Rosenzweig, 1946) с обострением чувства малоценности — в других случаях (см.: A. Adler, 1922). Разрешение задачи, овладение объектом и удовлетворение потребности вызывают эмоцию удовлетворения. Таким образом, радость, гнев и печаль являются выражением удовлетворения или неудовлетворения потребности. Недостаточно ясное, но особое место занимает в удовлетворении потребностей страх. Хотя это неясное соотношение явилось центром специального интереса в вопросе соотношения эмоций и потребностей в построениях психоанализа, но независимо от многочисленных критических замечаний по этому поводу эмоция страха давно и прочно связана с проблемой самозащитного инстинкта, или сложного безусловного рефлекса. Психологическое и психобиологическое исследование здесь явно недостаточно. Нельзя не заметить, что и физиологическое исследование высшей нервной деятельности, дав общую интерпретацию состояний страха, не получило достаточного экспериментального материала. Поэтому и с физиологической, и с психологической стороны этот вопрос требует дальнейшего освещения. При этом ясно, что эмоция страха, связанная с оборонительным рефлексом — репульсии, отвержения и отталкивания, оказывается явно несовместимой с притягательным характером объекта, влечением к нему и потребности в нем. Хотя много писалось о самозащитном инстинкте, об инстинктивном влечении к самозащите, но отражение инстинктивной тенденции к самообороне никак не может быть отнесено к потребностям.
Мы неоднократно указывали на значение и необходимость разработки связи принципов отражения и отношения (1953, 1956) в психологии: потребность как вид отношения связана с другими видами отношений и с различными видами отражения. Что касается до других видов отношения, то здесь можно упомянуть прежде всего о любви и интересе.
Владение любимым предметом, или взаимность любимого лица, является средством удовлетворения потребности. В любви так же, как и в потребности, любимый объект является источником активно положительного отношения. Однако потребность и любовь выступают как две стороны единого отношения, как его эмоционально-оценочная, с одной стороны, и как его побудительно-конативная [Конативный — от латинского слова "conare" — "стремиться, домогаться" (примеч. авт.).] сторона, с другой. Мы не можем здесь касаться динамического соотношения обоих понятий вообще, но в связи со сказанным о реакции ярости отметим важность превращения любви в эмоциональное отношение другого знака при отсутствии взаимности.
Если любовь представляет вид преимущественного эмоционального отношения, то другой вид его — интерес — связан с преимущественно познавательным отношением (см.: В. Г. Иванов, 1955). Разумеется; мы далеки от мысли односторонне интеллектуализировать понятие интереса. В нем, как во всяком отношении, содержатся все функциональные компоненты психической деятельности, но в интересе доминирует познавательная эмоция, связанная с потребностью интеллектуального овладения, и волевое усилие связано с преобладанием интеллектуальной трудности задачи. Поэтому интерес нами определялся как активно положительное отношение к познавательному объекту и как потребность к интеллектуальному овладению. Если интерес генетически связан с ориентировочным рефлексом "что такое" (Павлов), возникающим и сохраняющимся только в отношении к новым объектам, то в интересе выступает не только и не столько реакция, сколько отношение, которое выражается системой активных субъективно и объективно компонентов, определяемых как потребность познания, т.е. интеллектуального овладения новым, неизвестным. Однако интерес выражает не только отношение к познанию, например, к той или иной науке, но более общее отношение к значимому объекту реальности, к познавательному овладению им.
Интерес как тенденция познавательного отражения вместе с тем совпадает с потребностью знания от примитивного любопытства до научного познания.
Как известно, различные стороны психической деятельности представляют разные стороны процесса отражения действительности. Простейшей формой отражательной деятельности в психологическом плане является ощущение. Напряжение потребности как целостного и активного отношения отражает зарядку центров, которая в силу целостности мозга и организма сказывается на всех сторонах деятельности, в том числе и на ощущениях. Этому вопросу посвящена статья Б. Г. Ананьева (1957), показывающая важные зависимости, существующие между ощущением и потребностью, различные по стадии потребности, различные соотношения с ощущением в зависимости от характера потребности и влияния не только потребностей на ощущения, но и роль ощущения в развитии потребностей. Можно, присоединяясь к изложенным Б. Г. Ананьевым данным, добавить еще некоторые соображения. Так, зарядка центров, связанная с обострением потребности, вызывает изменение всего функционального состояния мозга. Физиологические исследования П. О. Макарова (1955), которыми надо дополнить сказанное выше о физиологической стороне потребностей, показывают, что при экспериментальной жажде изменяются электроэнцефалограмма, характер чувствительности, данные адекватной оптической хронаксии, увеличивается интервал, необходимый для различения стимулов оптического или акустического и др. Изменяется и сложная нервная деятельность. Например, при оценке степени экспериментальной жажды количеством воды, потребленной для ее утоления, видно, что одни испытуемые правильно оценивают потребное количество, выпивая для утоления жажды то же количество, которое они указали, другие переоценивают, а третьи недооценивают жажду.
Клиника представляет патологический материал, весьма существенный для понимания вопроса, в котором мы отметим здесь лишь относящееся к ощущениям. Помимо сложного, а не линейного соотношения остроты вкуса к разным пищевым веществам как при экспериментальном голодании, так и у лиц, страдающих алиментарной дистрофией (см.: Н. К. Гусев, 1941), можно указать в одном случае на наблюдавшееся нами (в Ленинградском психоневрологическом институте им. Бехтерева) чрезвычайное, превосходящее всякое ожидание обострение обоняния у больной, страдавшей идеями "дурного запаха", исходящего от ее тела. Она в силу этого испытывала неудержимую потребность постоянно принюхиваться. Это перенапряжение, обусловленное сложными переживаниями, вызвало резкое повышение обонятельной чувствительности. В другом случае у больной с болезненно резким обострением половой потребности раздражители, чрезвычайно отдаленно связанные с половым раздражением, не только пожатие руки мужчины, не только звук его голоса, но даже звук шагов, вызывали сильное половое перевозбуждение, отмечаемое жалобами больной и картиной резких патологических изменений в электроэнцефалограмме.
Здесь ясно выступает картина доминанты, отражающая патологическую потребность, определяющая все течение нервно-психических процессов. Нельзя не указать при этом на черты, специфичные для психологии человека. При психологической сексуальной доминанте больная боролась с ней, и ее обращение в клинику выражает не только борьбу, но и поиски помощи в борьбе с этим влечением. Поэтому в качестве характеристики психики человека надо указать, что физиологическая потребность в нормальных условиях в полной мере не может стать доминантой человека с сохранной личностью, так как им противостоят социально обусловленные тенденции поведения, а снижение поведения человека до уровня животного связано с распадом социально обусловленных импульсов.
Потребность, выражая состояние мозга и организма в целом, больше всего сказывается на системах реакций, направленных на восприятие объекта и овладение им. Физиологически она связана с механизмом доминанты и с соответствующим потребности системным возбуждением и торможением. Коррелятом этого физиологического механизма, как известно, является психический процесс внимания, который связан с непосредственным интересом и направленностью не только более простых, но и более сложных процессов умственной и еще шире творческой деятельности. И. П. Павлов говорил о "неотступном думанье", о "жаре познания", об "интеллектуальной страсти", которые представляют выражение потребности в интеллектуальной деятельности. Нужно, однако, подчеркнуть, что дело не только в интеллектуальной потребности, но что любая потребность направляет также и высшую отражательную деятельность на предмет потребности. Поэтому в удовлетворении художественной музыкальной потребности участвует не только чувство, но и все стороны интеллектуальной деятельности. Потребность мобилизует и высшие процессы нервно-психической деятельности человека, его творческое воображение, в котором сознание в самом полном смысле слова, как говорил Ленин, не только отражает, но и творит действительный мир.
Научная группировка потребностей, их классификация, представляют существенную задачу. Существующий разнобой классификаций, конечно, говорит о различном понимании потребностей, зависящем от того, что многое в понимании потребностей имеет еще характер умозрительный. Например, свойственные всем организмам, в том числе и человеку, тенденции, в частности, самозащитная тенденция, отождествляются нередко с инстинктами. В существовании этой тенденции нет сомнений, но возникает вопрос: можно ли ее относить к потребностям. Во всяком случае, — во-первых, с точки зрения синтеза субъективного и объективного опыта, как говорилось выше, этого нельзя сделать. Самозащитная тенденция выступает в форме реакций, а не потребностей. Во-вторых, есть стремление основные жизненные потребности определять в чрезмерно широких понятиях. Так, З. Фрейд, имеющий большой конкретный опыт, вместе с тем говорит о "влечении к жизни и влечении к смерти". Оба понятия представляются чрезмерно абстрактными или собирательными, которые, может быть, можно было бы использовать в натурфилософском плане, но для психологии они оказываются слишком широкими, так как нет реального переживания потребности жизни.
Очень широким, но более реальным понятием является потребность в деятельности. Осуществляемая на каждом шагу жизни, она представляет реализацию ряда потребностей в различных формах деятельности, и высшую форму ее проявления у человека представляет труд, т.е. производительная, общественно полезная деятельность. Совершенно ясно, что потребности не только варьируют в смысле их напряженности в связи с жизненными условиями, но они варьируют и в зависимости от индивидуальности. Потребность представляет основной источник жизненной активности личности, основное ее проявление и важнейший дифференцирующий момент в характеристике личности. Огромное разнообразие могущих доминировать тенденций от пищевого и сексуального влечения до потребности в труде представляет существенные основания для дифференциации личностей и характеров. Соотношение приобретенных и врожденных потребностей является поэтому важным показателем личности и характера.
Нельзя не вернуться в качестве примера прочной конструкции понятий ко второй потребности — влечению, указанной Фрейдом, "влечению к смерти или к разрушению", которое на последнем этапе его деятельности он признал главным. Самоубийство и садизм как примеры этого влечения не только не являются доказательством его всеобщей значимости, но, наоборот, ярким примером необоснованности утверждения Фрейда, поскольку они представляют исключение, а не обычный для жизни пример.
Отсюда вытекает необходимость построения классификации потребностей на основе генетического исследования, которое единственно может научно разрешить вопрос развития механизма и классификации потребностей. Соответственно этому должны изучаться потребности с самого раннего возраста, когда мы имеем дело еще с тем состоянием внутренних побуждений, при котором можно говорить только о влечении или предпотребностях. Одним из первых и важных проявлений жизни является сосательный рефлекс, который иногда называют сосательной потребностью (sucking need), хотя дело идет, в сущности, о возрастной младенческой форме удовлетворения пищевой потребности. Здесь особенно ясно выступает роль внутренней зарядки пищевых центров, которая вызывает определенные реакции, дающие удовлетворение, и которая при неудовлетворении вызывает характерные и бурные реакции. Чрезвычайно важно, что на этой основе возникает взаимоотношение между младенцем и матерью, в которое входит "потребность в общении с матерью". Огромная роль этого первоначального вида общения с людьми и потребности в ней не требует аргументации. Характерная для человека потребность в общении с себе подобными, заметная уже, таким образом, в первых этапах младенчества, становится в дальнейшем характерной чертой человеческой личности. Так как эта связь младенца с самкой-матерью характерна и для всех млекопитающих, то очевидно, что именно здесь важно и нужно искать различия человека и близких к нему животных. Эта область, естественно, требует к себе внимания и изучения. Здесь объектом притягательной силы потребности общения становится человек с его лицом, голосом и речью как важнейшими составными частями этого объекта.
Важной задачей является прослеживание развития двух важнейших для всей истории человека потребностей — общения и деятельности, их сочетания как потребности в деятельном общении, или общении в деятельности, представляющем характерную специфически человеческую потребность. На 4-м полугодии ребенок начинает все более отчетливо обнаруживать личную активность. Он начинает овладевать средством своего волеизъявления. Слова "дай, хочу" выражают его потребность в предмете и примитивное волевое отношение к нему. Потребность в общении при этом выражается как в реакциях, так и в словах. Плач при уходе мамы, так же как радость при ее приходе, — явление общеизвестное. Поведение при отсутствии мамы все чаще сопровождается отказом от деятельности, от пищи, плачем и выражениями "хочу к маме", "где моя мама", является ясным выражением того, что образ матери как след прошлого опыта становится внутренним, характерно определяющим содержание поведения, а потребность общения с матерью — его движущей силой. Нет надобности говорить о том, что круг общения расширяется, что потребность общения распространяется на других лиц. Следует отметить, что в зависимости от круга и характера общения эта потребность формирует с детства выраженные особенности характера: общительности, замкнутости, свободного или заторможенного в присутствии других поведения.
Метафорически и психологически важный термин "привязанность" ярко выражает иногда кратковременное, но чрезвычайно яркое, иногда длительное выражение тяготения одного человека к другому, которое появляется в детстве неотступным стремлением быть вместе по формуле "с тобой". Это же выражает стремление быть ближе к объекту привязанностей, сидеть, есть, спать рядом, надевать его вещи, говорить с ним, воспринимать то же, что он, привлекать его внимание к своим впечатлениям, делиться или действовать, как он, и т.д. Эта неудержимая потребность быть вместе нередко встречает бестактный отпор со словами "не приставай, не надо надоедать, отстань, пойди займись чем-нибудь".
Заслуживает величайшего внимания следующая формула, которую в разных вариантах мы встречали уже на 3-м году жизни ребенка: "Не хочу играть, хочу работать с тобой".
Так же, как привязанности, заслуживает внимания подражательность. С позиции изложенного представление о подражательном рассматривается слишком с механически рефлекторной точки зрения и требует в гораздо большей степени учета привязанности, потребности в общении, т.е. отношения к лицу, которому подражает ребенок и которое имеет величайшее воспитательное значение, так как формирует образ действия ребенка.
Говоря о развивающейся деятельности ребенка и потребности в ней как движущем факторе, мы видим, как по мере развития от изолированных и малокоординированных движений он переходит к оперированию с предметами. Потребность в деятельности человека в соответствии с его сущностью представляет потребность в творчески преобразующей деятельности. Этот характер деятельности обнаруживается у ребенка с раннего возраста.
Я позволю себе высказать, может быть, несколько не совпадающую с общепринятой мысль о том, что известная формула — игра есть основная форма деятельности ребенка раннего возраста, например, дошкольного — не всегда правильно и не всегда достаточно глубоко отражает смысл деятельности ребенка и, в частности, его игровой деятельности. Свободный от обязанностей ребенок занимается в доступной ему форме творчески преобразующей деятельностью. В нашем обществе неразумные матери иногда руководствуются формулой: "Я трудилась, пускай мой сынок будет свободен от тягот труда". Нередко и школа не ведет ни с семьей, ни с учащимися достаточной работы по воспитанию правильного отношения к труду детей.
В капиталистическом обществе у детей неимущих классов, занятых трудом, очень мало времени остается для игры. Однако имеющиеся при этом резервы их энергии расходуются и на игру, представляющую воображение в деятельности. То же, в сущности, остается и у взрослых, конечно, с соответствующими развитию изменениями. Для всего учения о потребностях, их структуре, их роли в развитии соотношения игры и труда, потребностей в том и другом чрезвычайно важно. Объективная действительность, отражаемая человеком, существует для него как система раздражителей лишь в теоретическом физиологическом плане. Психологически она существует как система объектов и требований. Воспитание человека заключается в том, что система его поведения путем воздействий социальной среды, иначе требований других людей, направляется в русло этих требований. Как известно, направления внешних и внутренних требований могут не совпадать. Мы встречаем у ряда детей в четыре года уже формулу: "Не хочется, а нужно".
Игра представляет форму преобразующей деятельности, которая определяется не необходимостью, а желанием. Наоборот, труд обязателен и не зависит от желания, а определяется общественными требованиями.
Задача общественно-трудового воспитания заключается в синтезе желания и обязанности в труде, в объединении необходимости и свободы труда.
Из этих положений вытекает важнейшая задача воспитания — сделать требуемую деятельность предметом потребности. Для учащегося — это ученье, производственный труд, общественная деятельность. В удачных примерах педагогического опыта, которых хотя и немало, но все же недостаточно, мы имеем гармоничное развитие этих трех элементов, однако нередки их расхождения. Наиболее трудным для разрешения оказывается то, что если мы встречаем у учащегося сочетание развитой потребности в учении и в общественной деятельности, то производственный труд еще не выступает в необходимом единстве с ними.
Развитие учащихся и развитие их потребностей идет рука об руку с формированием самостоятельности в поведении.
От детского упрямства до сознательной независимости лежит огромный путь развития. И если поведение упрямого ребенка представляет комплекс агрессивно оборонительных реакций, то независимость в поведении является внутренней потребностью, основанной на синтезе индивидуальных и общественно-нравственных требований. На пути к этой свободной самостоятельности человек осуществляет значительную работу по овладению высшими формами саморегулирования. Моральный императив, мистифицированный идеалистической философией, сочетает в самостоятельных актах единство необходимости и свободы, представляя реальный продукт истории развития человека в условиях системы общественных требований. Цельность поведения, а значит, и внутренняя координация потребностей при этом являются не просто следствием благоприятно сложившихся условий, но результатом большой работы по самовоспитанию. Существует ли потребность в самовоспитании? По-видимому, она возникает с известного момента. Материалы по формированию личности со стадии возникновения моральных требований к себе показывают, что с этого момента возникает уже внутренняя предпосылка к самовоспитанию. Этот процесс синтеза высших социальных требований с многочисленными колебаниями и нередко срывами достигает полного развития тогда, когда формируются основные жизненные цели и основной план жизненного пути.
Изложенное выше позволяет видеть многообразие и сложность проблемы, ставит задачи для дальнейшего исследования и прежде всего позволяет подойти к методическим положениям исследования потребностей, являющихся, разумеется, основой научного исследования.
Потребность представляет внутреннее тяготение индивида к некоторому предмету, действию или состоянию, следовательно, потребность необходимо изучать в плане связи индивида с этим объектом, процессом и т.п. как возбудителем потребности.
Критериями интенсивности потребности являются:
а) преодоление трудностей в ее удовлетворении;
б) устойчивость тяготения во времени. Они легко внешне устанавливаются. К этому нужно добавить еще два других критерия;
в) внутреннее побуждение, которое или отчетливо, явно, или скрыто выражается в речи, в речевом отчете. Конечно, легко сказать, что внутреннее побуждение, не выраженное в речи, представляет неосознанную потребность, но можно ли назвать это состояние потребностью? Нетрудно видеть, что здесь мы касаемся огромного вопроса о сознательном или бессознательном психическом. Учитывая то, что даже ребенок еще до двух лет может в словах выражать желание и потребность, можно утверждать, что в большей или меньшей мере всегда потребность находит свое выражение в слове, хотя это слово с разной степенью отчетливости отражает предмет и мотивы потребности. Таким образом, слово у человека обязательно участвует в той или иной мере в формировании и выражении потребности. На высоком уровне развития потребности, как уже говорилось, степень осознания его цели — объекта, ее мотивов достигает максимальной отчетливости и глубины. Соответственно этому словесное выражение должно быть признано важным объективным показателем не только осознания, но и вообще наличия потребности у человека;
г) наконец, в связи с тем, что также говорилось, нужно учесть соотношение потребности и требований окружающего. Внешние требования могут быть внутренним препятствием к осуществлению потребностей, к их торможению. Как говорилось выше, потребность может быть осознана, т.е. отражена в речи, но скрыта. Нужно подчеркнуть, что эта сторона вопроса о потребности также должна найти свое физиологическое освещение, но очевидно, что здесь торможение, хотя и имеет внутренний характер, но вид его, отличный от известных видов торможения у животных, требует специальной характеристики и дальнейшей разработки учения о высшей нервной деятельности человека. Эти задачи относятся и к вопросу о соотношении требований и потребностей, их возможного совпадения, расхождения, борьбы, победы того или другого. Здесь потребность выступает в соотношении с другими сторонами психики.
Достаточно известно, что методы изучения потребностей не только не разработаны, но представляют большую трудность для разработки. Указанные выше принципиальные положения имеют значимость и для наблюдения и для эксперимента. Трудность эксперимента тем более велика, что в большей степени в возникновении потребностей, а следовательно, и в изучении их играют роль важные жизненные обстоятельства. Если это создает трудности для естественно-экспериментального исследования, то еще менее это доступно для лабораторного эксперимента. В связи с этим нужно упомянуть о двух типах экспериментального исследования. Можно исследовать голод и жажду, потребность в кислороде, искусственно создавая недостаток необходимых веществ. Таким образом поступали П.О. Макаров и др. Можно вызвать временное образование хотенья, стремления, желания, создать состояние, при котором тот или иной объект приобретает притягательную силу, и изучать динамику такой потребности, как это делал К. Левин. Однако чем интереснее его экспериментальные и динамические опыты, тем более странной кажется его внешнемеханическая трактовка, если не считать ее метафорической. Самое главное то, что в его исследовании без достаточного предварительного выяснения рассматривается как потребность то, что, может быть, правильнее считать временными стремлениями, желаниями, тенденциями преходящего характера и небольшого жизненного значения. Учитывая, что в ряде исследований К. Левина и его школы освещается вопрос о замещающих образованиях, можно поставить вопрос о том, не является ли все то, что исследовал Левин, не столько потребностями, сколько их заменяющими образованиями. В искусстве, как и в игре, мы имеем своеобразную замену жизни и много общего с нею, но нельзя пройти мимо существенного различия жизни, игры и искусства и отождествлять их, забыв об их существенных различиях. К. Левин не освещает этого жизненно важного вопроса, возможно, поэтому его живой и интересный эксперимент и сделанные из него выводы допускают сочетание с методологически и жизненно неприемлемой теорией. Однако, подходя к ней с позиций выдвинутых методических критериев, следует сказать, что использование в эксперименте Левина различных приемов нарушения деятельности — перерывов, препятствий и т.п. — приближает ее к задаче изучения потребностей и позволяет признать не случайной связь приемов исследования К. Левина с вопросом о потребностях. Поэтому в естественно-экспериментальных условиях изучения целенаправленной игровой или трудовой (учебной, производственной) деятельности при учете тех методических моментов, которые были указаны, можно правильно подойти к вопросу о потребностях и, как показывает опыт, а также проводимые работы, получить материал для изучения потребностей. Естественный эксперимент получил у нас широкое признание, но его практическое применение обратно пропорционально этому широкому признанию. В условиях школы, в условиях производства и в клинике даже и методически недостаточно совершенное его применение дало, дает и даст несомненно важные факты.
Изложенное соображение, далеко не освещая всех сторон вопроса, тем не менее ставит уже в начале нашей систематической работы в области потребностей задачи, решение которых, как мы пытались показать, представляется теоретически важным. Вместе с тем едва ли можно сомневаться в том, что педагогическая психология и практика, не только воспитательная, но и образовательная, нуждаются в разработке психологии потребностей, так как внешние условия и внешние требования только тогда оказывают положительное влияние, когда превращаются во внутренние импульсы поведения.
Литература.
Ананьев Б. Г. Ощущение и потребности // Уч. зап. ЛГУ. 1957. №244.
Гусев Н. К. Вкусовая рецепция как индикатор состояния организма // "Советская невро-психиатрия". 1941. Т.6.
Иванов В. Г. Развитие и воспитание интересов учащихся старших классов средней школы: Автореф. дисс. канд. Л., 1955.
Макаров П. О. Жажда как сложный безусловный рефлекс // Физиол. журнал СССР. 1955. №3.
Мясищев В. Н. Проблемы психологии человека в свете учения И.П. Павлова об отношении организма к среде // Уч. зап. ЛГУ. 1953. №147.
Мясищев В. Н. Проблема психологического типа в свете учения И. П. Павлова // Уч. зап. ЛГУ. 1954. №185.
Adler A. Uber d. nervosen Charakter. Halle, 1922.
Lewin K. Vorsatz Wille u. Bedurfniss. Berlin, 1926.
