Глава 2. Мой ребенок — чей–то сексуальный объект

Сцилла и Харибда общественного мнения

В этом душераздирающем сюжете о том, как социальная среда уминает и утаптывает незрелую, неопытную личность, прослеживается одна странность. Ведь термином «социальная среда» обозначается не мифическое чудовище — эдакая помесь Сциллы и Харибды, им обозначаются родственники, друзья и знакомые терроризируемой личности. Откуда, спрашивается, столь злонамеренное отношение, прямо–таки саботаж родственных чувств? О содержании так называемых «родственных чувств» мы поговорим позже, а пока остановимся на тех проблемах, которые нам создает наш круг общения — да мы и сами себе их создаем, подменяя индивидуальное внимание психологическими играми, развлечениями и ритуалами. Соблазн велик — вот почему многие из нас преследуют именно эти эгоистические цели, а вовсе не «помогают ближнему». Разве что у ближнего те же потребности: разрядить и снизить все, что давит на мозги — и без лишних трат.

Ритуальные и игровые формы поведения преобразуются в стандартные формулы, советы, предложения: конечно, тебе стоит приглядеться к этому парню, конечно, тебе уже пора замуж, конечно, мы плохого не посоветуем… Хотя вероятность «посоветовать плохое» весьма велика. И не из–за тайной злонамеренности, как может показаться на первый взгляд, а именно из–за «ритуального сопереживания»: ведь у него разные цели с индивидуальным сопереживанием.

Есть и более серьезные отличия: в частности, в ходе реального общения, происходящего между личностями, а не между игроками, возникает обмен информацией, а игровое общение — не что иное, как обмен ходами на пути к победе или к проигрышу. Конкретная ситуация, взятая из жизни конкретного человека, превращается не то в шахматную партию, не то в газетную статью… И отношение к ней соответствующее: без ответственности, без желания помочь, без личной связи — и это вполне логичное «ограничение». Ни к шахматным фигуркам, ни к «бумажным человечкам» подобные чувства испытывать попросту невозможно. А информация… Ее легко исказить, практически не меняя основного содержания. Этим искусством в совершенстве владеют идеологи и, как результат, «рупоры общественности», которым публика так охотно верит. А зря.

Проблема усугубляется некоторыми «особенностями национального сексизма». Наше общество до крайности жестоко относится к женщине. И, как ни странно, все потому, что именно женщина служит для социума стержнем. Говоря языком истории, Россия — патриархальная страна, скрывающая свою матрифокальность. Переводя на разговорный язык, мужчина правит, женщина делает. Поэтому на женских плечах традиционно лежит огромная нагрузка. Женская запуганность и неразборчивость, примитивное, «биологизированное» поведение женщины в России — вот «плющ», которым, согласно старой шутке американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта, архитекторы нашего общества могут прикрыть свои ошибки.

Готовность взять в мужья кого придется, отказаться от карьеры ради материнства, «поднимать семью» любой ценой — чаще всего ценой своих собственных потребностей и амбиций — вот «общественно–полезные» свойства «женщины русской земли»³⁶, описанной еще Некрасовым.

³⁶ Некрасов Н. Мороз, Красный нос.

Положение женщин в этих структурах — базисное: обеспечивать человеческими ресурсами не только настоящее, но и будущее страны. Так что выбраться из социальной «паутины» ролей и обязанностей женщине особенно сложно. Социум, будто чары, насылает страхи, используя запугивающую идеологию, упреки в пренебрежении к традициям, могучий комплекс вины и прочее психологическое оружие. Дожидаться момента, когда условия не просто улучшатся, но это улучшение достигнет, наконец, лиц женского пола — причем как в мегаполисах, так и в глубинке — значит, дожидаться полного решения проблем российской экономики и морали. Представляете, сколько времени это займет?

А на данном этапе, как, впрочем, и всегда, социуму требуется особа, нацеленная на выживание, не разбирающая, что подходит ей, а что нет. Идеология старается «запрограммировать» соответствующим образом максимальное количество девушек. И те, кто не имеет никакой поддержки — ни внешней, от понимающих близких, ни внутренней, от укоренившихся амбиций, — становится покорной жертвой идеологического насилия. Противостоять такому обхождению можно и нужно. Но не на демонстрациях с лозунгами в руках, а внутри себя. То есть прежде всего не принимать на веру стереотипы, сложившиеся в массовом сознании задолго до нашего рождения. И не бояться «идеологических страшилок», которыми современную женщину загоняют в рамки «некрасовского образа», многострадального и многотерпеливого. Тем более, что многие из этих «страшилок» верны только на первый взгляд.

В частности, с первой половины прошлого века до сегодняшних дней в анналах идеологии присутствует устрашающая история о «мужчинодефиците». Расплывчатые, но неприятные данные — какие–то мизерные проценты, какие–то десятые доли мужчины, приходящиеся на женскую душу в городах и селах — все они прочно оседают в мозгу. И большинство женщин, чья жизнь в браке не задалась, пытается утешиться рассуждениями следующего рода: «Ну, я, слава богу, хоть замужем. А сколько сейчас пьяниц, наркоманов, уголовников, психов разных?!» Мы можем сказать, сколько. По последним подсчетам, мужчин репродуктивного возраста (то есть не детей и не дряхлых старцев) в России около 20 миллионов. Причем неподходящих для брака лиц — тех, кто страдает алкоголизмом и различными формами наркозависимости, находится в местах заключения и т.п. — около 9 миллионов. Остается 11 миллионов. Разумеется, можно взглянуть на эту ситуацию следующим образом: «Ну все! На мою долю точно не хватит! При таком положении в стране с мужиками…» С этой позиции рассматривает статистику общественное мнение. Оно же, капля за каплей, формирует мнение индивидуальное. Естественно, при таком раскладе о достоинствах избранника речи быть не может. Он сам по себе подарок, по факту существования. Вот почему на просторах нашей родины молодые девушки, как правило, страдают от заниженной самооценки и повышенной тревожности по поводу вероятного — или, точнее, невероятного — замужества.

А между тем, есть и другой взгляд на вещи. Спросите себя: неужто среди 11 миллионов мужчин — 11 миллионов только в России — не найдется ничего подходящего мне, особенно если искать с умом? Стоит приглядеться к этим цифрам: мужчин миллионы, а требуется один — по крайней мере, один на данный момент в качестве мужа. Если бы вам, например, довелось выбирать себе пару босоножек среди 11 миллионов пар, вас бы похоронил Эверест коробок с обувью — и никакое МЧС не сумело бы вас откопать. Только это, пожалуй, и помешает свободному выбору личности, нуждающейся в босоножках. Или в мужчине.

Когда мы счастливы — то есть когда уровень тревожности минимальный, нам и в голову не приходит вычислять, к какой категории нас относит социология — к 80 % или к 0,3 %? Это наша жизнь, а не социологический опрос.

Чтобы беспроигрышно, безошибочно, беспроблемно получить все то, чего хочется. Правда, в статистике никаких стопроцентных гарантий не предусмотрено, ни для кого. Из любого большинства всегда найдутся исключения — хоть один процент, хоть два, а чаще десять, двадцать и более. Причем в численном эквиваленте это могут оказаться сотни тысяч человек. Немаленькая компания? Потому–то и не следует апеллировать к статистике, когда речь заходит об индивидуальности. Приглядевшись к ситуации, понимаешь: проблема заключается отнюдь не в статистических выкладках, а в желании получить моральную поддержку. Кстати, искать эту поддержку следует в собственном мировоззрении, а не в среднем арифметическом итоге какого–то опроса. Ведь наше желание решить задачу напрямую зависит от установки на успех… или на поражение.

Установка на поражение в данном случае приходит в наше сознание прямиком из биологической программы. Эволюционные механизмы выживания популяции складывались без учета человеческой личности, но это не значит, что на людей они не действуют. В психологической проблеме, о которой идет речь, участвуют два компонента: страх, одна из самых мощных мотиваций; а также гормональный сдвиг, происходящий в организмах живых существ после катастрофических событий — эпидемий, землетрясений, войн. Они усиливают друг друга и оказывают на сознание очень мощное влияние. Биологическая программа активизируется и вызывает сильнейшую потребность в размножении. Поголовье растет, рождаемость увеличивается. Так природа старается компенсировать потери и восстановить численность популяции.

У животных через некоторое время биохимические изменения проходят, и все возвращается на круги своя. С людьми сложнее. Сознание «цепляет» и удерживает некоторые установки с огромной силой. Гормональный «допинг» неспособен создать устойчивую психологическую структуру, а сознание человека — еще как способно. Вот почему за период «повышения рождаемости» в психике целых поколений возникает и укореняется потребность иметь побольше детей — неважно, в браке или вне брака. С годами личная потребность трансформируется в материнскую заботу — так появляется неистовое желание подыскать пару для своего потомства, чтобы поскорее увидеть внуков. При поддержке (в основном моральной) со стороны государства соответствующий взгляд «прорастает» в сознании четкими установками: любой ценой найти себе брачного партнера и оставить потомство! При том, что государству нужны все новые и новые человеческие ресурсы, возникает замкнутая система: общественное мнение — индивидуальная установка — общественное мнение.

Разве вы и ваши дети родились лишь для того, чтобы стать галочкой в социальной анкете, миллионной долей процента в статистическом отчете? Нет, конечно же. Каждой личности необходимо иметь собственную систему ценностей, критерии отбора, образ успеха… Но в любом случае воспринимать себя как заведомого неудачника нельзя. Иначе мы строим между собой и успехом настоящую Китайскую стену. В результате, можно сказать, человек сам себя сажает в «психологическую тюрьму» и оставшиеся годы жизни смотрит на яркий, свободный, прекрасный мир через зарешеченное окошечко. Дескать, как там замечательно — но я–то здесь…

Есть также тюрьмы, возникшие в результате… неконтролируемой свободы. То есть, конечно, не из–за свободы как таковой, а из–за отсутствия четкой позиции — внутренней и внешней: хочу то–то и буду добиваться своего, ничего другого мне не предлагайте! Иной раз человек или сам не знает, чего хочет, или не представляет, как добиться желаемого, или не может устоять под натиском «мусома». Помните, у хоббитов так называлась «всякая вещь, которую девать было некуда, а выбросить жалко… Такого мусома в жилищах у них накапливалось изрядно, и многие подарки, переходившие из рук в руки, были того же свойства»³⁷. Моральный «мусом» как раз и состоит по большей части из устаревших стереотипов, типизированных мнений, одряхлевших стандартов. Но не всегда «мусом» представляет собой сплошное пыльное старье. Некоторые писклявые звуки, изданные модой и принятые аудиторией близко к сердцу — это тоже «вещь, которую девать некуда, а выбросить жалко».

³⁷ Толкиен Дж.Р.Р. Властелин колец.