Часть I. РЕЧЬ И МЫШЛЕНИЕ РЕБЕНКА

Глава I. ФУНКЦИИ РЕЧИ ДВУХ ДЕТЕЙ ШЕСТИ ЛЕТ[1]

Глава IV. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ВЕРБАЛЬНОГО ПОНИМАНИЯ РЕБЕНКА В ВОЗРАСТЕ ОТ ДЕВЯТИ ДО ОДИННАДЦАТИ ЛЕТ[27]

...

§ 2. Синкретизм рассуждения

Наши опыты были проведены в Женеве с 20 мальчиками 9 лет и 15 девочками того же возраста и в Лавэ с тем же количеством испытуемых в возрасте от 8 до 11 лет. Напомним, что тест, которым мы пользовались³³, предназначен для измерения понимания детей между 11 и 16 годами. Следовательно, дети, с которыми работали, находились ниже уровня понимания большинства пословиц. Однако для того, чтобы опыт не был бессмысленным, мы анализировали ответы лишь тех детей, которым удалось найти правильное соответствие (доказать его) по крайней мере для одной из двух пословиц и так обнаружить, что они поняли задачу. В 9 лет правильные ответы колебались уже между 1 (2 случая) и 23 (1 случай).

³³ Дробь означает: 3 правильно найденных соответствия из общего числа 10.

Разберем теперь несколько случаев синкретизма рассуждения. Они помогут нам постепенно уловить механизм синкретизма понимания. Условимся считать, что в собранных нами материалах речь идет о синкретизме рассуждения, если пословица уподоблена соответствующей фразе не в силу логической связи, выведенной из данного теста, а в силу связи, построенной воображением ребенка при помощи схемы целого, в которой сливаются два данных предложения. Чтобы эта синкретическая связь двух предложений обнаружилась в чистом виде, нужно понимание ребенком и пословицы, и фразы, выбранных им. Тогда получается, что два предложения, которые могут быть хорошо поняты порознь, немедленно искажаются синкретизмом, создающим между ними искусственную связь. В тех случаях, где сами по себе отдельные предложения плохо понимаются, к выявлению синкретического рассуждения присоединяется «синкретизм понимания», который мы изучим в дальнейшем. Естественно, оба эти случая всегда более или менее смешаны.

Вот случай синкретического рассуждения почти в чистом виде.

Кауф (8 л. 8 м.) (3/10)³⁴ уподобляет пословицу «Когда кошка уходит, мыши танцуют» следующей фразе: «Некоторые люди много суетятся, но ничего не делают». Кауф, которая поняла бы смысл каждого из этих двух предложений в отдельности, объявляет, однако, что они значат «то же самое». «Почему эти фразы значат одно и то же? — Потому что имеются приблизительно те же самые слова. — Что значит «некоторые люди» и т.д.? — Это значит, что некоторые люди много суетятся, но после они ничего не делают, они слишком утомлены. Имеются некоторые люди, которые суетятся. Это, как кошки, когда они бегают за курами или за цыплятами. Они идут отдохнуть в тени и спят. Много есть людей, которые много бегают, которые слишком много суетятся. А после они уж ничего не могут, они ложатся».

³⁴ Теперь уже можно понять, как эгоцентризм детской мысли приводит к синкретизму. Эгоцентризм — это отрицание объективной ситуации, следовательно, логического анализа. Он, напротив, влечет за собой субъективный синтез.

Здесь ясно виден механизм синкретической связи. Пословица хорошо понята Кауф вербально. Она значит, по ее мнению: «Кошка бегает за мышами». Что до символического или морального смысла этой пословицы, то, чтобы понять ее по-своему, Кауф, очевидно, ждет, пока найдет соответствующую фразу. Как строится это соответствие или эта связь? Путем простого слияния двух предложений в одну общую схему. Слова «Когда кошка уходит» сливаются с фразой «Некоторые люди ничего не делают» и принимают смысл: «Кошка идет отдохнуть и поспать». Слова «Кошка бегает» уподобляются фразе «Некоторые люди много суетятся», а отсюда два предложения взаимно связываются. Эта связь построена не аналитически, в результате размышления над данными теста, но синкретически, то есть путем простой проекции пословицы на соответствующие фразы, путем непосредственного слияния. Здесь нет анализа деталей, а есть образование схемы целого. Такова синкретическая связь, находимая в каждом синкретическом рассуждении и состоящая в глобальном слиянии двух предложений.

Естественно, у Кауф этот синкретизм рассуждения находится в соединении с синкретизмом понимания. Таким образом, в противоположность пословице, соответствующая фраза словесно деформирована в зависимости от схемы целого. Кауф ограничилась прибавлением к пословице дополнения, которое не было дано в тесте, и вообразила, что кошка ушла, чтобы «отдохнуть», но смысл слов не был искажен, тогда как самые слова соответствующей фразы были деформированы: «но» взято было в смысле «и потом». Стало быть, само понимание этой фразы синкретично (осуществлено в зависимости от схемы целого), тогда как понимание пословицы существовало раньше, чем данная схема. Ясно, как синкретизмы рассуждения и понимания связаны друг с другом: синкретизм рассуждения имеется тогда, когда два предложения, понимаемых в отдельности, взаимно связываются в глазах ребенка, благодаря схеме целого, с которой они слились, а синкретизм понимания — тогда, когда самые элементы этих предложений искажены в зависимости от схемы целого. Вот другой пример.

Мат (10 л.)(2/10) уподобляет пословицу «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить» фразе «С возрастом становишься благоразумнее». Пословица вербально понята. Для Мат она значит: «Столько раз ходят по воду, что кувшин трескается, идут еще раз, он разбивается». Соответствующая фраза объясняется следующим образом: «Становясь больше, делаешься благоразумным, лучше слушаешься. — Почему эти две фразы значат одно и то же? — Потому что кувшин менее крепок, потому что он становится старее, потому что, чем больше растешь, становишься более благоразумным и стареешь».

Здесь имеется синкретизм рассуждения, ибо ни одно из двух предложений не искажено в своих элементах под влиянием общей схемы. Итак, рассуждение Мат представляется разумным, за исключением лишь того, что странно сравнивать разбивающийся кувшин с стареющим человеком. Можно ли сказать, что эта нелепость происходит оттого, что ребенок в 10 лет не может понять, что пословица имеет символический смысл, исключительно моральный? Вероятно, это один из факторов, хотя ребенок в этом возрасте улавливает очень хорошо, что каждая пословица символична. Но, прибегая к этому единственному фактору, нельзя объяснить, почему ребенок может связать все со всем путем глобальных схем и уподобить кувшин человеку только в силу того, что оба становятся старше.

Очевидно, впрочем, что этот последний пример гораздо менее синкретичен, чем первый, и приближается к простому суждению по аналогии у взрослых. Здесь мы имеем два крайних случая, между которыми колеблется целая гамма случаев промежуточных. Вот один из них, у той же Мат.

«Из угольного мешка не летит белой пыли» уподоблено фразе «Кто тратит даром свое время, плохо заботятся о своих делах». Пословица вербально понята: «Я поняла, что из угольного мешка не летит белой пыли, потому что уголь черный». «Почему обе фразы значат одно и то же? — Те, кто тратит свое время, плохо заботится о своих детях, они их не моют, они становятся черными, как уголь, и не летит белой пыли. — Расскажи мне историю, которая значила бы то же самое, что: «Из угольного мешка...» — Жил-был угольщик, который был белый. Он стал черным, и его жена ему сказала: «Противно иметь такого мужа». Поэтому он помылся и не мог стать белым, его жена его помыла, и он не мог стать белым, уголь не может стать белым, тогда он стал мыть себе кожу, и он был все более черным, потому что «лапа» [тряпка] была черная».

В подобном случае отчетливо видно, что механизм рассуждения испытуемого не может быть объяснен суждениями по аналогии, которые имели бы в виду детали предложений. Ребенок, прочтя пословицу, готов был дать ей какой угодно символический смысл, в зависимости от случайно связавшейся фразы, которая оказалась в прочитанном. Из пословицы он удержал лишь схему, образ целого, если угодно, образ угля, который не может стать белым. Эту схему он и проецировал целиком и, не анализируя первую связавшуюся фразу, готов принять эту схему («Те, кто тратит» и т. д.) не потому, чтобы эта фраза имела что-нибудь общее с пословицей, но просто потому, что ее можно было вообразить таковой. И вот в этом-то и есть синкретизм, ибо ребенок, который так сливает две разнородные фразы, не видит, что он делает нечто искусственное, и полагает, что два предложения, соединенные таким способом, вытекают одно из другого объективно, что они связаны. Действительно, фраза, на которую была проецирована пословица, в свою очередь, влияет на эту последнюю, и, когда требуют от ребенка выдумать рассказ, который иллюстрировал бы пословицу, этот рассказ свидетельствует о взаимном влиянии. Следовательно, рассуждать синкретически — значит создавать между предложениями необъективные связи или отношения. Эта субъективность рассуждения объясняет употребление глобальных схем: если схемы глобальны, то потому, что они прибавляются к предложениям, а не вытекают из них путем анализа. Синкретизм есть «субъективный синтез», тогда как объективный синтез предполагает анализ³⁵.

³⁵ Статья, цитированная в § 1.

Вот еще примеры, которые позволяют ясно видеть добавленный элемент, не выведенный логически, но созданный путем субъективной ассимиляции.

Нов (12 л. 11 м.) (1/12) уподобляет пословицу «Шлифуя, и из балки сделаешь иголку» фразе «Те, кто тратит даром свое время, плохо заботятся о своих делах»: «Потому что шлифуя — это значит, что если ее [балку] много шлифовать, то она становится меньше. Те, кто не знает, что делать с их временем, шлифуют, а те, кто плохо заботится о своих делах, делают из балки иголку: она становится все меньше, меньше, не знают, что делать с балкой [значит, за ней плохо смотрят]».

Периль (10 л. 6 м.) (7/10) уподобляет пословицу «Ряса не делает монаха» выражению «Некоторые лица много суетятся, но ничего не делают». Действительно, «напрасно шить рясу, монаха в ней нет, ряса не может говорить». Комментарий представляется иллюстрацией, которую Периль не понимает еще буквально. Но он продолжает: «Потому что лица, которые много суетятся, могут суетиться, но ничего не делать, потому что ряса не делает монаха. Лица, которые суетятся много, тоже ничего не делают». Здесь уподобление более серьезно: пустая ряса сравнивается с человеком, который суетится! Чувствуется, что слова «не делает» принимают все более и более образный смысл для ребенка. «Расскажи историю, которая бы значила то же самое, что «Ряса не делает монаха». — Жила-была швея, которая шила платье для одной особы, и, в то время как она шила платье, эта женщина внезапно умерла. Эта швея полагала, что она может все сделать, что платье заменит все, но она сказала правильно, что платье не могло заменить мертвую даму». Здесь видно, как соответствующая фраза и пословица постепенно слились одна с другой благодаря тому, что слова «делать монаха» вызывают образ «суетиться, чтобы представить монаха» и что слова «не делают ничего» принимают смысл «не достигают того, чтобы заменить монаха». Так единство двух предложений становится полным благодаря чисто субъективной схеме!

Кси (12 л.). «Кто полагается на помощь других, рискует остаться без поддержки» = «Кто сеет шипы, не ходит без сапог», потому что «Кто полагается на помощь других, должен иметь поддержку, а кто ходит по шипам, должен иметь сапоги».

Нет необходимости добавлять примеры. Мы их увидим еще много. Постараемся теперь разобраться в нашем истолковании синкретизма детского рассуждения. Здесь возможны две гипотезы. Первая пытается объяснить наблюдавшиеся факты употреблением простого рассуждения по аналогии, «посредственной аналогии», как говорит Кузине. Рассуждение подобного рода — это такое рассуждение, которое от сходства двух элементов, заимствованных у двух различных предметов, приходит к глобальному сходству двух сравниваемых предметов. В случае с пословицей и связавшейся фразой ребенок отталкивается, таким образом, от замеченного сходства между двумя существительными или двумя отрицаниями и отсюда делает вывод об одинаковости смысла двух фраз, уподобляя друг другу каждый из остающихся элементов. Вторая гипотеза объясняет факты через употребление схем целого путем непосредственного синкретического слияния двух предложений. При чтении пословицы ребенок составляет себе схему, куда могут войти в качестве элементов символический смысл пословицы, умственные образы, вызываемые прочитанными словами, ритм фразы, место слов по отношению к союзам, отрицаниям и знакам препинания. Все эти факторы создают одну схему, конденсирующую конкретные и образные представления, вызываемые чтением пословицы. Затем начинаются поиски подходящей фразы: в этот момент схема готова к тому, чтобы ее целиком проецировать на слова и представления, какие попадутся. Некоторые из этих последних не соответствуют схеме, но раз они хоть немного ее выдерживают, то самое наличие схемы начинает искажать понимание данной фразы даже прежде, чем она будет полностью прочитана. Имеется непосредственная ассимиляция, так сказать, переваривание связавшейся фразы схемой пословицы. Кроме того, раз переваривание произошло, то тут происходит толчок назад: переваривание пословицы схемой соответствующей фразы. В этом-то и состоит синкретизм рассуждения, более широкий и более динамический, чем синкретизм восприятия, который Кузине описал под именем «непосредственной аналогии».

Безусловно, разница между двумя гипотезами часто не чувствительна, так как появление целой глобальной схемы может быть вызвано частичной аналогией. Но что с несомненностью явствует из исследований детских ответов, полученных нами, так это всегда заметное присутствие подобных синкретических схем. Что же касается частичных аналогий, то они иногда являются продуктом этих схем целого, а иногда они предшествуют им. Способ, которым ребенок уподобляет одну другой две фразы, вообще нисколько не аналитичен и не дедуктивен. Кауф, сравнивая фразу «Когда кошка уходит, мыши танцуют» со связавшейся фразой, приведенной выше, оправдывает свое сравнение: «Потому что тут приблизительно одни и те же слова». А на самом деле в обеих фразах нет ни одного общего слова, нет даже ни одного синонима. «Уходит» делается подобным словам «много суетятся», но это уподобление схем, а не аналогия частностей, ибо ребенок предполагает, что кошка ушла отдохнуть после того, как она много суетилась. Может быть, слово «танцуют» (мыши) сравнивается со словом «суетятся»? Но это сравнение возможно лишь при помощи схемы целого. Точно так же, когда Мат хочет оправдать свое уподобление пословицы «Повадился кувшин...» вышеприведенной фразе, она говорит нам, что имеются похожие слова в двух предложениях: «большой» и «старый». Но это она сама ввела слово «старый», истолковывая пословицу: «Потому что он [кувшин] становится старым». Здесь снова аналогия частностей появляется после аналогии схем целого или, по крайней мере, в зависимости от них. Допустим, что эта аналогия в подробностях была замечена сразу и послужила причиной образования глобальной схемы; этого недостаточно, чтобы объяснить природу схемы: «Кувшин, старея, становится менее тверд, как и человек, старея, становится более благоразумным». Очевидно, что аналогия в деталях и схема целого даются в одно и то же время и что имеется не заключение от части к целому, но непосредственное слияние или ассимиляция. Впрочем, мы видели, что часто никакая аналогия в деталях не может объяснить этого синкретизма. В другом примере Мат («Угольный мешок...») между словами уподобляемых предложений нет никакой аналогии. Факт так же ясен, как и в случае Периля: слова «не делает монаха» принимают смысл все более конкретный и образный, по мере того как две фразы сливаются одна с другой. Таким образом, не аналогия между словами «делать монаха» и словами «не делают ничего» позволила ребенку произвести это уподобление, но, наоборот, успешное уподобление укрепило аналогию.

В заключение следует сказать, что между образованием схем целого и образованием аналогий в деталях существует взаимная зависимость: схемы целого и становятся возможными благодаря аналогии в деталях, но одной аналогии в деталях недостаточно для их образования; наоборот, благодаря схемам целого аналогии в деталях получают оформление. Однако схем целого тоже недостаточно для создания аналогий в деталях.

Итак, синкретизм рассуждения имеет своим источником уподобление двух предложений в силу того, что у этих двух предложений общая схема целого и они входят, с большей или меньшей натяжкой, в одно целое. А входит в ту же схему, что и В, значит, А предполагает В. Это «включение» (implication) может явиться в форме отождествления, как в наших опытах, в которых у ребенка требуют найти две фразы, значащие «то же самое». Это включение может также принять форму включения в собственном смысле или быть выражено словосочетанием «потому что», как в случаях, которые один из нас опубликовал в качестве примеров синкретизма рассуждения³⁶. В примере, который мы только что напомнили («Луна не падает, потому что это очень высоко, потому что нет солнца, потому что это очень высоко»), признаки «не падает», «нет больше солнца, когда луна появляется», «луна очень высоко» образуют одну схему, ибо эти признаки характеризуют луну. И вот достаточно, чтобы эта схема существовала в уме ребенка, чтобы он сказал: «Луна не падает, потому что...» и т. д. Здесь схема порождает отчетливую зависимость.

³⁶ Piaget J. Essai sur la multiplication logique et les d?buts de la pens?e formelle chez l'enfant. Op. cit. P.249.