ПРИЕМ

Память отпускает события прошлого. Я живу настоящим. Продолжается прием. Интересно, думаю я, похоже, у меня закончился очередной десятилетний период. Все эти десять лет я писал о том, чего нельзя делать, и исследовал все формы агрессии к любви. Так создавалось понимание мира. Теперь, когда все более или менее ясно, стал выходить вопрос: «Что можно делать и как это делать?», то есть настало время практики. Наверное, и прием после этого как-то изменится. Вспоминаю искренний рассказ пациентки.

Знаете, — говорила она, — я молилась постоянно, ничего не помогало, на душе был камень. Стала юморить, хохмить, все переводить в шутку, и на душе стало легче. Почему?

Помните, что Библия призывает радоваться всегда и не впадать в уныние. Если описывать, как выглядит эмоция любви, то ее можно описать как радость, которая сохраняется в грусти. Когда мы молимся, мы часто незаметно тащим с собой незакрытые эмоции унижения, страха и обид. Ну и с таким багажом, естественно, молитва будет неэффективной. Мы зависим от всего того, к чему серьезно относимся. А юмор разрушает привычное восприятие мира. То, что мы обычно осуждаем, от чего унываем, чего боимся или о чем сожалеем, в анекдоте только вызывает смех. Поэтому юмор часто ближе и Божественной логике, чем серьезные нравоучения. И сейчас многие врачи начинают использовать юмор как лекарство. Уже стал хрестоматийным случай, когда безнадежный раковый больной решил напоследок пересмотреть все комедийные фильмы, и после этого выздоровел.

Разрушение привычных стереотипов — это изменение нашей информационной структуры. Соответственно, и любить легче. Можно сделать вывод: что бы ни случилось, надо держать положительную эмоцию. И тогда все болезни пройдут, и во всем будет сопутствовать удача. Но, идя только за положительными эмоциями, мы можем убежать от Божественного. Секс, еда, деньги, слава — г это ведь тоже положительные эмоции. Но чем больше мы будем к ним стремиться, тем сильнее при внешнем улучшении будут накапливаться незаметные проблемы.

Американцы все время улыбаются, все время говорят о'кей, но при этом большинство пребывает в депрессии. Тут, вероятно, играет роль сама специфика страны: ни одной войны на территории Соединенных Штатов, постоянный приток иммигрантов, то есть страна ориентирована на потребление. Поэтому процессы старения цивилизации здесь проходили гораздо быстрее, чем в других странах.


Эмоции печали и радости интересно распределились в постхристианский период. Католичество приняло западный тип мышления. И Дева Мария на картинах — просто счастливая земная женщина, радующаяся тому, что родила хорошего ребенка. И эмоция радости и благополучия закрывает истинное чувство любви, которое должна отражать картина. Помните есенинское: «Грубым дается радость, нежным дается печаль»? Нежный — это духовный, тонко чувствующий, то есть ориентированный на будущее гораздо больше, чем на настоящее. Православие приняло восточный тип мышления, в нем, наоборот, печаль часто заслоняет истинное чувство любви. — В католичестве значимость человека завышена, а в Православии занижена. Это как два родителя: один преклоняется перед ребенком и все ему позволяет, а второй держит в «ежовых рукавицах» и не позволяет ничего.

Любовь позволяет сочетать эти противоположности, не подчиняясь ни одной из них. Если Бог допустил существование атеистов, то, наверно, не случайно. Любой атеист — это интуитивно верующий, если он не отрекается от любви, если отдает больше, чем берет; если принимает любые изменения судьбы. У китайцев ведь нет определенной веры. Но правильное отношение к миру у них существует искони. Есть верующие по сути, а есть по форме. И чем больше внимания уделяется обрядам и правилам, тем быстрее вырождается содержание и торжествует форма. Поэтому Христос был против устоев, причем тех, которые казались незыблемыми.

Меня отвлекает стук в дверь. Входит мужчина с дочерью. Я их помню, они когда-то были на приеме. Не помню, какая у них проблема, и диагностирую заново.

— К сожалению, должен Вас огорчить, — говорю я. — У девушки готовность проходить травмирующую ситуацию минимальная. Перетряски чувственного счастья не проходит по-прежнему. Результатов работы я пока не вижу.

Отец осторожно поправляет меня:

— Вы знаете, мы все эти месяцы напряженно работали, и изменения, хотя бы внешние, уже наступают.


До приема у Вас дочь училась в школе умственно отсталых и не могла общаться с мальчиками. А сейчас она учится в обычной школе и у нее есть друг.

Я испытываю неудобство. Внешне картина действительно лучше, чем я ожидал. Но раз параметры неважные, значит, секрет в детях и внуках. Их эмоции не позволяют проходить стрессовые ситуации с любовью.

— У Вас сейчас начинается самая интересная работа, — говорю я. — Чтобы помочь потомкам, нужно убрать агрессию по отношению к ним, то есть убрать агрессию по отношению к будущему. Для этого нужно преодолеть зависимость от будущего. Зависимость от настоящего проявляется в агрессии к другим. Зависимость от будущего — в первую очередь через агрессию к себе. Страхи, сомнения, уныние, ожидание, раздражительность — это все признаки зависимости от будущего. Будущее преодолевается сохранением любви к Богу на фоне краха будущего и максимальной отдачи энергии. Если Вы ожидаете чего-то от будущего, значит, Вы уже перестали отдавать и начинаете брать. И чем сильнее Вы чего-то ждете от будущего, тем больше Вы пытаетесь высосать из него энергию. Естественно, этого будущего Вы не получите. Мы получаем то будущее, которое насыщаем энергией.

О будущем можно мечтать, но нельзя от него ничего ожидать. Чем больше я чего-то ожидаю от другого человека, тем больше я от него завишу и тем больше буду обижаться на него. В принципе обидчивый человек — это вампир. Обидчивость, повышенные претензии к другим людям — это признаки недостатка энергии. Значит, в момент любой неприятности со стороны других людей нужно устремляться к чувству любви. Оно дает энергию для собственного изменения и разрешения конфликта. Если же, конфликтуя, мы обижаемся на другого, то теряем энергию, и такой конфликт становится неразрешимым.

Отец с дочерью уходят, а я жду следующего пациента.

А ведь прошлое меняется, возникает мысль. Реально меняется после приема. Вообще-то вполне логично: если меняется прошлое, должно меняться и будущее. Я раньше всегда сравнивал нынешнее состояние пациента с его состоянием до приема и делал выводы. Но вот однажды консультировал мать и дочку. У девочки начались очень хорошие изменения. И я как-то решил посмотреть и сопоставить ее состояние. Я уже несколько раз смотрел ее в прошлом, но забыл, как это выглядело. И вот я привычно ухожу в прошлое и опять пытаюсь взять информацию о ее состоянии до приема, и резко начинает болеть голова. Фиксирую вспышку программы самоуничтожения в своем поле. Я диагностирую с очень серьезными нарушениями. Это опасно. Надо немедленно разобраться, в чем дело. И я понял: ее состояние изменилось уже до приема, а я, помня привычную картину, пытался ее восстановить и таким образом разрушал ее настоящее и будущее. Оказывается, через молитву, обращенную к Богу, не только можно измениться самому. Одновременно меняется прошлое и будущее.

Вот почему даже самые заядлые грешники, обращаясь к Богу, получали прощение, то есть новую судьбу. Прошлое переставало сказываться на них, потому что оно становилось другим. В индийском понятии о карме такого нет. Все, что ты совершил, — ты должен отработать. Измениться ты не можешь. Если ты богат, тебе суждено быть богатым, это твоя карма, это твоя каста. Если ты умен — то таким будешь ты, твои дети и внуки; если ты грешник — то такими же будут твои потомки. Десять тысяч лет назад такой взгляд на вещи был справедливым и способствовал развитию общества. Какой характер получал человек от рождения, от своих родителей, с таким он дальше и существовал. Пять тысяч лет назад такой взгляд на вещи перестал быть незыблемым. Две тысячи лет назад он был поставлен под сомнение. Иисус Христос разрушил привычное представление о судьбе человека. Но до сих пор официальная наука утверждает: «Изменить характер невозможно». Без веры в Бога действительно невозможно. Но то, что характер меняется, я вижу по пациентам.

Раздается робкий стук в дверь. Входит девушка и садится на стул. Ее лицо кажется мне знакомым. Пытаюсь вспомнить и не могу. Она начинает улыбаться. И в этот момент меня осеняет — рак, приговор врачей: удаление глаза. Я помню, как ей было плохо после приема. Я тогда отказался общаться с ее родителями по телефону. Готовность измениться я увидел только в ней.

А у меня сейчас все хорошо, — говорит, улыбаясь, девушка. — Но, правда, еще небольшие проблемы остались.

Это твои будущие ситуации с мужчинами, — говорю я. — Ты их еще не до конца проходишь. Любви пока еще маловато. Но даже будущие дети у тебя выглядят получше.

Она смотрит на меня искоса.

А ведь Вы мой случай описали в книге.

Да, — киваю, — описал.

Но ведь я же сейчас совершенно другая. Я уже не та, что была раньше.

А я про другую и написал. Можно считать, что я писал о постороннем человеке.

Знаете, сначала измениться было очень трудно, но потом все легче и легче.

У меня было то же самое, — говорю я. — Но когда мне было сказано: рак, метастазы и шансов вы жить никаких, я понял — этот человек во мне умер. Я решил стать другим и стал им.

Девушка опять улыбается.

— А Вы знаете, у меня ведь тоже были, оказывается, метастазы.

— Были они или не были, это уже не существен- но. Сейчас тебе- не хватает видения Божественной воли

ы любви во всем. Думать и видеть Божественное нужно чаще, чем человеческое. Тогда перестанешь опираться на человеческое в своей сути и его любые изменения будут не разрушать, а развивать тебя. Иди, работай над собой.

Она уходит. Я сижу, пытаясь отключиться от всего. Насколько же тяжело изменить привычный взгляд на вещи! Вспоминаю, как однажды после лекции меня атаковала пожилая женщина.

Слава Богу, слава Богу! — восклицала она. — Мой сын должен был умереть. Он перенес тяжелейшую опе рацию — черепно-мозговую. Сможете ли Вы назвать при чину болезни? Как мне избавиться от страха за него?

Страх — это зависимость от будущего. А Вы за него зацеплены не только страхом, но и постоянной критикой и осуждением других людей. А раньше постоянно искали в людях плохое, критиковали и осуждали их, ведь так? И накопленные Вами осуждения и критика развернулись в программу самоуничтожения и ударили по голове сына.

— Точно, точно! — охает она. — Уж сколько я людей ругала! Но теперь я совсем другая, посмотрите на меня.

— Да я вижу, что другая. Действительно, все лучше. Но это на поверхности. А внутри Вам еще работать и работать.

— Что, осуждение еще проскакивает?

— Присутствует, — говорю я, улыбаясь. — Знаете, какой самый страшный признак зацепленности за будущее?

Она испуганно смотрит на меня:

— Какой?

— Ощущение своей правоты. Это ощущение делает всех виноватыми. Перестаньте считать себя правой во всем, тогда исчезнут виноватые.

Женщина понижает голос и заговорщически спрашивает меня:

— Скажите, а посплетничать-то можно?

— Вам нежелательно.

— Как же без этого, — удивляется она. — Мы с подругами собираемся, надо же что-то обсуждать!

— Ну, хорошо, — говорю я. — Если у Вас разговор о каком-то человеке и если Вы испытываете к нему чувство любви, желание помочь ему, то тогда анализ его поведения сведется к обобщению его ошибок и пониманию, как ему можно помочь и как он должен измениться. Если же у Вас первая эмоция — «он не прав, он непорядочный», то весь последующий разговор будет работать на накопление чувства превосходства над ним и в конце концов подсознательно — на его уничтожение. Сначала спросите себя, с какой целью Вы обсуждаете человека, чтобы помочь ему или навредить, и после этого сплетничайте, сколько хотите. Но это вряд ли получится. Так что лучше воздерживаться от обсуждения других людей.

Обратите внимание, слова «обсуждение» и «осуждение» почти не различаются. Это не случайно.

Я смотрю в распахнутое окно. Раньше я говорил себе: «Я лечу людей». Потом стал говорить: «Я помогаю людям выздороветь». Сейчас я не лечу и не помогаю. Я делюсь своим опытом постижения Божественного. И люди, которым нужны мои мысли и мой опыт, приходят и получают его. Люди, которые не боятся, не осуждают, не обижаются, не сожалеют. Они становятся другими и помогают измениться мне самому.