II. КАЖДЫЙ ШКОЛЬНИК ЗНАЕТ…

Наука, подобно искусству, религии, коммерции, войне и даже сну, основана на предпосылках. Однако она отличается от большинства других областей человеческой деятельности тем, что предпосылки ученых не только определяют направление научного мышления, но и самые цели ученых состоят в том, чтобы проверять и пересматривать старые предпосылки и создавать новые.

Что касается научной деятельности, то, очевидно, желательно (хотя это и не безусловно необходимо), чтобы ученый сознавал и был способен формулировать собственные предпосылки. Для научного суждения также полезно и необходимо знать предпосылки других ученых, работающих в той же области. И прежде всего, читателю научных работ необходимо знать предпосылки автора.

Я преподавал различные разделы биологии поведения и культурной антропологии самым разным американским студентам — и первокурсникам, и ординаторам психиатрической больницы, я вел занятия в разных учебных заведениях и клиниках и обнаружил, что в мышлении всех студентов имеется очень странный пробел, объясняющийся недостатком определенных средств мышления. Этот недостаток в равной мере встречается на всех уровнях образования, у студентов обоего пола, гуманитарных и научных специальностей. Я имею в виду незнание предпосылок не только в науке, но и в повседневной жизни.

Как ни странно, этот пробел менее заметен среди двух групп студентов, которые, как можно было бы подумать, должны резко отличаться друг от друга: среди католиков и марксистов. Представители обеих этих групп что-то думали, или им что-то рассказывали о мышлении людей за последние 2500 лет, и у них имеется некоторое представление о важности философских, научных и эпистемологических предпосылок. Обеим этим группам трудно преподавать, ибо они приписывают «правильным» допущениям и предпосылкам такое значение, что любое отклонение от них кажется им ересью, угрожающей им отлучением. Естественно, тот, кто боится впасть в ересь, старается осознать собственные предпосылки и приобретает соответствующий навык.

Тот, кто не допускает даже возможности того, что можно заблуждаться, не способен научиться ничему, кроме конкретных навыков.

Предмет этой книги весьма близок к сущности религии и к сущности научной ортодоксии. Ее предпосылки — а большинству студентов нужно еще объяснять, что такое предпосылка — следует формулировать совершенно отчетливо.

Но существует еще одна трудность, свойственная почти исключительно Америке. Американцы, без сомнения, не менее жестко придерживаются своих предпосылок, чем все прочие люди (в том числе и автор этой книги), но они странным образом реагируют, когда встречаются с отчетливой формулировкой какой-либо предпосылки. Подобные формулировки обычно воспринимаются ими как враждебные, насмешливые или — что серьезнее всего — как авторитарные.

Дело обстоит так, что в нашей стране, созданной ради свободы религии, преподавание религии в государственной системе образования запрещено. Члены не очень религиозных семей вне дома не получают никакого религиозного воспитания.

Вследствие этого, любая формальная и отчетливая формулировка допущений или предпосылок вызывает нечто вроде сопротивления, выражающегося, однако, не в возражениях (поскольку слушатели не знают предпосылок, лежащих в основе возможных возражений, и не умеют их формулировать), а в глухоте, которую дети развивают у себя, чтобы отгородиться от суждений своих родителей, учителей и религиозных авторитетов.

Как бы то ни было, я убежден, что научные предпосылки важны, что существуют лучшие и худшие способы построения научных теорий, и что важно настаивать на отчетливой формулировке предпосылок, чтобы в случае необходимости их можно было улучшить.

Итак, в этой главе перечисляются предпосылки. Одни из них читателю уже знакомы, другие могут показаться странными тем, чье мышление оберегали от неприятного сознания, что некоторые предпосылки могут быть просто ложными. Некоторые инструменты мышления столь грубы, что почти бесполезны; другие столь остры, что опасны. Но умный человек умеет пользоваться теми и другими.

Полезно будет сделать предварительный обзор некоторых основных предпосылок, свойственных всем типам разума, или, наоборот, дать определение разума посредством перечисления ряда таких основных признаков коммуникации.

1. НАУКА НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ДОКАЗЫВАЕТ

Наука иногда совершенствует гипотезы, а иногда опровергает их. Но доказательства — это совсем другое дело, они возможны, пожалуй, только в области абстрактной тавтологии. Иногда можно сказать, что если даны такие-то абстрактные предпосылки или постулаты, то обязательно выполняется то-то и то-то. Но истинность того, что можно воспринять или индуктивно вывести из восприятия — это совсем другое дело.

Допустим, что истина — это точное соответствие нашего описания тому, что мы описываем, или иначе говоря — соответствие всей совокупности наших абстракций и дедуктивных выводов некоторому совокупному пониманию внешнего мира. Истина в этом смысле недостижима. И даже если оставить в стороне препятствие, связанное с кодированием, а именно, то обстоятельство, что наше описание будет состоять из слов, цифр или картин, в то время как описываемые объекты состоят из плоти, крови и действий — даже не учитывая этого барьера перевода, мы все равно никогда не сможем утверждать, что достигли в чем бы то ни было окончательного знания.

Обычно эту мысль иллюстрируют примерно следующим образом. Предположим, что я даю вам ряд — может быть, чисел, может быть, каких-то других символов — и высказываю предпосылку, состоящую в том, что этот ряд упорядочен. Для простоты, пусть это будет ряд чисел:

2, 4, 6, 8, 10, 12

Затем я вас спрашиваю: «Каким должно быть следующее число в этом ряду?» Вы, вероятно, ответите: «14».

Но в таком случае я скажу: «Нет. Следующее число 27». Иначе говоря, обобщение, которое вы поторопились сделать на основе имеющихся данных — что это ряд четных чисел — при следующем событии окажется неверным или всего лишь приблизительным.

Продолжим наш пример. Теперь рассмотрим такой ряд:

2, 4, 6, 8, 10, 12, 27, 2, 4, 6, 8, 10, 12, 27, 2, 4, 6, 8, 10, 12, 27 …

Если я теперь попрошу вас догадаться, каким должно быть следующее число, вы, вероятно, ответите «2». В самом деле, вам было предъявлено три повторения последовательности от 2 до 27; и если вы хороший ученый, то вы находитесь под влиянием предпосылки, которая называется бритвой Оккама, или правилом экономии: оно состоит в том, что предпочтение следует отдавать простейшей из всех предпосылок, согласующихся с фактами. Каждое следующее предсказание вы делаете на основе простоты. Но эти факты — что они из себя представляют? Ведь вы не знаете, что находится за пределами этой (возможно, неполной) последовательности предъявленных чисел.

Вы полагаете, что можете предсказывать; и я, конечно, подтолкнул вас к этой предпосылке. Но единственное, из чего вы исходите — это из (развитого у вас) предпочтения к простым ответам и из уверенности в том, что я предъявил вам хотя и не полную, но упорядоченную последовательность.

К сожалению (или, может быть, к счастью) никогда не известно, каким будет следующий факт. Единственное, что нам остается — это надеяться на простоту, хотя следующий факт всегда может вывести нас на следующий уровень сложности.

Можно сказать, что любая мыслимая последовательность чисел всегда может быть описана несколькими простыми способами; но альтернативных способов, не ограниченных критерием простоты, будет бесконечное множество.

Допустим, числа представлены буквами:

x, w, p, n,

и так далее. Такие буквы могут обозначать любые числа, даже дроби. Мне достаточно будет повторить эту последовательность всего три-четыре раза в какой-нибудь словесной, зрительной или иной сенсорной форме — даже в форме боли или кинестетических ощущений — и в том, что я вам предъявляю, вы начнете видеть закономерность. В вашем уме — и в моем — она образует тему и приобретет эстетическое значение. В этой мере она станет знакомой и понятной.

Но эта закономерность может измениться или нарушиться в результате добавления, повторения или чего-то еще, что изменит ваше восприятие, и эти изменения никогда нельзя предсказать с абсолютной достоверностью, ибо они еще не произошли.

Мы недостаточно знаем, как будущее зависит от настоящего. Мы никогда не сможем сказать: «Да! Того, что я вижу и понимаю в этой последовательности, вполне достаточно для предсказания ее следующего и всех дальнейших элементов». Или: «Когда я в следующий раз встречу эти явления, я смогу предсказать все их развитие».

Предсказание никогда не может быть абсолютно достоверным, следовательно, наука никогда не сможет доказать никакого обобщения или хотя бы проверить какое-либо дескриптивное утверждение, чтобы таким образом прийти к окончательной истине.

Невозможность этого подтверждается и другими соображениями. Рассуждения, приведенные в этой книге (которые, опять-таки, могут убедить вас лишь в той мере, в которой соответствуют вашему знанию, и которые могут оказаться несостоятельными или совершенно измениться через несколько лет), предполагают, что наука — это способ восприятия и извлечения из воспринятого того, что можно было бы назвать «смыслом». Но восприятие имеет дело только с различиями. Любое восприятие информации — это не что иное, как восприятие нового различия, а любое восприятие различия ограничено порогом восприятия. Слишком слабые или слишком медленные изменения не воспринимаются. Они не дают пищи для восприятия.

Следовательно, то, что мы, как ученые, можем воспринять, неизбежно ограничено порогом. Иначе говоря, все, что лежит ниже нашего порога восприятия, не идет в дело. В каждый момент времени наше знание зависит от порогов доступных нам средств восприятия. Изобретение микроскопа, телескопа или средств измерения времени с точностью до долей наносекунды или взвешивания вещества с точностью до миллионных долей грамма — все эти усовершенствованные средства восприятия обнаруживают то, что было совершенно невозможно предсказать на уровнях восприятия, доступных нам до этих открытий.

Мы не можем предсказать не только следующее мгновение, но, что более важно, мы не можем предсказать, что происходит на следующем уровне в явлениях микроскопически малых, астрономически далеких или геологически давних. Наука как метод восприятия — а только на это и может претендовать наука — как и все прочие методы восприятия ограничена своей способностью собирать внешние и видимые признаки того, что может оказаться истиной.

Наука исследует; она не доказывает.