ГЛАВА 3. Комедия речевых положений[16]

Энкоды — это речевые клише-фразы, обескураживающие собеседника


В середине XX века, в суровое средневековье сталинских 30–50-х годов, шутить вслух мог позволить себе только один человек. Хозяин страны. Вот и пошутил: «Жить стало лучше, жить стало веселей». Когда людям через край весело, зачем им смеяться всем?!

Потом была оттепель, потом застой, поползли анекдоты, появился Райкин… Услышав впервые имя «Жванецкий», люди спрашивали: «Кто это?!» Возникла неуверенная версия: «Он пишет Райкину» (многие годы спустя, когда в Психологическом институте Российской академии образования выступал Михаил Михайлович Жванецкий, мы услышали от него: «Все говорят: Райкин сказал… Райкин сказал… Это я – сказал… Райкин — произнес…»).

Есть вершины и низины юмора. Есть потрясающие юмористы, которых и юмористами-то особенно не назовешь, это блистательная команда актеров, Карцев и Ильченко, это гениальный абсолютно Жванецкий, очень талантливые Арканов, Альтов, Горин, Мелихан могут быть названы и другие имена. Наша страна соскучилась, истосковалась по чему-то такому, что не является ни политикой, ни экономикой… А просто — источником живого ощущения жизни… И, конечно, юмор в целом удовлетворяет эту потребность — жить.

Философы и психологи говорят о том, что, помимо сатиры, которая была так важна в доперестроечные времена и которой, так же как и секса, в нашей стране «не было», помимо иронии и сарказма, есть еще и живой смех, живое веселье или смех радости. Никто ни над кем не потешается, не издевается, не унижает, не высмеивает никого. Именно в нем, таком смехе, прежде всего нуждаются люди. Оказывается, смех радости — это то, что продлевает жизнь (это реальные факты, а не побасенки).

Энкоды — это смешно. Хотя, может быть, смешно и не всем, и не сразу. Если сами по себе слова — носители энкодов и не покажутся вам смешными, то интонация, мимика, жесты, а также, конечно, контекст придают произносимому комический характер.

Но что значит «комический»? Отчего «комический»? Что в них от комического?

Если вам это будет сколько-нибудь интересно, то есть если вы не только — практик, экспериментатор, будущий искусник энкодов, но еще и теоретик, интересующийся комической природой энкодов, то приглашаем вас сейчас на диспут: в чем природа энкода, почему энкоды — это смешно? И не являются ли они совершенно особым жанром комического, который пока еще не был описан литературоведами и философами?

Признаться, мы так и думаем, – не был…

Но давайте вначале присмотримся к слову «комическое» и опишем его жанры — бегло, конечно. Это поможет нам разобраться в сути энкодов.

Во всех случаях в комическом присутствует конфликт противоположных начал. Для Аристотеля это столкновение безобразного и прекрасного, для Канта — ничтожного и возвышенного, для Шопенгауэра — нелепого и рассудительного, для Шеллинга и Аста — бесконечной предопределенности и бесконечного произвола, для Бергсона — машинообразного и живого, для Фолькельта — неценного и притязающего на ценность, для Липса и Бэна — ничтожного и великого, для Гегеля — мнимого и действительного...»

Смех оказывается способен перестроить мысль, блуждающую в лабиринтах стереотипов.


Некоторые современные авторы подчеркивают, что общей идеей всех концепций комического является «отклонение от нормы», но эта мысль оказывается слишком абстрактной. Польский ученый Дземидок даже иронически замечает по этому поводу, что все существующие определения похожи на костюм неподходящего размера: они либо уже, чем нужно, либо слишком просторны.

Голос из зала. А как же энкоды? Когда же про них?

Лектор: Не хотите страшных ответов, не задавайте страшных вопросов.


Впрочем, продолжим...

Нет определения «комического» — не будет и новой науки энкодов. А иначе — никак! Такова наша позиция...

Комическое вообще есть нарочитое несоответствие между сущим и сущностным (образом и оригиналом, исполнением и образцом, кажущимся и действительным подразумеваемым и наличным)[17]. А энкод — шифрограмма, «распаковывая» которую собеседники имеют дело с нарочитым несоответствием.

Нарочитость указывает на условность чего-либо. Комическое всегда подразумевает наличие условного плана, где и разворачивается конфликт между сущим и сущностным. Безвредная нелепость («комическое», по Аристотелю) вызывает смех, а не плач. Она только подделывается под реальность, чего, собственно, не скрывает. Она своим видом показывает: «Не путайте меня с реальностью, я лишь знак того, чего нет наяву!»

Комическое обеспечивает нам двойную защиту от реальности: это — знак столкновения знаков реальности, а не объектов, существующих в действительности. Двойной кордон из знаков. Это тоже требует пояснения.

В комическом сосуществуют и противостоят друг другу два образа объекта — привычный и необычный. Они противоположны по смыслу и представляют собой знаки – большого и малого, достойного и недостойного, величественного и пошлого, неизвестного и самоочевидного, разумного и абсурдного и т.д. и т.п. Между образами-знаками устанавливается особое соответствие: один из них выступает как «означающее» по отношению к другому как «означаемому». Голова Луи-Филиппа на карикатуре Домье превращается в грушу, ветряная мельница у Сервантеса — в великана, столоначальник из романа Булгакова — в подписывающий бумаги пиджак. Эти подстановки и превращения условны – достоверны лишь в пределах определенной знаковой формы. Поэтому-то комическое не сводится лишь к отождествлению неотождествимого (нелепице, абсурду), но есть именно знаковое отождествление неотождествимых знаков. (В.А. Пет ровский)

Вот представьте себе — скрипка… Точнее, рисунок скрипки. А рядом, на рисунке, рисунок бирки. А там написано: «Скрипка Страдивари. Второй сорт». Получается — два знака (рисунок скрипки и бирка с надписью) в плоскости третьего (рисунок в целом). Логический абсурд в знаковом обрамлении. Смешно!

Но если мы имеем дело с совмещением несовместимого в жизни, то нам совсем не смешно. Например, вы идете по коридору и видите идущую вам навстречу женщину огромного роста, худющую, с руками-щупальцами осьминога и вывернутыми ногами. Или, допустим, мужчина встречает на своем пути необозримое по своим габаритам существо (расплывшееся лицо, шарообразный живот, ноги-тумбочки). Смешно? Да нет — страшновато. Но когда вы вдруг понимаете, что перед вами кривое зеркало, тут и начинаете улыбаться. Вот почему мы говорим, что комическое — это знак для обозначения знаков реальности, а не реальности как таковой.

Или еще представьте себе: семья — бедная-пребедная. Мальчика за полученную им оценку побили родители. Он плачет. Девочка мучает кошку, причем очень жестоким способом. Смешно? Не очень… Теперь мы помещаем все это в плоскость знака — плоскость условности. И ситуация становится смешной:

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом,

Жена на локоны взяла последний рубль,

Супруг, убитый лавочкой и флюсом,

Подсчитывает месячную убыль.

Кряхтят на счетах жалкие копейки:

Покупка зонтика и дров пробила брешь,

А розовый капот из бумазейки

Бросает в пот склонившуюся плешь.

Над самой головой насвистывает чижик

(Хоть птичка божия не кушала с утра),

На блюдце киснет одинокий рыжик,

Но водка выпита до капельки вчера.

Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,

В наплыве счастия полуоткрывши рот,

И кошка, мрачному предавшись пессимизму,

Трагичным голосом взволновано орет.

Безбровая сестра в облезлой кацавейке

Насилует простуженный рояль,

А за стеной жиличка-белошвейка

Поет романс «Пойми мою печаль».

Как не понять? В столовой тараканы,

Оставя черствый хлеб, задумались слегка,

В буфете дребезжат сочувственно стаканы,

И сырость капает слезами с потолка.

Саша Черный. «Обстановочка». 1909


Таким образом, знаки комического сами на себя показывают, они снабжены встроенным значком-указателем: «Смотрите, это всего лишь знак!» Такие значки могут быть названы маркерами условности. В речи такими маркерами могут служить и нарочито афористичные, краткие высказывания, и, наоборот, многословность. А также необычный порядок слов в предложении, и рифма, и даже жесткие, бранные выражения...

Голос из зала: Куда вы клоните?

Лектор: Можно я что-нибудь отвечу?


Сказанное о маркерах относится и энкодам. Помимо уже отмеченных раньше — подмигивания, ковбойского щелчка пальцами и других жестов — есть еще и игра голоса (возвышенная, патетическая или подчеркнуто будничная интонация, проникновенное понижение или возвышение голоса), изменение темпа речи, артистический шепот, смена позы (например, вдруг вы принимаете позу мыслителя) и т.д. и т.п. Все это — маркеры условности, придающие энкодам статус комического высказывания.

Энкоды заставляют человека задуматься, так ли безупречно то, что он говорит, думает, собирается сделать...


Известен ли вам «Тест на джентльменство»?[18] Участникам психологического эксперимента предлагают набор фраз, начинающихся словами «Должен ли джентльмен...» (и далее — все о нем, джентльмене). Испытуемый должен поставить галочку на шкале между «всегда» и «никогда». Если человек предпочитает полярные ответы «всегда» — «никогда», то это, как показано исследователями, говорит о его консервативности, «упертости», склонности к стереотипам. Если — промежуточные (между «всегда» и «никогда»), то это признак гибкости, способности изменить установку, переключиться...

Так вот, среди этих фраз, оттеняющих достоинства джентльмена, появляется: «Всегда ли джентльмен должен уступать место даме, если он сидит на коленях у другого джентльмена?» или «Всегда ли джентльмен должен провожать домой даму, если это его дом?»[19]

После того как испытуемый рассмеется, что однозначно говорит о том, что шутка «дошла», можно проследить, что происходит с ответами «всегда» — «никогда». Как и предполагалось, самые «упертые» становятся пластичнее — в их ответах появляется значительно больше «промежуточных» галочек. Смех оказывается способен перестроить мысль, блуждающую в лабиринтах стереотипов. Более того, смех может взорвать конформизм испытуемых, следующих за мнением группы...

Словом, «Тест на джентльменство» подтверждает: комическое дестабилизирует, разбивает установку, осуществляя то, что теперь мы называем в этой книге антизомбингом...

Голос из зала: А энкоды?

Лектор: Энкод — подобен смеху...


Энкоды производят смешение сознания, его дестабилизацию, заставляют человека задуматься, так ли безупречно то, что он говорит, думает, собирается сделать... Осмелимся утверждать также, что это еще и особый жанр комического.

Назовем несколько классических форм смеховой культуры, чтобы отчетливее прочувствовать разницу.

Сатира условно принижает сущность объекта (его положительный образ сводится к видимости); юмор, наоборот, придает виду объекта условный смысл чего-то низкого (косвенно «очищая» и возвышая в глазах людей его сущность); ирония условно возвышает видимое (в ущерб сущностному); сарказм — условно возвышает сущность объекта (умаляя значимость внешних его атрибутов — «видимости»). Определяющую роль в этих метаморфозах играет та самая условность. Без элемента условности сатира потеряла бы смысл комического осуждения и была бы сведена к прямому оскорблению и брани, юмор обернулся бы укором, ирония — лестью, сарказм — пафосом[20].

Энкод-высказывания, как правило, звучат возвышенно, но означают нечто более приземленное:

1 ♦ Все, что тебе нужно представить, – это то, что перед тобою живой человек…

1 ♦ Только дождь знает, когда раскроется цветок…

При всей своем остроумии и афористичности энкод — не остроумный афоризм. Энкод кажется чистой импровизацией, существует в контексте, абсолютно привязан к данному конкретному собеседнику и ситуации, «гость на секунду», но вместе с тем переносит каждого из собеседников в другую плоскость существования. Вся ситуация речевого взаимодействия помещается в условный план, в особую рамку, на сцену условной реальности, где все может быть всем, все имеет отношение ко всему, можно сварить суп из топора, и все это лишено той серьезности, с которой совершаются главные глупости в мире (узнали скрытый энкод из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»?)[21].

Энкод — это всегда реплика в живом диалоге. Вне диалога нет энкода. Реальность смехового пинг-понга.

Энкод — это всегда реплика в живом диалоге. Вне диалога нет энкода.


Здесь-то и пролегает важное различие между энкодами и афоризмами, шутками, прибаутками, остротами острословов.

Положим, такой энкод: «Это сближает…» Что значит «это»? Кого с кем «сближает»? Само по себе — не смешно, почти лишено смысла. Но если кто-то кому-то скажет «Дурак!», а тот благодарно кивнет и, сделав объединительный жест, скажет «Это сближает!», то это уже смешно, а обидчик, поймав смысл, лишается дара речи.

Или, скажем, энкод «Эпоха!». Ведь такие слова абсолютно бессмысленны! Но, очевидно, этим-то они особенно и хороши, ибо придают смысл абсурда любому высказыванию собеседника, особенно глубокомысленному.

Голос из зала: Антизомбинг...

Лектор (очень обрадовано): Вот именно!.. Именно! Антизомбинг! К комическому, а стало быть, и к энкодам это имеет самое прямое, самое непосредственное отношение.


Остроумие в диалогах — это точность сопряжения заранее рассчитанных реплик. Как если бы фигурки вставлялись в пазлы. Энкоды же не претендуют на снайперскую точность и выверенность построений, присущих таким диалогам. Энкоды лишь «прикидываются» спонтанными репликами в диалоге, а на деле являются хорошо отработанными домашними заготовками.

Конечно, внешне некоторые энкоды неотличимы от хорошо выстроенных афоризмов:

♦ Люби вопрос в ответе, а не ответ в вопросе…

♦ Еда приходит к тем, кто умеет готовить…


Но суть и прелесть этих высказываний, думается, не в их афористичности, а в том, что, выглядя спонтанными, они выполняют определенную функцию в диалоге. Например, вводят собеседника в замешательство или не дают ему вывести вас из себя.

Энкоды — это речевые клише-фразы, обескураживающие собеседника.


Специфика энкодов наводит на мысль о сути комического вообще. Оно всегда, как выразился бы М.М. Бахтин, великий литературовед и философ, возникает «на границе» культур, мы бы сказали, «двух логик». Каждый из собеседников — в своем мире, и каждому в своем собственном мире, быть может, не так уж смешно. Смеющийся человек, бубнящий себе что-то под нос, либо сошел с ума, либо пишет что-нибудь про энкоды. В любом случае, смех наедине с собой — явление, по меньшей мере, странное. Но когда, встречаясь, люди «сплюсовывают» свои миры, то появляется что-то вроде критической массы — рождается взрыв смеха (что лучше, чем взрыв ярости с возможным уничтожением обеих сторон).

Решающим обстоятельством является конфликт двух реальностей: «Вот как я вижу мир, и вот как я его описываю — в каких словах, символах, кодах. А вот как ты видишь мир — с помощью каких знаковых средств выражаешь. Словом, моя коса — на твой камень; тут и искры посыпались…»

«Энкод» — это n-код, сводный код на N персон...


«Энкод» — это n-код, сводный код на п персон… Мы позволим себе эту игру слов, так как она выражает суть того, что происходит.

И в самом деле, разве в вашу логику вписывается, что на ваше зычное «Тост!» опоздавший к началу застолья гость пробасит в ответ: «Это не входит в мой контракт!»?

Или, например, как примирить две логики: ложного глубокомыслия («если вы понимаете, о чем я…») (тут и понимать нечего), и истинного глупомыслия — «О, да, коллега! Мне ли вас не понять?..» (понятия не имею, что вы имели в виду)?

Мы только что сказали слово «коллега». Должно быть, подсознательно захотелось обратиться именно к нашим коллегам-психологам, которые — мы верим в это — также окажутся в ряду читателей (мы уже продумали несколько дарственных в форме энкодов!).

Голос из зала: Мы тут…

Лектор: Позволим себе еще несколько слов об энкодах.


Во всех наших разговорах «на двоих» со встроенными в них энкодами незримо присутствует третий человек; он как бы совмещает в себе две логики и улыбается, «наблюдая» за происходящим несколько свысока… Этот третий человек — наше сознающее «я»; в нем сходятся два знания — знание двух собеседников. Поэтому мы говорим: «со-знание», «со-знающее (со-знающее) «я». Именно в нем, в этом сознающем или рефлексивном «я» обитает «энкод» — n-код.

Энкод еще не стал, собственно, знаком с фиксированным значением. Означающим (оболочкой) этого знака является сама ситуация. Это знак без значения. Или знак-на-миг. Поэтому он … может быть использован в любой ситуации…

Из зала: Ну это вы уж совсем загнули…

Лектор: Люби вопрос в ответе, а не ответ в вопросе…


«Энкод» есть форма комического, не только рождающаяся между двумя собеседниками, но и продолжающая существовать между ними, в живом диалоге под присмотром незримо включенного «третьего».

Другие формы комического первоначально складываются и обитают в голове одного человека, а только потом показывают себя окружающим; потоптавшись в прихожей, они выходят наружу, со смехом распахивая парадную дверь. Но, присмотревшись пристальней, мы и там разглядим присутствие диалогов в системе «мое «я» — другое «я» во мне» (например, между дерзким подростком, который навеки поселился в таком человеке, как я, и строгим внутренним родителем, который все еще контролирует меня, хотя к данному моменту у меня уже есть и дети, и внуки…)[22].

До сих пор мы оттягивали счастливый момент предъявления научного определения энкодов. Вообще говоря, «научные определения» — это часто ловушки. Они могут сдерживать, ограничивать развитие мысли. Теоретики иногда избегают таких ограничителей, не дают определений, о-преде-ливаний[23]. Но мы все-таки рискнем предложить свою дефиницию, подчеркивая, что энкод — это не только терминологическое нововведение, но и введение нового понятия в эстетику комического.

Энкод — нарочито двусмысленное высказывание, основанное на использовании речевых клише, маскируемых под спонтанную реплику в диалоге и обладающее скрытым содержанием, которое противоположно по смыслу ожиданиям партнера и в силу этого способно ввести его в состояние замешательства, обескураженности, недоумения.


Совсем-совсем кратко: энкоды — это речевые клишефразы, обескураживающие собеседника. Общение при этом приобретает условный – нарочито парадоксальный, провокативный или игровой — характер, так как явным образом указывает на наличие скрытого плана в обмене репликами.

Энкод — персонален: он озвучивается для этого конкретного собеседника.


Нарочитое «невпопад», как ни странно, попадает «точно в яблочко», в смысловой центр ситуации, ведет к переосмыслению ее в глазах собеседников и свидетелей. Энкод — смеховой код встречи различных «логик» — твоей и моей, свидетелей диалога. Каждое «я» имеет свои взгляды на жизнь, свои ценности, свой язык, свои подходы к реальности. Примером может служить «Детское я», «Взрослое я» и «Родительское я» личности, о которых идет речь в главе «Стратегия и тактика эффективного конфликта». Энкоды сталкивают между собой разные «я». Это всегда пересечение (и пресечение) несовпадающих логик, разборка, которую непохожие «я» учиняют друг другу…

«Мне голос был, что все шизофрения» — как бы подшучивает над нами (даже над нами, авторами!) энкод[24].

В «классическом» юморе смех так же подразумевает «третьего» — зрителя, который наблюдает комедию на сцене. Однако это объединение внутри своей головы может совершить каждый наблюдатель. Энкод — персонален: он озвучивается для этого конкретного собеседника. Говорящий «приглашает» с помощью энкода своего партнера в свою-другую логику, в свою персоно-логику: ты думаешь так, но посмотри, существует еще и это.

Иначе говоря, «классическое» комическое безлично. Остроты, шутки, афоризмы гордятся собственной формой. Они обладают внутренней завершенностью. В отличие от них, энкод — неотшлифованный материал, бриллиантом его не назовешь, скорее уж — алмазом; но твердость, режущие свойства показывает те же. Энкоды — первичная форма комического, его первозданная суть…

Гений Жванецкого — в построении живого, «личного», насквозь пронизанного душевной связью диалога «я — ты». Поистине — источник энкодов.

(И вообще, что вам до кода да Винчи? Энкоды Жванецкого — ближе…)

Комичность энкодов лишь отчасти содержится в них самих; она раскрывается в столкновении реплик партнеров.

Энкоды — комедия речевых положений. В ней участвуют — вольно или невольно — двое, трое и более людей.

Воистину так! – если, конечно, мы сами понимаем, о чем это мы…

Лекция закончена. Все свободны…

Голос из зала: Но…

Лектор: Считайте, что я вам ответил…