Часть II. ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ МАТРИЦЫ — ВЛИЯНИЯ, ФОРМИРУЮЩИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ В ПЕРИОД ВНУТРИУТРОБНОЙ ЖИЗНИ И В ПРОЦЕССЕ РОЖДЕНИЯ

ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ


...

Духовные образы и прозрения, связанные с БПМ-II

Так же как и первая перинатальная матрица, БПМ-II обладает богатыми духовными и мифологическими измерениями. Архетипические образы, выражающие качество переживаний, принадлежащих к этой категории, можно найти в любых культурах мира. Мотив невыносимых духовных и физических страданий, которые никогда не прекратятся, находит наиболее полное выражение в образах ада и преисподней, присутствующих в большинстве культур. И хотя конкретика этих образов в разных культурных группах может различаться, большинство из них имеют важные сходные черты. Они представляют собой отрицательные эквиваленты и полярные противоположности различных раев, которые мы обсуждали в связи с БПМ-I. Атмосфера этих мрачных преисподних подавляет. Природы там либо вовсе нет, либо она испорченная, зараженная и опасная — топи и зловонные реки, дьявольские деревья с шипами и ядовитыми плодами, области, покрытые льдом, озера огня и реки крови. Человек может быть свидетелем или жертвой пыток, включающих в себя удары кинжалов, копий и вил демонов, вызывающие острую боль, варку в котлах или замерзание в холодных местах, удушение и раздавливание. В аду есть только отрицательные эмоции — страх, отчаяние, безнадежность, вина, хаос и смятение.

Соответствующие архетипические образы представляют вечное проклятие и муку. Судя по всему, особенно близко соприкасались с этим измерением древние греки. Их трагедии, выстроенные вокруг тем, связанных с вечными проклятиями, с виной, переходящей из поколения в поколение, и с невозможностью избежать своей судьбы, в точности отражают атмосферу БПМ-II. Персонажи греческой мифологии, символизирующие вечные муки, достигают героических масштабов. Сизиф изображен в глубочайшей пропасти подземного мира, где он тщетно пытается закатить в гору огромный камень, упуская его всякий раз, когда у него появляется даже малейшая надежда на успех. Иксион прикреплен к пылающему колесу, которое вечно кружится в преисподней. Тантала испытывает муки жажды и голода, хотя стоит в чистом пруду, а над его головой свисают сочные грозди винограда. А Прометей страдает, прикованный к скале и терзаемый орлом, который пожирает его печень.

В христианской литературе БПМ-II нашла отражение в «темной ночи души», о которой говорили мистики. В частности, св. Иоанн Креста, видел в ней важную стадию своего духовного развития. В этом отношении, особенно важна история об изгнании Адама и Евы из рая и о происхождении первородного греха. В Книге бытия Бог связывает эту ситуацию именно с рождением и родовыми муками, когда объявляет Еве: «В боли и скорби будешь рожать детей своих». Утрата божественной сферы описана в истории Падения Ангелов, которая привела к созданию полярности между небесами и адом. Христианские описания ада демонстрируют специфические связи с переживаниями БПМ-II.

В необычных состояниях многие люди догадываются, что религиозные учения об аде резонируют с переживаниями БПМ-II, и это придает правдоподобное звучание богословским концепциям, которые, иначе, могли бы показаться невероятными. Эта связь с ранними бессознательными воспоминаниями могла бы объяснять, почему образы ада и преисподней столь сильно действуют и на детей, и на взрослых. Описанные в Библии мучительные испытания Иова а также страдания, отчаяние, унижения, и распятие Христа тесно связаны с БПМ-II.

В буддийской духовной литературе символизм БПМ-II обнаруживается в рассказе о «Четырех знаках непостоянства» из жизнеописания Будды. Это относится к четырем событиям, оказавшим влияние на Будду Гаутаму и предопределившим его решение оставить семью и свою жизнь в королевском дворце и отправиться на поиски просветления. Во время путешествия за пределами города, перед ним предстали четыре сцены, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Вначале он увидел дряхлого беззубого старика с седыми волосами и сгорбленным телом — так выглядела встреча Будды Гаутамы со старостью. Далее он увидел лежащего в придорожной канаве человека, тело которого было истерзано болью, и это была его встреча с болезнью. Третьим событием было столкновение с человеческим трупом, и оно привело его к полному осознанию существования смерти и непостоянства. Последним знаком для него стала встреча с бритоголовым монахом, облаченным в коричневато-желтую робу и излучавшим нечто такое, что, казалось, превосходило все страдания, на которые обречена плоть. Именно внезапное осознание бренности жизни, факта смерти и существования страдания побудило Будду Гаутаму отречься от мира и отправиться в свое духовное путешествие.

В эмпирической работе с БПМ-II люди нередко сталкиваются с кризисом, похожим на тот, что пережил Будда при встрече с «Четырьмя знаками непостоянства». Во время таких эпизодов собственное бессознательное снабжает человека образами старости, болезни, смерти и непостоянства, в конечном итоге, предопределяющими экзистенциальный кризис. Он видит пустоту бездуховной жизни, ограниченной искусственными удовольствиями и мирскими целями. Это откровение служит важным шагом к духовному раскрытию, которое начинается с раскрытием шейки матки, когда безвыходная ситуация БПМ-II меняется.