Маккенна Т. ПИЩА БОГОВ[8]


...

Три крупных шага человеческой расы

Пытаясь ответить на этот вопрос, я разработал один сценарий, который кто–то может назвать фантазией: это мир, рассматриваемый преимущественно с той позиции, для которой тысячелетия есть не более чем времена года. К этому видению меня привели годы раздумий на эти темы. Давайте представим себе. что нам видны тесно переплетающиеся последствия изменений в питании и климате, которые, конечно же, были чересчур медленными для того, чтобы наши предки их ощутили. Этот разворачивающийся сценарий включает в себя взаимосвязанные и усиливающие друг друга эффекты псилоцибина на трех разных уровнях. Уникальный по своим свойствам псилоцибин является, я уверен, единственным веществом, которое могло бы создать этот сценарий.

На первом — слабом — уровне использования имеет место эффект, отмеченный Фишером: малое количество псилоцибина, потребляемого без всякого осознания его психоактивности в общем акте проверки на съедобность и, может быть, потребляемого затем намеренно, дает заметное усиление остроты зрения, особенно в видении граней, краев. Поскольку острота зрения у охотников–собирателей находится в большом почете, открытие эквивалента «химического бинокля» не могло не повлиять на успех в охоте и собирательстве у тех индивидов, которые воспользовались этим преимуществом. Партнерские группы, в которых были индивиды с улучшившимся зрением, имели больший успех в обеспечении своего потомства пищей. Вследствие увеличения количества пищи потомство таких групп имело больше возможностей достигнуть возраста половой зрелости. В подобной ситуации естественным следствием было бы вырождение (или ухудшение здоровья) групп, не потребляющих псилоцибин.

Поскольку псилоцибин является стимулятором центральной нервной системы, то в несколько больших дозах он имеет тенденцию вызывать беспокойство и сексуальное возбуждение. Таким образом, на этом — втором — уровне использования, вследствие возрастания случаев копуляции, псилоцибиновые грибы благоприятствовали размножению. Тенденция к регулированию и планированию половой активности внутри группы путем ее привязки к лунному циклу наличия грибов могла быть первым важным шагом на пути к ритуалу и религии. На третьем же — и высшем — уровне использования на переднем плане сознания племени определенно были религиозные интересы, хотя бы просто из–за силы и необычности самого переживания.

В таком случае этот третий уровень — уровень вполне раскрывшегося шаманского экстаза. Опьянение псилоцибином — это восторг, ширь и глубину которого невозможно описать обычными словами. Это нечто «совершенно Иное» и для нас не менее таинственное, чем для наших предков. Свойство шаманского экстаза растворять все границы предрасполагает использующие галлюциноген группы племен к укреплению общности и к групповой половой активности, что обеспечивало смешение генов, повышение рождаемости и чувство коллективной ответственности за потомство. В каких бы дозах ни использовался гриб, он обладал волшебным свойством даровать адаптационные преимущества употребляющим его архаичным группам и отдельным людям. Усиление остроты зрения, половой возбуждаемости, а также доступ к трансцендентному Иному — все это приводило к успеху в добывании пищи, к половой доблести и выносливости, к многочисленному потомству и к доступу в сферы сверхъестественной силы. Всеми этими преимуществами можно легко управлять, манипулируя дозами и частотой приема. Замечательное свойство псилоцибина стимулировать способность мозга к созданию языка… столь необычайно, что псилоцибин можно считать катализатором развития человеческого языка.

Эти идеи неизбежно вызывают возражения, и с этим приходится считаться. (…) Их [неодарвинистов. – О. Г.] возражение можно выразить так: если грибы при их употреблении в пищу, скажем, дали нам улучшение зрения, усиление половых проявлений и язык, то как эти качества попали в гены человека и стали сугубо человеческими? Негенетические усиления функций и способностей организма, осуществляемые внешними агентами, сдерживают соответствующую генетическую поддержку этих способностей, делая их ненужными. Иными словами, если какой–то необходимый метаболит обычен в доступной человеку пище, то не будет никакой необходимости для развития специфически эндогенного выражения этого метаболита. Потребление грибов, таким образом, создало бы индивидов с меньшей остротой зрения, меньшей способностью к языку и меньшим уровнем сознания. (…) И все же сегодня мы располагаем всеми этими усовершенствованиями, не употребляя галлюциногенных грибов. Так как же все–таки эти изменения попадали в гены?

Кратким ответом на это возражение. будет то, что присутствие псилоцибина в диете гоминидов изменило параметры процесса естественного отбора, изменив стереотипы поведения, на которые этот отбор действовал. Повышение остроты зрения, использование речи и ритуальной активности через потребление псилоцибина представляли собой новое поведение. Один из видов этого нового поведения — использование речи, языка, – имеющий прежде важность скорее периферическую, стал вдруг очень полезным в контексте новых стилей жизни — в охоте и собирательстве. Следовательно, введение псилоцибина в диету сместило параметры человеческого поведения в сторону деятельности, которая способствовала улучшению языка; обретение языка вело к большему запасу слов и к развитию памяти. Потребляющие псилоцибин индивиды создавали эпигенетические (над–генетические) правила или культурные формы, которые позволяли им выжить и размножаться интенсивнее других индивидов. В конце концов, более успешный стиль поведения на эпигенетической основе распространялся на популяции вместе с усиливающими его генами. Таким образом, популяция развивалась генетически и культурно.

Что касается остроты зрения, то, быть может, широкое распространение среди современных людей потребности в корректирующих линзах является наследием долгого периода искусственного улучшения зрения путем потребления псилоцибина. В конце концов, атрофия органов обоняния у людей, как считает одна из школ, является результатом необходимости у голодных всеядных переносить неприятные запахи и вкусы (например, падали). (…) Подавление остроты вкуса и обоняния позволяло включать в диету пищу, которая иначе была бы упущена как «слишком острая». Или же это подавление может указывать на некие глубины в отношении нашей эволюционной связи с диетой. Вот что писал мой брат Деннис:

«Видимая атрофия органов обоняния человека на самом деле может представлять собой какой–то функциональный сдвиг в установке примитивных, направленных вовне хеморецепторов в сторону некой интериоризированной регуляторной функции. Последняя может быть связана с контролированием феромонной системы человека, которая в значительной мере находится под контролем шишковидной железы (эпифиза. – Примеч. ред.) и на подсознательном уровне опосредованно регулирует целый ряд психосексуальных и психосоциальных взаимодействий между индивидами. Шишковидная железа среди прочих функций имеет тенденцию подавлять развитие половых желез и наступление половой зрелости, и механизм этот, возможно, играет определенную роль в сохранении неонатальных характеристик у человеческого вида. Замедленное созревание и продолжительное детство и юность играют критическую роль в неврологическом и психологическом развитии индивида, поскольку они обеспечивают условия, допускающие постнатальное развитие мозга в ранние, формирующие годы детства. Символические, познавательные и лингвистические влияния, которые в течение этого периода испытывает мозг, существенны для его развития и являются факторами, делающими нас уникальными, сознательными существами, манипулирующими символами и пользующимися языком, – существами, какие мы есть. Нейроактивные амины и алкалоиды в диете ранних приматов, возможно, играли роль в биохимической активизации шишковидной железы и последующих в результате этого адаптаций» [Dennis McKenna. «Hallucionogens and Evolution». Seminar transcript abstract, 1984. Esalen, p. 2].