5. СМЕНА РОЛЕЙ


...

МУДРОСТЬ ЗАВИСИМОСТИ


Зависимость является серьёзным препятствием для большинства людей (особенно для усвоивших ценности нашей культуры). Мы слишком высоко ценим самодостаточность и независимость, поэтому нам кажется унизительным нуждаться в помощи и зависеть от кого-то. Мы ценим свою заботу о других, но стесняемся признать, что и сами нуждаемся в заботе. Инсульт остро поставил передо мной эту проблему и показал, как трудно для эго решить её. Но я обнаружил, что если люди по-настоящему открыты друг другу и желают служить, то стирается грань между сильным и обессиленным, между тем, кто помогает, и тем, кому помогают. Но вначале нам нужно справиться с тем аспектом себя, который отдаляет нас от других людей и мешает нам принимать помощь.

Эта упрямая и неподатливая часть эго сформировалась в двухлетнем возрасте, когда дети впервые учатся отвергать помощь родителей, и она же, без нашего ведома, продолжает настаивать на своём в старости. Если мы не научимся просить о помощи, это так и останется для нас нерешённой проблемой. Если потребность в заботе смущает вас и заставляет чувствовать себя униженным, вы можете максимально долго отрицать, что нуждаетесь в помощи. Вместо того чтобы с благодарностью принять то, что могут предложить другие, многие из нас внутренне закрываются, когда нужно о чём-то попросить. Такая ситуация никому не доставляет радости.

Когда мы становимся зависимыми от других, это может трансформировать личность всех участников происходящего. Позволив себе рассказать о своих потребностях, мы предоставляем окружающим возможность оказать помощь — благодаря нам окажется удовлетворённой одна из самых фундаментальных потребностей человека — потребность помогать. Позволив себе быть зависимым, мы можем помочь окружающим избавиться от страха перед зависимостью. Если же мы проявляем гнев и сопротивляемся своей зависимости, это порождает страдание, так как наши эмоции заставят тех, кто заботится о нас, чувствовать себя неловко. Вместо честного обмена может получиться фарс: обе стороны будут делать вид, будто не делают то, что делают.

Если вам предназначено быть зависимым, то пусть это приносит радость. Мне это даётся нелегко, но я стараюсь, в чём мне помогает невозможность самостоятельно управлять автомобилем. Я всегда любил свои машины. В гараже моей подруги стоял отличный «БМВ», и мне нравилось быть её пассажиром. Это такой фантастический автомобиль, что я в конце концов купил его. Но я не успел на нём покататься — случился инсульт. Я воображал, как управляю машиной, как подчиняю её себе, но вдруг «подчинённым» оказался я сам.

Мои помощники рассказывали, насколько хорош автомобиль, и я радовался, пока не понял, что, даже если мне когда-нибудь захочется проехаться на этой машине, я буду нуждаться в услугах водителя. Это меня слегка расстроило, и я позавидовал тем, кто может сидеть за рулём. И это вызвало у них чувство дискомфорта: они чувствовали себя виновными в том, что могут делать то, чего я не могу. Но однажды во мне произошла внутренняя перемена. Вместо того чтобы думать: «О, горе мне, я не могу сесть за руль», я сказал себе: «Эй, парень! А ведь у тебя может быть «бумер» с личным шофёром!» Поездка мне понравилась, и мои помощники тоже смогли наслаждаться ею. Моя радость позволила радоваться им.

Если мы посмотрим на ситуацию зависимости с точки зрения души, то поймём, сколь освобождающей она может быть. В отличие от картин силы и бессилия, которые рисует перед нами эго, духовная перспектива показывает, что души обмениваются любовью и заботой. Вместо того чтобы негодовать на свою зависимость и проклинать себя за то, что уже не можешь быть таким независимым, как прежде, мы начнём воспринимать новые обстоятельства как шанс развить более близкие отношения. От нас требуется распахнуть дверь, через которую могут войти мудрость и прозрение.

До инсульта я никогда бы не подумал, что смогу так спокойно принимать от людей заботу или позволить им в такой степени «вторгаться в мою личную жизнь». Однако всё это глубоко затронуло меня. Парадоксально, но то, что мы называем несчастьем — то, чему мы больше всего сопротивлялись, — нередко посылает нам величайшие нежданные дары. Я не призываю к телячьему оптимизму; никто из нас (и я тоже) не хотел бы потерять возможность обслуживать себя и стать обузой для других. Я просто хочу сказать, что, когда такое случается, мы часто удивляемся, сколь благотворно для нас происшедшее, каким важным уроком оно оказалось.

Встречая человека, который зависим от других, но не отождествляется с этой ролью, поражаешься, сколько света и радости дарит его зависимость. Те, кто заботится о таких людях, чувствуют, что получили дар. Это подлинно человеческие взаимоотношения, которые обогащают обе стороны. К тому же, взглянув на воплощение с точки зрения души, мы увидим, что люди взаимодействуют не только ради выживания, не только чтобы получить/предоставить пищу, кров и уход. Мы здесь для того, чтобы помочь друг другу обрести освобождение. Всё остальное — лишь обрамление, средство, позволяющее одному человеку помочь другому стать свободным.

Мой добрый приятель Роб Лиман писал мне: «Помогать и поддерживать друг друга на пути к истине — это, возможно, высшая форма любви». Чтобы быть внимательным к чужим потребностям и честным в отношении своих новых, появляющихся с годами нужд, необходимо обладать тем, что буддийский монах Судзуки Роши называет «умом первоклашки»: способностью живого, не искажённого предубеждениями или ожиданиями отклика на каждый момент.

Часто нежелание попросить о помощи вызвано стремлением никого не обременять. Но что мы имеем в виду под «бременем»? Чтобы понять свои и чужие потребности, нужно увидеть, насколько мы привязаны к своим представлениям о «правильном положении вещей» и о том, какими мы должны быть. Я пересёк этот мост, когда мой больной отец больше не мог обслуживать себя и мачеха попросила меня помочь. Поначалу я не мог воспринимать болезнь отца и свои новые обязанности без того, чтобы не видеть в них вторжения в мою жизнь и помехи на пути осуществления намеченного мною. В мои планы болезнь отца не входила. Но я не мог отказаться от сыновнего долга: отец дал мне жизнь, а теперь он нуждался в уходе.

Мне было уже за пятьдесят, но я не женат, и мне было легче изменить свою жизнь, чем другим членам семьи. И всё же это было нелегко. В шестидесятые годы я потратил немало сил на то, чтобы стать независимым от семьи. Каждый раз, когда я возвращался из Индии после периода интенсивной духовной практики, отец спрашивал меня, устроился ли я на работу.

Я уверил себя в том, что он никогда не поймёт меня. Но теперь он был дряхлым стариком, нуждающимся в моём уходе. Так что я вернулся в родительский дом, где жил отец с мачехой, и поселился в комнатке цокольного этажа.

Поначалу я исполнял свои новые обязанности неохотно, думая о своей «жертве» и ожидая от окружающих признания за то, что я такой хороший и любящий сын. Но моя эгоистическая привязанность к роли опекуна постепенно слабела, и в конце концов мы с отцом стали просто двумя людьми, оказавшимися рядом, — не только отцом и сыном, но душами, обменивающимися любовью. Факт зависимости перестал играть какую-либо роль. С тех пор как отец умер, я понял, как здорово, что судьба избавила меня от эгоистической привязанности к внешней свободе и к выработанным мною представлениям о том, какой должна быть моя жизнь. Похоже, что происходящее между нами было именно тем, что нужно. Я заботился об отце так, как он заботился обо мне в детстве, и это дало мне чувство гармонии и завершённости.