Глава 1. Развитие капитализма в России: как изменялись взгляды Ленина.
Как сказал Плеханов, "нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы, которого не сопровождало бы и за которым не следовало бы известное состояние сознания". Крушению советского строя, этому тяжелейшему удару по российской цивилизации, предшествовало то состояние сознания, которое Андропов определил четко: "Мы не знаем общества, в котором живем".
Это состояние сопровождает нас и сегодня, что и предопределяет тяжесть положения, в котором мы очутились. Незнание уже превратилось в непонимание. Когда сообщаешь сведения даже о хорошо изученных характерных чертах нашего общества, тебя слушают с недоумением, недоверием, часто со злобой. Это тяжелый случай — "структурно обусловленное непонимание", когда реальные факты не втискиваются в укорененную структуру мышления и просто отвергаются или не замечаются.
В советское время через поголовное образование и средства идеологического воздействия в наше сознание была внедрена жесткая парадигма для восприятия и понимания истории и общественных явлений в России, особенно в предреволюционное и революционное время. Парадигма — это свод правил, образцов, логических приемов, неприемлемых ошибок. Все то, что формирует наше мышление в отношении определенного класса явлений и проблем.
Огромную роль при построении этой парадигмы сыграл молодой В.И.Ленин и его фундаментальный, во многих отношениях замечательный труд "Развитие капитализма в России" (1899). В этом году исполняется 100 лет с момента его издания, но вспомнить его надо не ради юбилея. Он поразительно актуален сегодня, и вся история его переосмысления самим Лениным вплоть до его работ о НЭПе дает нам сильные, прокаленные уроки. Почему же мы от них бежим? Почему предпочитаем копошиться на уровне Солженицына? Прокаленные уроки трудны, нужна сила и совесть, чтобы их принять.
История труда "Развитие капитализма в России" — драма культуры. Труд написан великим мыслителем и одновременно великим политиком — с большой интеллектуальной силой и со страстью. Это сочетание определило убедительность, мощь и длительность воздействия труда — и в то же время глубокую противоречивость этого воздействия.
По сути, этот труд завершил построение философско-политической парадигмы, в рамки которой была введена общественная мысль первой трети нашего века и которая в суженном виде была перенесена в официальную советскую идеологию. Появление парадигмы — революция в мышлении, она всегда дает поначалу большой толчок развитию, приводит к расцвету мысли. Как говорится, даже ошибочная теория лучше, чем никакой. Если есть теория, можно формулировать вопросы и ставить эксперименты (хотя бы мысленные).
Но слишком жесткая теория быстро начинает давить мысль и накладывает шоры — особенно если не появляется мыслителей такого же ранга, способных поставить под сомнение, а потом опровергнуть утверждения, ставшие догмой. Ленин как политик затвердил достроенную им парадигму слишком жестко — в ущерб себе как ученому. И попал в тяжелое положение: жизнь быстро стала опровергать выводы его труда, но созданная Лениным партия стала расти и набирать силу именно на основе теории, идеологии и языка, заданных этим трудом.
В начале века марксизм в России стал больше, чем теорией или даже учением: он стал формой общественного сознания в культурном слое. Поэтому Ленин как политик мог действовать только в рамках "языка марксизма", отступая ради этого даже от Маркса.
И Ленин совершил почти невозможное: в своей мысли и в своей политической стратегии он следовал требованиям реальной жизни, презирая свои вчерашние догмы — но делал это, не перегибая палку в расшатывании мышления своих соратников. Приходя шаг за шагом к пониманию сути крестьянской России, создавая "русский большевизм" и принимая противоречащие марксизму стратегические решения, Ленин сумел выполнить свою политическую задачу, не входя в конфликт с общественным сознанием. Ему постоянно приходилось принижать оригинальность своих тезисов, прикрываться Марксом, пролетариатом и т.п. Он всегда поначалу встречал сопротивление почти всей верхушки партии, но умел убедить товарищей, обращаясь к здравому смыслу. Но и партия сформировалась из тех, кто умел сочетать "верность марксизму" со здравым смыслом, а остальные откалывались — Плеханов, меньшевики, Бунд, троцкисты.
Для собирания России после Февраля 1917 г. оказалось жизненно важно, что Ленин в ходе революции 1905-1907 гг. и столыпинской реформы понял ошибочность главных выводов труда "Развитие капитализма в России". В чем же драма? В том, что не поняли и не задумались мы — и в результате "не знали общества, в котором живем". Так позволили его погубить и вновь разорвать Россию. Легко было бы оправдаться: виноваты ошибочные выводы Ленина и то, что он явно от них не отказался. Но принять такого оправдания нельзя.
Когда читаешь книгу Ленина, видно, что если бы он не заострил свои выводы, сделал их умеренными, с оговорками, то и выстрадать новое понимание России после 1905 г. у него бы не было острой потребности. Достоевский в своих романах заставляет героев доходить до "последних вопросов", ставя над ними experimentum crucis — жестокий, решающий эксперимент ("эксперимент распятием"). Так, мне кажется, работала мысль Ленина — так он поступал со своими концепциями. Но рвать на себе рубаху и опровергать свои прежние выводы он позволить себе не мог, он был политик, а не доктор философских наук.
Мы сами виноваты в том, что под убаюкивающие лекции серых профессоров мы отбросили плодотворную противоречивость ленинской мысли. Но нельзя же и сегодня слушать колыбельные песни! Давайте хладнокровно обсудим выводы главной части книги "Развитие капитализма в России" — о капитализме в деревне.
Евроцентризм и народники.
Структура мышления, созданная в течение последних ста лет для определенного понимания России, опирается на связный набор понятий и терминов, она логична и проста и, главное, она поддерживается авторитетом Запада. Нельзя сказать, что этот тип мышления политизирован (хотя в советское время в официальной идеологии была преувеличена и приукрашена роль одного течения — большевиков, а потом КПСС). В принципе, на одном и том же языке в начале века могли говорить и понимать друг друга и либералы-кадеты, и Колчак, и Савинков, и социал-демократы. Это язык евроцентризма, который отвергал существование иных жизнеспособных цивилизаций, кроме Запада. Россия должна пройти тот же путь, что и Запад! В конце XIX века это означало, что и в России должен быть капитализм. Россия сильно отстала, в ней много еще крепостничества и "азиатчины", но сейчас она наверстывает упущенное.
Из этого широкого течения выбивались наследники славянофилов — и консерваторы (из них выделились черносотенцы), и революционеры (народники). Против них встали и либералы, и марксисты. Их идейный разгром молодой Ленин считал в то время одной из главных своих задач. В работе 1897 г. "От какого наследства мы отказываемся" он так определил суть народничества, две его главные черты: "признание капитализма в России упадком, регрессом" и "вера в самобытность России, идеализация крестьянина, общины и т.п.".
В 80-е годы экономисты-народники развили концепцию некапиталистического ("неподражательного") пути развития хозяйства России. Один из них, В.П.Воронцов, писал: "Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем как мы его приняли чуть не за самую сущность". Это была сложная концепция, соединяющая формационный и цивилизационный подход к изучению истории. Народники прекрасно знали марксизм, многие из них были лично знакомы с Марксом или находились с ним и Энгельсом в оживленной переписке.
В советское время мы получали сведения о взглядах народников в обедненном и недоброжелательном виде, в основном через критику их Лениным. Сейчас, когда мы шире познакомились с их трудами (особенно трудами "поздних" народников А.В.Чаянова и Н.Д.Кондратьева) и узнали, какое влияние они оказали на мировую общественную мысль, мы обязаны подойти к критике народников взвешенно, учитывать искажающую роль злободневных политических интересов.
Важнейшим понятием в концепции "неподражательного" пути развития было народное производство, представленное прежде всего крестьянским трудовым хозяйством. В конце 70-х годов в крестьянско-общинное производство на надельных и арендованных у помещиков землях было вовлечено почти 90% земли России, и лишь 10% использовалось в рамках капиталистического производства. Сегодня проект народников иногда называют "общинно-государственным социализмом".
Критики народников сходились между собой в отрицании самобытности цивилизационного пути России и соответствующих особенностей ее хозяйственного строя. Легальный марксист П.Струве утверждал, что капитализм есть "единственно возможная" форма развития для России, и весь ее старый хозяйственный строй, ядром которого было общинное землепользование крестьянами, есть лишь продукт отсталости: "Привить этому строю культуру — значит его разрушить".
Распространенным было и убеждение, что разрушение (разложение) этого строя капитализмом западного типа уже быстро идет в России. Плеханов считал, что оно уже состоялось. М.И.Туган-Барановский (легальный марксист, а затем кадет) в своей известной книге "Основы политической экономии" признавал, что при крепостном праве "русский социальный строй существенно отличался от западноевропейского", но с ликвидацией крепостного права "самое существенное отличие нашего хозяйственного строя от строя Запада исчезает... И в настоящее время в России господствует тот же хозяйственный строй, что и на Западе".
Сегодня узость этого евроцентристского взгляда поражает1. Когда подобные вещи говорит Гайдар, в его искренность никто не верит — он выполняет политический заказ. Сводить все различия хозяйственного строя двух цивилизаций к наличию или отсутствию крепостной зависимости у трети крестьян — значит подниматься на такой уровень абстракции, при котором реального экономического смысла теория уже не имеет.
1 Впрочем, уже в 30-е годы А.Тойнби в своем главном труде "Постижение истории" писал: "Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории приводит к грубейшим искажениям фактов и поразительному сужению исторического кругозора".
Достаточно сказать, что в России из-за обширности территории и низкой плотности населения транспортные издержки в цене продукта составляли 50%, а, например, транспортные издержки во внешней торговле были в 6 раз выше, чем в США. Как это влияло на цену, рентабельность, зарплату, стоимость кредита и пр.? По сути, один лишь географический фактор заставлял в России принять хозяйственный строй, очень отличный от западного.
Мы уж не говорим о том, что совершенно необходимым условием для возникновения и развития западного капитализма было длительное изъятие огромных ресурсов из колоний. Самый дотошный историк нашего века Ф.Бродель, изучавший "структуры повседневности" — детальное описание потоков и использования всех средств жизни, писал: "Капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики... Он вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда". По данным Броделя, в середине XVIII в. Англия только из Индии извлекала ежегодно доход в 2 млн. ф.ст., в то время как все инвестиции в Англии оценивались в 6 млн. ф.ст. Таким образом, если учесть доход всех обширных колоний Англии, то выйдет, что за их счет делались и практически все инвестиции, и поддерживался уровень жизни англичан, включая образование, культуру, науку, спорт и т.д. Еще более жесткие оценки значения ресурсов колоний и "третьего мира" дал К.Леви-Стросс, а в последнее время — экономисты ООН.
Никоим образом не мог в России "господствовать тот же хозяйственный строй, что и на Западе". Модель марксистов — как большевиков, так и "легальных", была неадекватна в принципе, не в мелочах, а в самой своей сути. Но эта модель становилась главенствующей в России.
