8 этюд. Дикая роза


...

9 сеанс

Роза спокойна. Я кратко передаю ей решение матери и объясняю, что не имею права работать без согласия родителей и что она тоже не имеет этого права до совершеннолетия. А там вся жизнь впереди.

Можно продолжить работу тогда. А пока она может звонить.

Роза молчала.

Странно, но у меня не было ощущения прощания.

Роза сидела в расслабленной позе, слушала внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Она прервала возникшую паузу вопросом:

– А мои рисунки? Они останутся у вас?

Я:

– Тебе их хочется забрать?

Роза (молчит, разглядывает меня, как будто видит впервые):

– Ладно, оставьте у себя, только никому не давайте. Никому!

Я:

– Ты сомневаешься?

Роза:

– Нет, пусть остаются у вас.

Я:

– Спасибо.

На этом мы простились.

Так неожиданно прервалась эта бурная терапия с почти моментальным глубоким трансфером. Я часто вспоминала, пожалуй, самый тяжелый сеанс — расставание перед моим отъездом, в котором она проявила всю силу и глубину страсти, страха, ненависти и надежды. А этот рисунок мамы с детенышем.

Здесь можно анализировать каждый сеанс, многослойно и многосторонне. Не только поведение Розы, но и матери содержит богатый материал. Но я все время откладывала, что-то во мне мешало прикасаться к папке «Р», что-то еще жило во мне. Я знала, что мой контртрансфер тоже достаточно силен. Я не спешила. Прошло 6 месяцев.

Кто-то настойчиво звонит по телефону. Слушает (я бы сказала, внюхивается в мой голос), я слышу дыхание на том конце провода и молчание. И так 17 раз. На 18 — я называю ее по имени: «Роза — говори, я слышу, что это ты». Тут же трубку положили.

Через секунду звонок.

– А. В., это вы. Я звонила не вам (17 раз?), а подруге, случайно попадала к вам.

Я:

– Ты можешь звонить, говорить.

Роза:

– А как вы узнали, что это я?

Я:

– Как ты думаешь?

Роза:

– Ладно, извините, до свидания.

Спустя три месяца.

Опять звонок Розы.

Сначала недолгое молчание, потом она начала говорить:

– А. В., это вы?

Я:

– Да, Роза, здравствуй.

Роза:

– Как вы меня узнаете (голос довольный)?

Она продолжает:

– Я была послушной, а сейчас снова плохая. Я была после вас, как под гипнозом.

Я:

– Но ты же знаешь, что я гипнозом не занимаюсь.

Роза:

– Как хорошо. Иначе я бы опозорилась на весь район. А зачем вы собираете рисунки?

Я:

– Не собираю, а изучаю.

Роза:

– Я так и знала. А как это узнать?

Я объяснила, что надо много читать и учиться этому.

Роза:

– Эту вашу синюю книгу,[51] что лежала в кабинете, вы мне дадите почитать? – И не дожидаясь ответа продолжает. – Как вы?

Я молчу.

Роза:

– Как ваша дочка, как ваши дела на работе? Я все хочу знать! (В голосе требовательные нотки.)

Я:

– Ты переходишь границы. Утебя своя жизнь, у меня своя.

Роза (вздыхает):

– А моя мама этого не понимает.

Я:

– Ты можешь попробовать с ней поговорить об этом. (Пауза.) Звони мне.

Роза:

– Когда? Завтра?

Я молчу.

Роза:

– Опять треплюсь. Ладно, до свидания. Да, если хотите обо мне написать, пишите.

Не дождавшись моего ответа, она бросает трубку.

Последний (последний ли?) звонок от Розы был после Нового года в начале января.

Она обращается ко мне по имени, здоровается. Сама называет себя. Спрашивает:

– Мои рисунки еще у вас?

Я:

– Ты их хочешь забрать?

Роза:

– Зачем они мне? Я никогда никому ничего не даю своего. Только самым дорогим людям.

Я:

– Я могу оставить рисунки у себя?

Роза:

– Да. (Пауза.) Как Вы думаете, из меня что-нибудь получится?

Я:

– А ты хочешь?

Роза:

– Хочу.

Она, не попрощавшись, резко дала отбой. Возможно, кто-то вошел в комнату. Или мне так хочется думать.

Трансфер все еще есть, связь достаточно крепкая.

Процесс идет. Можно ли считать, что терапия прервана? В прямом смысле — да!

Да, потому что границы психотерапии четко очерчены этическими правилами и нормами. Но.

Психология bookap

Нельзя забывать, что для трансференциального бытия не существует никаких преград, – очень часто его время, место и пространство могут определяться «капризами» его величества Бессознательного.

Телефонные звонки Розы подтверждают это.