Вступительное слово (Р.С. Валлерштейн)

Определенная ограниченность культуры психоанализа рамками отдельных регионов вызвана не только языковыми барьерами, которые делают значительную часть нашей распространяемой по всему миру литературы, даже на основных (и официальных) языках международного психоаналитического сообщества, недоступной для многих, если не для большинства психоаналитиков из-за знания ими лишь одного языка, но и тем, что наш круг чтения, начиная с обязательной программы периода обучения, в основном включает журналы, издающиеся в нашем регионе (или стране) и авторов одного с нами языка и культуры и предпочитаемого теоретического направления. Лишь на протяжении прошедшего десятилетия — возможно, чуть дольше — мы являемся свидетелями развития интернационализации психоанализа в организационном и научном плане с возрастающим повсеместным принятием и приспособлением к нашему психоаналитическому несходству, или плюрализму, как мы стали его называть, через теоретические направления, языковые барьеры и общепринятые нормы, укоренившиеся в каждом отчетливо выраженном национальном, социальном, культурном, историческом образовании.

Важным аспектом этой текущей быстрой интернационализации нашей научной и литературной осведомленности и дискурса стал охват для сравнительного исследования направлений, развитых в более отдаленных регионах авторами, чья солидная репутация твердо установилась внутри их национального и языкового сообщества, но которые часто неизвестны за пределами этих границ, явно к общему для всех нас ущербу. В течение нескольких последних лет это движение вызвало громадный приток такого рода книг Для большинства англоговорящего психоаналитического мира, и каждый из нас смог рекомендовать собственный предпочитаемый список таких книг, раздвигающих горизонты нашего личного психоаналитического опыта. Особенно приятно, когда такой новый вклад в психоаналитическую литературу приходит из очень маленькой страны, на языке которой говорит лишь небольшая группа людей за пределами ее границ и чьи практикующие врачи, соответственно, мало известны среди более широкого психоаналитического мира.

«Психика и ее лечение» Вейкко Тэхкэ, дистиллят более чем сорокалетнего научного осмысления психоаналитического исследователя, клинициста и преподавателя в Финляндии — очень важный и впечатляющий новый образец как раз такого жанра. В действительности это не одна, а скорее две книги, на что явно указывает само название. Во-первых, это книга о развитии психики, динамическом психическом эволюционном процессе с его самых ранних начал до достижения личной автономии и эмансипации, то есть взрослости, со всеми возможностями на этом пути для неадекватного, нарушенного и отклоняющегося развития или недоразвития и о возникновении множества психических расстройств психопатологического спектра, явно психотических, многообразно пограничных и типично невротических. И во-вторых, это книга о лечении, психоаналитической терапии этого психопатологического мн»жества недугов, которая основывается и выводится из предложенной ранее на обсуждение теории развития и которая пытается затем предложить психоаналитическое лечение, специфически подходящее для психопатологических расстройств каждого уровня эволюционной фиксации и нарушения, не попадая при этом в дебри ограничений, семантических или существенно важных для различных обозначений истинного, или «классического», психоанализа, по отношению к психоаналитической или психоаналитически ориентированной психотерапии или психотерапиям.

Д-р Тэхкэ начинает тщательно разрабатывать свою теорию развития, используя небольшое количество простых основополагающих принципов. Он использует бескомпромиссно интеллектуальный подход,считая, что психика — это все то (но также только то), что может быть пережито и представлено на языке психических репрезентаций. Вдобавок это — динамический подход, который пытается установить значимую и причинную основу для каждого эволюционного шага в возрастающе усложняющейся и наслаивающейся организации психики в противовес более генетическому (и описательному) подходу, в большей мере сфокусированному на том, «что» и «как», чем «почему», относительно нормального и анормального процесса созревания и роста. И этот подход проводится на языке Собственного Я и переживания Собственного Я в ходе развития у психики способности саморефлексирующего осознания, в то же время Тэхкэ избегает концептуальных абстракций эго и ид, или либидо и катексиса, или сил и механизмов как слишком далеких от опыта, не элементов переживания Собственного Я, чувствующей психики, постоянного фокуса интереса Тэхкэ.

Внутри этих параметров Тэхкэ создает возрастающе усложняющуюся модель психики, концептуализация которой в общем не является непривычной или чуждой по духу тем моделям, которые культивировались внутри парадигмы структурной теории и психологической метапси-хологии эго Фрейда, столь долгое время представлявших основное направление американского психоанализа. В ней также ясно видны корни и связи с концептуализациями и формулировками Якобсон, Малер, Винникотта, Кохута и Кернберга. И все же в целом это — единый ансамбль, уникальное творение Тэхкэ, а вовсе не эклектическая смесь, которую мог бы создать менее оригинальный или менее творческий ум при смешении элементов из столь отдельных и несхожих потоков.

По ходу дела Тэхкэ предлагает значительное количество новых концепций или по крайней мере провоцирующе (и вызывающе) новых семантик. Перечислю лишь наиболее интересные: первичное психическое состояние недифференцированности и регрессивные угрозы утраты дифференцированности на последующих эволюционных уровнях; страх утраты дифференцированности вместо более знакомого страха аннигиляции или страха сепарации; первичное идеальное состояние Собственного Я; защитные дихотомии; функциональный объект и функциональная объектная привязанность со многими отголосками я-объекта Кохута и я-объектных переносов и преодоление такой функциональной зависимости через процесс функционально-селективных идентификаций; защитные действия Собственного Я — вместо механизмов защиты эго, – развертывающиеся для сохранения переживания Собственного Я как можно ближе к идеальному состоянию Собственного Я; оценочно-селективные идентификации — более высокое эволюционное достижение, чем функционально-селективные идентификации, где интро-ецируются характерные черты идеального образца и происходит идентификация с ними, а не с функциями идеального образца; и параллельно с ними идут информативные идентификации, базис объектной любви, эмпатии и все разнообразие любовной привязанности; при их дальнейшем развитии появляется сравнительная и творческая эмпатия; идеал Собственного Я (в отличие от эго-идеала) и его дополняющее другое, объект-идеал; функциональный объект (и объектная связь) и индивидуальный объект (и объектная связь) опять до некоторой степени аналогичны объекту Собственного Я Кохута и истинному объекту; и становление памяти, третьего и высшего типа интернали-зации, когда конфликтные (эдипальные) объектные связи разрешаются посредством интерпретации, преодолевается их давление на текущее функционирование, и тогда их бытию придается статус исторического воспоминания, не являющегося более динамически активным присутствием в настоящем. Вследствие этого все ведущие нити являются разновидностями структурализации на уровнях все более возрастающей оттеночной сложности через процессы интернализации, интроекции, идентификации и (с окончательными «идеальными» решениями) структур памяти.

То, каким образом Тэхкэ придает определенный смысл этим новым выражениям, воплощающим его собственные концепции эволюционной динамики, а затем выводит из этого все узоры ткани (умственной) теории психического развития, может проясниться лишь при полном прочтении его крайне информативной, иногда сжато излагающей, но так или иначе всегда с большим интересом читаемой книги. Вышеизложенное может дать лишь приблизительное представление о тех особых смыслах, которыми Тэхкэ наделяет свои концепции и развивает характерную, хотя никоим образом не противоречивую или дисгармоничную, теорию развития, которую он предлагает на обсуждение и которая поистине несет на себе отпечаток его личности.

Но все это лишь половина книги. Другой половиной является извлеченный им психоаналитический терапевтический четко сформулированный смысл массы фазово-специфических психоаналитических подходов, различным образом применяемых при лечении пациентов на разных уровнях психической структурализации и объектной связи. Базисные соображения основываются здесь на сложном разнообразии переплетенных связей и взаимодействий, внедренных в каждую терапевтическую ситуацию; деятельности аналитика как текущего объекта для пациента, основы для жизненно важного рабочего альянса; аналитика как прошлого (или трансферентного) объекта, с которым возрождается и повторяется вся история прошлых и похороненных объектных взаимоотношений; аналитика как нового (или связанного с развитием) объекта (это напоминает здесь концепцию Левальда), с которым осознается новое видение возможностей для преступающих прежние рамки новых трансферентных разыгрываний ролей, переходящих в новые способы взаимоотношений, свободные от оков прошлого, с переходом в этом случае от рабочего альянса к подлинно терапевтическому альянсу (одно из отличий Тэхкэ); и дубликате всех этих отношений, пациенте как текущем объекте для аналитика (так называемое реальное взаимоотношение); (взрослый) пациент как «ребенок», одновременно «ребенок» переноса, которым он является, и развивающийся «ребенок», которым ему помогают стать; и также, конечно, неизбежно, пациент как объект контрпереноса аналитика. При всех превратностях процесса психоаналитического лечения на каждом психопатологическом уровне проблема, как ее выдвигает Тэхкэ, заключается в том, чтобы удовлетворять психические потребности пациента и благоприятствовать эволюционному процессу в рамках наиболее полного возможного понимания сложных взаимодействий всех этих поведенческих способов общения.

Это делается посредством разнообразных фазово-специфических терапевтических стратегий, которые все называются психоаналитическими, сколь бы сильно они ни отличались от обычных параметров классической психоаналитической работы. Короче говоря, в работе с открыто психотическим (шизофреническим) пациентом, которому грозит погружение в хаотически недифференцированный мир, задачей будет восстановление интерактивного психологического диалога, для чего аналитику необходимо предстать в психотическом эмпирическом мире в качестве «абсолютно хорошего», приносящего удовлетворение объекта, который обеспечивает пациенту переживания символического удовлетворения:– забота о поддержке его психически живым, об обеспечении его базисных психических потребностей и о подходящем удовлетворении его инфантильных стремлений — все это приводит, когда успешно продолжается в течение некоторого времени, к психической дифференцированное Собственного Я и объекта, к дифференцированности, которую следует подпитывать и охранять, которая незаметно приводит к улучшенным структурализациям посредством того, что Тэхкэ называет функционально-селективными идентификациями, продвигая пациента в конечном счете к пограничному уровню функционирования. Хотя лечение этого психотического состояния называется психоаналитическим, отсутствуют обычные аксессуары классической психоаналитической ситуации (кушетка, попытка свободно ассоциировать и т. д.), и лечение напоминает то, что столь много лет тому назад новаторски разрабатывалось Швингом и Сечехайе.

С пограничным пациентом, чьи объектные отношения функциональны, то есть люди являются не отдельными другими, а расширениями Собственного Я, выполняющими важные функции в психической организации Собственного Я, терапевтической задачей будет благоприятствовать функционально-селективным идентификациям, посредством которых пациент каждый раз после тревожной опустошенности все в возрастающей степени и постепенно принимает в свое Собственное Я функции, которые до этого обеспечивались для него аналитиком. Здесь аналитик служит моделью и обеспечивает мотивацию для этих новых создающих структуру идентификаций, и техническим инструментом является не интерпретация в классическом смысле, а «эмпатическое описание», которое схватывает субъективный способ переживания пациента через скоротечные информативные идентификации аналитика с пациентом, аналитик передает затем это описание субъективности пациента обратно пациенту. Опять избегается кушетка и классическая психоаналитическая ситуация в противовес тому, что защищают столь многие, по причинам, убедительно описанным автором.

И наконец, Тэхкэ добавляет свои акценты в разговор о невротическом пациенте, вокруг которого была разработана классическая ситуация и техника и где интерпретация конфликтных эдипальных взаимодействий является главным терапевтическим инструментом, посредством которого трансферентные повторения постепенно превращаются в способствующие развитию взаимодействия с новым аналитическим связанным с развитием объектом (с давлениями переноса и разыгрыванием текущих ролей в плену исторически внедренных образований памяти). В частности он акцентирует (часто не замечаемые) диадно идеализированные образы аналитика как другого фаллической фазы, которые эволюционно предшествуют триадно идеализированным, но амбивалентно насыщенным и конфликтным взаимоотношениям внутри развившегося эдипального треугольника; в фокус его внимания попадает продолжение способствующих росту структурализаций, которые помогают пациенту выходить за пределы полной сепарации и индивидуации, достигнутой при установлении в детстве са-мостной и объектной константности, к достижению автономии и эмансипации,тсоторое характерно для отроческого разрешения и перехода к взрослости в нормальном эволюционном процессе.

Все это, конечно, очень краткий обзор интегративного достижения и целостной конструкции, созданной автором, – соединения общего описания психического развития, во многом достаточно знакомого, однако с нозыми и интригующими акцентами, предлагаемого на обсуждение посредством тех новых фраз и измененных формулировок, которые были мной перечислены, приводящего затем к выводимым из них терапевтическим подходам, фазово-специфически связанным с эволюционными потребностями широких категорий пациентов, психотических, пограничных и невротических, каждый со своим особенным центральным терапевтическим подходом: заботой и символическим удовлетворением потребности для психотика; эмпатическим описанием для пограничного случая; интерпретацией для невротика. Каждый из этих подходов уникально приспособлен к тому, чтобы вести пациента к следующему, более высокому эволюционному Уровню структурализаций (через интернализации) и более зрелым объектным отношениям.

Судить о том, насколько преуспел автор во всем этом и насколько убедительна нарисованная им перспектива развития психопатологии и ее психоаналитического улучшения, будет каждый читатель персонально на основании того, насколько все изложенное в книге созвучно с его клиническим опытом и теоретическими убеждениями. Но для всех читателей эта книга будет предлагать волнующее и вызывающее споры интеллектуальное приключение, которое должно превратить автора, до сих пор мало известного в Америке, в очень авторитетного и признаваемого ученого, внесшего большой вклад в центральный корпус психоаналитической теории и практики.

Роберт С. Валлерштейн,

доктор медицины