Глава шестая

Ставка на реальные знания. Самообразование


...

Особые побудительные стимулы к потреблению знаний

Пожалуй, нет лучших стимулов для обучения и самосовершенствования, чем запреты и кажущаяся невозможность постичь тайны знаний. Человек начинает усиленно тянуться к знаниям именно тогда, когда видит в них сокровищницу, возможность изменения своей судьбы. Этим путем шли очень многие колоритные личности — Леонардо да Винчи, Михаил Ломоносов, Джек Лондон, Николай Гоголь, Иван Айвазовский, Максим Горький, Мария Склодовская-Кюри.

Иван Айвазовский (Ованес Гайвазян) был сыном купца и разносчиком кофе, жившим на обочине империи. Но он сумел благодаря рвению и яростному желанию изменить мир вокруг себя, получить императорскую стипендию в Петербургской академии художеств, а затем и академический пансион для стажировки в Италии. Непреодолимое желание вырваться из сковывающей среды, освободиться от вечного запаха грязи, убийственного привкуса дешевых напитков и раздражающих холодных взглядов людей с более высоких социальных ступеней — вот еще один набор стимулов для учебы.

Опасность остаться на обочине жизни, знания о существовании более привлекательного мира, часто делала чудеса. Нищенствующие и голодные быстрее остальных приобретали черты одержимости, а с цепкостью их хватки и остротой зубов, отточенных борьбой за существование, вряд ли способны были бы поспорить мягкотелые детки из благополучных семей.

Постоянная угроза физической боли от порок, оскорблений и незаслуженных унижений не только отбросила Максима Горького (Алексея Пешкова) на самый край деструктивного, но и неожиданно открыла совершенно новую, яркую сторону жизни. Началось все с того, что поиски успокоения после дедовых порок привели мальчика к бабушке с ее тихими, смиренными рассказами о святых чудотворцах, злых духах и героях. Пробужденная пытливость искала выход и нашла его, когда в его жизни появились книги. С одной стороны было упоительное чтение, которое уносило в другую реальность. С другой — подстегивали вопиюще гнусные, животные отношения людей, неистребимое отчуждение и повсеместная бедность.

Работа в условиях дикой конкуренции может служить отличным стимулом для ускорения постижения знаний, учебы на ходу, перепрыгивая через несколько ступеней. Если только в бой ввязывается отважное сердце, его не остановят никакие преграды в виде недостатка структурированных знаний, опыта, навыков. Настрой на победу решает все и в том числе обеспечивает проглатывание в течение короткого времени огромных объемов информации, которые среднестатистическому человеку в условиях нормального существования покажутся фантастикой. Тут подойдут примеры таких преуспевших недоучек, как Уолт Дисней, Редьярд Киплинг, Коко Шанель или Мэрилин Монро.

Редьярд Киплинг, не имевший средств на оплату учебы в университете, в шестнадцать лет устроился в местную газету. Тщедушный и неуклюжий, он с детства привык отчаянно бороться за каждый момент своего благополучия. Раннее детство в кругу женщин и собак, усиленное чтение книг наряду с показным, выпячиваемым цинизмом сделали его мягким и упорным одновременно. Деликатность и гибкость пригодились ему при освоении журналистского ремесла, а вот твердость и гордыня позволили бросать вызов за вызовом, которым не могли противостоять ни редакторы, ни читатели. Свою общую эрудированность юный Киплинг быстро трансформировал в специальные знания, а молодость превратил в козырь безудержной активности, порой прибегая даже к откровенной наглости. Так, свой первый рассказ начинающий писатель втиснул в газету, когда ничего не подозревающий редактор был в отпуске. К двадцати пяти годам Киплинг преуспел настолько, что приобрел известность и признание на всем читающем англоязычном пространстве.

Претенциозен и все-таки поучителен пример императрицы Екатерины Второй. Анализ сделанных признаний в ее «Записках» говорит об отсутствии у нее каких-либо образовательных притязаний до приезда в Россию. Это, впрочем, и понятно: ей была уготована роль жены-матери-помощницы, которая ее абсолютно устраивала. Хотя к моменту отъезда в Россию София сносно владела письмом и не особо путалась в дебрях мировой литературы, будучи знакомой с популярными в то время комедиями и трагедиями. Зато за первые полтора года в России до официального бракосочетания София усвоила объемы знаний трех университетов. Доскональное овладение русским языком, знакомство с историей культуры, основательное понимание системы международных отношений, детальное толкование нюансов православной религии, и в том числе различий между православием и лютеранством, – все это было только началом позиционирования себя в новой системе координат, требующее совсем иных знаний. Началась великая игра длиною в целую жизнь, с явно опасными для жизни зигзагами. Ее учеба оказалась от начала до конца целиком утилитарной, нацеленной на применение к ее существованию и организации жизни в данный момент. Это создало прецедент удивительно четкой ориентации на потребление знаний, стимулировало совершенно необычную обостренность ума, чувствительность психики и, самое главное, постоянно растущее желание знать больше. Став Екатериной Второй, София поняла, насколько владение информацией позволяет руководить ситуацией, влиять на будущее и принимать верные решения. Твердая воля заставила императрицу освоить рекомендуемых Плутарха, Цицерона, Монтескье, наконец, Тацита и Вольтера и привела к постоянной, вошедшей в привычку гимнастике для мозга. Большинство изданий ей любезно предоставляла Академия наук, а часть присылалась из-за границы. В целом эта необыкновенная женщина продемонстрировала удивительное превращение заурядного женского ума под влиянием особых обстоятельств в универсальную машину по потреблению и обработке информации. Екатерина Вторая явила миру образовательное диво, сопоставимое с успешной научной карьерой женщины-ученого, небывалую гибкость и пластичность ума, не встречавшиеся позже вплоть до появления самостоятельных женщин в феминистском мире большой науки ХХ века.

Книги во все времена являлись уникальным механизмом пробуждения заветных желаний. Книги божественны и несравнимы ни с одной формой воздействия на пытливый разум. «Если бы человек неверующий спросил меня, какую книгу прочесть, чтобы найти смысл жизни, – я указал бы ему на разговоры Гете. Это самая здоровая и самая целебная из книг. Лучшее лекарство для самоубийц: может быть, многие отложили бы пулю и яд, если бы прочли эту книгу как следует» — такую запись сделал однажды Дмитрий Мережковский. «Когда я читаю Шекспира, я становлюсь больше, разумнее, чище», – писал в одном из писем Флобер.

Довольно символичным для становления Дали был тот факт, что книга последователя обожаемого им Зигмунда фрейда — Отто Ранка — о травме рождения и отлучения от груди явилась едва ли не букварем для воспаленного сознания будущего художника. Кстати, библиотека отца, которой он пользовался с раннего возраста, сыграла значительную роль в его становлении. Как утверждают биографы, юноша проглотил все книги, которые попались ему под руку. В так называемый универсальный набор книг, оказавших наибольшее влияние на становление гения, вошли, прежде всего, Вольтер и Ницше, а философия Канта и Спинозы, равно как и откровения других искателей ответа на главный жизненный вопрос, просто потрясли его и не могли не сказаться на будущем выборе пути и способа становления.

Жизнь подтверждает: напористости и твердого решения овладеть той или иной системой знаний часто не хватает для бесспорного успеха. В прямой и крайне важной связи с ним находится ясное видение индивидуумом будущего применения знаний. Чем уже, чем жестче фокус его сосредоточенного мышления (при любой широте общих взглядов), чем яснее он видит свою цель, тем более верным и последовательным окажется путь к успеху. Поучительным представляется пример Нильса Бора. Будучи молодым, пытливым искателем, после защиты докторской диссертации он получил стипендию Карлсбергского фонда для стажировки за границей и выбрал лабораторию именитого Томсона в Кембридже. Но ретивость рвущегося к исследованиям Бора была самым тривиальным образом осаждена — престарелый Томсон не собирался раскрывать перед ним свои научные объятия, не очень спешил вознести кого-либо на гребень той волны, которую оседлал сам. Что сделал Нильс Бор? Ему хватило нескольких месяцев, чтобы уяснить: альянса с Томсоном не будет. И он… нашел другого учителя-союзника — Эрнста Резерфорда, к тому времени Нобелевского лауреата, получившего известность за открытие делимости атомов. Последующие события подтвердили правильность принятого решения. Уже через месяц он выдвинул теорию атомного номера, а через год создал и опубликовал квантовую теорию атомов! Этот случай доказывает то, что никогда нельзя ждать чего-либо от кого бы то ни было. Решения необходимо принимать тотчас после прояснения обстановки.