ГЛАВА 5. ЭРОС В ОРГАНИЗАЦИЯХ

Вся жизнь строится на отношениях. Как мы уже знаем, качество наших взаимоотношений с окружающими непосредственно зависит от того, как мы относимся к себе, которое, в свою очередь, во многом определяется интериоризацией наших взаимоотношений с Первыми Другими.

Итак, мы всегда переносим в настоящий момент и в настоящие отношения психодинамику, сформированную в другое время и в другом месте. А другие люди, в свою очередь, переносят на нac свою психологическую историю. Таким образом, даже оставаясь одни, мы никогда не освобождаемся от психодинамики отношений с людьми. Разумеется, большую часть нашей жизни мы не остаемся в одиночестве; большинство из нас, находясь в бодрствующем состоянии, взаимодействует с людьми в семье, на работе или каких-то других социальных институтах. Таким образом, в дополнение к нашему обсуждению близких отношений очень важно рассмотреть также и психодинамику социальной жизни.

Социологи четко отличают общество и сообщество. Общество — это совокупность людей, организованная для того, чтобы служить определенным целям, которые могут быть и кратковременными, и долговременными. Незнакомые между собой пассажиры, находящиеся на борту самолета, представляют собой временное общество, чья цель или мотив состоит в перемещении из одного места в другое. Во время полета можно спать, смотреть в иллюминатор или беседовать с соседом, посланным нам судьбой. По прибытии каждый из пассажиров продолжает свой собственный путь, общество распадается и уже никогда не восстанавливается в прежнем составе. Таким образом, общество в целом очень нестабильно. Оно живет лишь до тех пор, пока его члены объединены одной целью. Когда эта цель достигается или же члены общества теряют к ней интерес, общество распадается.

Сообщество образуется, если члены общества испытали общее трансцендентное переживание, которое вывело каждого из состояния изоляции и побудило его участвовать в трансформации. Если бы, например, самолет потерпел аварию, то люди, пережившие катастрофу, вполне могли бы составить сообщество, ибо такое важное событие вызвало бы у них совместное трансцендентное переживание. Каждый человек остается индивидуумом, но теперь каждый из них психологически идентифицируется с трансцендентным переживанием; каждый из них приобретает для себя что-то новое. Такова природа общего племенного переживания, когда общая история, общие предки и общая мифология создают вертикальную размерность, связывающую каждого человека со всем сообществом. Как мы уже отмечали, даже сообщества рискуют потерять контакт с общей трансцендентной историей; тогда они могут деградировать на уровень общества, у которого, в свою очередь, не хватает энергии, чтобы обеспечить долговременную связь своих членов.

Прекрасной иллюстрацией перехода от сообщества к обществу может служить постепенное исчезновение индейской народности кайова. Лучшие охотники на бизонов, кайова процветали до тех пор, пока продолжала существовать тотемная связь с бизоном, то есть их связь с богами. Молитвы до и после охоты и почитание всех частей этого животного, которым они делились с богами, помогало племени формировать и поддерживать трансцендентную тотемную связь. Когда бизоны оказались на грани истребления, связь с сакральным миром прервалась, и индейское племя кайова исчезло под напором англо-европейской культуры. Эта история служит нам предостережением, ибо на опыте этого племени мы видим, что получается, если сообщество теряет общую цель. Это явление хорошо просматривается и в ведущих культурах, где преступность, социальное беззаконие, разные зависимости и социопатия становятся явными признаками распада сообщества. Сейчас мы составляем общество, а не сообщество.

Большинство людей воспринимает свою рабочую среду как общество, а не сообщество и страдает от этого несоответствия. Большинство рабочих мест организуется для производства продукта или создания услуг. Вообще говоря, исполнители не идентифицируют себя ни с продуктом, ни с услугой. Один мой друг работал на большой фирме, производящей продукты питания, и сказал, что ему пришлось уйти, как только он осознал, что в свое свободное время ему и его коллегам хотелось говорить только о печенье. Нечто похожее я слышал от разных людей, работавших в других больших компаниях. Конечно же, это мифы, но ни один продукт и ни одна услуга не утолит жажду нашей души. Организации, преследующие только такую «горизонтальную» цель, теряют вертикальную размерность, которая придает ощущение смысла и совместного участия в чем-то трансцендентном, ощущение членства в живом сообществе. Короче говоря, этим организациям не хватает души.

Мы не можем сразу определить, что такое «душа», но безошибочно ощущаем ее присутствие или отсутствие. Желая того или нет, мы привносим потребности своей души в рабочую атмосферу и страдаем от того, что они не находят в ней удовлетворения. Другой мой друг, руководитель службы персонала большой транснациональной корпорации, разработал стандартное обращение к новым работникам. Его слова могли показаться шокирующими, бесчувственными, но на самом деле он произносил их из сочувствия. «Компания, — говорил он им, — не любит вас. Она нанимает вас только на тот срок, пока ваша деятельность будет приносить фирме прибыль». Он говорил это для того, чтобы новые работники осознали свои истинные потребности и тот факт, что корпорация вовсе не должна их удовлетворять. Таким образом их ориентировали на то, чтобы они жили своей личной жизнью, развивали свои собственные близкие взаимоотношения и ясно представляли, что компания должна им обеспечить (доход), а что — не должна (любовь).

Человек, потерявший контакт со своей душой, попал в беду. Точно так же попадают в беду организации, которые не придают значения душе, даже если они успешны с точки зрения бизнеса. Современная практика так называемых «оптимизаций» количества персонала (downsizing), медицинского обслуживания по системе управляемого здравоохранения (managed саге) и заинтересованного только в прибылях мышления (bottom-line thinking) в бизнесе и науке привела к выхолащиванию души и к гнилой морали. «Оптимизация» — это эвфемизм, фактически означающий лишение людей средств существования. «Управляемая» медицинская помощь — это в действительности помощь, от которой выигрывают только страховые компании. Заинтересованное только в прибылях мышление очень часто оказывается мышлением, когда ваша голова находится на уровне вашего зада.

Давным-давно Американская медицинская ассоциация выиграла сражение у социальной медицины, но затем проиграла его корпоративному капитализму. Все известные мне врачи, психологи и социальные работники говорят, что в их профессиональные суждения и планы лечения вмешиваются страховые компании, и этому вмешательству сопутствует как понижение качества лечения, так и утрата профессиональной и индивидуальной морали.

Научный мир задолго до большого бизнеса стал с выгодой использовать студентов как малооплачиваемых и частично занятых работников, без всяких гарантий или страховых пособий. Тот, кто много времени провел в студенческом общежитии, знает, что профессора постепенно становятся все более циничными и бесчувственными и у них все ярче проявлялись характерные признаки паранойи. Любовь к своему предмету, которая привела их к профессии преподавателя, постепенно затмевается политическими и административными амбициями. Поэтому непосредственные контакты между преподавателями и студентами стали ущербными и бездуховными; в них отсутствовал эрос. При наличии эроса познание становится заразительным. При отсутствии эроса студенты начинают ощущать презрение со стороны преподавателей и интересоваться не самим предметом, а только оценками. И в науке, и в бизнесе (если между ними еще есть разница) уровень морали очень низок, зато очень высок уровень подозрительности и цинизма. Социальные институты больше не являются сообществами; они превратились в очень слабые и нестабильные общества, которые не опираются на трансцендентные ценности.

Сегодня даже малые предприятия нанимают специалистов в области так называемого организационного развития. Их работа заключается в том, чтобы мобилизовать энергию занятых на фирме людей и направить ее на выполнение корпоративных задач, причем максимально учитывая «человеческий фактор». У каждого из нас есть свои индивидуальные цели, и на организацию своей деятельности мы тратим определенную энергию. Если наша энергия направлена на достижение цели, совпадающей с душевными устремлениями, у нас появляется ощущение удовлетворения. Если же либидо направлено на достижение целей, расходящихся с телеологией души, мы становимся невротиками. Если проводить эту аналогию дальше, можно прийти к заключению, что те организации, в которых направление энергетических потоков не совпадает с направлением их истинных целей, также будут испытывать внутреннее «расщепление», то есть фактически коллективный невроз.

Рискнув провести такую аналогию между личностью и организацией, мы будем временно ее придерживаться. Организация — это совокупность отдельных людей и одновременно нечто большее, чем сумма отдельных частей. В корпорации находит свое воплощение и синергия, которая, как и в межличностных отношениях, может достигать такого уровня развития, который суммирует вклад всех работников. Поскольку все мы как индивиды являемся невротиками, то эта психопатологическая динамика переносится и на нашу корпоративную жизнь.

В своей работе «Психопатология обыденной жизни» Фрейд утверждал, что для того, чтобы увидеть психопатологию, не обязательно посещать психиатрическую клинику. Ее можно наблюдать у обычных людей в обычной обстановке: она проявляется в забывчивости, в оговорках и т. п. — в повседневных событиях, которые свидетельствуют о наличии крайне напряженной динамики в непостижимом конфликте между Ид, Эго и Супер-Эго. Позже Юнг доказал существование комплексов, функционирующих автономно в каждом из нас. Активизация этих заряженных кластеров энергии переносит в настоящее переживания, относящиеся к другому месту и другому времени, подрывая тем самым нашу способность к осознанному выбору и превращая нас в пленников своего прошлого.

Все взаимоотношения искажаются под влиянием бессознательного материала, в особенности при активизации комплексов. Вполне естественно, что близкие отношения вызывают активизацию наших первичных комплексов, так как близость является прямым аналогом изначальных детско-родительских отношений. В организациях чаще всего активизируются родительские комплексы и комплексы, связанные со стремлением к власти. Как ребенок, находящийся под пристрастной опекой со стороны родителей, вынужден развивать адаптивные стратегии поведения, так и человек, включенный в корпоративную культуру, переносит в настоящее все уловки и хитрости, помогавшие ему в прошлом. Как известно, природа создала нам возможность выбора — бей или беги. В самых крайних случаях стратегия «бей» проявляется у наемных работников в форме открытой агрессии и саботажа, а стратегия «беги» — в пассивно-агрессивном поведении: лень, уклонение от своих обязанностей, бранные высказывания и прогулы.

Точно так же проекция родительского авторитета на работника вызывает у него ожидание, что компания будет его любить, защищать и отвечать его эмоциональным потребностям. Как бы не так! Но человек всегда приходит в шок, когда его «опускают», ибо он бессознательно ожидает, что корпоративный Другой будет для него «хорошей грудью». Испытав в детстве зависимость и бессилие, вполне естественно проецировать на корпоративного Другого силу, мудрость и желание о нас позаботиться — все, что мы когда-то ждали от родителей. И то, что такое чувственное состояние не исчезает даже при столкновении с непосредственно ощущаемой реальностью, служит доказательством его силы.

Интериоризированное детское переживание не только влияет на наши межличностные отношения, но и переносится на наше отношение к организации. Ощущая себя внутри всасывающей воронки, мы учимся умиротворять властного Другого. Крайняя форма такого поведения называется созависимостью: в этом случае индивидуальность и благополучие отдельного человека приносится в жертву Другому. В корпоративной культуре такая созависимость порождает услужливых работников, которые ни в коем случае не станут рисковать, высказывая своему руководителю всю правду, или же проявлять инициативу, направленную на развитие корпорации. Такая предвзятость власти порождает множество разных стилей уклончивого поведения, совсем не содействующего укреплению благосостояния фирмы, которое зависит от максимально возможного вклада каждого работника. С другой стороны, у людей, которые ощущают эмоциональную опустошенность, вызванную травматическими переживаниями раннего детства, и которые, соответственно, обладают заниженной самооценкой, тоже существуют внутренние барьеры, мешающие им вносить максимальный вклад в достижение корпоративных целей. Движимые потребностью в поддержке со стороны Другого, эти люди склонны ждать похвалы и одобрения от любого человека — от подхалима до начальника.

Все служащие привносят в корпоративные отношения определенный уровень тревоги. Некоторые из них просто не способны направить свою конструктивную энергию в русло корпоративной культуры, да и уровень их морали нельзя считать высоким. Грегори, о котором шла речь в предыдущей главе, однажды заметил, что тайна его успеха в руководстве компанией заключалась в его способности повышать самооценку людей в процессе их производственной деятельности. По его словам, даже те служащие, которых он вынужден был уволить, сохраняли с ним дружеские отношения, так как их самооценка все равно повысилась, а не понизилась.

Когда мы вспоминаем, что «взрослеющая личность» — это целая совокупность разных поведенческих стилей, установок по отношению к своему Я и Другому и рефлекторных стратегий для борьбы с детской тревогой, становится понятно, что корпоративная культура может нести на себе печать прошлого. Нет ничего удивительного в том, что некоторые фирмы приходят в состояние застоя. Корпорация в чем-то аналогична первобытному обществу; в ней постоянно отыгрывается психодинамика родной семьи и периодически активизируется комплекс власти. Поэтому работа в организациях и социальная жизнь вообще часто травмируют человека и заставляют его регрессировать на уровень инфантильного состояния. Религиозные институты мешают людям пережить состояние трансформации; учеба в школе порождает у детей недоверие к знаниям, правительства притесняют тех, на кого они обязаны работать; в больницах пациенты заболевают еще сильнее; корпорации недоумевают, почему их работники им не преданы. Чем больше активизируется ложное Я, тем больше историческое прошлое вмешивается в настоящее и тем больше искажаются отношения в рабочем коллективе.

Многие организации руководствовались при своем создании благородными идеями или высокими целями, но со временем их фундаментальные ценности могли забыться или просто перестали отвечать веянию времени. Тогда устанавливаются иные приоритеты, обеспечивающие их выживание и защиту их престижа. Организация может отказаться от своих базовых ценностей и принимать жестокие и безжалостные решения, основанные на абстрактных формулировках корпоративных интересов, а не на благополучии своих работников. Пасторы внушают, что они необходимы людям, профессора считают себя незаменимой элитой, а руководители компаний спереди демонстрируют свои высоко задранные носы и припрятывают на спине золотые парашюты.

В таком случае социальные институты могут не только потерять свою душу, но стать демоническими организациями. Даже благая идея превращается в дьявольскую, если она становится однобокой, эксклюзивной и недоступной для обсуждения.

Так как социальный институт — это даже больше, чем просто совокупность отдельных людей, то он сполна характеризует его руководителей. Если руководитель находится в психологическом тупике, то руководимая им корпорация находится в состоянии застоя. Как может церковь способствовать возрождению духовной жизни, если ее священники не осознают собственной Тени? Как может компания пользоваться доверием у потребителей и у своих сотрудников, если она живет ложью? Как могут учителя и воспитатели просвещать, если они не в состоянии пролить хоть чуточку света на свою собственную темноту? Юнг писал:

Каждый учитель и воспитатель… должен постоянно себя спрашивать, действительно ли он следует своему учению в отношении самого себя и в своей собственной жизни, исходя из своих знаний и с совершенно ясным сознанием. Психотерапия учит нас, что, в конечном счете, целебное воздействие имеют не знания и не технические приемы, а личность врача. То же самое относится к образованию: оно предполагает самообразование60.


Как ребенку приходится нести бремя бессознательной жизни своего родителя — о чем говорил Юнг, — так и скрытое психологическое бремя любого социального института воплощает индивидуальные психологические проблемы его руководства. Искажения корпоративных отношений и корпоративной культуры не столь заметны, как индивидуальный невроз, но все равно они просачиваются на все уровни.

В своем труде «Республика» Платон спрашивает: кто годится для того, чтобы править людьми? Платон не был демократом; он отдавал предпочтение «царю-философу», которого сегодня мы могли бы назвать «психологически интегрированным лидером». Если бы такой человек нашелся, он привнес бы глубокую осмысленность и образованность (то есть сознательность) в употребление дарованной ему власти. Известно, что люди, которые стремятся к власти над другими, часто компенсируют таким образом ощущения собственной небезопасности. Те, кому нужны эмблема или автомат для ощущения своей силы, недостойны народного доверия. Те, кто жаждет государственной должности, не годятся для нее. Те, кому требуется власть, попадают в плен собственных комплексов и, в конечном счете, заставляют страдать окружающих. Жители Соединенных Штатов прошли трудный путь, начиная с эпохи таких талантливых граждан, как Вашингтон, Франклин и Джефферсон, которые оказались на вершине власти по просьбе своих товарищей и из-за высокого чувства общественного долга. Сегодня мы видим профессиональных политиков, которые, не задумываясь, изменят свою систему ценностей, подстраиваясь под общественное мнение, и основная мотивация которых заключается не в служении народу, а в том, чтобы стать знаменитыми.

Стиль организации неизбежно распространяется сверху вниз, начиная с высшего исполнительного звена. Низкорослый мужчина с наполеоновским комплексом; магнат игорного бизнеса, называющий своим именем казино; руководитель, имя и фотография которого не сходят с первых страниц его корпоративных изданий, — таковы прототипы индивидуального невроза как корпоративной патологии.

Однажды я занимался психотерапией с двумя профессиональными финансистами, работавшими на среднего размера семейном предприятии в сфере развлекательного бизнеса. Семейная психопатология практически привела компанию к банкротству, а этих двух финансистов, соответственно, — к психотерапевту Владельцы компании, члены семьи, были незрелыми, жадными и нарциссическими личностями — именно эти качества определяли их решения и поступки. Они постоянно привносили в психологическую атмосферу фирмы гремучую смесь этих качеств. Они любили щеголять своим богатством, ради этого даже приобрели самолет. Их незрелость проявлялась в отсутствии личной дисциплины, в неспособности к концентрации внимания, в желании постоянных удовольствий; они легко выходили из себя и не обращали ни малейшего внимания на реакцию своих сотрудников на их поведение. Два моих клиента, отвечавшие за то, чтобы компания оставалась на плаву, несколько раз спасали фирму от финансового краха.

Насколько «излечима» эта ситуации? Найти другую работу! Любой терапевт скажет, что клиент с плохой дисциплиной, слабой концентрацией внимания, желающий постоянно получать удовольствие и безответственно относящийся к последствиям своих действий, не придет на психотерапию, но даже если это и случится, не будет сильно утруждать себя на сессиях. Такие люди создают больные компании и набирают больной персонал. И они не изменятся даже в том случае, если с ними больше не станет работать ни один банк. Бывает так, что ситуацию еще можно «вылечить», но бывает и так, что с работы надо простой уйти. Оба упоминаемых выше мужчины просто заболели из-за условий, в которых они работали, и из-за иллюзорных ожиданий, которые они должны были претворить в реальность. Оба предпочли спасти себя, а не продолжать страдать от последствий чьей-то неудавшейся жизни.

А вот другой случай. Мне довелось работать с главой производственной фирмы, который унаследовал этот бизнес в третьем поколении. Когда отец Эдварда отошел ох дел, ему пришлось приехать из другой части страны, оставив любимое дело, чтобы взять на себя ответственность не только за компанию, но и за всю семью, включая близких и дальних родственников, ибо их доход зависел от успешной работы предприятия. Ожидания всей семьи, включая жену Эдварда, были настолько велики, что он ощутил необходимость пожертвовать своим призванием. Он пришел на терапию в состоянии депрессии, не понимая ее причин. Вскоре стало ясно, что причина его депрессии заключается в отказе от своего призвания. Этот конфликт переживался им очень глубоко, и все сны Эдварда, казалось, указывали на ту цену, которую он платит за отказ от своего призвания.

Через несколько месяцев, на протяжении которых Эдвард многократно получал в своих сновидениях такие послания, он поверил в их истинность. Он чувствовал, что ему все-таки надо поддержать свою большую семью, но вместе с тем он должен более осознанно ох нестись к произошедшему в нем расщеплению. Сейчас у Эдварда есть реалистичный пятилетний план, созданный с целью вывести компанию на определенный уровень производства, который необходим для обеспечения семьи, и когда его удастся осуществить, Эдвард с честью отойдет от дел. Он нанял менеджера, который стал вести текущие дела, освободив себя для разработки долговременной стратегии и отдельных проектов. Он по-другому оформил свои офисы, чтобы сделать их более привлекательными, и устроил себе личную комнату отдыха, где можно было играть на музыкальных инструментах, читать и писать все, что захочется. Его семья знает о таком отдыхе, но никому не разрешается его прерывать. Так Эдвард заботится о своей душе и вместе с тем несет ответственность за всю семью. А между тем его бизнес процветает, как никогда раньше.

Большинство организаций не уделяет внимания проблемам, связанным с качеством жизни своих работников. Такие вопросы многим руководителям кажутся излишним и дорогим баловством. Но работники половину жизни проводят в созданной в организации атмосфере, которая непосредственно влияет на их нравственное состояние, а то, в свою очередь, — на производительность труда. Заинтересованное только в прибылях мышление должно уделять больше внимания проблемам качества жизни.

Однажды я преподавал в колледже, расположенном в здании, архитектурный проект которого был удостоен национальной премии. Это сооружение состояло из серии прямолинейных коридоров с отделкой из стекла и стали и трансформирующимися стеновыми перегородками. Хотя, несомненно, оно было функционально и составляло интересный контраст с окружавшим его лесом, это здание оказывало негативное влияние на процесс обучения. Эта архитектурная среда навевала идеи однотипности, мобильности, взаимозаменяемости и повторения одинаковых элементов. Все эти качества гораздо лучше подошли бы для аэропорта, а не колледжа, образовательная миссия которого зиждется на идеях основательности, централизации и взаимосвязанности.

Когда люди проводят в таких зданиях долгие годы, то у них постепенно накапливается состояние скуки и депрессии. Трем разным директорам этого колледжа я предлагал нанести яркие краски на серые стены этого колледжа, чтобы привнести больше тепла в ощущение человека, находящегося в коридоре или классной комнате. Вероятно, директора посчитали меня сумасшедшим и, безусловно, решили, что это ничего не даст. В этом колледже мы построили общество, которое отвечало сознательно поставленной цели, но мы не создали никакого сообщества.

Хотя несомненно, что организации и университеты не должны играть роль Матери, теряется нечто очень важное, когда руководители не осознают, что их собственное выживание в определенной мере зависит от благосостояния их подчиненных. Существование программ психологической помощи сотрудникам — это хороший знак, ибо такие программы предполагают наличие полной конфиденциальности и безнаказанности для сотрудников, которые обратились за помощью. С точки зрения долговременной перспективы, эти программы явно дешевле, чем стоимость рабочего времени, потерянного из-за стрессов, психических расстройств и психологического давления. Не менее хорошо известно, что на настроение и моральное состояние сотрудников оказывают влияние цвет, звук, запах и тактильные ощущения, поэтому именно здравый смысл подсказывает нам, что при создании интерьера рабочих мест следует учитывать все факторы, от которых зависит состояние людей.

Стиль общения также оказывает существенное воздействие на корпоративную культуру и, в частности, на корпоративные отношения. Пристальный интерес к мнениям и предложениям сотрудников благотворно влияет на их моральное состояние и на ощущение общей сопричастности. Один консультант, занимавшийся корпоративным обучением, начал с того, что провел индивидуальные интервью с ключевыми сотрудниками. Он хотел узнать как можно больше о них самих, об их семьях, интересах, а также о том, какую максимальную отдачу можно от них получить. Он сказал сотрудникам фирмы, что, наверное, они лучше его знают, что им подходит, а что нет, но хочет услышать от них максимально искренний ответ. Эти консультации дали ему много чрезвычайно важной и полезной информации и позволили получить представление о настроениях людей, работающих на фирме. Все это кажется слишком очевидным, но разве многие из нас могут похвастаться тем, что чувствовали к себе подобное отношение на работе?

Уровень корпоративной морали также становится существенно выше, когда поощряется наличие собственной точки зрения сотрудников и их желание поделиться предложениями со своими непосредственными руководителями, которые относятся к ним вполне серьезно. Много лет назад, когда мой отец работал на заводском конвейере, он придумал перспективную организацию процесса производства, которая повышала одновременно и производительность труда работников, и уровень их морали. Профсоюз и руководство завода согласились с тем, что его предложение позволяет достичь этой двойной цели, но его было проще положить под сукно, чем реализовать, поскольку оно несло элемент неопределенности. В силу того, что руководство не могло предугадать непредвиденные последствия и управлять ими, оно сохранило старую схему, которая не улучшала психологическое состояние ни всей компании в целом, ни каждого ее работника в отдельности. (Эта ситуация тоже похожа на парадокс Абилина: сначала все соглашаются, а затем все делают наоборот.)

Если мы станем проводить дальнейшую аналогию между личными и корпоративными отношениями, то можем прийти к выводу, что «лечение» корпоративной культуры должно использовать те же приемы и стратегии, что и лечение отдельных индивидов. Юнг считал, что невроз — это симптом, свидетельствующий об ограниченном видении жизни и узком мировоззрении. Человек, стремящийся к исцелению, должен восстановить контакт со своей душой. Для «излечения» корпоративной структуры нужно, чтобы ее менеджеры задались вопросами души. Но мы не можем ожидать, что они станут это делать для своей компании, если они до сих пор не сделали этого для себя. Юнг постоянно предупреждал, что терапевт не может продвинуться вместе с пациентом дальше того, чего достиг он сам. Таким образом, прежде, чем сотрудник сможет внести свой посильный вклад в «лечение» компании, он должен обратить самое пристальное внимание на собственное излечение.

Надо сказать, что все это предъявляет серьезные требования к корпоративной культуре, в которой ведется строгий учет прибылей и издержек, где во главу угла ставятся интересы акционеров и в которой принято выполнять свою работу, не задевая других. Но, как отмечал Платон в своем трактате «Республика», здоровье правителя неминуемо отражается и на здоровье его подданных.

Как индивид и как профессиональный управляющий каждый из нас должен заняться исследованием своей персональной тени. «Что у меня внутри такого, чего я стараюсь не замечать, и откуда оно берется? Какие комплексы определяют мое состояние и мое поведение? Что значит для меня власть над другими людьми? Какого рода опасности я стараюсь предотвратить?» Эти вопросы являются нелегкими для любого человека, в особенности для тех, кто обучался прежде всего внешним умениям и навыкам и скрывал то, что находится у него внутри. Уже само по себе обращение к подобным темам является героическим и революционным шагом, и при серьезном подходе к ним корпоративная атмосфера может претерпеть удивительные трансформации. Исходящая от нас энергия воздействует на окружающих людей вплоть до того, что заражает их, но всегда так или иначе отражается на их отношении к происходящему. Степень здоровья нашей персональной энергии является индикатором того, в какой степени окружающий нас мир может измениться к лучшему. Это справедливо как для рабочих контактов, так и для близких отношений.

Можем ли мы подвергнуть психоанализу корпоративную жизнь, если такое исследование вызывает затруднения даже на индивидуальном уровне? Скорее всего, нет, но, по крайней мере, необходимо поднять уровень осознания проблем души в тех организациях, где этими проблемами пренебрегали в ущерб всему и вся. Даже люди, которые работают в сфере здравоохранения, зачастую руководствуются экономическими соображениями, а не заботой о душе. Подумайте об этом. Сколько терапевтов в Северной Америке считают, что они следуют психодинамическому подходу, то есть ориентированы на глубинную работу, связанную с отношением сознания и бессознательного? Насколько мне известно, их очень мало, наверно, процентов десять. Остальные занимаются изменением поведения, когнитивной структуры или используют психофармакологию. Каждый из них вносит свой посильный вклад, но все они оставляют без внимания вопрос, который беспокоит нас больше всего, — вопрос о смысле жизни. Как заметил Юнг, «клиническая психотерапевтическая практика — это сущий паллиатив, который в силу своих возможностей предотвращает наши нуминозные переживания»61.

Поиск смысла жизни — это квинтэссенция человеческой сущности. Пренебрежение им приводит к трагедии. Если мы вспомним, что по-гречески душа называется psyche, то придем к совершенно абсурдному парадоксу, что большинство современных психологов утратили связь с психикой.

В конечном счете, именно исцеление души приводит к излечению и отдельного человека, и целой корпорации. Оно означает, что человеку необходимо приучить свое Эго спокойно и откровенно спрашивать: «Чего хочет от меня моя душа?» — а затем использовать все свои способности, чтобы выполнить это желание. Почти вся современная психология растерялась, столкнувшись с важными и насущными вопросами души, а потому сузила свою миссию и зачастую свела ее к банальным вещам. Современная корпоративная деятельность слишком редко снисходит до проблем души. При столкновении со всемогущими квартальными отчетами мы сразу забываем о душе, но конечный результат всегда свидетельствует о понесенных потерях.

Всем нам на всех уровнях участия в общественной жизни нужно вернуть себе душевную силу и обрести волю и мужество, чтобы задавать больше вопросов о смысле жизни, чтобы противостоять обезличиванию, чтобы укрепить свою душу. Юнг как-то заметил, что наша жизнь — это «лучезарная пауза между двумя великими таинствами»62. Наша задача — как на индивидуальном, так и на корпоративном уровне — обрести уверенность в том, что во время этой паузы мы не растрачиваем свою энергию впустую. Эта задача возникает уже на заре нашей жизни, проходящей под крышей родного дома, но мы обязаны продолжить ее решение и после выхода во внешний мир.