35

В естественной религии человек обращается к объекту, который прямо-таки противоречит подлинному устремлению и смыслу религии. Действительно, человек жертвует своими чувствами для сущности, самой по себе бесчувственной, отдает ей, чуждой разума, свой ум, он ставит над собою то, что он хотел бы иметь под собой, он находится в услужении у того, над чем он хочет властвовать, он с почтением относится к тому, что он по существу ненавидит, он взывает о помощи к тому, от кого он ищет защиты. Так греки приносили жертвы ветрам на Титане, чтобы умилостивить их ярость; так римляне посвятили храм лихорадке, чтобы ее обезвредить; так тунгусы во время эпидемий благоговейно и с торжественными поклонами умоляют болезнь, чтобы она миновала их юрты (Паллас); так жители Гвинеи приносят жертвы бурному морю, чтобы побудить его успокоиться и не мешать им ловить рыбу; так индейцы при приближении грозы или бури обращаются к манито (духу, божеству, существу) воздуха, а при путешествии по воде — к манито вод, чтобы он отклонил от них все опасности; так вообще многие народы определенно почитают не доброе, а злое существо природы, во всяком случае оно им представляется злым. Сюда же относится почитание вредных животных. В естественных религиях человек обращает свои любовные речи к статуе, к трупу; поэтому нет ничего удивительного в том, что он прибегает к самым, отчаянным, безумным средствам, чтобы быть выслушанным, нет ничего удивительного, что он становится бесчеловечным, чтобы очеловечить природу, что он даже проливает человеческую кровь, чтобы внушить природе человеческие чувства. Так, северные германцы определенно верили, что «кровавые жертвы могут наделить человеческой речью и восприятием деревянных божков, также заставить говорить и пророчествовать камни, почитаемые в зданиях, где приносятся кровавые жертвы». Но тщетны все эти попытки оживить мертвую природу: природа отвечает молчанием на жалобы и вопросы человека; она беспощадно отбрасывает его обратно к самому себе.