1. Зигмунд Фрейд. Поиск глубинной структуры

1.6. Метамодель

Естественное группирование паттернов метамодели

В своей первой книге, “Структура магии”, том 1 (1975), Бэндлер и Гриндер определили 12 основных синтаксических категорий, которые представляют собой проблемные области, общие для вербальных описаний и коммуникации. Эти паттерны особенно интересны для нашего исследования Фрейда, если мы будем иметь в виду исключительное значение, которое он в своих аналитических и терапевтических методах придавал языку.

Ниже следует краткий обзор основных паттернов и соответствующих вопросов; эти паттерны составляют три упомянутые выше области метамодели. Описание сопровождается обсуждением отношения паттернов к аналитическим и терапевтическим методам Фрейда. Различные паттерны сгруппированы по трем областям: 1) сбор информации, 2) установление и определение границ и 3) семантическая “неоформленность”.

А. Сбор информации

Языковые паттерны, собранные в раздел сбора информации, в основном включают те из них, которые имеют отношение к восполнению опущений — недостающих связей и ключевых деталей, относящихся к вербальному описанию или к коммуникации. Они включают в себя:

1. Простые опущения. Во многих утверждениях человек, предмет или отношение, которое может обогатить и даже изменить смысл утверждения, опускается или удаляется из вербальной поверхностной структуры. Например, в утверждении “Опасно высказывать свои собственные идеи” в поверхностной структуре удален ряд понятий. “Опасно, собственно, для кого?”, “Кому именно высказывать свои собственные идеи?”, “Высказывать собственные идеи о чем конкретно?”, “Высказывать свои собственные идеи каким конкретно способом?”. Обнаружение опущений в поверхностной структуре часто помогает идентифицировать области, которые не были хорошо определены внутри самой глубинной структуры индивида или группы, сделавших это утверждение.

Ясно, что главной целью терапевтических и аналитических методов Фрейда явилось определение и восстановление тех элементов глубинных структур, которые были удалены из вербальных, поведенческих или эмоциональных поверхностных структур. Фрейд замечал: “…осознать то, что находится в бессознательном, убрать подавление, заполнить пробелы в памяти, — все это собирается в одно”.

2. Сравнительные опущения. Существует отдельный класс опущений, включающий сравнительные и превосходные степени (слова лучше, лучший, наиболее, наименее, наилучший, наихудший и т. д.). Например, в утверждении “Лучше всего не задавать слишком много вопросов” используется превосходная степень — “лучше всего”. В этом случае можно было бы задать вопрос: “Лучше по сравнению с чем?” В утверждениях, включающих сравнительные степени, — “Было бы хуже, если бы я сказал, что на самом деле чувствую”, “То, что я думаю, менее важно” или “Лучше просто делать все как раньше” — недостает ключевой части подразумеваемого сравнения. Этот важный элемент глубинной структуры, отсутствующий в поверхностной структуре, может быть восстановлен путем постановки следующих вопросов: “Хуже/лучше/меньше по сравнению с чем?” или “Хуже/лучше/меньше, чем что?” Это поможет понять, на какого рода референтный опыт опирается говорящий в процессе сравнения и получения соответствующих выводов.

Обычно при сравнении выпадают или удаляются те ощущения и предположения, на которых основаны оценки. Как видно из исследования личности Леонардо да Винчи и статуи Моисея работы Микеланджело, Фрейд искал лежащие в глубине, часто не подвергавшиеся уточнениям предположения и к ним и обращался. При этом, часто появляется возможность достигать глубинного уровня понимания и синтеза идей или мнений, кажущихся противоречивыми. Хорошим подтверждением данного положения может служить “оправдание” Фрейдом различных интерпретаций статуи Моисея. Задаваясь вопросом, интерпретация какого критика оказалась “лучшей” или “лучше”, Фрейд продвигался к рассмотрению все более и более глубоких уровней глубинной структуры статуи. Он пришел к тому, что обнаружил структуру, в которой все кажущиеся противоречивыми мнения могли стать законной частью некоторых элементов внутри глубинной структуры, определившей ее создание.

Аналогичным образом Фрейд исследовал тот лежащий в глубине референтный опыт и предположения, определявшие формы и значения симптомов его пациентов. В некотором смысле симптом можно рассматривать как попытку излечения самого себя, но такую, при которой достигается лишь частичный успех. Это происходит потому, что симптом не учитывает полную глубину структуры, связанной с проблемным пространством (подобно тому, как Фрейд рассматривал интерпретации разными критиками статуи Микеланджело и анализировал неустанные исследования Леонардо). Фрейд, по-видимому, разделял предположение НЛП, что люди делают “наилучший” доступный для них выбор, если принять во внимание те возможности и способности, которые открыты в их собственной модели мира. С этой точки зрения, любое поведение, каким бы злым, сумасшедшим или странным оно ни казалось, является “наилучшим” выбором, доступным человеку в данный момент времени. Помогая человеку расширить его карту ситуации открытия и заполнения сравнительных опущений, мы увеличиваем возможность, что будет найден более подходящий, или “лучший”, выбор (в контексте модели мира этого человека).

3. Неопределенные существительные (или Неопределенный референтный индекс). Во многих утверждениях может заключаться неопределенный или неясный ключевой референтный индекс, или ключевое существительное (человек, люди или предметы, к которым относится данное утверждение). Например, в утверждении “Власти не интересуются новыми идеями”, слово “власти”, к которому относится это утверждение, оставлено неопределенным. При искажении подобного рода поведение нескольких человек может быть отнесено к целой группе или к целой культуре. В этом скрыта тенденция к обесчеловечиванию (дегуманизации) в модели говорящего или слушателя той группы, к которой относится высказывание. Некоторые другие примеры неопределенного референтного индекса могут включать в себя утверждения, подобные следующим: “Люди вообще эгоцентричны”, “Они ответственны за проблемы в обществе”, “Женщины более эмоциональны, чем мужчины ”, “Психоаналитики не заботятся о практических результатах”. Вопрос, который следует задавать в этом случае, таков: “Какие именно власти/люди/женщины и т. д.?” Это помогает нам сфокусировать внимание говорящего на том конкретном референтном опыте, на котором построена данная генерализация.

Паттерн неопределенного референтного индекса лежит в основе того, что Фрейд называл “переносом”, — в основе проекции характеристик одного человека на другого. Например, восприятие всех мужчин как “фигур отца” или “фигур власти”. Символы также следует рассматривать как форму неопределенного референтного индекса, в которой содержание может быть заменено кем-то или чем-то иным. Фрейд верил, что определение индивида или индивидов, к которым первоначально относился перенос, помогает более эффективному решению проблем путем концентрации на том конкретном контексте, на котором сформировалась подобная генерализация.

4. Неопределенные действия (или Неопределенные глаголы). Нередко глаголы и наречия, употребленные в утверждении, не проясняют конкретный способ действия. Очень часто бывает важно определить или исследовать детали конкретного действия или отношения, о которых идет речь в вербальном описании. Например, утверждение “Я не смогконтролировать мою тревогу” не определяет, как именно человек “не смог” или как именно он пытался “контролировать” свою тревогу. Утверждение “Мы тщательно проанализировали проблему” ничего не говорит о стратегиях, предположениях, перспективах, уровнях и т. д., которые практически использовались в процессе “анализа”. Однако бывает очень важно убедиться в том, что вы точно понимаете конкретный способ действия, до того, как будет принято решение. Обычно это можно сделать, задавая вопросы типа “Как именно вам не удалось контролировать вашу тревогу?” или “Как именно вы тщательнопроанализировали проблему?”

Очевидно, что одной из главных задач Фрейда явилась попытка уточнить детали работы некоторых психических и психологических процессов и того как они привели к возникновению симптомов у пациента. Замечание Фрейда, что психоанализ “желает знать, что означают симптомы, какие инстинктивные импульсы лежат за ними и ими удовлетворяются и каким образом таинственное прошлое привело от этих импульсов к этим симптомам”, по существу, представляет собой высказывание о том, что целью психоанализа является восстановление опущений в отношениях с глубинной структурой симптомов его пациента. Другими словами, значимость симптомов проявляется путем прояснения неопределенных существительных (“инстинктивные импульсы, которые лежат за ними и ими удовлетворяются”) и неопределенных глаголов (“каким образом таинственное прошлое привело от этих импульсов к этим симптомам”), которые и составляют их “глубинную структуру”.

5. Номинализации. Процесс номинализации происходит, когда действие, имеющееся условие или отношение (глагол или наречие) представляются предметом или существительным. Когда говорится, например, “Мой страх охватил меня”, это совсем не то, что сказать: “Мой отец схватил меня” — в том смысле, что отец — существо, которое можно увидеть, услышать и потрогать. “Страх”, с другой стороны, это сложное эмоциональное состояние, процесс, а не объект, который можно прямо наблюдать, хотя о нем часто говорят как о предмете или “существе”. Точно так же, “тревога ”, “невроз ” и “агрессия ” — это слова, выражающие оценку и отношения, которые разные люди могут испытывать совершенно по-разному. На уровне глубинных структур эти понятия представляют собой процессы, а не предметы или существа. Они были “номинализированы” путем превращения в предметы на уровне поверхностной структуры.

Часто номинализация представляет собой неопределенный глагол (или наречие), который подвергся дальнейшему искажению при использовании существительного. Когда язык слишком отдаляется от опыта, возникает возможность замешательства или неверной коммуникации. Способ преодоления номинализации является возвратом к глагольной форме и восстановлением опущений. Например, в отношении приведенных выше примеров можно было бы спросить: “Чего вы боитесь и каким образом это проявляется?”, “Кто тревожится и о чем именно, и как?”, “Кто действует невротически, кто говорит, что это невротические действия, при каких обстоятельствах и каким образом это происходит?”, “Кто ведет себя агрессивно, по отношению к кому именно и по какому именно поводу?”

Замечание Фрейда, что симптом является заменой “некоторых психических процессов, которые не были доведены до нормального завершения”, подразумевает, что сам симптом представляет собой своего рода “номинализацию” — процесс, оказавшийся каким-то образом замороженным или остановленным на уровне поверхностной структуры. Терапевтические методы Фрейда были разработаны для использования языка в качестве средства, позволяющего “удушающему действию симптома найти выход через речь”, причем в основном через “деноминализацию” симптома с помощью языковых паттернов, с ним связанных.¹⁸

Во многих смыслах “символы” также являются номинализациями — процессами, которые представлены определенными предметами или образами. И во многих смыслах Фрейд трактовал их как эквиваленты вербальных номинализаций. Его подход к символическому “воспоминанию” Леонардо был сходен с процессом деноминализации. И действительно, как мы уже видели, он практически переводил аспекты символа на обычный язык (“с его собственного особого языка на общепонятный”) и затем приступал к исследованию опущений и неопределенных глаголов.

Б. Установление и определение границ

Вербальные категории, входящие в эту группу, относятся к словам, связанным с “генерализациями”, когда человек устанавливает (или предполагает) границы и ограничения в отношении либо своего собственного поведения, либо действий других людей. Эта группа содержит такие паттерны:

1. Универсальные квантификаторы. Они обычно характеризуются употреблением таких слов, как “все, каждый, никогда, всегда, только, всякий, каждое и т. д.”; по сути, это утверждения о генерализациях или обобщениях. Сложности возникают, когда такой язык приводит к чрезмерной генерализации поведения или отношений, наблюдаемых лишь в некоторых (или даже во многих) случаях во всех подобных ситуациях. Примерами подобных генерализаций являются утверждения типа “Мы никогда не поймем человеческий разум” или “Улучшение этих симптомов никогда не наступит”. Вот еще примеры: “Все знают, что Моисей в приступе гнева разбил скрижали с десятью заповедями”, “Физические симптомы можно лечить только физическими методами”, “Все симптомы психических заболеваний являются результатом сексуального подавления”, “Поведенческие проблемы могут всегда быть прослежены до своих органических причин”.

Подразумеваемая здесь универсальная значимость данных утверждений может быть исследована или поставлена под вопрос путем поиска исключений из этого правила или примеров, противоположных тому, о чем в них говорится. Можно, например, спросить: “А существует ли что-нибудь, что мы можем понять о человеческом разуме?”, “А был ли когда-нибудь случай, когда при таких симптомахнаступило улучшение?”, “А можно ли привести какие-либо примеры успешного излечения физических симптомов с помощью каких-то других методов, отличных от физических?” и т. д.

Стратегии Фрейда хорошо подходили для того, чтобы находить примеры, противоположные генерализациям подобного рода. Он постоянно искал элементы, не вписывающиеся в общепринятую картину (как он сделал в случаях с Леонардо да Винчи и с Микеланджело). И действительно, кажется, что одной из главных миссий Фрейда являлось исследование и подвергание сомнению генерализаций такого рода для того, чтобы влиять на своих современников, заставлять их думать и “держать перед ними зеркало”.

2. Модальные операторы. Модальные операторы — это слова типа “следует, не следует, должен, не может, необходимо, невозможно и т. д.”. В утверждении они устанавливают ограничения по поводу того, что возможно, невозможно, обязательно или необязательно. Например, утверждения “Невозможно изменять поведение людей просто при помощи обмена словами” или “Вы не можете излечивать тело через психические процессы” являются выражениями ограничений, которые могут быть, а могут и не быть правильными. Вот еще примеры: “Перед тем, как высказывать свои идеи, вы должны быть абсолютно уверены в том, что их примут”, “Вам не следует противоречить традиционным способам мышления”, “Такая мелкая деталь не может иметь какого-либо заметного значения”.

Модальные операторы можно рассматривать как лингвистическое выражение того, что Фрейд называл сопротивлением. Очень часто их принимают просто как неизменяемые ограничения. Обычный способ рассмотрения модальных операторов — состоит в том, чтобы задавать такие вопросы, как: “Что вас останавливает?”, “А что бы произошло, если бы вы это сделали (или смогли сделать)?”, “Что вам нужно для того, чтобы суметь это сделать?”. Они представляют собой разные способы помощи человеку в рассмотрении “а что если” или помогают вести себя “как если бы” границы или ограничения могли быть преодолены.

Похоже, что Фрейд был весьма проницателен в обнаружении и преодолении подобного рода ограничений. В своих работах он постоянно просил читателей рассмотреть, что случилось бы, если бы некоторое условие или ситуация были такими, или действовать так, как если бы некоторое предположение или возможность чего-либо на самом деле реализовались. В своем анализе зашифрованных деталей в примерах с Леонардо да Винчи и с Микеланджело, Фрейд предлагает читателю “считать, что даже эти детали имеют важное значение”. Подобным образом, Фрейд предлагал своим пациентам преодолевать такие ограничения с тем, чтобы освобождать “подавленный аффект”, лежащий в основе симптомов и по возможности подвести их к “ассоциативной коррекции путем введения в нормальное сознание”.

3. Пресуппозиции. Пресуппозиции наблюдаются, когда некоторое предположение принимается как истинно верное для того, чтобы некоторое утверждение имело смысл. Например, чтобы понять утверждение “Когда вы перестанете саботировать наши терапевтические усилия, мы сможем продвинуться дальше”, следует предположить, что человек ранее уже саботировал терапевтические усилия. Это утверждение также заставляет предположить, что предпринималось некое терапевтическое усилие и некоторый прогресс уже был достигнут. Точно так же утверждение “Поскольку они нам не оставили альтернативы, мы должны будем прибегнуть к насилию” предполагает, что на самом деле альтернатив больше не существует, что именно “они” определяют, есть альтернативы или нет. К пресуппоцизиям можно обращаться, спрашивая: “Как вы это знаете?”

Фрейд постоянно искал такие пресуппозиции и в языке, и в поведении. Например, Фрейд явным образом искал то, что “предполагалось”, анализируя детали загадочного воспоминания Леонардо и прослеживая его навязчивую бухгалтерскую практику, любопытные “упорные намерения”, проявившиеся в записи о смерти отца. Его анализ статуи Моисея включает в себя поиск действий, выраженных в физическом расположении рук, головы и ног статуи, а затем — в поиске мыслей и эмоций, предполагаемых этими действиями. Когда Фрейд указал на то обстоятельство, что “борода теперь свидетельствует о движении, которое только что произошло”, — по сути, он имел в виду, что борода Моисея явилась эквивалентом вербальной пресуппозиции. Замечание Фрейда, что “петля в бороде, … может служить указанием на предшествующее движение руки”, подразумевает, что положения руки Моисея и его бороды предполагают другие действия, которые должны были произойти до того момента и для того, чтобы рука и борода оказались в их нынешнем положении. Большая часть методов Фрейда по интерпретации симптомов и рассказов его пациентов, по-видимому, была основана на процессе поиска предшествующих действий, опыта или превращений, которые предполагались их тогдашним состоянием или тогдашней поверхностной структурой.

В. Семантическая неоформленность

Паттерны, собранные в этом разделе, относятся к процессам, с помощью которых люди выносят суждения и придают смысл поведению, действиям и событиям. Эти процессы могут быть “плохо оформленными”, когда они ведут к чрезмерным упрощениям или искажениям. Это следующие паттерны:

1. Сложная эквивалентность. Данный паттерн имеет место, когда о двух или более переживаниях говорят, как если бы они были “эквивалентными” в поверхностной структуре говорящего. Например, в утверждении “У него плохое здоровье, он, должно быть, себя просто ненавидит” говорящий подразумевает, что “плохое здоровье” каким-то образом является эквивалентом “ненависти к себе”. Однако, эти два понятия совершенно не обязательно являются эквивалентными на уровне сложных эмоциональных и физических глубинных структур, составляющих человеческую сущность. Другими примерами “сложных эквивалентов” могут служить такие высказывания: “Если вы мыслите и действуете вне социальных норм, это значит, что вы психически нестабильны”, “Безопасность означает, что у вас есть силы бороться с врагами”, “Если вы не говорите много, это должно означать, что вам нечего особенно сказать”. Каждое утверждение устанавливает некоторую “эквивалентность” двух понятий. Возможно, что более точно это явление можно было бы назвать “упрощенной эквивалентностью”. Опасность подобных утверждений заключается в том, что в этом случае сложные взаимоотношения на уровне глубинной структуры чрезмерно упрощаются на уровне поверхностной структуры. Эйнштейн сказал: “Все следует делать настолько простым, насколько это возможно, но никак не проще”. Часто бывает важно исследовать такие эквивалентности путем постановки следующих вопросов: “Как именно вы об этом знаете?” Это помогает вскрыть предположения, пресуппозиции и референтный опыт, лежащие в основе данной эквивалентности.

Кажется очевидным, что суть “интерпретации” заключается в установлении кластеров сложных эквивалентностей, которые, с одной стороны, придают смысл, а, с другой, стремятся ответить на вопрос: “Как вы об этом знаете?” Ясно, что большая часть аналитических и терапевтических методов Фрейда основывалась либо на формировании, либо на расшатывании кластеров “сложных эквивалентностей”. Например, интерпретация символов почти полностью основана на формировании таких эквивалентностей. Когда говорится, что “гриф означает мать” или “хвост означает фаллос”, мы имеем дело с классическим примером создания лингвистических “сложных эквивалентностей”. Анализ и интерпретация Фрейдом жизни Леонардо включает установление, а затем подгонку многочисленных “фрагментов” эквивалентностей в “целую массу связанных идей”. Его анализ непостижимой статуи Моисея, о которой “было высказано так много различных суждений” и которая вызвала появление “столь разных точек зрения”, включал в себя установление новой схемы сложной эквивалентности, необходимой для интерпретации позы статуи и характера великого лидера; это открыло новую перспективу, разрешившую конфликт между ранее существовавшими точками зрения.

Таким образом, с положительной стороны, связи, установленные при некоторых интерпретациях могут помочь либо упростить, либо объяснить сложные взаимоотношения. Однако, с другой, проблемной стороны, сложные эквивалентности нередко искажают или чрезмерно упрощают системные отношения. Пациенты (и семьи пациентов) часто интерпретируют свои симптомы в очень негативном смысле, или же таким образом, что это помогает сохранению симптома. Как мы уже замечали ранее, задача состоит не столько в том, чтобы найти “правильную” эквивалентность, сколько в том, чтобы оказаться способным найти интерпретации, открывающие новую перспективу, более широкую карту или способ мышления, отличающийся от того типа мышления, который создал проблему. (Целью Фрейда при интерпретации поведения Леонардо и статуи Моисея явилось не столько нахождение правильной интерпретации двух великих гениев Возрождения, но, скорее, стремление показать, что возможно существование карт с более широкой перспективой, карт, основанных на других сложных эквалентностях). Если представить себя на секунду одним из пациентов Фрейда, можно вообразить, каким приятным сюрпризом было бы, если бы кто-то сказал вам, что ваши проблемы связаны с процессами, которые также повлияли на Леонардо, Шекспира, на формирование египетской мифологи, и вы тогда не воспринимали бы себя просто как противную занозу для своих родственников. Интерпретации Фрейдом симптомов пациентов были намного богаче и привлекательнее их собственных интерпретаций.

2. Причина-следствие. Это утверждения, в которых между двумя переживаниями явно или неявно подразумеваются причинно-следственные отношения. Как и в случае со сложной эквивалентностью, подобные отношения могут быть, а могут и не быть точными и достоверными на уровне глубинных структур. Например, из утверждения “Критика заставит его уважать правила” неясно, как именно действие критики заставит человека, о котором здесь идет речь, выработать уважение к правилам. Такое действие может вызвать и противоположный эффект. Утверждения данного типа оставляют неопределенными большое количество потенциально важных недостающих связей.

Конечно, это не означает, что все причинно-следственные утверждения недостоверны. Некоторые из них достоверны, но неполны. Другие верны лишь при определенных условиях. В самом деле, утверждения о причине-следствии являются одной из форм неопределенных глаголов. Главная опасность утверждений о причине-следствии заключается в том, что при этом отношение, о котором идет речь, представляется слишком простым или механистичным. Поскольку сложные системы составлены из большого количества взаимно причинных связей (таких, как человеческая нервная система), многие явления представляют собой результат действия не единственной, но множественных причин.

Так, для утверждений, подобных следующим: “Близкие отношения Леонардо с матерью в раннем детстве послужили причиной того, что он стал гомосексуалистом”, “Подавление сексуальных влечений вызывает эти симптомы”, “Бессознательные конфликты вызывают симптомы истерии” или “Разговоры о ваших проблемах заставят их рассеяться”, можно попытаться исследовать и проверить достоверность причинных связей, о существовании которых здесь делается утверждение. Этого можно добиться, исследуя детали подразумеваемой причинной цепи. Чтобы сделать это, следует спросить: “Каким именно образом близкие отношения Леонардо с матерью послужили причиной того, что он стал гомосексуалистом?”, “Как именно подавленные сексуальные влечения вызывают появление симптомов?”, “Как именно бессознательные конфликты вызывают симптомы истерии?”, “Как именно разговоры о проблемах заставят их рассеяться?” Если ответов на эти вопросы не последует, тогда подразумеваемые причинно-следственные отношения могут быть отброшены за недостатком доказательств или же приняты на веру (или они могут быть приняты по причине отсутствия лучшего объяснения). Фрейд потратил много времени, пытаясь заполнить недостающие связи в таких причинно-следственных утверждениях, помогая другим исследовать и пересмотреть их собственные убеждения по поводу причин и следствий. В самом деле, кажется, что большая часть его труда была посвящена объяснению деталей и исследованию ответвлений некоторых предположений о причинах и следствиях.

Вместе со сложной эквивалентностью причинно-следственные утверждения и убеждения являются ключевым элементом процесса интерпретации. Они составляют основу, на которой мы совершаем наш выбор действий. В конце концов, именно эти убеждения определяют, как именно мы применяем то, что знаем. Например, если мы убеждены, что аллергия вызывается внешним аллергеном, тогда будем стараться избегать этого аллергена. Если убеждены, что аллергия вызывается гистамином, будем принимать антигистаминные препараты. Если стрессом, будем стремиться уменьшить стресс, и так далее. Комбинация сложных эквивалентностей и причинно-следственных отношений образует основу наших систем убеждений и представляет собой фундаментальные процессы, лежащие в основе программирования и диагноза. Такие утверждения, как “Если X=Y, тогда делайте Z”, включают в себя начало причинного действия, основанного на восприятии эквивалентности. Очевидно, что аналитические и терапевтические методы Фрейда были основаны на некотором наборе убеждений о причинах и следствиях. Как и в случае со сложной эквивалентностью, проблема состоит не в том, удалось ли кому-то найти правильное убеждение о причинах и следствиях, а в том, каких практических результатов человек может достигнуть, если будет действовать “как если бы” некоторое причинное отношение уже существовало.

3. Чтение мыслей. В этих утверждениях говорящий убежден: он знает, что чувствует, думает или имеет в виду другой человек или группа людей. В утверждении “Фрейд думал, что все зависело от секса” говорящий претендует на то, что знает внутренний опыт другого человека, на то, что обладает способностью “читать его мысли”. Это может оказаться в большей степени интерпретацией говорящего, чем утверждением о действительном факте, подтверждающем собственные мысли Фрейда. Подобным примером чтения мыслей являются такие высказывания, как: “Психологи не интересуются биологическими воздействиями на здоровье” или “Доктора не обращают внимания на чувства своих пациентов”. Для того, чтобы проверить степень достоверности данных утверждений, обычно задается такой вопрос: “А как именно вы об этом знаете?”

Конечно, мы не хотим сказать, что утверждения, подразумевающие “чтение мыслей” некоторого рода, являются непременно плохими. Чтение мыслей в некоторых формах лежит в основе эмпатии и сочувствия ровно настолько же, насколько и в основе предубеждений. Как и другие паттерны вербальной поверхностной структуры, чтение мыслей включает в себя просто некоторый объем генерализации, опущения и искажения. Проблема состоит не в том, чтобы избежать чтения мыслей как некоего нарушения, но, скорее в том, чтобы получить ясное представление о цепи сложных эквивалентностей, пресуппозиций и причинно-следственных предположений, сделанных в процессе получения вывода.

Вообще, в некоторым смысле чтение мыслей является конечной целью интерпретации, а также и моделирования. Когда мы говорим, что “Микеланджело намеревался изобразить другого Моисея, нежели тот, который был описан в Библии” или “Леонардо хотел компенсировать потерю матери, когда писал Мону Лизу”, или “Фрейд поставил себя в позицию восприятия Моисея”, мы очевидно используем некоторого рода чтение мыслей. Достоверность данных утверждений основана на некоторой цепи сложных эквивалентностей, пресуппозиций и причинно-следственных предположений, сделанных в процессе получения выводов; а для этого следует ответить на вопрос: “Как вы об этом знаете?” Задачей НЛП в не меньшей степени, чем задачей Фрейда, является способность получать ответ на этот вопрос. Другие могли бы смутиться или начать защищаться, но Фрейд, по-видимому, считал ответ на подобный вопрос интересной, стимулирующей ум и достойной задачей. Может быть, причиной, по которой Фрейда не забыли до сих пор, как раз и является то, что он с таким упорством искал ответ на вопрос: “Как вы об этом знаете?”

4. Утраченный перформатив. Оценочные слова — “правильно, неправильно, хорошо, плохо, справедливо ” и т. д. — имеют тенденцию к диссоциации от действий, причин и референтного опыта, впервые установивших их ценность. Другими словами, процесс и перспектива, через которые суждение было сделано вначале, оказалось утерянным на уровне поверхностной структуры. Такие слова часто могут носить более жесткий или претенциозный характер, чем быть полезными. Сказать, что “у Фрейда была правильная карта мира” или что “у Фрейда была неправильная карта мира” в равной степени догматично и бесполезно. В обоих этих утверждениях говорящий уравнивает или путает свое собственное представление о мире с самим миром. В сложной системе существует множество разных перспектив, каждая из которых имеет свою собственную ценность и важность. По словам антрополога Грегори Бейтсона, “мудрость приходит тогда, когда мы садимся вместе и правдиво обсуждаем наши различия… без намерения их изменить”. Таким образом, в ответ на утраченный перформатив следовало бы задать вопрос: “Правильно или неправильно, в соответствии с чьим мнением?” или “Плохо в соответствии с какими критериями?” или “Хорошо в сравнении с чем?”

Положительная задача “утраченных перформативов” заключается в том, чтобы придать значение и смысл наблюдаемым действиям и событиям. Они часто являются конечным результатом интерпретаций. Не так важно избавиться от оценок, как определить и знать путь, по которому человек пришел к конечному выводу. Часто мы принимаем вывод без проверки и без исследования тех шагов, которые к нему привели. Фрейд, по-видимому, твердо намеревался “восстановить” перформативы, лежащие в основе его оценок. И может быть, как раз в этом и заключается ключ к его успеху и славе. Он проследил собственные мыслительные процессы путем развития высокой степени “метазнания” собственных мыслительных паттернов. Замечание Фрейда, что ему нужно было проанализировать путь своей собственной глубинной реакции на статую Моисея работы Микеланджело, потому что “некоторая рационалистическая или, возможно, аналитическая часть моего ума восстает против того, чтобы подвергнуться воздействию чего-либо, не зная почему так сильно это воздействие на меня и что именно на меня воздействует”, указывает на значительное осознание утраченных перформативов. Хотя у него были отдельные “белые пятна” относительно других паттернов метамодели, но все же данная способность явилась самой сильной стороной Фрейда, той сильной стороной, которая сделала его тем, кем он был.

В таблице, приведенной ниже, основные паттерны метамодели и вопросы, которые следует задавать для того, чтобы исследовать глубинные структуры, лежащие в их основе. Если посмотреть на различные паттерны метамодели, станет ясно, что к одному слову или группе слов можно применить одновременно более одной из этих категорий. Некоторые слова представляют несколько областей неясности. Точно так же и некоторые утверждения часто содержат более одного паттерна метамодели.