Введение ИНТЕГРАЛЬНОЕ ВИДЕНИЕ

Благо, истина и прекрасное


...

Внутреннее и внешнее

Короче, мой внутренний и субъективный опыт дан мне в понятиях, которые просто не согласуются с объективистскими и эмпирическими понятиями функционализма, когнитивизма или нейронного коннективизма. Мой субъективный и внутренний мир, известный под многими именами — сознание, осознание, разум, душа, идея, идеализм — определенно оказывается не в ладах с моим объективным и внешним описанием мира, также известного под многими именами — материальное, биофизическое, мозг, природа, эмпирическое, материализм. Внешнее и внутреннее, разум и мозг, субъективное и объективное, идеализм и материализма, интроспекция и позитивизм, герменевтика и эмпирика — этот ряд оппозиций можно продолжать без конца.

Стоит ли удивляться, что почти с первых шагов человеческого познания теоретики, как правило, разделялись на эти два совершенно разных и явно конфликтующих подхода к знанию — внутренний и внешний. От психологии до теологии, от философии до метафизики, от антропологии до социологии, путь человечества, путь к знанию почти всегда проходил по этим двум проторенным дорогам.

(И, как мы вскоре увидим, одна из основных задач интегрального подхода состоит в том, чтобы отдать должное обоим этим главным путям и включить их в себя, а также объяснить каким образом они оба могут быть в равной степени значительны и важны в понимании человеческого сознания и поведения.)

С одной стороны, существуют пути, которые исходят из объективных, эмпирически наблюдаемых явлений, зачастую поддающихся количественной оценке. Все эти общие подходы — назовем их «внешними», «натуралистическими» или «эмпирически-аналитическими» — считают физический или эмпирический мир наиболее фундаментальным, и, следовательно, все их теоретизирование должно быть тщательно привязано к эмпирическим объектам наблюдения. В психологии это классический бихевиоризм, а с некоторых пор — когнитивный бихевиоризм (когнитивные структуры наделяются реальностью только в той степени, в какой они проявляются в поддающемся наблюдению поведении). В социологии это классический позитивизм (с основателем самой социологии Огюстом Контом); но также и чрезвычайно влиятельный структурный функционализм и теория систем (от Тэлкотта Парсонса до Никласа Лухманна и Джеффри Александера), где продукты культуры считаются значительными в той мере, в какой они являются аспектами системы объективного социального действия. И даже в теологии и метафизике этот натуралистический подход исходит из несомненных эмпирических и материальных данностей, а затем пытается логически вывести существование духа на основе эмпирических реалий (как, например, в случае доказательства существования божественного замысла Вселенной).

Этим натуралистическим и эмпирическим подходам плечом к плечу противостоят те, что исходят из непосредственности самого сознания — давайте будем называть их «внутренними» или «интроспективно-толковательными» подходами. Эти подходы не отрицают важности эмпирических или объективистских данных, но они, подобно Уильяму Джеймсу, указывают, что само слово «данные» по определению означает «непосредственный опыт», а единственно подлинный непосредственный опыт — это собственный внутренний опыт каждого из нас. Иными словами, первичные данные — это данные сознания, интенциональности, непосредственной живой осведомленности, а все прочее, от существования электронов до существования нервных проводящих путей — это умозаключения, уводящие в сторону от непосредственного живого осознания. Эти вторичные умозаключения могут быть в высшей степени истинными и важными, но они остаются и будут оставаться вторичными и производными от первичного факта непосредственного опыта.

Так, в психологии, где объективистский подход порождает всевозможные формы бихевиоризма, субъективистский подход обнаруживается в разнообразных школах глубинной психологии — таких как психоанализ, аналитическая психология Юнга, гештальт-психология, феноменологически-экзистенциальная и гуманистическая школы — не говоря уже об огромном количестве созерцательных и медитативных психологии как на Востоке, так и на Западе. Все эти традиции берут в качестве отправной точки непосредственно постигаемые внутренние состояния и реалии переживаемого опыта и обосновывают свои теории в этих непосредственных данных.

Таким образом, эти школы интересуются не столько поведением, сколько смыслом и интерпретацией психологических символов, симптомов и знаков. Об этом говорит первая великая книга Фрейда «Толкование сновидений». Сновидения — это внутренняя и символическая продукция. Но все символы следует истолковывать. В чем смысл «Гамлета»? «Войны и мира»? ваших сновидений? вашей жизни? Интроспективные и толковательные школы психологии — это попытки помочь мужчинам и женщинам интерпретировать их внутренний мир более точно и более достоверно и тем самым наделить пониманием и смыслом их действия, их симптомы, их страдания, их сновидения, их жизни.

В социологии субъективистский подход проявляется в необычайно влиятельных школах герменевтики и толковательной социологии (герменевтика — это искусство и наука интерпретации). И снова по контрасту с объективистскими подходами, которые заинтересованы в объяснении эмпирического поведения, толковательные подходы в социологии заинтересованы в понимании символической продукции. Не «Как это работает?», но «Что это означает

Возьмите, к примеру, Танец Дождя племени хопи. Типичный объективный функционалистский подход пытается объяснить существование танца, рассматривая его как необходимый аспект интеграции системы общественного действия. Иными словами, танец выполняет поведенческую функцию в социальной системе в целом, причем утверждается, что эта функция — которая практически неизвестна самим туземцам — сохранение самотворческого самоподдержания системы общественного действия (см. Parsons).

С другой стороны, герменевтический подход к социологии вместо этого стремится принять точку зрения коренного представителя культуры и понять Танец изнутри, с сочувственной позиции взаимного понимания. И тогда представитель толковательной социологии (как «участник-наблюдатель») обнаруживает, что Танец — это одновременно способ почитания Природы и способ благожелательного влияния на Природу. Таким образом, этот социолог заключает, что феноменологически Танец представляет собой образец установления связи со сферой, ощущаемой в качестве священной. (Недавние примеры герменевтической социологии и антропологии связаны с такими влиятельными теоретиками как Чарльз Тэйлор, Клиффорд Гирц, Мэри Дуглас; они нередко прослеживают отдельные корни своей традиции к герменевтической онтологии Хайдеггера и герменевтической философии Ганса-Георга Гадамера и даже еще дальше — к таким первопроходцами как Вильгельм Дильтей и Фридрих Шлейермахер.)

Так же резко расходятся внешний и внутренний подходы в теологии и метафизике. Объективистский подход берет за основу неоспоримые эмпирические и материальные факты и пытается выводить из них существование трансцендентальных реалий. Святой Фома Аквинский избирает этот подход в своих разнообразных доказательствах бытия Божьего. Он исходит из достоверных природных фактов и затем пытается показать, что эти факты будто бы требуют наличия Творца. И доныне многие физики и математики используют «доказательство наличия замысла», чтобы заключить, что должен существовать какой-то Конструктор. Этот подход включает в себя новый (и весьма популярный) Антропный принцип, который утверждает, что поскольку существование человечества почти абсолютно невероятно и все же оно существует, то значит Вселенная просто должна была с самого начала следовать какому-то скрытому замыслу.

В свою очередь, субъективный и интроспективный подход не пытается доказать существование Духа, выводя его из эмпирических или природных событий, но направляет свет сознания прямо на сам внутренний мир— единственную сферу непосредственных данных — и ищет Дух в раскрытии этих данных. Медитация и созерцание становятся парадигмой, примером для подражания, реальной практикой, на которой должно базироваться любое теоретизирование. Путеводной звездой становится Бог внутри, а не Бог снаружи. (На Западе этот путь прокладывали преимущественно Плотин и Св. Августин, и именно поэтому на Западе всегда существовало сильное и упорное противостояние между теологическими школами Августина и Аквината.)

В самой философии это, конечно, колоссальный раздел между современными англосаксонским и европейским подходами — различие, которое оба лагеря довольно провозглашают (одновременно не менее довольно понося друг друга). Типичный англосаксонский (британский и американский) подход был основан, главным образом, Джоном Локком и Дэвидом Юмом, однако наибольшую известность ему принес Кэмбриджский триумвират в составе Дж. Э. Мура, Бертрана Расселла и (ранннего) Людвига Виттгенштейна. «Мы создаем картины (эмпирических) фактов», — провозглашает «Трактат» Виттгенштейна, и цель любой подлинной философии — анализ и прояснение этих эмпирических картин эмпирического мира. Без эмпирических картин нет подлинной философии.

Эта позиция всегда поражала великих европейских философов своей невероятной наивностью, поверхностностью и даже примитивностью. Начинаясь заметнее всего у Иммануила Канта — и проходя разными путями и в разных обличьях через творчество Шеллинга, Гегеля, Ницше, Шопенгауэра, Хайдеггера, Дерриды и Фуко — в европейской философии провозглашалась радикально иная тема: так называемый «эмпирический» мир во многих важных смыслах является не просто восприятием, но интерпретацией.

Другими словами, якобы простой «эмпирический» и «объективный» мир не просто лежит «где-то там», ожидая, пока все и каждый его увидят. Вовсе нет — на самом деле, «объективный» мир встроен в субъективные и интерсубъективные контексты и предпосылки, которые во многих отношениях определяют, что видится что может быть увидено в этом «эмпирическом» мире. Таким образом, подлинная философия — как они все, каждый по своему, утверждают — это не просто вопрос создания картин объективного мира, но исследование структур в субъекте, которые обеспечивают саму возможность создания картин. Поскольку, прямо скажем, на всех картах, которые создает картограф, повсюду остаются отпечатки его пальцев. И, значит, тайна вселенной не просто в объективных картах, но в субъективном картографе.

Тот факт, что оба этих подхода — внешний и внутренний, объективистский и субъективистский — агрессивно и настойчиво существовали практически во всех областях человеческого знания, должен нам о чем-то говорить — а именно, он должен говорить нам, что оба этих подхода глубоко значимы. Они оба могут сообщить нам нечто неизмеримо важное. И интегральное видение от начала до конца призвано с уважением принимать и включать в себя оба этих фундаментальных направления человеческого познания.