М

МАЯТНИКОВЫЙ ЭФФЕКТ — циклическое чередование групповых эмоциональных состояний стенического и астенического характера (типа: подъем — спад — подъем). Характер циклов, их временные интервалы определяются не только значимыми внешними и внутренними групповыми условиями, но в известной степени являются спонтанными, самопроизвольными.

От того, на каком этапе цикла находится контактная группа в данный конкретный момент, зависит ее эмоциональная реакция на то или иное событие. Несовпадение эмоционального тона события с эмоциональным состоянием группы может вызывать парадоксальные реакции и повлечь эффект, обратный ожидаемому.

МИМИКА

Пытаясь понять и оценить человека, распознать его еще не проявившиеся психологические свойства, мы первостепенное внимание уделяем его лицу. При этом наше сознание опирается не столько на черты лица, сколько на выразительные движения — мимику. И это вполне оправданно. Физиогномика, на протяжении тысячелетий изучавшая взаимосвязь строения лица и черт характера, накопила огромный массив наблюдений и гипотез, большинство из которых, однако, не выдерживают серьезной научной проверки. Достоверность физиогномических выводов весьма спорна. Однако по выразительным признакам, возникшим в результате движений мускулатуры лица, мы с достаточно большой уверенностью можем делать те или иные психологические выводы.

Многие мимические движения мы осуществляем сознательно, стремясь выразить или подчеркнуть то или иное настроение: улыбаемся в знак доброго отношения, хмурим брови, чтобы продемонстрировать недовольство, и т. п. Однако во всех подобных случаях лицевые мышцы осуществляют те самые движения, которые и без сознательного контроля выступают естественной реакцией на то или иное событие. Эта закономерность была установлена в ходе опытов над слепыми людьми, которые, понятно, не могли усвоить общепринятые мимические движения посредством подражания. Тем не менее их мимика, соответствующая определенным эмоциональным состояниям, совпадала с мимикой зрячих и даже была более энергичной и выразительной — вероятно, вследствие отсутствия навыков осознанного контроля за ней.

Таким образом, естественно, что представители всех народов и культур выражают радость и удивление, горе и гнев, заинтересованность и страх сходными выражениями лица. На это обратили внимание мореплаватели — первооткрыватели далеких земель. Во всех краях аборигены, незнакомые с мимикой белых, встречали пришельцев либо улыбками, либо агрессивными гримасами — в зависимости от своего отношения, и это отношение было с первого взгляда понятно без всяких слов.

Конечно, существуют определенные культурные различия в мимических выражениях. Например, китайцы, впервые сталкивавшиеся с американскими туристами, удивлялись, отчего их гости постоянно сердятся. Дело в том, что в Китае поднятые брови — знак гнева, тогда как американцы в свойственной им манере нередко поднимали брови от удивления при созерцании местных достопримечательностей. Западные визитеры, со своей стороны, порой воспринимают людей Востока как лицемерных и двуличных, поскольку с их лиц почти никогда не сходит улыбка, даже если общение не подразумевает ничего приятного.

Нечто подобное мы можем наблюдать и сегодня, когда американский культ улыбки никак не приживется в наших краях. Американцы приучили себя, что улыбка — естественное выражение лица. Отсутствие улыбки у американца означает, что ему совсем плохо. Русские в своих проявлениях более искренни, сильнее увязывают мимику с подлинным переживанием и не склонны улыбаться направо и налево. Оттого, попадая в чужие края, русский турист подчас воспринимает профессиональную улыбку официанта или портье как знак личного расположения и чуть ли не бросается брататься, производя на иностранцев впечатление импульсивного и непосредственного человека.

Вообще улыбка — наверное, наиболее выразительная мимическая структура. С ее помощью люди передают широкий спектр чувств и отношений — от иронии до восторга. Американский психолог Пол Экман полагает, что улыбка — это «гораздо более сложное явление, чем обычно думают», и выделяет 18 типов улыбок — в большинстве своем фальшивых. В деловом общении чаще всего встречается «смягчающая» улыбка, которой начальник нередко пользуется, отвергая предлагаемую идею или критикуя подчиненного. При такой улыбке углы рта обычно сжаты, а нижняя губа слегка приподнята.

Как отличить искреннюю улыбку от фальшивой? Смотрите на верхнюю половину лица. При искренней, прочувствованной улыбке приходят в движение мышцы, которые заставляют глаза довольно щуриться. Немецкий антрополог Карстен Нимиц посвятил этой проблеме специальное исследование. Новизна его подхода заключается в том, что он исследует улыбку в динамике, а не по фотографиям, как это принято было делать ранее. Записывая улыбающиеся лица на видеомагнитофон и проводя измерения на экране, Нимиц и его сотрудники установили, что впечатление о том, искренна или притворна улыбка, возникает в зависимости от двух параметров: от скорости, с которой поднимаются уголки рта, и от одновременного расширения глаз с последующим смежением век. Это установили, показывая видеозаписи группе испытуемых, которые оценивали по специально разработанной шкале улыбки от «абсолютно чистосердечной» до «деланой».

Ученый подчеркивает, что слишком длительное расширение глаз без их кратковременного закрывания в сочетании с улыбкой рассматривается как угроза. Он находит эволюционную основу для этого: у обезьян, да и у более отдаленных от нас животных, обнажение зубов одновременно с упорным рассматриванием партнера широко раскрытыми глазами — сигнал угрозы. Напротив, кратковременное закрывание глаз — умиротворяющий элемент мимики. Улыбающийся как бы дает понять: я не собираюсь нападать на вас и не жду от вас ничего плохого, видите, я даже закрываю глаза.

Существующее мнение о наибольшей выразительности глаз можно объяснить тем, что при восприятии другого человека наш взгляд обычно фокусируется на его переносице как на той точке, куда якобы сходится информация со всего лица. Но этот стереотип был опровергнут несложным экспериментом: достаточно прикрыть фотопортрет листком бумаги, оставив только прорезь для глаз, и определить эмоциональное состояние человека становится практически невозможно. Узнать впоследствии такой портрет, помня лишь изображение глаз, тоже весьма затруднительно. Это хорошо поняли террористы всех мастей, которые сегодня практически отказались от темных очков как средства маскировки и предпочитают гораздо более надежные шапочки-маски с прорезями для глаз.

Наиболее выразительны в мимической палитре оказываются губы и брови. Поэтому, когда мы стремимся понять состояние собеседника, лучше смотреть именно на них.

Встречается несколько вариантов соотношения мускулатуры нижней части лица. Плотно сжатые губы и стиснутые зубы свидетельствуют о решительности, настойчивости; плотно закрытый рот — о целеустремленности и твердости. Напротив, расширение ротовой щели (особенно при некотором отвисании нижней челюсти) выражает снижение психической активности. Особое значение имеют уголки рта. Дарвин справедливо считал опущенные книзу уголки рта рудиментом плача. Действительно, при плаксивом настроении и депрессии уголки рта опущены. Человек может шутить, казаться активным, но уголки рта выдадут его депрессивное состояние. Искривление одного угла рта, сопровождающееся временной асимметрией лица, – выражение иронической усмешки.

Что касается бровей, то любой человек активно использует их в выражении чувств. При помощи мышц лба брови можно просто подтянуть вверх. Эту мышцу, с помощью которой можно подавать сигнал удивления, называют также мышцей внимания.

Опускание бровей можно производить, используя сжимающую мышцу глаз. Эта мышца сужает глазную щель, за счет чего брови автоматически оттягиваются вниз. Еще на ранней стадии развития эта сжимающая мышца глаза приводится в действие ребенком, когда он плачет. В физиогномике ее называют мышцей трагической боли. В театре и в изобразительном искусстве боль часто изображают таким образом, что внутренние кончики бровей приподнимаются, за счет чего все лицо принимает несчастное выражение. Ее противоположностью является мышца, наморщивающая брови. С ее помощью кончики бровей можно опустить. Спустя всего несколько дней после рождения младенец использует мышцу бровей, когда его что-то беспокоит. Таким образом даже младенец может сконструировать у себя на лбу «морщины мыслителя». Мышца, наморщивающая брови, которую долгое время называли мышцей гнева, связана со всякого рода напряжением и неудовольствием.

В физиогномике предпринимались попытки в зависимости от положения, формы, густоты, «рисунка» и цвета бровей делать те или иные выводы. Однако такие выводы таят в себе опасность, поскольку могут быть искажены за счет других признаков.

Мышечная активность в области носа, как правило, менее заметна. Но и такие малозаметные движения, если они многократно повторяются на протяжении жизни, становятся привычными, более того — отчасти определяют форму носа. Мышца, морщащая нос, располагается на вершине переносицы. Она расположена по прямой вниз. Когда она двигается, крылья носа и верхняя губа поднимаются. Между носом и ртом образуются две небольшие характерные складки. Эта мышца срабатывает во всех случаях, когда человек испытывает сильное недовольство. Правда, без учета конкретной ситуации невозможно дать оценку причине недовольства — не исключено, что человек может быть недоволен сам собой.

Физиогномика дает свое толкование и величине ноздрей. Так, например, маленькие ноздри должны выражать боязливый характер, а большие — выдавать экстремальные склонности. Раздувающиеся ноздри выдают неустойчивость чувств. Объяснение этой закономерности может быть связано с тем, что в зависимости от размера ноздрей в себя можно втянуть больше или меньше воздуха и тем самым обеспечить те или иные действия. Исходя из того, что нос функционально предназначен для дыхания и восприятия запахов, можно сделать и еще один вывод: при раскрытых ноздрях запахи могут восприниматься более интенсивно, чем при зажатых. А если перенести стремление воспринимать запахи в абстрактную плоскость, то можно сделать и более обобщенный гипотетический вывод. Так же как и при открытом при удивлении рте, словно стремящемся поглотить больше информации, широко раздутые ноздри служат для интенсивного восприятия впечатлений.

Во многих психологических справочниках приводятся подробные описания выражений лиц, соответствующих тому или иному эмоциональному состоянию. Ценность таких описаний, однако, невелика, поскольку и без них все мы умеем интуитивно отличать довольное лицо от сердитого, озабоченное от испуганного и т. п. Поэтому, опуская эти очевидные закономерности, остановимся в завершение на таком существенном аспекте, как подвижность мимических проявлений. По мнению немецкого психолога Хорста Рюкле, сильно подвижная мимика свидетельствует о легкой возбудимости от внешних раздражителей. По очень сильной мимической игре мы можем судить о быстро сменяющих друг друга внутренних переживаниях, многогранном и активном восприятии происходящего. Подвижная мимика характерна для импульсивного поведения. Малоподвижная мимика в принципе указывает на постоянство душевных процессов. Она свидетельствует о редко изменяющемся, устойчивом настроении. Такая мимика ассоциируется со спокойствием, рассудительностью, надежностью и уравновешенностью.

Впрочем, учитывая все эти параметры, не будем забывать, что каждый человек на протяжении всей жизни учится владеть своим лицом, произвольно регулировать его выражение. Некоторые преуспевают в этом настолько, что легко могут ввести в заблуждение чересчур доверчивого наблюдателя.

МОДИФИКАЦИЯ ПОВЕДЕНИЯ

Герой одного научно-фантастического романа горько сетовал: «Почему из любого изобретения ученых рано или поздно получается оружие?» Если в этих словах и содержится преувеличение, то небольшое. Причем касается это суждение не только физиков, химиков или биологов, но и психологов, чьи разработки иной раз оборачиваются если не оружием, то орудием пытки. Это и произошло с бихевиористским принципом подкрепления, который нашел свое воплощение в практике «модификации поведения». На протяжении ряда лет разработки бихевиористов активно использовались в пенитенциарной системе США, вызвав в итоге дискуссию, далеко выходящую за рамки научной проблематики. Кончилось тем, что 14 февраля 1974 г. было принято официальное решение о запрете использования этих методов в исправительных заведениях. А за бихевиористами в глазах многих закрепилась репутация не просто мучителей собак, но чуть ли не заплечных дел мастеров. И, надо сказать, основания для этого имелись.

«Ничто не вызывает такого ужаса у заключенных, как так называемая программа модификации поведения, и это неудивительно, – писал обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Том Уикер. – Модификация поведения — очень широкий термин, который может означать все, что угодно, – от нейрохирургии до психического обусловливания, описанного в книге «Механический апельсин». Она обычно включает экспериментирование с лекарственными препаратами, и почти во всех случаях его цель заключается в том, чтобы получить послушных заключенных, а не исправившихся честных граждан».

Сильнодействующие лекарственные препараты, вызывающие отвращение, систематически применялись тюремными психологами и властями в программах модификации поведения по принципу связи плохого, «неприемлемого» поведения с болью и рвотой. В программах модификации поведения в тюрьмах штата Айова заключенным, нарушавшим тюремные правила, без их согласия вводили препарат апоморфин. Спустя 15 минут у них начиналась неукротимая рвота, которая продолжалась в течение часа. Одновременно возникали временные сердечно-сосудистые нарушения, в том числе изменения кровяного давления и нарушения сердечной деятельности.

Рассмотрев ходатайство, с которым обратились заключенные, апелляционный суд США квалифицировал такое «перевоспитание» как разновидность пытки, противоречащую 8-й поправке к американской Конституции.

В тюрьме г. Спрингфилд в штате Миссури по отношению к недисциплинированным заключенным применялась сенсорная депривация: их помещали в одиночную камеру круглой формы, где несчастный постепенно терял ориентацию во времени и пространстве. В таких условиях нарушителя могли содержать несколько месяцев или даже лет, что приводило к серьезным психическим расстройствам (этот «побочный эффект» организаторов программы не смущал). Если же заключенный вел себя согласно определенным правилам, то его постепенно переводили на более высокий уровень психологического комфорта. Спасибо, что хоть током не били, как подопытную собаку. Впрочем, и такое было, но не в Миссури, а в Коннектикуте. Там модификация поведения осуществлялась в стопроцентном соответствии с программой бихевиористских экспериментов: заключенных подвергали ударам тока, когда они просматривали слайды, демонстрирующие образцы асоциального поведения.

В Вейкавилле, штат Калифорния, непослушному заключенному вводили препарат анектин, вызывавший у него остановку дыхания на две минуты, в течение которых психотерапевт беседовал с ним о его преступлениях.

Союз заключенных Мэрионской федеральной тюрьмы сумел обнародовать доклад, в котором следующим образом описаны приемы «воспитательной психотерапии»: «Во время таких сеансов постепенно увеличивается степень психологического воздействия. На заключенного кричат, играют на его страхах, высмеивают его слабости и прилагают массу усилий, чтобы заставить его почувствовать себя виновным в реальных или воображаемых поступках… Принимаются всевозможные меры, чтобы усилить его внушаемость, с тем чтобы как можно больше подвести под контроль персонала тюрьмы его эмоциональные реакции и мысли».

Да, психология — великая сила. С помощью подкрепления можно не только крысу научить выбирать правильный путь в лабиринте, но и человека — вести себя в соответствии с приличиями. Вот только гуманно ли пользоваться для этого средствами средневековых инквизиторов? Тем более что истязаниями почти любого можно запугать, но практически никого — по-настоящему перевоспитать.

Буквально на следующий день после официального запрета программ модификации поведения Американской психологической ассоциацией была создана специальная комиссия для анализа издержек внедрения в практику принципов подкрепления. Были проведены специальные исследования, доказавшие не только негуманность, но и бесполезность такой практики. Также удалось доказать, что гораздо более эффективно поощрение позитивного поведения. А негативное подкрепление — штука опасная. Слишком уж зыбка тут грань между воспитателем и палачом.

МОЗГ

«Холмс взял шляпу в руки и стал пристально разглядывать ее проницательным взглядом, свойственным ему одному.

– Конечно, не все достаточно ясно, – заметил он, – но кое-что можно установить наверняка, а кое-что предположить с разумной долей вероятия. Совершенно очевидно, например, что владелец ее — человек большого ума…

– Должен признаться, что я не в состоянии уследить за ходом ваших мыслей. Например, откуда вы взяли, что он умен?

Вместо ответа Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа закрыла его лоб и уперлась в переносицу.

– Видите, какой размер! – сказал он. – Не может же быть совершенно пустым такой большой череп» (А.Конан Дойль. «Приключения Шерлока Холмса»).

Прав ли великий сыщик в своих рассуждениях? Действительно, мышление человека — результат работы головного мозга. Правда, люди не всегда так считали, но об этом — чуть позже. Но верно ли, что крупный размер головы (а значит — и мозга) – свидетельство большого ума? Установлено, что в среднем вес человеческого мозга составляет около полутора килограммов. Исследователям удалось оценить размеры мозга многих людей, в том числе и выдающихся. Оказалось, что у писателя И.А.Тургенева и английского поэта Джорджа Байрона мозг был очень большой — около 2 кг, а вот у философа Иммануила Канта и французского писателя Анатоля Франса — почти в два раза меньше. Но никто не решился бы сказать, будто Анатоль Франс был вдвое глупее Джорджа Байрона. (Да и Холмс едва ли считал, что умом уступает неизвестному владельцу шляпы.) Тем более оказалось, что самый крупный из изученных образцов мозга принадлежал человеку умственно отсталому. Поэтому не надо торопиться обмерять свою голову. Так можно установить лишь размер шапки, но вовсе не умственные способности.

Успешная умственная работа зависит от многих причин. Одна из самых важных — снабжение мозга кровью через сеть пронизывающих его сосудов. В конце XIX в. итальянский физиолог Анджело Моссо проделал интересный опыт. Он уравновесил спокойно лежащего человека на специальных весах, похожих на детские качели. Когда этот человек начал решать умственные задачи, весы вышли из равновесия: голова стала тяжелее. Так удалось доказать, что умственная работа связана с приливом крови к мозгу.

Позднее в этой связи было даже высказано предположение, что тугой воротничок, а тем более туго завязанный галстук сжимают идущие к голове сосуды, затрудняют кровоснабжение мозга и этим препятствуют умственной деятельности. Правда, экспериментально этого доказать не удалось.

Впрочем, результаты опыта Моссо можно истолковать иначе. Физиологам давно известно, что активность того или иного органа вызывает прилив к нему крови. Например, пищеварение требует прилива крови к желудку (и соответственно — оттока ее от головы, так что становится ясно, почему умственная работа не очень результативна после плотного обеда). Прилив крови к голове при решении задач — наглядное свидетельство того, что именно головной мозг отвечает в организме за умственную деятельность. Сегодня это кажется ясным, но на протяжении веков этот вопрос оставался предметом размышлений и споров.

Как видно из «Хирургического папируса» древних египтян, они еще тысячи лет назад догадывались о связи разума с мозгом. В V веке до нашей эры греческий философ Алкмеон говорил, что головной мозг — «это седалище души и сознания». По мнению других ученых, душа обитала в сердце, третьи помещали ее в желудок. Величайший ученый древнего мира Аристотель полагал, что мозг служит лишь как орган охлаждения тела. Еще Шекспир осторожно писал о мозге как о том месте, «где, по мнению некоторых, расположен дом души». «Скажи мне, где мечты начало? Мозг, сердце ль жизнь ей даровало?» — спрашивал он устами своих героев. Сегодня, благодаря чудесам хирургии, мы знаем о людях, которым искусно пересажено чужое сердце. Это, как известно, нисколько не изменило мир их воспоминаний, мыслей и чувств.

Первые факты, научно доказавшие роль мозга в произвольных движениях и ощущениях, были получены римским врачом Галеном, жившим во II в. до н. э. Для выяснения функций различных органов Гален предложил метод, который стал позднее называться методом разрушения (экстирпации). Суть метода проста: у подопытного животного удаляют орган или его часть и по возникшему расстройству функций определяют значение удаленного органа.

Гален обнаружил, что мозг связан нервами со всеми органами. Если перерезать нерв, связывающий мозг и мышцу, то мышца перестает действовать, обездвиживается. Перерезка нервов, отходящих от органов чувств, приводит к тому, что животное утрачивает способность воспринимать предметы.

Гален также установил, что в головном мозгу имеются желудочки, наполненные жидкостью. Из этого он заключил, что нервы являются тончайшими трубками, по которым от мозга к органам и от органов к мозгу перемещается особая жидкость — психическая пневма. Эта идея, которую современные ученые считают ошибочной, долго продержалась в науке.

В Новое время оригинальную теорию предложил французский ученый Рене Декарт (1596–1650). Он полагал, что организм действует подобно механическому устройству. Внешнее воздействие натягивает «нити», идущие в нервах от органов чувств к мозгу. «Нити» открывают клапаны, и «животные духи» из желудочков мозга поступают в мышцы и раздувают их. В результате мышцы сокращаются и приводятся в движение.

Декарту удалось показать, что многие действия человека и животных — это ответ нервной системы на воздействия окружающей среды. Эта мысль была подхвачена многими учеными. Чешский физиолог и врач Иржи Прохаска (1749–1820) в опытах на животных подтвердил идею Декарта и ввел понятие «рефлекс». В дальнейшем представления Декарта о механизмах нервного поведения не подтвердились, но его идеи о рефлекторной работе мозга получили дальнейшее развитие.

По мере того как связь с психической деятельностью становилась все более очевидной, ученые стали задумываться над тем, существуют ли нервные центры, управляющие психическими свойствами и способностями. Мнения разделились: одни полагали, что психические свойства зависят от работы всего мозга, который функционирует как единое целое; другие считали, что каждая часть мозга связана с определенными способностями.

Вторую точку зрения отстаивал австрийский ученый Франц Иосиф Галль (1758–1828), причем он довел ее до логической крайности. Галль считал, что практически любым свойством — умом, нежностью, даже любовью к родине — заведует определенный участок мозга, если он увеличивается — данный талант возрастает, а на голове в соответствующем месте появляется выпуклость. Достаточно ощупать голову — и весь внутренний мир человека как на ладони. Сопоставляя форму черепа с особенностями поведения множества людей, Галль составил подробную карту мозга. Он считал, что в лобных долях находятся центры остроумия и агрессивности, в затылочных областях — центры общительности и смелости, в височных — центры скрытности и бережливости, в теменных — центры самолюбия и т. д. Тщеславие, музыкальность, религиозность и многое другое, согласно рассуждениям Галля, проявлялись в виде «шишек» на голове. Так родилась целая наука — френология, завоевавшая немало сторонников. Например, в России некий Матвей Волков писал, что незавидное положение крестьян зависит от того, что у них сильно развиты бугры «противоборности» и недостаточно — «почтительности». В фашистской Германии френологическими измерениями пытались доказать превосходство арийской расы.

Однако решение данного вопроса совсем не так просто, как хотелось представить Галлю. Функции различных участков коры головного мозга связаны с ее микроскопическим строением, так называемой цитоархитектоникой мозга.

Кора головного мозга человека имеет толщину 2–5 миллиметров и состоит примерно из 15 миллиардов нервных клеток (нейронов), величина которых колеблется от 0,005 до 0,05 миллиметра. Они различны как по форме, так и по выполняемым функциям. Некоторые из этих клеток имеют до 10 тысяч контактов со своими «коллегами».

Можно считать доказанным, что тот или иной вид психической деятельности связан с определенными центрами коры головного мозга. Однако под «центром» надо понимать не просто определенный участок коры мозга, а сложнейшие взаимодействия многих мозговых полей, более или менее легко замещающих друг друга.

Поражения отдельных участков мозга (кровоизлияния, ранения и т. п.) могут привести к серьезным нарушениям в сознании и поведении человека. Однако в ряде случаев при специальном обучении, а иногда и самопроизвольно достигается уравновешивание нанесенного ущерба за счет перераспределения функций между участками мозга.

Как нередко бывает в истории науки, прогресс в изучении этого вопроса начался тогда, когда случайно обнаружились факты, совершенно несовместимые с общепринятыми представлениями. Эти факты убедительно, хотя и неумышленно, продемонстрировал американец Финеас Гейдж. В сентябре 1848 г. Финеас Гейдж, старший мастер бригады дорожников-строителей, получил сквозное ранение головы железной палкой и благодаря этому неожиданно достиг бессмертия. Это не значит, что он отправился прямо в рай, ибо он остался в живых. Но именно подробности его выздоровления послужили основой той немалой славы, которая выпала на его долю.

В течение часа Гейдж находился в оглушенном состоянии, после чего он смог с помощью сопровождавших его людей пойти к хирургу и по дороге спокойно и невозмутимо рассуждал о дырке в своей голове. В конце концов он оправился от инфекции, развившейся в ране, и прожил еще 12 лет.

Как ни поразителен был счастливый исход столь внушительной травмы, не менее поразительными оказались ее последствия. Поражало в них именно отсутствие резких изменений психики. Гейдж по-прежнему оставался дееспособной личностью; у него не обнаружилось ни малейшей потери памяти, и он был в состоянии заниматься своим делом. Снижение умственных способностей у Гейджа казалось несоизмеримо малым для человека с таким обширным повреждением той части мозга, которую издавна считали основой высших интеллектуальных процессов.

Некоторые изменения у Гейджа все же произошли, но они носили совсем не тот характер, которого следовало ожидать исходя из существовавших теорий. По-видимому, затронуты были главным образом особенности его личности, а не умственные способности. До несчастного случая он был тактичным и уравновешенным человеком, хорошим работником; теперь он стал невыдержанным и непочтительным, часто позволял себе грубую брань и мало считался с другими людьми. Он сделался упрямым, но переменчивым и нерешительным. Из-за этих новых черт характера ему уже нельзя было доверить руководство бригадой. Да он и не проявлял склонности к какому бы то ни было труду — вместо этого он предпочел странствовать, зарабатывая на жизнь тем, что демонстрировал себя и свою травму.

В свете данных, накопившихся за последующие годы, случай с Финеасом Гейджем выглядит довольно типично. Человек, который был честолюбивым, хорошо приспособленным, целеустремленным и тактичным, после травмы лобных долей обнаруживает отсутствие внутренних стимулов, безразличие к чувствам других людей, снижение инициативы и организаторских способностей, бестактность и нередко общее тупоумие. Поэтому большинство специалистов считают, что наиболее заметными следствиями повреждения лобных долей являются изменения личности.

В целом, однако, мозгу свойственны величайшая пластичность и замещаемость одних участков другими. Знаменитый французский бактериолог Луи Пастер (1822–1895), когда ему было 46 лет, перенес кровоизлияние в правое полушарие мозга. Ученый прожил 73 года. Вскрытие, произведенное после его смерти, показало, что замечательные работы, спасшие человечество от заболевания бешенством и увековечившие имя Пастера, он выполнял одной лишь левой половиной мозга, так как правая была почти вся атрофирована.

Однако нельзя сказать, что полушария головного мозга, симметричные по своему строению, абсолютно одинаковы по функциям. Согласно традиционным взглядам у взрослых людей (в подавляющем большинстве случаев — правшей) левое полушарие считается доминантным — главным. Оно управляет движениями главной — правой — руки и речью. Функции правого полушария, которое у правшей ведает левой рукой, до последних лет оставались неясными, хотя удивительная для того времени догадка о них, теперь подтвердившаяся, была высказана английским неврологом Х.Джексоном более 100 лет назад. Джексон полагал, что правое полушарие занято прежде всего наглядным восприятием внешнего мира — в отличие от левого, которое преимущественно управляет речью и связанными с ней процессами. Проверка и уточнение этой гипотезы оказались возможными лишь недавно благодаря материалу, накопленному при хирургических операциях над мозгом, в частности при рассечении двух полушарий мозга.

Принципиальные различия в работе полушарий головного мозга человека впервые экспериментально обнаружил американский ученый, лауреат Нобелевской премии Р.Сперри, который однажды в лечебных целях рискнул рассечь межполушарные связи у больных эпилепсией и с изумлением обнаружил, что два полушария единого доселе мозга ведут себя как два совершенно различных мозга и даже не всегда до конца понимают друг друга. Человек, у которого было отключено правое полушарие, а работало левое, сохранял способность к речевому общению, правильно реагировал на слова, цифры и другие условные знаки, но часто оказывался беспомощным, когда требовалось что-то делать с предметами материального мира и их изображениями. Когда отключали левое, а работало одно правое полушарие, пациент легко справлялся с такими задачами, хорошо разбирался в произведениях живописи, мелодиях и интонациях речи, ориентировался в пространстве, но терял способность понимать сложные словесные конструкции и совершенно не мог сколько-нибудь связно говорить. В дальнейшем эти различия были подтверждены в многочисленных экспериментах.

Подобно тому как существуют противоположные типы темперамента, так есть и люди с относительно преобладающей активностью одного из полушарий. Среди «левополушарных» много инженеров, математиков, философов, лингвистов. Нередко они подчеркнуто рациональны, склонны к формальной логике, тонкие ценители классической музыки. Они много и охотно пишут, свободно владеют иностранными языками, имеют выверенную, грамматически правильно построенную речь. Для них характерно обостренное чувство долга, ответственности, принципиальности. Они подчеркнуто последовательны и расчетливы в своих действиях.

«Правополушарные» люди обладают конкретным и в то же время образным, эмоциональным мышлением. Среди них много художников, артистов, исполнителей эстрадной музыки. Их речь эмоциональна и часто сопровождается жестикуляцией. Как правило, они открыты и непосредственны в выражении чувств, наивны, доверчивы и внушаемы. Часто это люди настроения, действующие по наитию или по «велению сердца». Характерно и то, что они вначале делают, а потом думают, в то время как «левополушарный» человек «семь раз отмерит, потом отрежет». «Правополушарные», однако, быстрее обобщают, подсознательно, интуитивно находят нужные решения, хорошо ориентируются в новой обстановке.

Простой и забавный способ узнать, куда смещена асимметрия полушарий, предлагает Джеймс Остин в своей книге «Поиск, случайность и творчество». Попросите человека посмотреть на вас в то время, когда он будет отвечать на вопросы. Вопросы эти должны быть такими, чтобы справиться с ними могло и то и другое полушарие. Остин предлагает два на выбор: «Если бы вы были президентом, то как бы вы поступили с Ближним Востоком?» и «В чем смысл пословицы: «Худой мир лучше доброй ссоры»?». Если внимательно наблюдать за собеседником, вы увидите, что, продумывая ответ, он переводит свой взгляд (и часто поворачивает голову) в какую-то сторону. Как правило, в 80 % случаев люди выбирают одно, характерное для них направление взгляда. И тем самым раскрывают перед вами соотношение между двумя полушариями мозга.

Кто бросает быстрый взгляд налево? Те, кто более склонны фокусировать внимание на своем внутреннем опыте и переживаниях. Эти люди в школе хорошо успевали по всем гуманитарным предметам, у них хорошая образная память, они легко поддаются гипнозу. Это, впрочем, и неудивительно, потому что загипнотизировать можно лишь человека, чей внутренний опыт богат, кто умеет воспринимать импульсы, идущие «изнутри», и обладает развитым воображением.

Люди, переводящие взгляд вправо, прежде чем начать думать над ответом, – это те, кто обычно получали в школе хорошие отметки по математике. Им, правда, легко давался и иностранный язык, да и вообще речь у них в высшей степени развита. Иными словами, перед нами портрет «левополушарного» человека.

При чем тут, однако, взгляд? Остин считает, что он создает предустановку — физиологическое смещение, благодаря которому одно полушарие запускается в работу на доли секунды раньше другого, берет на себя лидерство в решении задачи и притормаживает активность противоположной половины мозга. (Справедливости ради надо отметить: Остин и сам сомневается, что предлагаемый им метод точен.)

Мозг каждого человека уникален. Необходимо лишь помнить, что его индивидуальные отличия — это скорее особенности, а не достоинства. Обладая столь тонким и сложным инструментом, любой человек способен решать разнообразные задачи в соответствии со своими склонностями и способностями. Как происходит этот процесс, во многом объясняет наука о мозге. Однако ей предстоит еще немало открытий в этой загадочной области.

МЮНХГАУЗЕНА СИНДРОМ — своеобразное психическое отклонение, впервые описанное английским хирургом М.Эшером в 1951 г. Характеризуется чрезмерно драматическими и неправдоподобными жалобами на мнимые заболевания. Для страдающих данным синдромом, как правило, характерна внутренняя убежденность в правоте своих вымыслов, стремление привлечь к себе внимание. При этом нередко наблюдается тенденция к самоповреждениям для инсценировки болезненного состояния. В ряде случаев больные не извлекают никакой практической пользы из демонстрируемых заболеваний, но бывают и случаи, когда больной намеренно стремится попасть на операционный стол ради получения наркоза (склонность к употреблению наркотических средств часто сопутствует данному синдрому). Вследствие этого больным такого рода многократно делаются полостные операции, неоправданные и бесполезные. По мнению большинства исследователей, синдром характерен для истероидных психопатов. Назван по имени героя книги Ф.Распе «Приключения барона Мюнхгаузена, знаменитого вруна и фантазера». В отечественной традиции известен также как синдром Манилова или синдром Хлестакова.