«Черная педагогика»

Наказание последовало сразу же и было очень жестоким. Десять дней, так долго, что, наверное, ни одна совесть не простит, отец бил по вытянутым крошечным ладошкам четырехлетнего ребенка острой палочкой. Семь ударов ежедневно по каждой руке: в общей сложности больше ста сорока ударов. В конце концов, с чистотой детских помыслов было покончено. Что бы там ни произошло в раю — Адам, Ева, Лилит, хитроумный змей и яблоко, справедливый гнев Всевышнего и Его указующий перст — все это было мной позабыто. Не кто иной, как родной отец, изгнал меня из рая.

Chr. Meckel, 1980, S.59

Тот, кто расспрашивает нас о нашем детстве, желает узнать кое-что о нашей душе. Если вопрос не риторический и если у спрашивающего хватит терпения выслушать нас, он, несомненно, поразится следующему обстоятельству: оказывается мы со страхом в душе любим и с необъяснимой любовью ненавидим то, что причиняло нам сильнейшие боли и тяготы.

Erika Burkart, 1979, S.352

Введение

Каждый, у кого есть дети и кто достаточно честен перед собой, прекрасно знает, каким скверным бывает характер собственного ребенка. Осознание этого дается особенно тяжело, если мы по-настоящему любим сына или дочь и действительно хотим, но не можем воспринять их такими, какие они есть. Одно лишь рассудочное знание не может породить такие качества как великодушие и терпимость. Если человек был не в состоянии вернуть детское восприятие презрительного отношения к себе со стороны взрослых и еще раз, но уже сознательно пережить его, значит, отрицательные эмоции сохранятся в его подсознании и в зрелом возрасте, и он будет выплескивать их на своих детей. Чисто интеллектуальное понимание законов развития ребенка не спасет нас от чувств досады или гнева, вызванных несоответствием поведения ребенка нашим представлениям или потребностям, особенно, когда оно ставит под угрозу действие наших защитных механизмов.

С детьми дело обстоит совершенно по-другому: отсутствие жизненного опыта — как негативного, так и позитивного — побуждает их проявлять терпимость по отношению к родителям. Эта терпимость не знает границ. Любовь не позволяет ребенку адекватно реагировать на осознанно или неосознанно жестокие поступки родителей. Они же, пользуясь полнейшей безнаказанностью, зачастую творят с детьми что им заблагорассудится. Подтверждение тому — новейшие публикации, основанные на личном горьком опыте авторов. См., например, Ph. Aries (1960), L. de Mause (1974), M. Schatzman (1978), I. Weber-Kellermann (1979), сборник под редакцией R. E. Heifer и C. H. Kempe (1978).

Если раньше ребенка физически уродовали, эксплуатировали и чуть ли не открыто преследовали, то теперь измываются именно над его душой, называя это благозвучным термином «воспитание». У некоторых народов оно вообще начинается сразу после рождения ребенка, и потому нет никаких гарантий, что он в юном возрасте сумеет обнаружить истинное положение дел. Из-за своей зависимости от родительской любви он также едва ли сможет распознать истинную причину своего психического расстройства. Зачастую человек, привыкнув в раннем детстве идеализировать родителей, так до конца жизни и не поймет, что именно они причинили ему душевную травму.

Отец описанного Фрейдом параноика Шребера в середине XIX в. написал множество педагогических трактатов, необычайно популярных не только в Германии, но и за ее пределами. Многие его книги выдержали до сорока переизданий и были переведены на ряд иностранных языков. В них постоянно подчеркивалось, что начинать воспитывать ребенка нужно как можно раньше, приблизительно уже на пятом месяце. Дескать, только так «можно вырвать с корнем зло». С аналогичным мнением я сталкивалась, читая письма и дневники многих родителей. Любой мало-мальски сведущий человек сразу бы понял подлинные причины тяжких душевных заболеваний их детей, ставших позднее моими пациентами. Но сами родители вряд ли смогли извлечь для себя какую-либо пользу из этих дневников. Потребовалось провести долгий и глубокий психоанализ, чтобы они, наконец, должным образом восприняли описанные там события. Но сперва им потребовалось разорвать незримую связь с родителями и превратиться в людей, способных распоряжаться своей собственной судьбой.

Очень многие по-прежнему полагают: родители всегда правы и всякое совершенное ими — осознанно или неосознанно — по отношению к ребенку насилие есть лишь выражение их любви к нему. Этих людей сложно переубедить потому, что их представления обусловлены впечатлениями первых месяцев жизни, когда они еще не отделились от объекта любви.

Два характерных примера педагогических пособий доктора Шребера наглядно демонстрируют, как обычно происходит педагогический процесс:

«В качестве первых образчиков, на которых надлежит опробовать принципы духовного воспитания, нужно рассматривать беспричинные крики и плач, говорящие о проявлении младенцами своего настроения... При отсутствии какого-либо обременительного или болезненного состояния можно с твердой уверенностью сказать, что крик есть лишь выражение настроения или причуды. Тут нам дети впервые показывают свой нрав. Ни в коем случае нельзя вести себя исключительно спокойно и выжидающе. Следует энергично противостоять этому, оказав на ребенка тем самым положительное влияние. Надо немедленно отвлечь его, использовать суровые выражения, пригрозить ему и, наконец, громко постучать по кровати... Если же это не поможет, надлежит перейти к мерам мягкого физического воздействия, применять которые следует, разумеется, вполсилы, но упорно и неоднократно, с небольшими перерывами, пока ребенок не успокоится или не заснет.

Достаточно всего лишь один-два раза — больше не требуется — проделать такую процедуру, и ребенок навсегда окажется в вашей власти. Отныне хватает взгляда, слова, угрожающего жеста, чтобы повелевать ребенком. Помните, что этим вы оказываете ребенку величайшее благодеяние, ибо уберегаете его от мешающих дальнейшему развитию и преуспеванию волнений и тревоги, а главное, избавляете от тех томящих душу злых духов, которые со временем размножаются и легко становятся заклятыми и почти непобедимыми врагами человека» (Schatzman, 1978, S.32).

Доктор Шребер даже не знает, что, в сущности, он борется с собственным желанием отомстить за зло, причиненное ему в детстве, но зло он вымещает на ребенке. Он твердо убежден, что использует власть исключительно в интересах ребенка:

«Если родители не изменят себе, в награду между ними и ребенком установятся настолько прекрасные отношения, что сыном или дочерью можно будет повелевать одним только взглядом» (там же, S.36). (Курсив здесь и далее мой. — А. М.)

Воспитанные таким образом дети даже в зрелом возрасте зачастую позволяют манипулировать собой. Для этого достаточно лишь «по-дружески» поговорить с ними.

Часто спрашивают, почему в «Драме одаренного ребенка» я так много внимания уделяю матерям и так мало — отцам. Просто словом «мать» я обозначаю личность, на которой в основном сосредоточены интересы ребенка на первом году его жизни. Такою отнюдь не обязательно является его биологическая мать и вообще женщина.

Для меня очень важно было указать в предыдущей книге на следующее обстоятельство: брошенные на младенца укоризненные и презрительные взоры могут в дальнейшем вызвать уже у взрослого человека такие психические расстройства как, например, склонность к извращениям и невроз навязчивого состояния. В семье Шреберов именно отец «устремлял повелительные взоры» на сыновей в младенческом возрасте. Впоследствии оба сына страдали манией преследования.

Ранее я никогда не занималась социологическими концепциями роли отца или матери в воспитании детей.

В последние десятилетия значительно увеличилось число отцов, взявших на себя выполнение позитивных материнских функций. Они относятся к детям с нежностью, теплотой, прекрасно понимают и чувствуют их потребности. В отличие от патриархата, мы находимся теперь на уровне общественного развития, позволяющем проводить здоровые эксперименты с переменами социальных ролей отца и матери. Поэтому мне трудно говорить об этих ролях, не прибегая к устарелым нормативным категориям. Могу только сказать, что для так необходимой в жизни ребенка эмпатии подходят и отец, и мать. Ни отец, ни мать не должны ни в коем случае управлять детьми.

В первые два года жизни ребенка с ним можно делать что угодно: корежить его натуру, полностью распоряжаться им, прививать ему полезные привычки, жестоко наказывать его. С воспитателем ничего не произойдет. Ребенок не будет ему мстить. Несправедливые поступки, однако, не повлекут за собой тяжкие последствия для ребенка, если он будет защищаться, т.е., если ему позволят выражать боль и гнев. Но если ему не позволяют нормально реагировать, если родители терпеть не могут, когда он кричит, плачет или негодует, и сразу же бросают на него суровые взгляды или в духе укоренившейся педагогической традиции запрещают ему вести себя естественно, тогда ребенок постепенно научится молчать. Его молчание, правда, подтверждает эффективность применения традиционных методов воспитания, но одновременно оно таит в себе опасность, способную предопределить дальнейшее развитие человека. Отсутствие адекватных реакций на обиды, унижения и насилие в самом широком смысле слова может привести к разрушению личностной структуры и подавлению определенных эмоций. Потребность выражать эмоции останется, но надежда на ее с удовлетворение пропадет. Именно подсознательное ощущение душевной травмы при отсутствии надежды на исцеление является первопричиной многих тяжелых психических заболеваний. Неврозы, как известно, порождены не событиями реальной жизни, а синдромом вытеснения в подсознание, невозможностью выражать отрицательные эмоции, что само по себе трагично. Я попытаюсь доказать, что эта невозможность приводит не только к появлению неврозов.

Воспрепятствование удовлетворению ребенком своих импульсивных потребностей через бурный эмоциональный всплеск есть только элемент системы, направленной на подавление обществом индивидуума. Но т.к. оно начинается не в зрелые годы, а уже с первых дней жизни и исходит от зачастую вполне доброжелательно настроенных родителей, сам индивидуум без посторонней помощи не способен увидеть последствия такого подавления. Ведь человек не может без зеркала разглядеть надпись у себя на спине. Поэтому психоанализ я сравниваю именно с зеркалом.

Аналитическая психотерапия продолжает оставаться привилегией немногих, ее эффективность часто оспаривают. Но когда неоднократно видишь, какие силы пробуждаются в самых разных людях при устранении последствий воспитания, когда видишь, как эти дремлющие силы повсюду используются в деструктивных целях, чтобы уничтожить жизненное начало в себе самом и других людях, ибо оно считается злым и ущербным, тогда у тебя возникает желание поделиться с обществом своими знаниями, почерпнутыми из многочисленных психоаналитических ситуаций. Пока, однако, остается без ответа вопрос, насколько удачным окажется это мое начинание. Во всяком случае, общество вправе — если такое вообще возможно — знать, что происходит в кабинетах врачей-психоаналитиков. Ведь результаты их деятельности затрагивают всех нас, а не только частную жизнь душевнобольных или просто запутавшихся в жизни людей.