Часть первая


...

Исламский экстремизм — ловушка для душ

Современный экстремизм — это разрушение. Уничтожение существующего общества при помощи насильственных методов борьбы.

Исламские экстремистские группы

Основываясь на имеющейся информации, можно выделить четыре основных параметра, по которым общий состав исламских экстремистских групп поддается анализу. Это — возраст, географическое распределение, социальное происхождение и профессия людей, входящих в состав группировок. Сразу необходимо отметить, что все вышесказанное может быть отнесено к тем, кто, как минимум, подвергался аресту, а значит, скорее к активистам, чем к рядовым членам групп.

Самым очевидным параметром можно считать возраст. Практически все исследователи, занимающиеся проблемой исламского экстремизма, обращают свое внимание на их молодость. Некоторые из авторов называют исламский экстремизм «типичным молодежным бунтом». На момент вступления в группировку «ат-Такфир ва-ль-хиджра» возраст его членов колебался между 17 и 26 годами, средний возраст составлял 24 года. В другой группировке — «Муназзамат ат-тахрир аль-исламий» он оставался в тех же рамках — 17–26, однако средний возраст был еще ниже — 22 года. А вот данные по группе «аль-Джихад»:

Возраст Количество человек %
До 20 лет 99 30,0
21—30 лет 196 59,4
31—40 лет 30 9,1
Свыше 40 лет 5 1,5
Всего 330 100,0

Приведенные данные свидетельствуют, что почти 90 % членов группы моложе 30 лет. Если учесть, что речь идет о тех, кто предстал перед судом, а это были в основном активисты, то можно смело допустить, что средний возраст рядовых членов группировки еще ниже.

Становится очевидным, что исламский экстремизм делает ставку на молодежь и как раз из ее рядов черпает свежие силы. Объяснение нужно искать прежде всего в том, что на молодежи острее всего сказались факторы, возродившие феномен современного исламского экстремизма — неуверенность в завтрашнем дне, губительные последствия модернизации и вестернизации, безработица, идейно-политический кризис. Несомненно, важную роль тут играют и большее, в сравнении со старшими поколениями, тяготение к крайним взглядам и суждениям, мобильность молодежи, ее неконформизм, готовность отрешиться от всего ради любой, пусть даже сомнительной, идеи.

Однако вернемся к классификации экстремистских групп. Второй параметр — географической распределение — отображает различия во влиянии исламских экстремистских группировок в различных частях страны. Исламский экстремизм — феномен исключительно городской, а не сельский, причем наибольшая концентрация замечена именно в крупных городах. Далее, в каждой из стран, где распространено это явление, есть определенный регион, где влияние экстремистов наиболее значительно. В Египте это Верхний Египет, а также города Каир, Александрия и Асьют; в Сирии наибольшее влияние экстремизм получил в Северной Сирии и городах Алеппо, Хама, Хомс; в Саудовской Аравии особо выделяются Неджд и города Мекка, Медина.

В Египте, например, особая роль Верхнего Египта выражается вполне отчетливо. Именно эта местность является родиной большинства членов «ат-Такфир ва-ль-хиджра», включая самого Шукри Мустафу. Из Верхнего Египта родом и большая часть арестованных и преданных суду членов «аль-Джихад» — 183 из 280, т. е. 65,4 % руководителей различных исламских экстремистских группировок, попавших под суд в сентябре 1981 года. Если же принять во внимание тот факт, что значительную часть экстремистов — выходцев из Нижнего Египта составляют каирцы, то становится вполне очевидным, что в этой местности влияние исламских экстремистских группировок существенно слабее. Так, только 8,6 % отданных под суд членов «аль-Джихад» (24 из 280) были родом из Нижнего Египта. В качестве исключения можно выделить Александрию, где на рубеже 70—80-х годов вели активную деятельность по крайней мере три группы — «Муназзамат ат-тахрир аль-исламий», старая «аль-Джихад» и «Джунд Аллах».

Для исламских экстремистов характерной чертой является то, что большая часть из них — горожане в первом поколении. Типичным может быть назван член группы, который родился и вырос в провинции, а затем переехал в крупный город, как правило, в связи с поступлением в университет, где и пополнил ряды экстремистской организации. Согласно данным С. Ибрагима, ведущего специалиста в области исследования проблемы исламского экстремизма, 21 из 34, а это 62 %, опрошенных им членов «ат-Такфир ва-ль-хиджра» и «Муназзамат ат-тахрир аль-исламий» имели примерно такую биографию. Видимо, существенную роль в переходе человека на позиции экстремизма играет конфликт между ценностями и стереотипами, заложенными в детстве, с одной стороны, и космополитизмом и атмосферой вседозволенности, характерной для больших городов, — с другой.

Обозначенная модель (юность в провинции — переселение в большой город — обращение к исламизму) характерна не только для современности. Ее можно обнаружить, например, обратившись к биографии X. аль-Банны. Родился он в Махмудийе — маленьком провинциальном городке, где и получил начальное образование. Достигнув семнадцатилетнего возраста, поступил в каирский «дар аль-улюм» — высшее педагогическое учебное заведение. Вот что пишет в своей статье Т. П. Милославская: «Четыре года, проведенные X. аль-Банной в Каире, оставили в нем впечатление „развала исламских устоев, грубой агрессии западных идей и традиций“. В своих воспоминаниях аль-Банна пишет, что именно в этот период он начал представлять себе форму деятельности, которая „будет направлена на спасение исламского общества, и свою роль в ней“.

Тот факт, что горожане в первом поколении особенно податливы влиянию идеологии исламского экстремизма, подтверждается также и тем, что в Большом Каире „аль-Джихад“ развила наиболее активную деятельность в следующих районах: Матарийя, Зейтун, Род аль-Фраг и ас-Сахель. Именно эти районы приняли большинство недавно мигрировавших из провинции. В то же время в районах Мыср аль-Кадим и Сейида Зейнаб, где жили в основном коренные корейцы, исламский экстремизм популярностью не пользовался.

Экстремистские группы занимались активной вербовкой в бедных кварталах городов, например в Гизе Болак ад-Дакрур, пригороде Каира, отличавшемся плохими жилищными условиями, а также перенаселенностью, которая была вызвана непрерывным притоком переселенцев из провинции. Район Каира Род аль-Фараг, где „аль-Джихад“ пользовалась особенно сильным влиянием, выделялся предельной перенаселенностью — плотность населения составляла в нем 135 тысяч человек на 1 кв. км. Для сравнения: средняя плотность населения в Каире, известном как один из наиболее густонаселенных городов мира, — 26 тысяч человек на 1 кв. км, а в Москве — менее тысячи человек на 1 кв. км.

Влияние „аль-Джихад“ также распространялось на район аль-Харам, расположенный около пирамид, где особенно интенсивно проявились многочисленные социальные контрасты, где такие признаки вестернизации, как ночные клубы и роскошные отели, особенно бросались в глаза.

Третий параметр — социальное происхождение — в сочетании с четвертым — профессией — имеет определяющее значение для установления классовой принадлежности членов исламских экстремистских группировок. Все западные исследователи данной проблемы относят их к „Lower middle class“, т. е. к классу мелкой буржуазии и наиболее бедной части Средних городских слоев. Детальный анализ, проверенный С. Ибрагимом, в основу которого легли данные о 34 членах „ат-Такфир ва-ль-хиджра“ и „Муназзамат ат-тахрир аль-исламий“, находящихся в тюремном заключении; показал, что у 21 человека, что составляет 61,8 %, отцы находились на государственной службе, как правило, в среднем звене административного аппарата. Отцы четверых человек (11,8 %) происходили из семей крестьян, владевших от 6 до 11 федданов земли, и у двоих (5,9 %) отцы были рабочими. При этом отцы семерых (20,6 %) имели высшее образование, девятнадцати (55,9 %) — среднее, пятерых (14,7 %) — начальное или неполное среднее образование и трое (8,8 %) были неграмотны.

По четвертому параметру — профессии и роду занятий — данные следующие.

В основе своей (40–50 %) исламские экстремисты — это студенты. Необходимо отметить, что две трети студентов, специализация которых известна, получали образование на технических, медицинских и фармацевтических факультетах, которые в Египте занимают ведущие места по уровню престижности и сложности поступления. Это лишний раз подтверждает тот факт, что под влияние исламского экстремизма склонны подпадать не неудачники либо недоумки, а люди одаренные, достигшие в жизни определенных высот. „Большинство из участников наших исследований, — пишет С. Ибрагим, — вполне могли бы считаться идеальными, образцовыми молодыми людьми. Если их и нельзя было назвать типичными, то только по той причине, что в своем поколении они стояли определенно выше среднего уровня.“

Второе место по численности занимают, инженеры и так называемые представители свободных профессий — врачи, фармацевты, преподаватели. В процентном отношении их численность составляет 15–20 % от общего состава экстремистских групп. Характерно, что все лица этой категории имеют высшее образование. И, наконец, остальную часть экстремистов составляют рабочие и ремесленники, военнослужащие и полицейские, а также государственные служащие и мелкие торговцы. Среди экстремистов отсутствуют предприниматели и практически нет крестьян.

Нельзя не обратить внимание на крайнюю немногочисленность людей с гуманитарным образованием. Об этом свидетельствует как непопулярность экстремистской идеологии на гуманитарных факультетах вузов, так и полное отсутствие в рядах экстремистских групп журналистов, экономистов, адвокатов, представителей мира искусства. Показательно также и отсутствие в их рядах улемов, да и в целом, людей с богословским образованием. Эти данные указывают на то, что, несмотря на высокий образовательный уровень членов исламских экстремистских групп (70–80 % имеют высшее и незаконченное высшее образование), они, вероятнее всего, довольно посредственно разбираются в социологии, экономике, политике и философии, а потому неспособны адекватно оценивать общественные процессы в арабских странах.

Экстремизм притягивает людей с конкретным (противовес абстрактному), односторонним мышлением, полагающих, что чрезвычайно сложные проблемы могут найти крайне простое и единственное решение. Студент или молодой специалист с техническим или медицинским образованием, горожанин в первом поколении из семьи государственного служащего — вот типичный портрет рядового исламского экстремиста.

Вопрос о классовой сущности и социально-классовой базе исламизма рассматривается практически во всех исследованиях, посвященных этой идеологии. Большинство исследователей сходятся на том, что фундаментализм „отражает интересы всевозможных групп мелкой буржуазии — от демократических и радикальных до консервативных“, а также привлекает внимание части маргинальных и средних городских слоев. Специфика этих классов и слоев общества заключается в том, что они, фактически уже оторвавшись от традиционных, докапиталистических форм общественного производства, не включились, либо включились не полностью, в капиталистическую систему отношений. Они словно бы оказались в промежуточном пространстве между докапиталистическими классами и слоями, разрушаемыми процессом модернизации (их в исламе представляет традиционализм), и новыми, связанными с капиталистическим способом производства классами, чьи интересы отражает модернизм. Таким образом, слои и классы, которые составляют основу фундаментализма, не могут ни полностью отвергнуть, ни принять модернизацию. Им лишь остается каким-то образом модифицировать ее, облечь в знакомые формы и попытаться как-то контролировать. По причине такого неопределенного состояния, как пишет Б. К. Капустин, им „в целом остается чужда научная идеология, а в их собственном сознании находят отклик утопические доктрины, критика которых в действительности сочетается с идеализацией легендарного прошлого и попытками решения их проблем на основе коммунальной солидарности, эгалитаризма, клиентельных отношений, где само государство выступает в качестве патрона“.

Основываясь на том, что экстремизм является разновидностью фундаментализма, можно предположить, что опирается он на те же слои населения или на их часть. Сложность проблемы определения социальноклассовой базы экстремизма заключается в том, что это движение не является массовым. Пока его последователям не удалось вовлечь в экстремистское движение сколь-нибудь существенную часть населения страны — и в Египте, и в Саудовской Аравии попытки экстремистских активистов поднять массовое восстание оказались безуспешными.

В определенном смысле исключением можно было бы назвать Сирию, где исламские экстремисты пользовались поддержкой значительной части населения, особенно в северных районах страны. Однако необходимо отметить, что основная причина подобной поддержки — это то, что большинство сторонников экстремизма: мелкая и средняя буржуазия, а также лица свободных профессий, — делали это не в силу истинной приверженности движению, а в силу своего антибаасизма. Они шли на сотрудничество с сирийскими „Братьями-мусульманами“ потому, что видели в них наиболее мощную оппозиционную структуру, Наиболее реальную силу, способную свергнуть режим Х. Асада. Лишь только „Братья-мусульмане“ начали терпеть поражение, они немедленно утратили поддержку этих социальных слоев, что и стало одной из основных причин раскола сирийских „Братьев-мусульман“: одна их часть — „политическая тенденция“ — чтобы сохранить опору в массах, была вынуждена приноравливаться к ним, меняя свою идеологию; другая их часть — „ат-Талиа аль-мукатиля“, — сделав истинно экстремистское заявление, что все это неважно, попыталась и дальше вести антиправительственную борьбу, опираясь теперь лишь на собственные ресурсы.

Самая крупная в начале 80-х годов египетская экстремистская группа „аль-Джихад“ насчитывала около 4 тысяч человек (после убийства Садата 2 тысячи человек были арестованы, 32 из них — отданы под суд). Что касается остальных египетских групп, то они были значительно мельче, их численность — от ста до тысячи членов. Полагаясь на заявление министра внутренних дел Египта в июне 1982 года, что в стране действуют около 20 исламских экстремистских групп, общую численность египетских исламских экстремистов на рубеже 70— 80-х годов можно оценить в 10–20 тысяч человек. В разнообразных источниках можно встретить различные данные о численности экстремистов в этой стране — от нескольких тысяч до ста тысяч. В последнем случае авторы, по всей вероятности, включают в число экстремистов тех, кто называет себя исламистами, в противном случае эта цифра труднообъяснима.

Психология bookap

По мнению С. Ибрагима, „каждая из этих групп едва ли насчитывает более, скажем, одной — двух тысяч фанатичных, хорошо обученных экстремистов. И если суммировать численность всех групп, то получим примерно 10 тысяч человек“. А журнал „Форейн рипорт“ в феврале 1988 года оценил общую численность исламских экстремистов еще ниже — примерно в 5 тысяч человек.

В Саудовской Аравии ситуация складывается несколько по-иному — количество экстремистов там, видимо, невелико, но зато очень много потенциальных приверженцев этого движения. В качестве доказательства можно привести способы вербовки, которые применялись группой Джухаймана аль-Отейби перед нападением на Мексику, а также факты перехода на сторону экстремистов солдат, а в некоторых случаях и офицеров армии и Национальной гвардии во время самого сражения.