Книга первая. Годы формирования и великие открытия. (1856–1900)


...

Глава 12. Ранняя психопатология (1890–1897)

К 1890 году Фрейду на несколько лет пришлось отказаться от какой-либо дальнейшей лабораторной работы в области нейрогистологии, и, хотя к этому времени он уже стал компетентным неврологом, он не проявлял сколько-нибудь серьезной заинтересованности в клинической неврологии. К счастью, сама частная практика приводила к нему в основном невротичных пациентов. Возникающие в связи с ними проблемы вскоре пробудили интерес Фрейда к их случаям. Почему-то Фрейд никогда не считал клиническую неврологию «научной» и страстно желал вернуться к «научной» работе. Не совсем понятно, что он понимал под этим словом, но анатомия мозга занимала его внимание. Под этим словом Фрейд подразумевал не просто «самобытное исследование», а нечто более фундаментальное — возможно, такое исследование, которое прольет свет на природу человека, на взаимосвязь между телом и разумом и на то, как человек стал сознающим себя животным.

Единственная его работа в области неврологии, которую он высоко ценил, была работой по афазии, а так как речь является единственной функцией, где имеется какая-то возможность связать разум с мозгом (берет начало от открытия Брока локализации этой функции в лобной извилине левого полушария), то, естественно, можно понять особый интерес Фрейда к этой функции.

В отличие от клинической неврологии клиническая психопатология вызывала у Фрейда глубокий интерес. Те наблюдения и открытия, которые он сделал в этой области, сами по себе образовывали захватывающие интеллектуальные проблемы, но даже подобный интерес был на втором месте по сравнению с более грандиозным планом создания исчерпывающей теории невротических проявлений. А эта проблема, очевидно, очень сильно захватила Фрейда, так как, занимаясь ею, он надеялся исследовать структуру и деятельность разума в целом.

В этом сказался его подлинный гений. Тогда как многие люди считали и до сих пор считают, что неврозы — это просто расстройства, болезни, представляющие собой отклонения от нормы, Фрейд, должно быть, уже в самом начале предугадал не только то, что они представляют собой просто один из видов душевной деятельности, но также то, что их изучение откроет доступ к глубинным областям всякого разума. Психопатология, понимал он, станет средством приближения к психологии в целом и, возможно, самым ценным средством такого приближения. В одной из своих работ за 1896 год он действительно употребляет выражение «будущая психология невроза» для обозначения такой психологии, «для подготовки пути к которой философы сделали очень мало».

В последующие годы оппоненты деятельности Фрейда вновь и вновь ссылались на этот источник его знаний как на лишающий его обобщения законной силы. Как можно вывести что-либо ценное для людей со здравым разумом из ненормальных и «болезненных» состояний? Фрейд сам довольно скоро опроверг такое возражение в «Очерках об истерии»: «Естественно, что при такой работе надо освобождаться от теоретических предубеждений, что приходится иметь дело с ненормальными мозгами дегенератов и неуравновешенных людей, которые свободно отбрасывают общие психологические законы связывания представлений, при которых любое представление может чрезмерно интенсивно расти без мотива или может остаться несокрушимым при отсутствии психологической причины. Для истерии опыт говорит о противоположном; если обнаружили скрытые — часто оставшиеся неосознанными — мотивы и их учитывают, то в истерических связях мыслей не остается ничего загадочного и неправомерного».

Отношение Фрейда к сексуальности проливает дополнительный свет на его основные интересы и мотивы, которые побуждали его продолжать свои исследования, в результате чего высказанные ранее соображения получают дополнительное прояснение. С одной стороны, Фрейд, несомненно, был крайне сильно взволнован по поводу своего открытия, что сексуальные факторы играют существенную роль в этиологии неврозов — я повторяю, существенную, ибо они часто рассматривались как побочные факторы, — и что одной из своих главных задач он поставил разработать в мельчайших деталях свою либидонозную теорию неврозов. С другой стороны, его описания сексуальных действий настолько прозаичны, что многие читатели находят их почти сухими и полностью лишенными теплоты. Из всего, что я о нем знаю, я могу сказать, что Фрейд проявлял к этой часто поглощающей всего человека теме не слишком большой личный интерес. Когда он касался сексуальной темы, в его речи никогда не было какого-либо «смака» или даже пикантности. Он выглядел бы лишним в обычной курительной комнате, ибо редко рассказывал сексуальные шутки, и то лишь тогда, когда в них заключалось нечто, привлекшее его врачебный интерес. Он всегда производил впечатление необычайно целомудренного человека — слово «пуританский» не будет здесь лишним, — и все, что мы знаем о его раннем развитии, подтверждает эту концепцию.

И действительно, лишь это может служить объяснением его почти наивного удивления, когда его сообщение о своих открытиях в этой области встретило такой холодный прием.

Я сначала не понял особенного характера моих открытий. Не задумываясь, я принес в жертву начинавшуюся мою популярность врача и наплыв нервнобольных пациентов, последовательно доискиваясь сексуальных причин их неврозов; при этом я наткнулся на такие факты, которые окончательно укрепили мое убеждение в практическом значении сексуального момента. Ничего не подозревая, я выступил докладчиком в Венском неврологическом обществе, председателем которого был Краффт-Эбинг, в ожидании, что интерес и признание товарищей вознаградят меня за добровольно взятый на себя материальный ущерб. Я относился к моим открытиям, как к более или менее безразличному научному материалу, и рассчитывал встретить такое же отношение и со стороны других. Только тишина, воцарившаяся после моих докладов, пустота, образовавшаяся вокруг меня, намеки в мой адрес заставили меня мало-помалу понять, что если утверждаешь, что сексуальность играет определенную роль в этиологии неврозов, то не рассчитывай на такое же отношение к себе, как при других научных докладах. Я понял, что с этого времени я принадлежал к тому сорту людей, которые, по выражению Геббеля, «нарушили покой мира», и что я не могу рассчитывать на объективное отношение к себе и на то, чтобы со мной считались. Но так как мое убеждение в том, что мои наблюдения и выводы в общем правильны, постоянно росло, а мое доверие к собственному суждению и мое нравственное мужество были достаточны, то выход из этого положения, несомненно, мог быть для меня только один — я решился поверить, что на мою долю выпало счастье открыть соотношения особенно важного значения, и нашел в себе готовность подвергнуться участи, которая иногда связана с подобным открытием.


Уже в 1893 году в его работе об истерических параличах мы находим две общие идеи из области психопатологии. Когда используется выражение «функциональное поражение кортекса», каким до сих пор пользуются некоторые неврологи, патолог понимает под этим временно локализованное поражение, даже если оно не видно после смерти. Существует много таких поражений, вызываемых, например, отеком или анемией, так что истерический паралич руки будет обусловлен некоторым поражением центра руки около борозды Роландо. Фрейд энергично и недвусмысленно выступал против такого объяснения. Только что продемонстрировав, что истерический паралич отличается от органического тем, что он распространяется не в соответствии с анатомическими фактами, а в соответствии с мысленным понятием руки, Фрейд доказывал, что единственным возможным объяснением этого должно быть то, что понятие руки диссоциировалось от остального сознания. Что такой паралич является вопросом расстройства в мысленных ассоциациях.

Еще раньше (в том же году) появилось совместное «Предварительное сообщение», написанное им и Брейером. Именно в этой работе встречается их хорошо известная фраза, что «истерические пациенты больше всего страдают от воспоминаний». Эта идея — расширение идеи Шарко, — что душевная травма служит причиной истерических симптомов, но при этом объясняется, что действующим фактором в этом случае является не сама травма, а воспоминание о ней. Сама травма не является индуцирующим или ускоряющим фактором, а скорее — оставляя след в памяти — походит на инородное тело, которое продолжает раздражать разум. В «Очерках об истерии» Фрейд уточняет эту медицинскую аналогию: «Патогенная организация не ведет себя как инородное тело, а в гораздо большей степени как инфильтрат. В качестве инфильтрующего в этом сравнении следует рассматривать сопротивление. Терапия и не заключается в том, чтобы что-то экстирпировать — сегодня психотерапия этого не может, — а в том, чтобы довести сопротивление до таяния и, таким образом, проложить циркуляции дорогу в запертую до сих пор область». Все это связано с практическими случаями катарсиса Фрейда и Брейера. Бине заметил, что суггестивная терапия более эффективна, когда внимание пациента направляется к тому моменту, когда впервые появился его симптом, но никто до Брейера не связывал такое глубокое прослеживание с фактом отреагирования. В «Очерках об истерии» авторы настаивали на том, что простое воспоминание без аффективного отреагирования имеет малую терапевтическую ценность, и продолжили обсуждение природы и важного значения такого отреагирования. Если нет никакого препятствия, то душевное расстройство, вызванное травмой, может рассеяться либо посредством общего впитывания всего комплекса мысленных ассоциаций или еще посредством хорошо известных способов «вымещения» эмоций (гнева, слез и т. д.).

Такому рассеянию аффекта могут мешать два обстоятельства. Во-первых, социальные ситуации могут сделать выражение такой эмоции невозможным, или же травма может затронуть что-либо столь болезненное для личности, что пациент может «вытеснить» ее волевым усилием. Здесь впервые в работах Фрейда встречается термин «вытеснение» (Verdmngung); вскоре он приобретает более технический смысл. Сама травма точно определяется как испуг, стыд или психическая боль. Во-вторых, такая травма могла иметь место в одном из состояний психической спутанности, для которых Брейер ввел общий термин — «гипноидные». Согласно Брейеру, для таких состояний характерны интенсивные грезы наяву, связанные либо с печальными, либо с сексуальными мыслями. Хотя Фрейд без особого энтузиазма присоединился в их совместной работе к утверждению о том, что «существование гипноидных состояний образует основу и условие истерии», он все более и более сомневался относительно данного пункта и в своей главе о психотерапии в «Очерках»(написанных два года спустя) выражает мнение, что защитный (вытесняющий) акт предшествует любому такому состоянию. А еще год спустя он отрекся от этой концепции. Она была полностью заменена его учением о «защите» (вытеснении).

«Предварительное сообщение», как и указывается в полном названии, пытается просто описать механизм истерических симптомов, а не внутренние причины самой этой болезни. Однако менее чем три года спустя Фрейд в одном из своих писем Флиссу утверждает, что, как ему кажется, он «может лечить не только симптомы истерии, но и предрасположенность к ней». Это доставляет ему некоторое удовольствие; он не напрасно прожил свои 40 лет. И действительно, еще раньше, в лекции по истерии, он приводит обоснования своего мнения о возможности такого излечения. Фрейд объяснял, что единственные вытеснения, которые имеют место после полового созревания, связаны с вытеснениями раннего детства — никакие другие новые вытеснения невозможны, — поэтому, если ранние вытеснения должным образом сняты, невроз в конечном счете будет устранен. Здесь Фрейд позволил себе привести следующую образную аллегорию: «Как известно, дьявол старается не выходить наружу днем, так как знает, что тогда наступит его конец».

Однако перед этим Фрейд напечатал, в примечании к одной из переведенных им книг Шарко, самое «первое сообщение» относительно новой теории истерических симптомов. Следующий отрывок заслуживает особого внимания.

Я пытался понять проблему истерических припадков каким-либо образом, отличным от просто описательного, и, изучая истериков во время гипноза, достиг новых результатов, часть из которых могу здесь упомянуть: ядром истерического припадка, в какую бы форму он ни облекался, является воспоминание, галлюцинаторное воссоздание эпизода, ознаменовавшего начало болезни. Этот процесс с очевидностью выступает в фазе так называемых страстных поз, но он присутствует также в тех случаях, когда приступ кажется состоящим лишь из моторных реакций истерика. Содержанием такого воспоминания обычно бывает психическая травма, причем думается, что данная травма вызывает истерический припадок вследствие своей интенсивности или еще такой припадок вызывает какое-либо событие, которое стало травмой посредством ситуации, происшедшей в момент этого события.


Необходимо ясно осознавать, что Фрейд интересовался психопатологией не просто потому, что такое исследование обещало дать ему новый подход к психологии, но так как с самого начала его теории в этой области переплетались с психологическими утверждениями и принципами общей природы.

Из многочисленных вкладов Фрейда в науку, опубликованных им в 1893–1898 годах, три работы имеют выдающееся значение для развития психопатологии, поэтому мы можем ограничиться их рассмотрением. Из них две работы озаглавлены «Защитные невропсихозы» а одна — «Этиология истерии». В первой из этих работ, опубликованной за год до выхода в свет «Очерков об истерии» Фрейд все еще считал, что существуют три формы истерии: защитная истерия, гипноидная истерия и ретенционная истерия. Первая из этих форм истерии, которой вскоре предстояло полностью вытеснить две другие, была той формой истерии, которой он уже тогда придавал самое большое значение. Он объяснял, что цель защиты, направленной против невыносимого представления — этот процесс он позднее назвал «вытеснением», — заключается в ослаблении этого представления посредством отделения от него аффекта и что защита достигает этой цели путем отвода аффекта в соматические каналы; для обозначения этого процесса он предложил термин «конверсия». Но даже тогда «след воспоминания» от психической травмы остается изолирован от остальной части разума и фактически может образовать ядро вторичной системы. Однако смещенный аффект может иногда возвращаться от соматической иннервации к тому представлению, с которым он был первоначально связан, и в таком случае результатом, вероятно, будет истерический припадок.

Фрейд высказал свои аргументы в пользу отвержения теории истерии Жане, то есть представлений о врожденной психической слабости, которая делает легким расщепление сознания, и согласился с высказыванием Штрюмпелля о том, что «при истерии расстройство находится в психологической сфере, где есть общая связь между телом и разумом». Объясняя истерические симптомы как отклонившуюся от нормы соматическую иннервацию, следующую за расщеплением сознания, то есть как «конверсию» аффективной энергии, Фрейд, несомненно, был уверен в связи физиологии с психологией, которую устанавливала его теория.

Вполне вероятно, что Фрейд извлек концепцию «конверсии» из своего исследования, проведенного им семью годами ранее, о природе истерических параличей. Ибо, согласно основному заключению той работы, они представляли собой скорее идеи, нежели анатомические поражения, то есть соматическая манифестация замещала нечто психическое.

В субъектах, не предрасположенных к такому соматическому избавлению от аффекта, защита от болезненного представления ведет к тому, что аффект переносится с этого представления на некоторое другое, косвенно связанное с данным представление, являющееся более терпимым, которое в свою очередь становится облечено чрезмерной величиной аффекта. Он также использовал здесь слова «сдвинутая» и «перемещенная» вместо «смещенная». Таков механизм навязчивостей.

Когда болезненное представление неразрывно связано с внешней реальностью, тогда защита от него приводит к отказу от реальности, то есть к галлюцинаторному психозу. Две другие работы, появившиеся два года спустя (1896), показывают значительное продвижение Фрейда в теоретической области. В это время он приближается к вершинам своих возможностей, хотя самые важные его открытия будут сделаны через год-два. В работе Фрейда «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» на. первых страницах утверждается, что «защита» является «ядром психического механизма» психоневрозов, и Фрейд начинает называть ее «вытеснением». Эти два термина используются Фрейдом взаимозаменяемо, ибо лишь только несколько лет спустя Фрейд исследовал или, возможно, даже осознал некоторые другие виды защит, помимо вытеснения.

Здесь мы встречаем совершенно новые заключения относительно невроза навязчивых состояний. Фрейд начинает простой формулой: «Навязчивые представления неизменно являются самоупреками, которые после вытеснения возникают вновь в преобразованной форме и которые всегда имеют отношение к некоторому сексуальному действию, совершаемому с удовольствием в детстве». Затем он классическим образом прослеживает развитие событий. В первый период существует мало указаний на то, что произошло. Во второй период, в начале сексуального (психического) «созревания», которое часто преждевременно (восемь-девять лет), нет никаких самоупреков, связанных с воспоминанием (первоначально приятных) действий, однако развивается симптом первичной защиты: совестливость, стыдливость и недоверие к себе, — что в наши дни получило бы наименование «защит характера». Третий период, период внешнего здоровья, может быть назван «удавшейся защитой». Четвертый период, свойственный самой болезни, определяется как «возвращение вытесненных воспоминаний», то есть крушение защиты.

Однако вновь ожившие воспоминания и связанные с ними самоупреки никогда не появляются в сознании в неизменном виде. Навязчивое представление и замещающий их аффект являются компромиссными образованиями, составленными как из вытесненных, так и из вытесняющих представлений.

Здесь мы впервые встречаем упоминание о двух психических механизмах, которые начиная с этих пор стали важными составными частями всей психоаналитической теории: понятиях «компромиссного образования» и «возвращения вытесненного».

В этой же связи мы отмечаем два добавочных важных утверждения: (1) что вытеснение исходит от Я и (2) что не только первоначальный след воспоминания, но также и самоупреки, то есть дериваты совести, могут быть вытеснены. В течение многих лет этому последнему соображению уделялось мало внимания в психоанализе, в котором вначале занимались исследованием сексуального компонента вытесненных представлений. Неудивительно, что в течение долгого времени публика считала, что бессознательное, согласно психоанализу, состоит лишь из последнего компонента и является в действительности неким вертепом. Лишь четверть века спустя, когда Фрейд исследовал Сверх-Я, этот баланс был восстановлен, когда стало возможно говорить о том, что бессознательное содержит как элементы «высшего», так и элементы «низшего» в человеке.

Выделяются две главные формы невроза навязчивых состояний; одна форма, в которой самообвинения, смещенные со своего первоначального представления, становятся привязаны к другому связанному с ними представлению, которое более не является сексуальным; и вторая форма, в которой аффект самообвинений трансформировался в некий другой аффект, чаще всего в патологический страх. Фрейд дает описание разнообразных проявлений второй формы.

Имеет место также третья форма данного невроза, характеризуемая симптомами вторичной защиты. Эти симптомы являются различными защитными мерами, которые, когда они успешны, приобретают значение навязчивого побуждения, типичным результатом являются навязчивые действия.

Эта работа завершалась сравнением и показом контраста механизмов паранойи и невроза навязчивых состояний. Это был первый экскурс Фрейда в область психозов. После замечания о том, что он исследовал несколько других случаев подобного рода, он дал детальный анализ случая хронической паранойи у замужней 32-летней женщины. Фрейд более всего настаивал на том моменте, что связь между симптомами и вытесненными мыслями была настолько очевидной, что оправдывалось проясняющее внесение таких случаев под рубрику «защитные невропсихозы». Он использовал слово «проекция» для описания наиболее характерного психологического механизма при паранойе и объяснил, почему при этом заболевании не проявляются никакие вторичные защиты, как это имеет место при неврозе навязчивых состояний. Причина этого заключается в том, что Я более не может себя защищать, а само вынуждено измениться, приобретая симптомы, вызванные «возвращением вытесненного», которые затем порождают бредовые идеи. Кроме того, он предположил, что явная слабость памяти в таких случаях является не деструктивным процессом, а функциональным, вызываемым вытеснением.

Фрейд также сделал попытку, не очень успешную, объяснить развитие меланхолии. Материал на эту тему никогда не был опубликован, и мы знаем об этой попытке лишь из письма, датированного январем 1895 года. Он разделил меланхолию на три группы: истинная меланхолия периодического или циркулярного типа, неврастеническая меланхолия (связанная с мастурбацией), меланхолия в сочетании с сильным страхом; последние два типа были бы названы в наши дни просто депрессией. Фрейда поразило родство меланхолии с печалью — эту мысль он плодотворно развивал в последующие годы, — и поэтому он определил меланхолию как печаль о некой потере, возможно, о потере либидо. Он настаивал на тесной связи между сексуальным отсутствием чувствительности и меланхолией. Его объяснение являлось, частично, физиологическим. Когда либидо теряет свою силу, энергия, соответственно, отводится от связанных с ним «нейронов», и боль при меланхолии обусловлена распадом таких связей. В то время Фрейд все еще не был удовлетворен теоретической основой вытеснения. Он, например, пытался выяснить, как это получается, что вытеснение может оказывать воздействие лишь на сексуальные представления (несколько сомнительное предположение, как оказалось позднее). Фрейд предложил пробное объяснение, что сексуальные переживания раннего детства не имеют такой аффективной значимости, как сексуальные переживания после полового созревания (также крайне сомнительно). Подвергается вытеснению последующее воспоминание о них, подкрепленное более сильными эмоциями, которые сопровождают половое созревание. Однако он был, вероятно, прав в своем утверждении, что «вытеснение воспоминания о болезненном сексуальном переживании в более зрелые годы возможно лишь у тех людей, у которых подобное переживание может реактивировать воспоминание об инфантильной травме».

Как упоминалось ранее, Фрейд, несомненно, вывел свою концепцию «вытеснения» в качестве простого вывода из наблюдений за усилиями, затрачиваемыми «сопротивлением» пациента против воскрешения похороненных воспоминаний; одно является дополнением другого. Однако возможно, что недовольство Фрейда теоретической основой этой концепции проистекало из его давнего желания объединить физиологическую и психологическую концепции. В конце концов, физиологическая концепция «внутреннего запрета», которую он полностью развил годы спустя в психологических терминах, не является столь уж отдаленной от концепции «вытеснения»; основная разница заключается в том, что в первом случае акцент делается на задержку функции, в то время как во втором — на ее диссоциацию при сохранении ее активности. Мейнерт, учитель Фрейда, сделал до некоторой степени странную попытку выразить физиологическое торможение с помощью психологических и даже моральных терминов.

В другой из трех вышеупомянутых важных работ Фрейд начал с указания на то, что начало истерического симптома может быть признано как таковое, лишь если выполняются два условия: оно должно обладать соответственной детерминирующей способностью и иметь необходимую травматическую силу. Он проиллюстрировал это требование примером истерической рвоты, обусловленной некоторым переживанием, вызывающим отвращение. Такая рвота вряд ли объяснима раскрытием истории какого-либо железнодорожного происшествия, при котором, возможно, выполнилось второе условие, но не первое, или рассказом о поедании гнилых фруктов, который может удовлетворять первому условию, но не второму. Большинство переживаний, от которых берут начало симптомы, выполняют либо первое, либо второе условие, редко оба вместе, и довольно часто не выполняют ни одного из них. Терапевтический результат в таких случаях также будет неудовлетворительным.

Вот еще одна из тех ситуаций, в которых другой человек вполне мог бы почувствовать себя обескураженным или даже отказаться от продолжения работы. Но некая интуиция, по-видимому, основанная на его вере в детерминизм психических ассоциаций, говорила Фрейду, что затруднение может возникать из-за неполноты исследования, что полученные им воспоминания являлись, как он назвал их позднее, «покрывающими воспоминаниями», за которыми все еще лежали скрытые важные воспоминания. Это предположение оказалось правильным, и при более глубоком исследовании выяснились три вещи: во-первых, что никакая истерия не возникает из единственного переживания, что она является вопросом сотрудничества воспоминаний (сверхдетерминация), это правило он считал абсолютным; во-вторых, что эти важные переживания неминуемо являются сексуальными по своей природе и происходят в раннем детстве, это та его работа, где он впервые говорит о сексуальной жизни детей; в-третьих, что цепь ассоциаций почти неузнаваемо усложнилась, он уподобил ее генеалогическому древу, в котором много родственных браков.

Так называемые преувеличенные истерические эмоции, таким образом, лишь на первый взгляд кажутся нам такими. Когда они прослеживаются к их истоку, они оказываются соответствующими и постижимыми.

Дифференциация различных психоневротических заболеваний и выделение обусловливающих их факторов являлись проблемами, которые весьма занимали Фрейда в эти годы и к которым он вернулся в важном эссе в 1912 году. 1 января 1896 года он послал Флиссу рукопись, которая в основном была посвящена этим вопросам. В ней он описал четыре типа патологических девиаций обычных аффектов: (1) конфликт (истерия); (2) самообвинения (невроз навязчивых состояний); (3) чувство обиды («паранойя») и (4) печаль (острая галлюцинаторная аменция — «аменция Мейнерта»). Невозможность разрешать эти аффекты удовлетворительным образом обусловливалась двумя условиями, которые должны наличествовать: сексуальными переживаниями в детстве.

Специфической этиологической причиной невроза навязчивых состояний является неприятное (пассивное) переживание в раннем детстве, за которым позднее последовало приятное (и обычно активное) переживание. Затем он перечислил различные проявления трех стадий данного расстройства: первичная защита; симптомы, возникающие в результате компромисса; и вторичные защиты.

При паранойе наличествуют самообвинения, но неприятный аффект первоначального сексуального переживания проецируется на другое лицо, давая начало, таким образом, первичному симптому недоверия. «Возвращение вытесненного» ведет к симптомам компромиссной природы (искажение), но они подавляют эго, и получающемуся результату Фрейд дал название «ассимиляция бредовых идей», где Я признало чуждый ему материал.

При истерии Я подавляется неприятностью первоначального переживания, тогда как при паранойе это происходит лишь в конце. Поэтому первая стадия здесь может быть названа «истерия страха», поразительная иллюстрация значения интенсивного страха в раннем детстве. Вытеснение и образование защитных симптомов скорее имеют отношение к воспоминанию о раннем переживании.

В письме от 2 мая 1897 года он пишет, что, как ему удалось выяснить, при истерии вытесняются не столько сами воспоминания как таковые, а, скорее, импульсы, проистекающие от первичных переживаний. Здесь он создал по-настоящему динамичную концепцию, которая является предвосхищением его более поздней концепции первобытного Оно. Теперь он различал психоневрозы по тому, что прорывается в сознание и образует симптомы; при истерии это воспоминания, при неврозе навязчивых состояний — перверсивные импульсы; а при паранойе — защитные фантазии.

Психология bookap

В ноябре того же года Фрейд высказал Флиссу предположение, что выбор невроза зависит от той стадии в развитии, когда имело место вытеснение. Два года спустя (9 декабря 1899 года) он признал, что построенная им зависимость выбора невроза от возраста ребенка являлась слишком упрощенной формулой и что более важной является стадия сексуального развития, — эта идея приняла более определенную форму в последующие годы.

В письме от 18 ноября 1897 года мы находим ясное осознание подлинной важности текущих факторов при неврозах, что, например, положило начало размолвке с Юнгом. Фрейд утверждал, что расстройство возникает, лишь когда отклонившееся от нормы либидо (девиантное вследствие ранних переживаний) объединяется с мотивами, имеющими текущую важность. Это положило начало его концепции, которую он позднее назвал sekundarer Krankheitsgewinn (вторичная выгода от болезни).