Глава девятая. Потерпевшего признать невиновным… Алгоритм безопасности

Жена моего приятеля Света возвращалась домой после утренней тренировки в фитнес-клубе. Она подъехала к дому на машине и притормозила, ожидая, когда охранник из своей будки откроет автоматические ворота. В этот момент к ее автомобилю подбежал какой-то парень, кулаком разбил стекло, схватил сумочку и нырнул в «девятку» без номеров. Через секунду бандиты скрылись из виду.

Эта история буквально выбила меня из колеи. Потому что разрушила все мои представления о безопасности. Судите сами: у пешехода легко вырвать из рук сумку, но Света ехала на машине, закрыв двери на замок. Опасно возвращаться домой поздно вечером, но было около двух часов дня. Центр города, огражденный от посторонних двор, охрана, видеокамеры — ну что еще нужно, чтобы гарантировать безопасность?!

В совершенно расстроенных чувствах звоню психотерапевту. Из квартиры даже выходить не хочется — кажется, что негодяи подстерегают на каждом углу. От страха просыпается гостеприимство, и я приглашаю своего друга к себе домой.

Психология bookap

Рассказываю доктору про Свету, не упуская ни одной подробности.

Но реакция Андрея оказалась для меня неожиданной…


– Ну, Шекия, поздравляю! Наконец-то ты поняла, что, что бы ты ни делала — произойти может все что угодно. Знаешь, я очень люблю античных стоиков. Так вот, эти мудрые люди учили: всегда будь готов потерять все, что имеешь, включая саму жизнь. И тогда не придется бояться: что бы ни случилось — ты был готов к этому.

Признаюсь, мне такое начало беседы не понравилось. Пусть лучше доктор скажет, что сделать, чтобы ничего плохого не произошло. Ну, знаете, в журналах иногда печатают советы психологов: как не стать жертвой преступления. Как на этого бандита посмотреть, что произнести вслух, какими должны быть взгляд и голос, чтобы он если не извинился, то хотя бы не убил.

Вот, например, на одном из сайтов, где домохозяйки могут почерпнуть полезную для себя информацию по кулинарии и цветоводству, я нашла советы о том, как вести себя, чтобы не стать жертвой преступления. Надо быстро ходить — тогда вы произведете впечатление энергичной личности, способной дать отпор. Обязательно смотреть прямо в глаза идущим навстречу — чтобы пешеходы отводили взгляд, а вы таким образом демонстрировали силу и уверенность в себе. Еще рекомендуется щуриться, дабы не производить впечатление излишне открытого человека.

Мне, признаюсь, советы показались сомнительными, поэтому я обратилась к своему другу.

– Андрюш, ну вот нас в детстве учили: возвращаться домой рано, не заходить в лифт с чужими людьми, не садиться в машины к незнакомцам. Понятно, что правила эти все нарушали, но в целом была иллюзия, что если указания соблюдать, то можно обеспечить свою безопасность.

– Однажды у меня в программе принимали участие две женщины, которые познакомились в зале суда. Волею судеб они были ограблены одной и той же бандой грабителей и потому, так сказать, «проходили по одному делу». Одна из них теперь не ходит в театры и возвращается домой не позже девяти часов вечера. Как нетрудно догадаться, ее обокрали в подворотне ее собственного дома, когда она поздним вечером возвращалась с какого-то культурного мероприятия.

Вторая же, напротив, вполне спокойно бороздит свой двор в ночи, однако, теперь у нее появились свои предубеждения. После ограбления она очень внимательно следит за своими вещами и испытывает панику, если видит, что вещи какого-то, пусть даже совершенно постороннего ей человека лежат так, что их легко выхватить. Причем страх этот обостряется днем… Думаю, ты уже поняла, что на эту женщину грабители напали именно в это время. Итак, одна назначила опасным временем вечер, другая — утро, одна боится подворотни, другая — небрежного обращения с вещами. И при этом, каждая из них считает, что поступает абсолютно правильно…

– А я их понимаю. Они полагают, что разумный человек должен обязательно учиться на своих ошибках. Потому что кажется, что если не нарушать определенные правила, то все будет в порядке.

У нас почему-то нередко не то чтобы осуждают пострадавшего, но между собой могут сказать: сам виноват, нечего было — ну и дальше по списку: поздно гулять, такие деньги с собой носить, шубу норковую надевать. И ведь жертва, как правило, с этим согласна.

Конечно, подло осуждать пострадавшего. Но я подозреваю, что многие делают это из… самозащиты. Ну, как бы это объяснить… Понимаешь, хочется найти причину: почему с человеком случилось несчастье. Разобраться, сделать выводы и вести себя умнее — чтобы самим не стать потерпевшими.

– Шекия, а-у… Я пытаюсь обратить твое внимание на тот факт, что этих женщин ограбили одни и те же люди, а потерпевшие сделали для себя прямо противоположные выводы, причем, просто потому, что грабители совершили свое черное дело в разных обстоятельствах. Одна решила, что опасны подворотни и позднее время суток, другая — день, улица и невнимательность. И соответственно я пытаюсь тебе объяснить, что из любого преступления можно сделать один-единственный вывод, который будет звучать всегда одинаково: «преступники используют еще и такие методы».

На самом деле, каждое конкретное несчастье происходит в результате огромного количества разных обстоятельств, которые мы не можем контролировать. Когда оно случилось, мы узнаем, что тот или иной фактор увеличивает риск нападения именно данного характера. Но не более того. Это вовсе не способно застраховать нас на случай других «вариантов» несчастья. Надо сказать себе: да, со мной случилось несчастье — и думать о том, что следует сделать, чтобы минимизировать последствия. Но делать вывод, что ты теперь знаешь, чего следует бояться, а чего — нет, это, по крайней мере, нелогично.

Вот как у меня обокрали Лилю? Она была в своей машине, стояла на светофоре. Сзади в Лилину машину въехала другая. Аккуратненько так… Тук, и все. Лиля вышла, чтобы посмотреть, что случилось, и пока она говорила с «виновником ДТП», ее машину обчистили — украли сумку. Кажется, теперь мы знаем, как защититься от грабителей: мы будем всегда закрывать двери, покидая свой автомобиль, – даже оказавшись в ДТП. Но ты мне тут же рассказываешь историю, что запертые двери абсолютно не гарантируют нас от аналогичной кражи — на том же светофоре бьют стекло и та же сумка достается грабителю.

Это иллюзия, что можно защититься от всех опасностей. И если ты пребываешь в подобных иллюзиях, то, упав, действительно будешь считать себя виноватым: «Это я, простофиля, не постелил в этом месте соломку». Но почему ты должен был стелить соломку именно в этом месте? Тебя поставили в известность, что именно в этом месте, в этот день и час ты подвернешь себе ногу? Но преступники, насколько мне известно, как правило, не предупреждают потенциальных жертв о своих планах. Ты не можешь подстелить соломку во всех местах, просто соломки не хватит.

А в связи с чувством вины, о котором ты мне рассказываешь, я хочу ознакомить тебя с интересными научными данными. Оказывается, что продолжительность госпитализации людей с переломами в отделении травматологии зависит от того, считает ли пострадавший случившееся с ним несчастье результатом своей ошибки или относит произошедшее на стечение обстоятельств. В два раза дольше находятся на госпитализации те, кто убежден, что оказался в больнице по своей вине.

– Ага, если существует такая статистика, значит, я тебе правильные вопросы задаю, – оживилась я. – Есть такая проблема: без вины виноватые. Человек переживает, что выглядит идиотом, который столь глупо «попался».

– Вопросы ты задаешь замечательные. Но ты пойми главное — у них кости в два раза дольше срастаются! Понимаешь?..

– Ну, вообще, жутко, конечно.

– Пострадавший находится в стрессе, переживает свою «ошибку», винит себя, и в результате, вместо того чтобы участвовать в терапии, направить свои силы на восстановление, создает себе и врачам дополнительные проблемы. Он бичует сам себя, мучается, страдает, вместо того чтобы сказать: «Таковы обстоятельства, и нужно поскорее из этого выкарабкиваться».

Он то ли считает себя Господом Богом, который не справился со своими обязанностями, то ли Пророком всех времен и народов, который прошляпил Апокалипсис. «Меня сбила машина — боже-боже, если бы я не стоял в тот день на той автобусной остановке, куда влетел этот пьяный водитель, я был бы совершенный огурец!» Но простите, пожалуйста, а ты откуда знал, что этот водитель напьется именно в этот день и врежется аккурат в эту остановку? Или, может быть, ты Господь Бог, который контролирует все происходящее на Земле, а тут вдруг допустил осечку — дал водителю напиться и сесть за руль автомобиля? Понимаешь, в чем суть моей иронии?.. Человек, который не допускает неконтролируемой случайности, возможности несчастья, от которого нельзя застраховаться, страдает банальной манией величия.

Когда ко мне за помощью обращается человек, пострадавший от рук преступников, я считаю своим долгом прежде всего объяснить ему, что в преступлении виноват исключительно нападающий, грабитель, насильник. Виноват — преступник, и это даже не обсуждается! Думать иначе — значит совершать логическую и, что еще страшнее, этическую ошибку. Эту позицию я занимаю четко, определенно и однозначно, поскольку во множестве исследований показано: чувство вины — одно из главных в структуре переживаний пострадавшего. Особенно много об этом говорят в связи с сексуальным насилием, и, учитывая «интимность» травмы, подобная аберрация в сознании пострадавшей стороны понятна, но простое ограбление — тоже не исключение из общего правила.

Каковы причины? Почему чувство вины выступает здесь зачастую наравне со страхом? Просто потому, что у пострадавшего есть иллюзия, что он мог защититься от агрессии. Возвращаюсь к тем двум женщинам, которые стали героинями моей программы на Первом канале; там ситуация выглядела следующим образом. Женщина, у которой украли сумку среди бела дня, активно проговаривала свое чувство вины — мол, да, я виновата, не надо было выглядеть клушей, надо было держать сумку крепко, прижавшись к ней всем телом. Другая — та, на которую напали в подъезде, не понимала, что она испытывает чувство вины, не отдавала себе в этом отчета: мол, в чем тут моя вина, это грабители плохие люди. Поскольку же вина является невротическим симптомом, ее важно проговорить, а затем — выведя ее на поверхность сознания — разрушить.

Что такое вина? Вина — это попытка человека вернуться в свое прошлое и его переделать. «Если бы вы держали сумку прижатой к телу, то преступник вряд ли бы напал на вас, правильно я понимаю?» — спросил я у той женщины, которую обокрали днем. «Да», – не задумываясь, ответила она. «А вы чувства вины не испытываете?» — спросил я у второй моей гостьи. «Нет, не испытываю», – ответила женщина, на которую напали ночью. «А если я скажу, что вы постоянно думаете о том, что пошли “неправильной” дорогой и потому преступники вас увидели, я буду прав?» «Да, потому что я шла там, где почти не было фонарей», – согласилась женщина. «То есть, вы чувствуете себя виноватой в том, что пошли в тот злосчастный вечер не той дорогой?» — уточнил я. «Получается, что так… – растерянно констатировала моя собеседница, и тут у нее случился инсайт. – Да, я постоянно думаю о том, что поступила неправильно, когда пошла коротким путем! Я себя ужасно ругаю за это! Это же чувство вины, вы совершенно правы!»

И дальше я раз за разом задаю человеку, пострадавшему от преступников, одни и те же вопросы: «Могли ли вы знать, что это случится с вами сегодня и при таких обстоятельствах?», «Могли ли преступники, напавшие на вас, сделать это как-то иначе?», «Были ли бы вы застрахованы и на этот случай?» И наконец — «Кто все-таки виноват в том, что он напал на вас, воспользовался вашей уязвимостью, вашим доверием, вашим хорошим отношением к другим людям?» Самое важное — чтобы человек понял: что бы ты ни делал, ты не можешь уберечься на все сто процентов, преступник на то и преступник, чтобы искать лазейки, и у тебя не только нет оснований, ты в принципе не можешь и не должен испытывать чувство вины за то, что оказался объектом правонарушения.

Все, кто уже пострадал от рук преступников, и все, кто еще может пострадать (а это любой человек, любой из нас), должны усвоить раз и навсегда: есть лишь один виновник преступления — и это преступник. Ты можешь идти по улице голый, с отсутствующим сознанием и с открытой сумкой, набитой деньгами. Можешь держать нараспашку дверь своей квартиры. Можешь оставить ключ в замке зажигания и отправиться в неизвестном направлении. Ничто из этого не дает другому человеку права воспользоваться тобой или твоей собственностью. А мы из-за какой-то своей внутренней ущербности, видимо из-за страха, наверное, постоянно норовим обвинить потерпевшего — мол, сам виноват, не надо было провоцировать. Это абсолютно идиотическая конструкция!

Однажды по телевизору увидела сюжет о том, что у какой-то женщины, подходившей к своему дому, преступник вырвал из рук сумку и скрылся. Дальше следовал комментарий работника милиции. Выяснилось, что женщина, как и все мы, собственно, вела себя вызывающе неправильно. Почему все мы? А скажите, как вы носите сумки? В руках, на плече, а если рюкзак — то на спине? Вот и провоцируете негодяев. Потому что правильно носить сумку на животе, повесив ее на шею. Плюс не надевать на голову капюшон, который мешает обзору.

– Да, вот про капюшон — это прекрасно! И умереть потом от менингита! Прекрасный план от работников милиции. Супер! Повторяю: единственный способ спровоцировать преступника — запрыгнуть на его половые органы или всучить ему деньги, – продолжает доктор. – Все остальное — это его действия, его ответственность и совершенное им преступление. Он может быть хитрым, изобретательным, или просто ему повезло застать нас врасплох — мы-то, будучи жертвой, какое имеем ко всему этому отношение? Преступника провоцирует исключительно его собственная готовность совершить преступление.

И в этом смысле я терпеть не могу двусмысленное слово «жертва». У него неудачные коннотации, то есть система ассоциаций, которая, так сказать, совершенно не соответствует моменту. Когда мы слышим слово «жертва», мы автоматически вспоминаем о том, что можно «принести себя в жертву», «пожертвовать собой» — существуют такие устойчивые выражения. То есть, в сути этого слова заложен какой-то активный компонент, нечто вроде сознательного согласия на такую участь. А это полная ерунда. Никто из «жертв» не собирался быть «жертвой».

Поэтому я предлагаю использовать гениальную юридическую формулировку — потерпевший. Преступник находится в активном залоге, потерпевший — в пассивном: на него напали, его ограбили, его изнасиловали. А у нас большинство женщин, подвергшихся насилию, к сожалению, рассуждают иначе — мол, я сама виновата, я что-то сама не так сделала, если бы я поступила иначе, то со мной бы ничего не случилось. Насильник — ангел, а «жертва» — провоцирующий демон, грешная соблазнительница. Ну, чушь же!

– Да, да: или поздно шла одна по темным переулкам, или короткую юбку надела, или ярко губы накрасила.

В правоохранительных органах любят приводить статистику на этот счет: сколько женщин спровоцировали мужчин на преступление своим внешним видом или поведением. Существует даже наука такая «виктимология» — учение о жертвах преступления. На одном из сайтов прочитала: «Анализ следственной и судебной практики по делам о половых преступлениях свидетельствует о том, что многие девушки и молодые женщины, ставшие жертвами половых посягательств, пострадали по собственной “вине” из-за легкомысленности, неосмотрительности, особенно в отношениях с незнакомыми мужчинами». Кстати, при оценке степени общественной опасности содеянного и вынесении наказания лицу, совершившему половое посягательство, суд учитывает виктимогенные факторы.

– При этом женщина не знает, что именно привлекло преступника, а потому не понимает, как нужно скорректировать свое поведение. И кажется, что единственный выход в такой ситуации: сидеть в углу в парандже и со шваброй, чтобы бить наотмашь каждого, кто подойдет в зону досягаемости, потому что всюду бродят насильники и маньяки, которых можно спровоцировать движением мизинца на правой ноге. Вот в такое замечательное положение поставлена женщина подобным подходом к случаям сексуального насилия. Разумеется, вместо того чтобы выздоравливать после пережитой травмы, она с каждым днем будет чувствовать себя все хуже и хуже.

– Понимаешь, о краже кошелька можно всем рассказать. Денег, конечно, не прибавится, но хотя бы полегчает. А про изнасилование не каждая женщина захочет говорить, объявлять всем о своем унижении. И не каждая сможет быть откровенной с мужем — черт его знает, как он среагирует? Может, из брезгливости не захочет с ней больше сексом заниматься. Или у него возникнут комплексы и чувство вины, что не смог ее защитить, что тоже не здорово для нормальных отношений.

– Я могу понять женщину, которая не хочет говорить об этом и старается скрыть факт сексуального насилия. Но здесь нечего стыдиться, потому что она не виновата. Более того, если она не сломалась и назло этим подонкам решила жить счастливо и свободно, такое поведение вызывает уважение, как всякий подвиг, – а в данном случае речь идет о личном человеческом подвиге: справиться с несчастьем и суметь жить дальше.

Наконец, это хороший способ проверить, как к тебе относятся люди на самом деле. Не говорю, что фактом сексуального насилия надо бравировать, но нет повода скрывать что-то и чувствовать себя виноватой.

У женщины, пережившей насилие, как правило, возникают проблемы, связанные с интимной сферой. И если ее мужчина не в курсе того, что произошло, это часто вызывает серьезные проблемы в сексуальных отношениях пары. Кстати, такой риск существует и в случае, если ее домогались в детстве. Поведение нынешнего партнера — его смех, какие-то движения, слова, какая-то поза способны по системе ассоциаций напомнить женщине поведение насильника и вызвать зажатость. В результате возникает непонимание, неприятие, но мужчина, если он не поставлен в известность о причинах такой реакции, делает свои выводы. Женщине кажется, что он должен сам догадаться о причинах, но это иллюзия. Если женщина отказывается говорить об этом, она сама себя ставит в ужасное положение. Все это вполне может вылиться в конфликт и последующий разрыв с любимым человеком! Подумайте об этом.

Я убежден: чем вы будете честнее, тем лучше будет ваша жизнь. Это касается в том числе и ситуации, когда вы оказались жертвой преступления. И категорически неправильно то, что потерпевшие у нас не обращаются в милицию и в суд — особенно, если речь идет о насилии в семье. В этом вопросе нам есть чему поучиться у тех же американцев.

Действительно, там к проблеме домашнего насилия относятся иначе. Например, в штате Миннесота полиция обязана проявить участие, даже если женщина сообщила, что ее только «обещали побить». Если же полицейские решили не вмешиваться, они обязаны написать отчет: почему приняли такое решение. С введением этого закона, кстати, случаи насилия в семье стали «вдруг» идти на спад.

В Калифорнии мужчина предстанет перед судом, даже если женщина отказалась от своих показаний.

Она может сколько угодно говорить про падение с лестницы, но ее фотографий после избиения, показаний полицейских и заключения врачей будет достаточно, чтобы муж провел год в тюрьме. Она перестает быть главным свидетелем, и таким образом закон защищает ее от давления со стороны мужа. Почти в каждом штате выдают временные охранные ордера (срок действия может быть 7 дней, а может — и год). Что он означает для мужчины? Никаких личных контактов, разговоров, он должен покинуть дом и в назначенный день явиться в суд. За нарушение условий охранного ордера можно угодить за решетку.

Многие американские фирмы нанимают специальных сотрудников, которые занимаются проблемами домашнего насилия среди персонала. Врачи в роддомах и больницах обязательно спрашивают пациенток: «У вас дома все в порядке? Вы в безопасности?» Адреса и телефоны кризисных центров, куда можно обратиться за помощью, – общедоступны.

В России ежегодно от домашнего насилия страдает больше пятисот тысяч женщин. Погибает 14 тысяч, 57 тысяч получают увечья. При этом первый кризисный центр в Петербурге удалось пробить с огромным трудом и не без финансовой поддержки иностранцев. Наши мужчины не торопились поддержать соотечественниц. А западные общественницы, помогающие российским коллегам защищать права женщин, не устают удивляться: почему россиянки не спешат обличать мужей, устраивающих дома побои, почему забирают из милиции заявления?

Возможно, это ментальность: бьет — значит любит. Но главное — разве можно засадить собственного мужа?! Это что же люди скажут?!

– Здесь очень важна позиция женщины, и, по моему глубокому убеждению, она может быть только такой: насилия в семье быть не должно. Важно понять — если это хотя бы единожды сходит мужчине с рук, то дальше его уже будет не остановить, это будет происходить постоянно. Такой вариант поведения, такой способ «убеждения» становится легитимным. По сути, невнятностью своей позиции женщина одобряет поведение мужчины, дает ему право вести себя с ней таким образом.

Многие женщины в ответ на это, уверен, мне скажут: «Конечно, вам хорошо рассуждать, доктор! Но это наш муж! Что с ним сделаешь?! Нам потом еще с ним жить…» Вот это самая глупая и дурная позиция. Если тебе хочется так жить — пожалуйста, если тебе хочется, чтобы тебя по гроб жизни колотили и за человека не считали, – ради бога. Только не сетуй и не жалуйся. Ты хотела мужа «на любых условиях», он у тебя будет на тех условиях, которые ему удобны. Ты решила так расплатиться за свой замужний статус, за такой брак. То есть побоями за скверный брак. Прекрасно! Хорошая цена и замечательная покупка — ничего не скажешь.

Любая попытка мужа использовать «физические аргументы», любое поползновение в этом направлении должно пресекаться категорически. И уже не имеет значения, кто кого «достал» и кто был не прав. Рукоприкладство происходит не на ровном месте. Ему предшествует скандал, выяснение отношений, а значит, есть время между желанием мужчины нанести удар и самим ударом. И в этот момент позиция должна быть озвучена: если мы можем решать наши проблемы только избиением слабой стороны, нам просто нечего больше решать, говорить не о чем, у нас нет ни отношений, ни будущего. Нужно понимать: человек, позволивший себе ударить партнера, с тем же успехом ему изменит, обкрадет его, предаст. Насилие — свидетельство того, что женщину воспринимают не как личность, а как вещь. И если с ней можно поступить так, то почему ей нельзя сделать больно иначе? И вообще, так ли ей больно, если она терпит? Да и кто она вообще такая, если она это терпит? Конечно, можно на нее наплевать. И плюют. А женщина продолжает терпеть.

Общество обязано встать на защиту женщины, подвергающейся насилию в семье, но нельзя снять с нее полную ответственность за происходящее. Потому что, если подобное случается три раза на дню, значит, все не так однозначно: женщина покупает брак за такую цену. Страх и унижение — всего лишь стоимость этого брака. И не надо оправдывать свой выбор попытками «сохранить семью» и странными надеждами на то, что супруг, вдруг, одумается. Почему, в связи с чем это должно произойти? Господь ему явится, как апостолу Павлу по дороге в Дамаск? Прощение лишь подкрепляет деструктивное поведение партнера, а отсутствие прощения без решительных действий со стороны женщины — еще и провоцирует на «продолжение банкета». Что может сказать участковый милиционер ее мужу, если она забирает заявление из милиции? Понятно, что принять решение о разводе, о расставании сложнее, чем «терпеть»: женщина рискует остаться без дома, без финансового обеспечения. Так что, если кто-то хочет терпеть унижения и быть вещью, доктор не может запретить.

Я знаю одну такую пару. Он — бизнесмен, она — домохозяйка. Они вместе около десяти лет. И только последние года два Юра не бьет Ларису. Постарел, наверное. До этого побои были в порядке вещей — из ревности. После того как однажды он избил жену ногами по лицу, ее увезли на «Скорой» — пришлось делать операцию.

Недавно мы случайно встретились в кафе, и Лариса уговорила меня зайти к ним — ей очень хотелось похвастаться новой квартирой. Два этажа, огромный холл, роскошные ванные комнаты, кабинет Юры с массивным столом. «А это твой кабинет?» — пошутила я, оказавшись в прачечной, где стояли стиральная машина и гладильная доска. Я знаю, что Лариса все время что-нибудь делает по дому: если нет повода для уборки, может приготовить домашнюю колбасу (!). «Да нет, у нас теперь домработница, – гордо приосанилась хозяйка. – А я заработала себе право на уважение». Вот так вот.

– Шекия, ужас в том, что часто наши женщины терпят насилие со стороны мужа даже в тех случаях, когда сами обеспечивают семью… Если ты сам себя не уважаешь, право на уважение заработать нельзя.

– Знаешь, домашнее насилие — единственная опасность, которой можно избежать по собственному желанию. Но от преступника на улице не отделаешься словами: «Если ты меня ударишь, я тебе этого не прощу». И если нет никаких способов защититься наверняка, то очень страшно становится.

…Да и как не бояться-то, а? – не дав Андрею заговорить, снова запричитала я. – Ведь речь идет не только о деньгах и драгоценностях, которые, безусловно, следует отдать тут же, без сопротивления, хотя очень жалко, но и об угрозе здоровью и даже жизни!

– Мы можем искать какие угодно объяснения своим страхам, но от этого они не становятся более осмысленными, – ну почему он все время такой спокойный?! – Оправдать можно что угодно, любую свою эмоцию и любую свою глупость. Но какой толк в этом оправдании, если мы не делаем выводы и не пытаемся настроить себя максимально эффективным образом?

Страх не может защитить нас от опасности. Страх — это всего лишь привычка бояться. Ты привыкла бояться в определенное время, в определенных обстоятельствах. Как избавиться от привычки? Не подкреплять ее, не воспроизводить. Наступает определенный час, когда ты обычно находишься в панике. Спроси себя: имеет смысл бояться, поможет ли тебе твое смятенное состояние или нет? А если поможет — то чем?

И когда ты понимаешь, что страх не прибавляет тебе безопасности, интенсивность тревоги снижается. Тебе все еще дискомфортно, но ты снова задаешь себе этот вопрос: разве от страха вокруг меня вырастут защитные стены? Ответ отрицательный. Разве мой страх способен отпугнуть преступника? Нет. Разве мой страх делает меня сильнее? Нет. Разве мой страх способен предотвратить непредвиденное? Нет, нет и еще раз нет. И когда ты таким образом сама с собой разговариваешь, твой страх постепенно сходит на нет.

Разумеется, испуг при виде вооруженных «холодным и горячим» оружием людей в темном переулке — это не признак тяжелого невроза. Но не выходить из дома из-за мысли, что там вокруг батальонами ходят бандиты, – это, конечно, повод призадуматься.

А ведь я не говорила ему, почему пригласила в гости, а не предложила встретиться в одном из моих любимых петербургских ресторанчиков. Трудно все-таки дружить с психотерапевтом: ничего от него не скроешь.

– Мы с тобой не в силах спасти всех людей от грабителей, но можем и должны избавить наших читателей от невротического страха.

– То есть надо признать, что человек в любой момент может стать жертвой преступления, но поскольку предугадать это невозможно, а страх не прибавляет безопасности, то бояться — глупо? И самое рациональное — успокоиться и начать нормально жить?

– Да. Самое парадоксальное, что страх существует до тех пор, пока у тебя есть надежда на то, что ты способен уберечься. В момент, когда ты понимаешь, что спастись невозможно, страх исчезает.

«Спастись невозможно» — в этих словах как-то маловато оптимизма, вы не находите? Но мне почему-то стало спокойнее.

– Ведь что такое страх? Это что-то вроде эмоциональной инструкции на тему, как спасаться: что-то взорвалось, и мы уже бежим. Куда бежим? Зачем бежим? В правильном ли направлении бежим? Это науке неизвестно. Нас просто страх проинструктировал — бежим, и баста! Когда ты понимаешь, что спасение призрачно и бежать некуда, то бояться перестаешь.

Дальше, когда паника улеглась, наступает момент, когда ты можешь проанализировать ситуацию и принять максимально правильное решение. Не факт, что оно тебя застрахует от всех возможных неприятностей, но когда ты думаешь — «Что я могу сделать, чтобы с максимальной вероятностью минимизировать возможность несчастья?» — уровень твоей безопасности, безусловно, возрастает. Ты определяешь список действий, которые, вероятно, будут полезны для обеспечения твоей безопасности, и, не перегибая палку, следуешь ему.

На самом деле мы с тобой должны помочь нашим читателям адекватно оценивать происходящее. Адекватная оценка включает в себя две позиции. Во-первых, мы действительно не можем защититься от всего — нельзя получить индульгенцию от несчастных случаев и преступлений. Это правда, и зачем себе лгать?

Тут я грустно вздохнула.

– Но есть и другая сторона, которую ты почему-то категорически не хочешь услышать в моих словах: вы все преувеличиваете угрозу. Понимаешь, всякий раз, когда ты входишь в лифт, ты ожидаешь, что он застрянет. Но лифты не застревают так часто, как ты об этом думаешь. И нападения во дворе происходят значительно реже, чем человек этого ждет. Вот скажи, сколько маньяков гналось за тобой за последнюю неделю?

– Не надо, Курпатов, намекать на мою невостребованность!

Андрей расхохотался. Но через несколько секунд снова стал не просто серьезным, но и строгим. Ох, и достается же мне иногда от доктора! А, учитывая, что спрашиваю у психотерапевта то, что волнует многих, должна признать, что достается мне за всех нас.

– Вы сами нагородили в своей голове, что каждый раз, когда у вас есть что украсть, это непременно произойдет. И доктор не лишил вас иллюзии безопасности, он просто сказал, что нет такого количества угроз. Человек, испытывающий страх, существенно преувеличивает опасность несчастья, затем совершает какие-то абсурдные действия и потом говорит, что этого несчастья не случилось именно потому, что он совершил эти свои действия. Вот он ходит пешком, а не ездит на лифте, и поэтому вся его жизнь в шоколаде. Или вот он возвращается домой исключительно до девяти вечера и поэтому на него последние полгода не нападали. Хотя на самом деле неприятность не произошла просто потому, что угроза была преувеличена.

Мне иногда трудно дождаться, когда выйдет очередная наша с Андреем книга и мои друзья смогут ее прочесть и почерпнуть для себя много полезного. Поэтому я периодически пересказываю им какие-то детали наших бесед, «ключевые слова», если хотите.

Психология bookap

Так вот, после этой встречи я говорила о двух вещах — очень важных. Во-первых, о том, что нам свойственно преувеличивать угрозы. Кстати, причина очевидна: мы находимся в постоянном стрессе, запугиваем друг друга страшилками и еще иногда совершенно неосторожно включаем телевизор. После вечера, проведенного у экрана, на улицу выходить уже страшно. Ведь если программа про маньяков сменяет сериал про бандитов, а на другом канале в это время рассказывают про мошенников, и так целыми сутками — трудно сохранять спокойствие. Причем телевизионщикам кажется мало сегодняшних преступлений, они монтируют передачи про убийства, которые совершались двадцать-тридцать лет назад, а то и вовсе в царской России.

Впрочем, у нас даже новости о строительстве школы или о научном открытии сообщают с такой интонацией, что кажется: очередная беда пришла в нашу страну. А вы замечали, под какую тревожную музыку на экране появляются компьютерные заставки в информационных программах? Сразу становится ясно, что ничего хорошего за день не произошло, а плохого случилось достаточно, и нам сейчас про это страшным голосом расскажет диктор.

Учитывая, что практически в каждой квартире сегодня есть телевизор, удивляешься одному: люди еще выходят из дома и не всегда шарахаются друг от друга на улице.

Вторая мысль, которую я сочла необходимым донести до друзей, не дожидаясь выхода в свет нашего шедевра, – про чувство вины, преследующее каждого пострадавшего. Действительно, в нашем обществе принято считать: человек в ответе за преступления, которые над ним совершили. После разговора с Курпатовым мне показалось чрезвычайно важным внести свою лепту в разрушение этого гнусного стереотипа.